une infante defunte" Равеля
(Ravel, Joseph-Maurice) и "Clair da lune" Дэбюсси (Claude Debussy) в
переложении для гитары.
  - Я эти две вещи после смерти Наоко разучила, - сказала Рэйко. -
Музыкальные вкусы Наоко за рамки сентиментализма так и не вырвались.
  Она сыграла несколько мелодий Бакарака. Это были "Close To You", "Walk On
By", "Raindrops Keep Falling On My Head", "Weddingbell Blues".
  - Двадцать! - сказал я.
  - Я прямо как ходячий музыкальный автомат теперь, - радостно сказала
Рэйко. - Видели бы это мои преподаватели из консерватории, попадали бы.
  Она пила вино, курила и играла известные ей мелодии одну за другой.
  Она сыграла около десяти тем босановы, исполнила мелодии Rodgers &
Hart (Richard Rodgers, Lorenz Hart) и Гершвина, Боба дилана и Рэя Чарльза,
Кэрола Кинга и "Beach Boys", Стиви Уандера, а также "Ue-wo muite arukou"
(песня Кадзуми Ватанабэ; в 1963 г. В течение трех недель занимала первые
места в хит-параде "Billboard" под названием "Sukiyaki") и "Blue Velvet",
"Green Fields", в общем, играла все подряд. Порой она закрывала глаза,
покачивала головой, подпевала себе под нос.
  Когда вино кончилось, мы стали пить виски. Мы вылили вино из стакана в
саду на каменный фонарь и опять наполнили его виски.
  - Сколько там уже?
  - Сорок восемь, - сказал я.
  Сорок девятой Рэйко сыграла "Eleanor Rigby", а пятидесятой - снова
"Norwegian Wood".
  - Хватит или как?
  - Хватит, - сказал я. - Ну вы даете!
  - Ладно, Ватанабэ. Забудь теперь все эти мерзкие похороны, - сказала она,
глядя мне в глаза. - Помни только эти. Здорово ведь было?
  Я кивнул.
  - А это в нагрузку, - сказала она и сыграла пятьдесят первой ту самую фугу
Баха.
  - Ватанабэ, позанимайся этим со мной, - сказала она тихим голосом,
закончив играть.
  - Так странно, - сказал я. - Я тоже о том же самом думал.
  В темной комнате с задернутыми шторами Рэйко и я, точно делая что-то само
собой разумеющееся, обнимались и жаждали плоти друг друга. Я снял с нее
блузку, брюки и нижнее белье.
  - Я, конечно, жизнь прожила странную, но что с меня мальчик моложе меня на
девятнадцать лет трусики будет снимать, даже подумать не могла, - сказала
она.
  - Может, сами тогда снимите? - сказал я.
  - Нет, сними ты, пожалуйста, - сказала она. - Только не расстраивайся, что
я вся в морщинах.
  - А мне ваши морщины нравятся.
  - Я сейчас расплачусь, - тихонько сказала она.
  Я касался ее везде губами и, находя морщины, облизывал их языком. Я взял в
руку ее маленькую, как у девочки грудь, нежно поцеловал сосок, коснулся ее
крошечного влажного и горячего леска и стал медленно им двигать.
  - Нет, Ватанабэ, - прошептала она мне на ухо, - не там, это просто морщина.
  - Можете вы хоть сейчас не шутить? - неодобрительно сказал я.
  - Извини, - сказала она. - Страшно мне. Я ведь так давно этого не делала.
Почему-то чувствую себя, как семнадцатилетняя девочка, которая пришла в
гости к мальчику, а ее там раздели догола.
  - У меня тоже такое чувство, будто я семнадцатилетнюю девочку совращаю.
  Вложил свой палец в эту "морщину", я целовал ее шею и ухо и ласкал ее
сосок. Когда дыхание ее стало прерывистым и шея слегка задрожала, я
раздвинул ее худенькие ноги и медленно вошел внутрь.
  - Только это, ты понимаешь? Чтобы я не забеременела, - сказала она, - а то
неудобно как-то в таком возрасте забеременеть.
  - Не волнуйтесь, можете не бояться, - сказал я.
  Когда я вошел глубоко в нее, она задрожала всем телом вздохнула. Я сделал
несколько движений, нежно поглаживая ее по спине, и вдруг совершенно
неожиданно кончил. Это был неистовый, неудержимый оргазм. Прижавшись к
ней, я несколько раз извергся в ее жаркое лоно.
  - Простите меня. Не мог сдержаться, - сказал я.
  - Глупый, что ты об этом думаешь? - сказала она, похлопывая меня по заду.
  - Ты что, всегда об этом думаешь, когда с девочками спишь?
  - Да, вообще-то.
  - Со мной можешь об этом не думать. Забудь. Забудь, и когда хочется,
кончай, сколько хочешь. Ну как, хорошо было?
  - Да, очень!
