в картотеке со списками
студентов, нашел среди поступивших в 1969 году Кобаяси Мидори и записал ее
адрес и телефон. Адрес принадлежал частному дому в районе То„сима. Я зашел
в будку телефона-автомата и медленно набрал ее номер.
  - Алло, книжный магазин Кобаяси слушает, - ответил мужской голос. Я
смутился, услышав слово "книжный магазин".
  - Извините пожалуйста, я Мидори ищу...
  - А Мидори сейчас нет.
  - Она на занятиях?
  - В больницу, вроде, пошла... А ваше имя как?
  Я не стал представляться, просто поблагодарил и повесил трубку. В
больницу? Травму получила или заболела и в больницу пошла? Но в голосе у
мужчины не чувствовалось беспокойства такого рода. "В больницу, вроде,
пошла..." Это было сказано так, точно больница была частью ее жизни. Таким
тоном можно было сказать, что она пошла в магазин рыбы купить.
  Я попробовал разобраться в своих мыслях на этот счет, но мне это
наскучило, и я бросил думать, вернулся в общежитие и дочитал, лежа на
кровати, книгу джозефа Конрада "Lord Jim", одолженную у Нагасавы. Затем
отнес ему книгу.
  Нагасава как раз собирался пойти поесть, и мы вместе пошли ужинать.
  - Как экзамены в министерство? - спросил я. Второй этап высших экзаменов
Министерства иностранных дел был в августе.
  Нагасава равнодушно ответил :
  - Нормально. Тут-то и со средними результатами проходишь. Что дискуссия,
что собеседование, везде так. Это то же самое, что баб снимать.
  - Короче, просто было, значит. А результаты когда?
  - В начале октября. Если пройду, с меня крутой банкет.
  - А какие он вообще, этот второй тур мидовских высших экзаменов? Их только
такие, как ты, ходят сдавать?
  - Какое там! В основном лохи всякие. Если не лохи, то извращенцы.
Процентов девяносто пять из тех, кто лезет в чиновники, это отбросы. Это я
тебе честно говорю. Они даже читать нормально не могут.
  - А ты тогда почему хочешь в МИд?
  - Есть причины, - сказал он, - типа, за границей, там, поработать. Но
самая главная причина, хочу свои способности проверить. Представь
государство. докуда я в этой громадной чиновничьей структуре смогу
подняться, насколько сил хватит, вот что хочу испытать, понял?
  - Прямо как игра какая-то.
  - Ну да, что-то вроде игры. Я к власти, к деньгам не стремлюсь. Вот
честно, я может, и настырный, но к таким вещам у меня, что удивительно,
стремления нет. Такой я человек, ни аппетитов, ни страстей, что
называется. Одно лишь любопытство. да еще хочется просто испытать свои
силы в большом могучем мире.
  - Ну а идеалы, ничего такого, выходит, нет?
  - Нет, конечно, - продолжал он говорить, - в жизни они не нужны. Все, что
нужно, это размах, вот и все.
  - Но ведь сколько угодно людей без этого в жизни обходятся.
  - Тебя не устраивает, как я живу?
  - Да при чем тут это?.. Какие могут быть "устраивает" или "не устраивает"?
Ну ты сам прикинь. Я в Токийский университет поступить не могу, каждую
день спать с любой, кто мне нравится, не могу, и языкастым меня не
назовешь. Уважать меня некому, подруги у меня нет, выпущусь со своей
гуманитарной кафедры второразрядного частного универа, и все равно никаких
перспектив, о чем я могу говорить?
  - Так ты что, завидуешь мне, что ли?
  - Нет, не завидую... Я к себе такому привык. да и честно сказать, что
Токийский университет, что МИд мне до лампочки. Единственное, чему
завидую, что подруга у тебя такая есть, как Хацуми.
  Он некоторое время ел молча.
  - Знаешь, Ватанабэ, - сказал он, закончив есть, - у меня такое чувство,
что закончишь ты свой универ, и лет через десять или через двадцать мы с
тобой обязательно встретимся. И что-то нас будет связывать.
  - Разговор у нас, прямо как по Диккенсу, - засмеялся я.
  - В натуре... Но меня предчувствия не подводят, - сказал он и тоже
засмеялся.
  После ужина мы пошли в закусочную по соседству выпить чего-нибудь. И пили
там до девяти часов.
  - И все-таки, в этой своей вот такой жизни чем ты руководствуешься в своих
поступках?
