да у тебя
будет возможность, приезжай ко мне. Хочу с тобой встретиться. Посылаю тебе
план, как меня найти. Извини, что письмо получилось длинное."
Прочитав письмо до конца, я перечитал его заново. Потом спустился вниз,
купил в автомате кофе, вернулся и выпил его, перечитывая письмо еще раз.
Затем вложил семь страниц письма обратно в конверт и положил на стол.
  На розовом конверте мелким и разборчивым, даже казавшимся слишком прямым
для женского почерком было написано мое имя и мой адрес. Я сел за стол и
некоторое время рассматривал конверт. В адресе на обратной стороне его
было написано : "Амир„".
  Название было загадочное. Я сосредоточенно думал о нем минут пять или
шесть и наконец сообразил, что это, не иначе, от французского слова
"ami""друг".
  Положив письмо в ящик стола, я переоделся и вышел. Казалось, что, находясь
рядом с письмом, я буду перечитывать его еще и десять раз, и двадцать.
  Я бесцельно бродил по воскресным улицам Токио, как когда-то вдвоем с
Наоко. Я ходил туда-сюда по городским улицам, вспоминая строчку за
строчкой из ее письма и приводя в порядок свои мысли о нем. Я вернулся в
общежитие уже когда стемнело и попытался дозвониться до "Амир„", где была
Наоко, по междугородней связи.
  Трубку поднял оператор и спросил, по какому я вопросу. Я назвал имя Наоко,
сказал, что хотел бы повидаться с ней завтра после обеда, и спросил,
возможно это или нет. Оператор спросил мое имя и велел позвонить через
тридцать минут.
  После ужина я позвонил еще раз. Та же самая женщина подняла трубку и
сказала: "Повидаться можете, так что приезжайте непременно".
  Я поблагодарил и повесил трубку, затем сложил в рюкзак смену одежды и
туалетные принадлежности. Потом пил брэнди и читал брошенную было на
половине "Волшебную гору", пока не заснул. И все же заснул с трудом уже во
втором часу ночи.


                                  Глава 6

  Нормальный мир и ненормальный мир

  В понедельник утром я, не успев продрать глаза, наскоро умылся и побрился
и, даже не завтракая, пошел к коменданту и попросил разрешения отлучиться
в поход на пару дней. Потому ли, что до этого я частенько уходил в походы
на несколько дней, но комендант сказал в ответ лишь что-то типа "Давай,
езжай".
  Я доехал на переполненном едущими на работу людьми метро до станции
"Токио", купил билет на "Синкансэн", идущий до Киото, буквально бегом
заскочил в первый же поезд "Хикари", вместо завтрака проглотил сэндвич с
горячим кофе и где-то час продремал.
  На станцию "Киото" прибыли в без малого одиннадцать. Я, как велела Наоко,
сел на автобус и выехал на третью улицу, оттуда прошел пешком до
находящегося поблизости автобусного терминала у частной железной дороги и
спросил, от какого выхода и во сколько отправляется автобус номер 16. Мне
ответили, что отправляется он в 11:35 с самого конца остановки с той
стороны, и ехать мне до места примерно час.
  Я купил в кассе билет, потом зашел в ближайшую книжную лавку, приобрел там
карту, уселся на скамейке в зале ожидания и стал выяснять точное
местоположение санатория "Амир„". По карте выходило, что санаторий
находился в жуткой дали глубоко в горах. Автобус должен был проехать на
север, преодолевая по несколько горных вершин за раз, так далеко, что
казалось, дальше некуда, прежде чем вернуться в город.
  Моя остановка была почти в самом конце его пути. От остановки дорога
поднималась в гору, и в письме Наоко написала, что по ней до санатория
можно дойти минут за двадцать. Как же там тихо, если это так глубоко в
горах, подумал я.
  Набрав двадцать с лишком пассажиров, автобус немедленно тронулся в путь и
вдоль течения реки Камогава поехал из Киото на север. Чем дальше уезжали
мы на север, тем меньше становилось домов вдоль дороги, бросались в глаза
поля и пустоши, ослепительно сверкали в лучах раннеосеннего солнца черные
черепичные крыши и крытые винилом теплицы.