  - Не надо себя сдерживать. И так хорошо. Мне тоже очень хорошо было.
  - Рэйко!
  - Что?
  - Вам надо полюбить кого-то опять. Обидно же, что вы такая красивая - и
одна.
  - Ты считаешь? Я тогда об этом подумаю, - сказала она.
  Вскоре я снова вошел в нее. Она извивалась подо мной, тяжело дыша. Обнимая
ее, я медленно двигался, и мы с ней много разговаривали о том, о сем. Было
ужасно здорово беседовать, войдя в нее. Когда я шутил, она смеялась, и
колебания от ее смеха передавались мне.
  Мы долго лежали так, обнимаясь.
  - Как хорошо вот так лежать! - сказала она.
  - Двигаться тоже неплохо, - сказал я.
  - Тогда сделай это.
  Я приподнял ее таз, вошел в нее поглубже и стал вращать телом, наслаждаясь
этим ощущением, а в завершение этого наслаждения кончил.
  В ту ночь мы занимались любовью четыре раза. Потом она несколько раз
вздохнула и слегка вздрогнула всем телом, закрыв глаза у меня на груди.
  - Теперь-то уж мне всю жизнь этим можно не заниматься? - сказала она. -
Скажи, что да. Я тебя прошу. Скажи, что я уже на всю жизнь назанималась, и
больше можно не беспокоиться.
  - Ну кто же это может знать наверняка? - сказал я.
  Я предложил лететь самолетом, говоря, что это удобней, но она настояла,
что поедет поездом.
  - Мне магистраль Сэкан нравится. А по небу летать - это же ужасно! -
сказала она. И я проводил ее до станции Уэно.
  Она несла гитару в футляре, я - чемодан, а до прибытия поезда мы сидели на
скамье. Она была в том же твидовом пиджаке и белых брюках, в которых
приехала в Токио.
  - Ты правда считаешь, что Асахигава неплохое место? - спросила она.
  - Отличное место, - ответил я. - Я к вам приеду.
  - Честно?
  Я кивнул.
  - Я вам писать буду.
  - Что я в тебе люблю, так это твои письма. А Наоко из все сожгла... А
какие хорошие были письма!
  - А что письма - бумага, - сказал я. - Сожжешь их, а что в душе осталось,
все равно останется, а что не осталось, все равно не останется, сколько их
у себя ни держи.
  - Честно сказать, страшно мне. Страшно одной в Асахигава ехать. Так что ты
мне пиши. Я когда твои письма читаю, мне всегда кажется, будто ты рядом.
  - Если мои письма вам помогут, я их сколько угодно напишу. Только все
будет в порядке. Уж вы-то везде со всем справитесь.
  - У меня такое ощущение, будто у меня до сих пор внутри что-то находится.
Или мне кажется?
  - Это все остаточные воспоминания, - сказал я, смеясь. Она засмеялась
вслед за мной.
  - Не забывай меня, - сказала она.
  - Не забуду никогда, - сказал я.
  - Не знаю, может мы с тобой больше никогда опять не встретимся, но куда бы
я ни уехала, тебя и Наоко я буду помнить всегда.
  Я посмотрел ей в глаза. Она плакала. Неожиданно для себя самого я
поцеловал ее. Проходящие люди косились на нас, но я уже не обращал на
такие вещи внимания. Мы были живы, и нам надо было думать только о том,
как жить дальше.
  - Будь счастлив, - сказала она мне при расставании. - Что я могла тебе
посоветовать, я все уже сказала, больше мне тебе сказать нечего. Лишь
кроме одного - будь счастлив.
  Мы пожали друг другу руки и расстались.
  Я позвонил Мидори. Сказал, что хочу с ней поговорить, все равно как, что
мне многое нужно ей сказать, что мне много есть чего ей сказать, чего не
сказать нельзя, что я ничего во всем мире не желаю, кроме нее. Я сказал,
что хочу встретиться с ней и поговорить, что хочу заново начать с ней все
с начала.
  Мидори долго молчала на своем конце линии. Одна тишина тянулась, точно все
моросящие дождики в мире орошали лужайки на всем земном шаре.
  Все это время я стоял, уперевшись лбом в стекло окна и закрыв глаза.
Наконец Мидори заговорила.
  - Ты где сейчас? - спросил ее тихий голос.
  Где я сейчас?
  С телефонной трубкой в руке я огляделся вокруг таксофона. Да где же это я?
  Но я не мог понять, где я находился. Не имел ни малейшего представления.
Что это за место? Все, что отражалось в моих глазах, были бесчисленные
фигуры людей, идущих в никаком направлении. Посреди находящегося в нигде
пространства я продолжал и продолжал звать Мидори.