  - Да ты смеяться будешь.
  - Да чего бы я смеялся?
  - Тем, что джентльменом надо быть, вот чем!
  Я не засмеялся, но со стула чуть не упал.
  - В смысле, джентльменом? Типа леди и джентльмены, ты про это?
  - Да, вот таким джентльменом.
  - А что значит, быть джентльменом? Если определение есть какое-то, может,
объяснишь?
  - Быть джентльменом - значит делать не то, что хочется, а то, что нужно.
  - Из всех людей, кого я встречал, ты самый особенный.
  - А ты из всех людей, кого я встречал, самый настоящий человек, - сказал
он.
  За выпивку заплатил я.
  ( И в следующий понедельник на лекции по "Истории драмы II" Кобаяси Мидори
не появилась. Я убедился, что она не явилась, осмотрев аудиторию, сел, как
всегда, в переднем ряду и стал писать письмо Наоко, пока не пришел
преподаватель. Я написал о походе, в который ходил летом. Куда ходил,
сколько прошел, кого встретил.
  "Я по ночам думаю о тебе. Потеряв возможность встречаться с тобой, я
осознал, как ты мне нужна. Занятия в университете раздражают своей
бестолковостью, но я прилежно посещаю их и занимаюсь в целях
самовоспитания. С тех пор, как ты исчезла, все кажется пустым. Хочу разок
встретиться с тобой и спокойно поговорить. Если можно, хотел бы съездить в
лечебницу, в которую ты поехала, и хоть пару часов с тобой повидаться,
возможно ли это? Хочу погулять, шагая рядом с тобой, как раньше. Понимаю,
что это, наверное, тяжело, но очень прошу черкнуть хоть пару строк в
ответ."
Закончив писать, я аккуратно сложил четыре листа письма, сунул их в
приготовленный конверт и написал на нем адрес Наоко.
  Вскоре вошел низкорослый преподаватель с беспокойным лицом, проверил
посещаемость и вытер лоб платком.
  Он опирался на стариковскую клюку, словно у него были слабые ноги. Лекции
по "Истории драмы II" были не сказать чтобы интересными, но по-своему
содержательными, и слушать их было можно.
  "Все так же жарко", - сказал он и начал рассказывать о роли "бога из
машины" (Deus ex machina) в драмах Эврипида. Еще он рассказывал, как
отличаются боги у Эврипида от богов Эсхилла или Софокла.
  Минут пятнадцать спустя дверь аудитории отворилась, и вошла Мидори. На ней
были темно-синяя куртка от спортивного костюма и кремовые джинсы, и она
была в тех же противосолнечных очках.
  Она улыбнулась преподавателю, как бы извиняясь за опоздание, и села рядом
со мной. Она вынула из спортивной сумки мой конспект и протянула мне. В
него была вложена записка со словами : "Извини, что в среду так
получилось. Ты обиделся?"
Где-то в середине лекции, когда преподаватель чертил на доске устройство
сцены в древнегреческом театре, дверь опять открылась, и вошли два
студента в широкополых летних шляпах набекрень. Были они в точности как
парочка из комедийной программы. Один был высокий и бледнолицый, второй
низкого роста с круглым черным усатым лицом, и усы ему совсем не шли.
  Тот, что повыше, нес пачку агитационных листовок. Тот, что пониже, подошел
к преподавателю и сказал, что вторую половину лекции они просят уступить
им, так как намерены посвятить ее дискуссии, и что мир сейчас охвачен
более важными проблемами, чем греческие трагедии.
  Это была не просьба, а простое оповещение. Преподаватель сказал, что он не
считает, что в мире на данный момент есть проблемы серьезнее греческих
трагедий, но поскольку говорить им что-то бесполезно, то пусть поступают,
как им хочется. Затем спустился вниз, взявшись за угол кафедры, и ушел из
аудитории, подволакивая ногу, опираясь на клюку.
  Пока высокий раздавал листовки, круглолицый залез на кафедру и произнес
речь. В листовках специфическим упрощенным стилем, использовавшимся для
краткого изложения сути идеологических учений, было написано : "Стереть в
порошок очковтирательские выборы ректора", "Объединить все силы в новой
общеуниверситетской студенческой забастовке", "Повернуть вспять курс
Японская империя = союз производства и науки".