  Спустя какое-то время автобус свернул в сторону гор. дорога была
извилистой, так что водителю приходилось без перерыва крутил баранку, и я
почувствовал легкую тяжесть в груди. В желудке как будто все еще
чувствовался запах выпитого утром кофе.
  Потом извилин на пути стало поменьше, и не успел я перевести дыхание, как
автобус поехал по тенистым зарослям криптомерии. Криптомерии возвышались,
точно в джунглях, полностью закрывая солнечный свет, укрывая все своей
тенью.
  Ветер из открытого окна внезапно стал холодным и обдал кожу обжигающей
сыростью. Автобус невероятно долго ехал по зарослям криптомерии вдоль
речной протоки.
  Когда уже казалось, что весь мир покрылся зарослями криптомерии, мы
выехали в какую-то долину, со всех сторон окруженную горами. В долине,
насколько хватало глаз, раскинулись зеленые поля, а вдоль дороги текла
чистая река.
  Вдалеке поднималась тонкая струйка белого дыма, там и сям сушилось
развешенное на веревках белье, слышался лай то ли одной, то ли нескольких
собак. Поленница перед домом была до самой крыши, на поленнице спала
кошка. Такие жилища стояли вдоль всей дороги, но людей нигде видно не было.
  Такие картины повторялись несколько раз. Автобус то въезжал в
криптомериевую рощу, то выезжал из нее в поселок, потом опять в
крипотомериевую рощу.
  Когда автобус останавливался в поселке, по несколько пассажиров выходило,
но никто в автобус не садился. Прошло минут сорок с тех пор, как автобус
выехал из города, когда мы достигли перевала, с которого просматривалось
все вокруг, и водитель сказал, что надо постоять минут пять или шесть, так
что кто хочет, может пока выйти.
  Пассажиров кроме меня и еще четверых человек уже никого не осталось. Все
вышли из автобуса, кто потягивался после долгого сидения, кто курил, кто
смотрел на раскинувшиеся внизу улицы Киото.
  Водитель стал на краю дороги и помочился. Загорелый дочерна мужчина лет
пятидесяти, севший в автобус с большой картонной коробкой, перетянутой
шпагатом, спросил меня, не в поход ли я собрался. Не хотелось ничего
объяснять, и я ответил утвердительно.
  Через некоторое время подошел автобус с противоположной стороны, и из него
вышел водитель. Водители немного побеседовали, а затем опять сели по своим
автобусам. Пасажиры тоже вернулись на места. Автобусы продолжили путь в
противоположных направлениях.
  До меня вскоре дошло, почему мы должны были ждать второй автобус на
перевале. Стоило немного спуститься с перевала, как дорога резко сужалась,
и двум крупных автобусам там разъехаться было бы невозможно. Навстречу нам
попалось несколько маленьких грузовичков и легковых машин, и каждый раз
кому-то приходилось сдавать назад до поворота и прижиматься к краю.
  Жилища вдоль речной протоки стали встречаться заметно реже, чем до этого,
и участки возделанной земли стали меньше. Горы выглядели все неприступнее
и грозили обрушиться прямо на нас. Лишь собак везде было одинаково много,
и когда приближался автобус, они лаяли, одна громче другой.
  На остановке, где я сошел, поблизости никого не было. Не было ни людей, ни
поля. Рядом с одиноко возвышавшимся знаком остановки лишь протекала
небольшая река да виднелось начало дороги, уходящей в горы.
  Я повесил на спину рюкзак и зашагал по дороге вдоль реки. Слева от дороги
текла река, справа тянулся лес. По этой дороге, поднимающейся в гору под
небольшим наклоном, я за минут пятнадцать дошел до развилки, вправо от
которой отходила дорога, по которой с трудом смогла бы проехать одна
машина, и на въезде висела табличка "Санаторий "Амир„", посторонним въезд
воспрещен". На этом ответвлении дороги, уходящем в глубь леса, отчетливо
виднелись следы автомобильных колес. Откуда-то из леса послышались
какие-то звуки, точно большая птица пролетела, махая крыльями. Звук
прозвучал странно отчетливо, словно отчасти усиленный. Издалека послышался
звук, похожий на выстрел, но был он приглушенный и тихий, точно по пути
прошел через несколько фильтров.
  Выйдя из леса, я увидел каменную ограду. Высотой она была где-то с мой
рост, наверху у нее не было ни колючей проволоки, ни сетки, и при желании
ее можно было перелезть без всяких проблем. Покрашенные черной краской
железные ворота выглядели внушительно, но были незаперты.