  $1$ Послесловие автора $1$

  Я, как правило, не люблю дописывать к своим произведениям послесловий, но
мне показалось, что для этого романа оно необходимо.
  Во-первых, за основу этого романа взят рассказ "Hotaru" (яп. "светлячок"),
написанный мной пять лет назад. Я намеревался написать светлый роман о
любви на основе этого рассказа, уместив его на трехстах страницах
рукописной бумаги объемом по четыреста знаков. Я начал писать его, надеясь
слегка развеяться перед тем, как взяться за новый роман после того, как
закончил "Sekai No Owari To Hardboiled Wonderland". В результате, однако,
число страниц выросло до девятиста и превратилось в роман, который
"легким" назвать трудно. Мне кажется, что в этом романе описано нечто
большее, нежели что я задумывал.
  Во-вторых, роман этот носит крайне интимный характер. Этот роман в таком
же смысле автобиографичен, в каком можно сказать, что элементы
автобиографичности имеются в романе "Sekai No Owari To Hardboiled
Wonderland", и в каком называют автобиографичными "Tender Is the Night" и
"Великого Гэтсби" Скотта Фитцджеральда. Это, вероятно, относится к
проблемам уровня восприятия.
  Мне кажется, что этот роман может быть и плохим, и хорошим, точно так же
как меня можно назвать стоящим или никчемным человеком. Я просто-напросто
желаю, чтобы это произведение выходило за рамки моих человеческих
достоинств.
  В-третьих, этот роман был написан на юге Европы. Я начало писать его на
одной вилле на острове Микене в Греции 21-го декабря 1986 года, а завершил
27-го марта 1987 года в меблированных комнатах и гостиницах в пригороде
Рима. Мне трудно судить, оказал ли какое-то влияние на этот роман тот
факт, что написан он был не в Японии. Я лишь благодарен за то, что смог
погрузиться в процесс написания текста там, где ко мне никто не приходил и
не звонил по телефону. Других особых изменений в окружении у меня не было.
  Начало романа написано в Греции, середина на Сицилии, конец - в Риме. В
дешевой гостинице в Афинах у меня в комнате не было ни стола, ни стульев.
Каждый день я шел в таверну и писал этот роман, раз 120 слушая кассету
"Sergeant Pepper's Lonely Hearts Club Band" на миниплейере. В этом смысле
можно сказать, что маленькую помощь (a little help) в написании этого
романа я получил от Леннона и Маккартни.
  В-четвертых, этот роман я посвящаю моим друзьям, с которыми меня разлучила
смерть, и тем моим друзьям, которые живы, но с которыми нас разделяет
расстояние.


  Июнь 1987 года

  Мураками Харуки



  Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/