  Идеи выдвигались блестящие, особых возражений к содержанию тоже не было,
но текст был неубедительным. Ни доверия он не внушал, ни увлечь ничем не
мог. Речь круглолицего тоже была слеплена откуда-то. Все та же старая
песня. Та же мелодия, слова чуть другие. Мне подумалось, что истинным их
врагом, похоже, было не правительство страны, а нехватка воображения.
  "Пошли отсюда", сказала Мидори.
  Я согласился, и мы с Мидори встали и направились к выходу из аудитории.
Круглолицый что-то мне сказал, я не расслышал, что. Мидори сказала ему :
"Пока!", и помахала ручкой.
  - Так мы теперь контрреволюционные элементы? - сказала мне Мидори, когда
мы вышли из аудитории. - Если революция победит, мы с тобой на одном
телеграфном столбе будем рядышком висеть?
  - Прежде, чем нас повесят, если это так срочно, надо пообедать, - весело
ответил я.
  - Точно, я хочу тебя в одно место сводить, далековато, правда. Со временем
как?
  - Нормально. Следующая лекция в два часа, так что время есть. Раз уж все
равно вырвались.
  Мидори довезла меня на автобусе до ‚цуя. Место, куда она меня хотела
отвести, была столовая в мрачноватом переулке за ‚цуя.
  Мы сели за стол, и не успели сказать ни слова, как перед нами возникли
красные деревянные прямоугольные коробки с комплектами еды согласно
ежедневно меняющемуся меню и чашки с бульоном. Столовая явно стоила того,
чтобы специально ехать сюда на автобусе.
  - Вкусно!
  - Ага. А еще очень дешево. Я поэтому еще когда в школе училась, сюда
иногда обедать приходила. Моя школа тут поблизости. У нас в школе так
строго было, что мы тайком сюда есть ходили. А узнали бы, что мы не в
школе питаемся, тут же на второй год бы оставили.
  Без очков Мидори казалась какой-то сонной по сравнению с прошлым разом.
Она теребила тоненький серебряный браслет на левой руке и то и дело
потирала мизинцем глаза.
  - Спать хочешь? - спросил я.
  - Немного. Не выспалась. Вчера дел много было, - сказала она. - Ты извини,
что в тот раз так вышло. Очень важное дело появилось, никак не смогла
вырваться. да еще с утра, ни с того, ни с сего... Вот и не получилось.
думала в тот ресторан позвонить, да не могла вспомнить даже, как он
называется, а твой домашний телефон я не знаю. Ты долго ждал?
  - Да ничего. У меня времени всегда вагон.
  - Так много свободного времени?
  - Так много, что с удовольствием с тобой бы поделился, чтобы ты выспалась.
  - Она улыбнулась, подперев подбородок рукой, посмотрела мне в лицо.
  - Ты такой заботливый.
  - Да дело не в заботе, просто время девать некуда, - сказал я. - Слушай, а
я ведь в тот день тебе домой звонил, кто-то другой трубку взял и сказал,
что ты в больницу пошла, случилось что-то?
  - Ко мне домой? А откуда ты мой номер знаешь?
  - В студотделе справки навел. Это же любой может.
  Она понимающе кивнула пару раз и опять затеребила браслет.
  - Ясно. Мне такое и в голову не приходило. Так ведь и твой телефон можно
было узнать, наверное... Я про больницу тебе в другой раз расскажу, ладно?
Я сейчас не хочу об этом. Извини.
  - Да ладно, это я не в свое дело суюсь тут.
  - И вовсе нет. Просто я сейчас замучалась очень. Замучалась, как обезьяна
под дождем.
  - Пошла бы домой, поспала, - предложил я.
  - Нет, не хочу еще спать. Пошли, походим? - сказала Мидори, наблюдая за
выражением моего лица.
  Мидори привела меня к школе для девочек, в которую она ходила в старших
классах, находящейся в нескольких минутах ходьбы от станции ‚цуя.
  Проходя мимо станции ‚цуя, я вдруг вспомнил свои бесконечные прогулки с
Наоко.
  Если подумать, отсюда все и начиналось. Я подумал, что моя жизнь ведь
сложилась бы совсем иначе, не столкнись я совершенно случайно тогда с
Наоко на центральной линии метро. И тут же поправился, что пусть бы мы и
не встретились тогда, в результате все могло бы кончиться тем же.
Встретились мы с Наоко, наверное, потому что должны были встретиться
тогда, а не встретились бы в тот день, все равно столкнулись бы где-то
еще. доказательств тому не было, но такое у меня было чувство.
  Мы с Мидори сели на скамейку и посмотрели на здание школы, в которую она
ходила.