  В кабинке для охраны тоже никого не было, а рядом с воротами была табличка
с той же надписью : "Санаторий "Амир„", посторонним вход воспрещен". В
кабинке охраны были следы того, что в ней только что кто-то был. В
пепельнице было три окурка, в кружке был недопитый чай, на полочке стоял
транзисторный приемник. На стене сухо тикали, догоняя уходящее время, часы.
  Я подождал там кого-нибудь из охраны, но никто как будто не собирался
приходить, и я пару раз нажал какую-то кнопку, приняв ее за звонок. Прямо
перед воротами было место под стоянку, и на ней стояли мини-автобус,
полноприводный джип и синий с черным отливом "Вольво". Там было достаточно
места машин для тридцати, но стояло только три.
  Я прождал две или три минуты, и по дороге, ведущей в лес, подъехал на
желтом велосипеде охранник в коричневой униформе. Это был лысоватый
мужчина лет шестидесяти высокого роста. Он прислонил желтый велосипед к
стене кабинки и не очень виноватым тоном сказал : "Ох, прошу прощения". На
колпачке колеса белой краской было написано "32".
  Я назвал себя, и он куда-то позвонил и пару раз повторил мое имя. На том
конце что-то сказали, и он ответил : "да, да, хорошо", и повесил трубку.
  - Пройдете, значит, в главное здание и спросите госпожу Исиду, - сказал
мне охранник. - Пройдете по дороге через лес, там будет разъезд. Оттуда по
второй по счету дороге влево, понятно? По второй дороге влево идите. Там
будет старое здание, оттуда если свернете направо и опять через лес
пройдете, там железобетонное здание есть, это и есть главное здание. Тут
везде указатели висят, так что сможете сориентироваться.
  Как мне было сказано, я пошел от разъезда по второй дороге влево, где на
противоположной стороне было старое здание, несколько десятков лет назад
служившее, как казалось с виду, чьей-то загородной виллой. Во дворе стояли
красивые камни и каменные светильники, деревья были ухоженными.
Первоначально это явно было чьей-то виллой.
  Я свернул оттуда направо и прошел лесом, и передо мной показалось
трехэтажное железобетонное здание. Хоть и было в нем три этажа, было оно
построено в месте, где земля прогибалась вглубь, точно раскопанная кем-то,
и потому не казалось каким-то величественным. Лишь чувствовалась простота
планировки и чистота здания.
  Парадный вход был со второго этажа. Поднявшись на несколько пролетов по
лестнице, я прошел через стеклянную дверь, там в справочном отделе сидела
молодая девушка в красном платье. Я назвал свое имя и сказал, что мне
велели обратиться к госпоже Исиде.
  Девушка с улыбкой тихо сказала мне, указывая на стоящий в лобби
темно-коричневый диван : "Посидите там, пожалуйста", и набрала на телефоне
чей-то номер.
  Я снял со спины рюкзак, сел на этот мягкий диван и огляделся. Лобби было
чистое и уютное. Вокруг стояло несколько горшков с декоративными
растениями, на стене висела изящная абстрактная картина, паркет был
начищен до блеска. Пока я ждал, я все время смотрел на отражение моих
ботинок в этом паркете.
  За это время девушка из справочного отдела сказала лишь раз : "Она сейчас
придет". Я кивнул. Мне подумалось, отчего тут так тихо? Вокруг не слышно
было вообще ни звука. Такое было ощущение, что сейчас время дневного сна.
Был тихий час после полудня, когда люди, животные, насекомые, растения -
все как будто погрузились в глубокий сон.
  Однако вскоре послышались мягкие шаги, и показалась средних лет женщина с
короткими волосами, на вид казавшимися жесткими, как проволока. Она тут же
села рядом со мной и закинула ногу на ногу. Затем мы пожали друг другу
руки. держа мою руку в своей, она по очереди осмотрела тыльную и
внутреннюю стороны моей ладони.
  - На музыкальных инструментах ты, по крайней мере последние несколько лет,
не играл? - были первые ее слова.
  - Нет, - ответил я удивленно.
  - По рукам видно, - сказала она с улыбкой.