  Здание было обвито лозой дикого винограда, а на краю крыши отдыхали от
полета голуби. Здание было старое и весьма колоритное. Во дворе рос
огромный вяз, а рядом с ним в небо поднимался белый дым, и в и в лучах еще
по-летнему светившего солнца дым казался еще более рассеянным.
  - Знаешь, что это за дым, Ватанабэ? - вдруг спросила Мидори.
  - Не знаю.
  - Это женские прокладки сжигают.
  - Кхм, - только и вырвалось у меня. Больше ничего на ум не приходило.
  - Прокладки, тампоны, - улыбалась Мидори. - Школа же для девочек, все эти
дела в туалете в урну бросают. А дворник их собирает и сжигает в печке.
Вот от этого такой дым.
  - Печальная история, как послушаешь.
  - Ага, я тоже, когда смотрела из окна в классе на этот дым, всегда об этом
думала. Что это печально. У нас в школе, если средние и старшие классы
вместе сложить, где-то тысяча человек училось. У некоторых девочек
месячных еще нет, поэтому, считай, где-то девятьсот, из них у одной пятой
месячные, выходит где-то сто восемьдесят. Получается, что в день сто
восемьдесят человек выбрасывает прокладки в урну, так?
  - Ну, где-то так, я вообще-то считать не очень люблю.
  - Но это же целая куча! Сто восемьдесят человек же! Представляешь, что
будет, если это все собрать и сжечь?
  - Да вообще-то не могу вообразить.
  Ну как я мог это представить? Некоторое время мы вдвоем смотрели на этот
белый дым.
  - Честно говоря, не хотела в эту школу ходить, - сказала Мидори, качая
головой. - Я в простую государственную школу хотела. Куда самые простые
люди ходят. Хотела веселого беззаботного детства. Но из-за тщеславия моих
папы с мамой пришлось поступить сюда. Так ведь бывает, если в начальной
школе учишься хорошо? Учитель говорит : "С такой успеваемостью она не
может не поступить". Вот я и поступила. Шесть лет проходила, но без охоты
совершенно. Шесть лет только и думала, как бы поскорей ее закончить. Мне
даже грамоту дали, за то что опозданий и прогулов не было. Хотя так мне
эта школа не нравилась. А знаешь, почему?
  - Не знаю.
  - Потому что не любила школу смертельно. Поэтому назло ни дня не
прогуливала. Не хотела проигрывать. Боялась, что стоит раз проиграть, и
все, потом покатишься по наклонной. даже когда температура была 39
градусов, чуть не ползком в школу шла. Учитель говорил : "Мидори, ты не
заболела?", а я врала, что все нормально, и терпела. Мне потом грамоту за
отсутствие прогулов и словарь французского языка подарили. Я поэтому в
универе немецкий выбрала. Чтоб я ихними подарками пользовалась, подумала,
да ни за что! Это чушь бы какая-то получилась.
  - А что именно тебе в школе так не нравилось?
  - А ты школу любил?
  - Не то чтобы любил, не то чтобы не любил. Я в совсем обычную
государственную школу ходил и особо не задумывался об этом.
  - В этой школе, - сказала Мидори, почесывая глаз мизинцем, - избранные
учатся. Тысяча девочек из хороших семей с хорошими оценками. Короче
говоря, дочки богачей. Иначе не сможешь учиться. Плата за учебу дорогая,
постоянно всякие пожертвования собирают, когда на экскурсию едем,
гостиницу в Киото целиком снимаем, на банкеты ходим, где еду подают на
лакированных деревянных подносах в виде столиков, раз в год в гостинице
Окура на занятия по застольному этикету идем... Короче, не шуточки. Из ста
шестидесяти человек моего потока я одна жила в районе То„сима. Я как-то
весь список просмотрела. Интересно было, кто где живет. Я обалдела. 3-я
улица района Ти„да, Мотоадзабу в районе Минато, дэнъэнт„фу в районе Оота,
Сейдзо в районе Сэтагая... Сплошь одни такие места. Была одна только
девочка по имени Касива, которая жила в префектуре Тиба, мы с ней дружили.
Хорошая была девочка. Она мне говорит : "Поехали ко мне в гости?
далековато, правда". Я ей : "Ладно, поехали". Я чуть не упала. Один сад
осматривать пришлось минут пятнадцать. Шикарный такой сад, а в нем две
собаки размером с легковую машину куски говядины пожирают. И эта девочка в
классе комплексовала из-за того, что жила в Тиба! девочка, которую до
школы на "Мерседесе" подвозили, если она боялась опоздать. Машина была с
личным водителем, а водитель носил шляпу и белые перчатки, как тот шофер
из "The Green Hornet" (1939, в главной роли Gordon Jones). А она считала,
что ей есть, чего стесняться. даже не верится, да? Ну скажи, может ты в
такое поверить?
  Я помотал головой.
  - Из такого места, как Китаоцука в районе То„сима, во всей школе, кроме
меня, было никого не найти. да еще в графе "Занятие родителей" написано:
"Управление книжным магазином". В классе мне все поэтому завидовали.
Книги, мол, могу читать, сколько влезет, какие хочу. Вот дураки. Они все
представляли какой-нибудь огромный книжный супермаркет типа "Кинокуния".
Они, наверное, только такой книжный магазин и могут себе представить. В
действительности же жальче зрелища не придумаешь. Магазин Кобаяси,
несчастный магазин Кобаяси! Откроешь скрипучую дверь, и перед тобой в ряд
стоят журналы всех мастей. Лучше всего продаются женские журналы, к
которым прилагаются описания восьмидесяти восьми новых приемов секса, с
картинками и комментариями. домохозяйки, живущие по соседству, покупают их
и изучают, сидя за кухонным столом, а когда возвращаются мужья, немедленно
испытывают на практике. Вот уж достойное зрелище. И чем только живут
замужние женщины? А еще комиксы, тоже хорошо уходят. "Magazine", "Sunday",
"Jump"... Ну и, конечно, еженедельники. В общем, почти одни журналы. Есть
и кое-что из художественной литературы, но одна ерунда. Кроме мистики,
приключений и бытовых романов никто ведь ничего не покупает. Ну и кое-что
из полезных советов : "Правила игры в шашки", "Бонсаи", "Проведение
свадебных церемоний", "Что нужно знать о сексе", "Как бросить курить" и
тому подобное. А еще у нас в магазине канцтовары продаются. Рядом с кассой
разложены ручки, карандаши, тетради. Вот и все. Ни "Войны и мира", ни
"Сексуального человека" (Оэ Кэндзабуро), ни "Над пропастью во ржи". Вот
что такое книжный магазин Кобаяси. Чему тут завидовать? Вот тебе завидно?
  - Представляю эту картину, как наяву.
  - Вот такой магазин. В округе все к нам ходят книги покупать, мы и
доставку делаем, и постоянных покупателей много, так что мы вчетвером
живем безбедно. И долгов нет. Можно двоих дочерей в университет отдать. Но
это и все, сверх того каких-то особых возможностей у нашей семьи нет.
Поэтому незачем было меня в такую школу отдавать. От этого только тоскливо
делалось. Как в школе какие-то пожертвования собирают, родители ворчат,
как идем куда-то есть, всегда боишься, что пойдем в дорогое место, и денег
может не хватить. Беспросветность какая-то. А у тебя семья богатая?
  - У меня? Мой отец самый заурядный служащий фирмы. Не особо богатый и не
особо бедный. Отправить ребенка учиться в Токио ему, пожалуй, было
довольно непросто, но ребенок я единственный, так что с этим особых
проблем нет. денег мне шлют немного. Приходится подрабатывать. Совершенно
заурядная семья. Есть небольшой клочок земли, есть Toyota Corolla.
  - А где ты работаешь?
  - Три раза в неделю работаю в ночную смену в магазине грампластинок на
Синдзюку. Просто сижу и смотрю за магазином.
  - Хм, - сказала Мидори, - а я считала, что ты из тех, кому не приходилось
о деньгах волноваться. С виду почему-то так показалось.
  - Особо страдать не приходилось. Просто денег имею не так много.
Большинство людей в мире так живут.
  - В школе, где я училась, большинство людей были богатыми, - сказала она и
подняла обе руки с колен ладонями кверху, - вот в чем вся проблема.
  - Так любуйся теперь на остальной мир, сколько влезет.
  - Как ты думаешь, в чем главное преимущество у богатых?
  - Не знаю, в чем?
  - Они могут сказать, что у них денег нет. Вот, например, я предложила
однокласснице что-нибудь сделать. Тогда она может мне сказать : "Сейчас не
могу, у меня денег нет". А если наоборот, то я так сказать никак не могу.
Если я скажу, что у меня нет денег, это ведь зн