  Женщина эта вызывала очень странные ощущения. В глаза бросалось, как много
у нее морщин на лице, но они совсем ее не старили. Скорее наоборот, они
подчеркивали ее молодость, пережившую возраст.
  Эти морщины были ей очень к лицу, точно были на нем от рождения. Когда она
смеялась, морщины смеялись вместе с ней, когда она хмурилась, они
хмурились вместе с ней. Когда она и не смеялась, и не хмурилась, морщины
упорно проглядывались на ее лице, но в то же время наполняли ее лицо
теплотой.
  Мне показалось, что ей где-то за тридцать, но она вызывала не только
симпатию, но и какое-то влечение. Симпатию к ней я почувствовал с первого
взгляда.
  Волосы ее были пострижены довольно небрежно, кое-где топорщились и на лбу
лежали неровно, но в целом прическа очень ей шла. Одета она была в синий
верх от робы поверх белой майки и свободного покроя хлопчатобумажные брюки
кремового цвета, а на ногах были обуты тапочки для тенниса.
  Груди на ее хрупком худом теле почти не было, рот постоянно был напряженно
искривлен, морщинки в уголках глаз слегка шевелились. Она была похожа на
доброго и искусного плотника, в чем-то недовольного окружающим миром.
  Некоторое время она разглядывала меня с ног до головы, слегка втянув
подбородок и искривив рот. Словно вот-вот вынет из кармана линейку и
начнет меня всего измерять.
  - Играть на чем-нибудь умеешь?
  - Нет, ни на чем.
  - Жаль. Неплохо было бы, если бы умел.
  - Надо же, - сказал я, а сам никак не мог понять, почему она все время
говорит про музыку.
  Она вынула из кармана пачку сигарет "Seven Star", зажала одну во рту,
прикурила от зажигалки и с удовольствием затянулась.
  - Ах да, тебя же Ватанабэ зовут? Я тут подумала, что тебе кое-что надо
объяснить, прежде чем ты встретишься с Наоко. Поэтому придется тебе
сначала со мной побеседовать. Здесь все не совсем так, как в других
местах, поэтому если нет нужных знаний, будет немного сложно. Ведь так? Ты
ведь об этом месте пока мало знаешь?
  - Да, почти ничего.
  - Ну что ж, если объяснять с самого начала... - начав было говорить, она
щелкнула пальцами, точно вспомнив что-то. - А ты обедал? Не голодный?
  - Голодный.
  - Тогда пошли. В столовой вместе поедим и побеседуем. Обед уже закончился,
но и сейчас, наверное, что-нибудь еще осталось.
  Она пошла по коридору впереди меня легкой походкой, спустилась по лестнице
и на первом этаже направилась в столовую. Места в столовой было
достаточно, чтобы одновременно могли есть человек двести, но
использовалась только половина мест, остальные были отгорожены барьером.
Чувство было такое, точно вошел в столовую в зоне отдыха, где закончился
сезон.
  В обеденном меню были картофельный суп-пюре с лапшой, овощной салат и сок
с булочкой. Я уже знал об этом из письма Наоко, но овощи здесь и правда
были удивительно вкусные. Я съел все без остатка.
  - Надо же, какой аппетит, - восхитилась женщина.
  - Очень вкусно. да я к тому же с утра не ел толком.
  - Может, доешь за меня? А то я наелась уже...
  - Да, хорошо.
  - У меня желудок маленький, много не могу есть. Вот взамен и курю так
много, - сказала она и опять закурила свой "Seven Star". - да, зови меня
Рэйко. Меня все так зовут.
  Она с интересом наблюдала за тем, как я с удовольствием поглощаю почти
нетронутый ею суп с булочкой.
  - Вы лечащий врач Наоко? - почтительно спросил я ее.
  - Я - врач? - переспросила она с окаменевшим от изумления лицом. - С чего
ты взял, что я врач?
  - Ну, мне сказали спросить госпожу Исиду...
  - А, ну да. Я тут музыку преподаю (в качестве слова "госпожа" в оригинале
использовано слово, применяемое в Японии в основном при обращении к
учителям и врачам). Вот меня некоторые и зовут "госпожа". А на самом деле
я тоже пациент. Но здесь я уже семь лет, и музыку преподаю, и с
документами работать помогаю, так что уже непонятно стало, то ли пациент,
то ли сотрудник, последнее время-то. Наоко про меня тебе не рассказывала?
  Я покачал головой.
  - Надо же, - сказала Рэйко. - Мы с Наоко в одной комнате живем. Соседи, в
общем. С ней жить очень интересно. Столько всего рассказывает! И про тебя
часто рассказывает.
  - А про меня что рассказывает? - спросил я.
  - Ах, да. Надо же тебе сперва про это место рассказать, - продолжила она,
проигнорировав мой вопрос. - Прежде всего ты должен понять, что здесь не
просто больница. Коротко говоря, здесь не место, где лечат, а где
оздоравливают. Есть тут, конечно, несколько врачей, и они каждый день
где-нибудь по часу с нами общаются. Но и это всего лишь проверка
состояния, вроде измерения температуры, а не активное лечение, как в
других больницах. Поэтому здесь и решеток нет, и двери всегда открыты.
Каждый приезжает сюда добровольно и уезжает отсюда добровольно. И приехать
сюда могут только те, кто к такому лечению приспособлен. Принимают сюда не
всех. Тех, кому нужно специальное лечение, отправляют в специализированную
клинику в зависимости от диагноза. до сих пор все понятно?
  - Вроде понятно. А вот это оздоровление, как оно конкретно осуществляется?
  - Само проживание здесь - это и есть оздоровление. Правильный режим,
спорт, удаленность от внешнего мира, тишина, чистый воздух. Здесь поле
есть, так что хозяйство ведем почти натуральное, и ни телевизора, ни радио
нет. Что-то вроде модных нынче коммун. Правда, чтобы приехать сюда, денег
уходит довольно много, в этом отличие от коммуны.
  - Так много?
  - Не то чтобы ужасно дорого, но и не сказать, что дешево. По тому, что
здесь есть, разве не видно? Территория большая, пациентов мало,
сотрудников много. Я-то тут уже давно и наполовину сотрудник, так что за
лечение фактически не плачу, поэтому особых проблем нет. Ты кофе будешь?
  Я ответил, что буду. Она затушила сигарету, встала, подошла к аппарату с
горячим кофе у прилавка и принесла два стакана. Потом положила в свой
стакан сахар, размешала его ложечкой и стала, морщась, пить.
  - Этот санаторий, видишь ли, организация некоммерческая. Поэтому пока
справляемся, и не беря слишком высокую плату за лечение. Землю здесь тоже
один человек пожертвовал. Когда-то вся эта территория принадлежал его
вилле. Еще лет двадцать назад. Видел в одном месте старый дом?
  Я ответил, что видел.
  - Раньше из зданий оно одно было, туда собирали пациентов и проводили
групповое лечение. Начали это все потому, что у того человека сын был
душевнобольной, и один врач ему прописал групповое лечение. У того врача
была теория, что если больные будут жить вдали от людей, поддерживая друг
друга, занимаясь физическим трудом, и с ними будет врач, который будет
помогать им советами и следить за их состоянием, то некоторые болезни
могут быть излечены. Так здесь все и началось. Место это постепенно
разрослось, приобрело юридический статус, поле тоже расширилось, а пять
лет назад построили главное здание.
  - Видно, помогло лечение.
  - Да, но это не панацея, и есть люди, которые не вылечиваются. И все-таки
многие люди, которым в других местах не помогли, уехали отсюда
поправившимися. Что здесь лучше всего, так это что все друг другу
помогают. Каждый знает, что он несовершенен, поэтому все стараются друг
другу помочь. В других местах так не получается, как ни жаль. В других
местах доктор - это только доктор, а пациент - это только пациент. Пациент
ждет от врача помощи, врач ему помогает. Но здесь помощь взаимная. Мы все
друг для друга как зеркало, и врач - наш товарищ, такой же, как мы. Он
смотрит за нами со стороны, и когда ему кажется, что надо бы сделать вот
так, то подходит и помогает, но порой бывает, что и мы им помогаем. Это
когда, в зависимости от ситуации, мы в чем-то их превосходим. Например, я
одного врача учу играть на пианино, а другой пациент обучает медсестру
французскому языку. Вот так бывает. Видно, среди тех, кто страдает от
таких заболеваний, как мы, много людей со специфическими талантами.
Поэтому все здесь равны. И пациенты, и сотрудники, и ты. Пока ты здесь, ты
тоже наш тов