ши!
   - Во всем, что вы говорите, я ощущаю трепет  безудержной  гордыни,  моя
дорогая Лелия, - сказал Вальмарина, ласково улыбаясь и протягивая ей руку,
чтобы помочь сойти вниз, - но мне нравится слушать ваши речи, ибо я  узнаю
вас прежнюю, а в той, какой я вас знал, нет  ничего,  что  могло  бы  меня
ужаснуть. К тому же настоящая дружба - это когда один человек безраздельно
принимает другого; вот почему я люблю ваши недостатки. И  если  я  начинаю
тревожиться и расспрашивать вас, то это бывает тогда, когда я вижу, что вы
свернули с вашего пути и совершаете не свойственные вашей натуре поступки.
Тогда я перестаю  вас  узнавать,  и,  видя,  что  вы  становитесь  робкой,
неуверенной и мягкой, как женщины, которых любят и которыми повелевают,  я
начинаю думать, что вы погибли, что  самого  безумного  и  самого  лучшего
творения господа больше не существует.
   Лелия поправила одной рукой свои распустившиеся волосы  и,  держа  руку
друга и стоя на скале, выпрямилась в последний раз во  весь  свой  высокий
рост.
   - Гордыня! - вскричала она. -  Чувство  и  сознание  собственной  силы!
Священный и  благородный  рычаг  вселенной!  Да  будешь  ты  вознесена  на
чистейшие алтари, да наполнят тобою избранные сосуды! Торжествуй  же,  ты,
которая заставляешь страдать и царствовать! О кольчуга архангелов,  как  я
люблю, когда ты власяницею вонзаешься мне  в  тело!  Если  ты  заставляешь
избранных испытывать неслыханные муки, если ты  предписываешь  им  суровое
самоотречение, ты вместе с  тем  приобщаешь  их  к  великим  радостям!  Ты
даруешь им неслыханные победы. Когда ты увлекаешь их за собой  в  пустыни,
откуда нет исхода, ты приводишь к их ногам  львов,  их  одинокие  ночи  ты
населяешь духами, чтобы избранники твои с ними боролись, чтобы  они  могли
испробовать и познать  свою  силу,  и  вознаграждаешь  их  за  все  поутру
высокими словами: "Ты побежден, но повергнись к стопам моим без стыда, ибо
я есмь господь!"
   Лелия закрутила волосы и спрыгнула со скалы.
   - Уйдем отсюда, - сказала она, - уже скрылась последняя из Плеяд, и мне
здесь больше нечего делать. Борьба моя окончена. Святой  дух  возложил  на
меня свою десницу, как на Иакова, и Иаков простерся ниц. Ты можешь  теперь
поразить меня, о всевышний, ты увидишь, что я стою перед тобою на коленях!
   - А ты, гордая скала, - сказала она, оборачиваясь назад, -  я  какой-то
миг была прикована к тебе, как Прометей,  но  я  не  ждала,  чтобы  коршун
прилетел клевать мою печень, и я разбила твои железные цепи тою же  рукой,
которая их заклепала.



        "43. КАМАЛЬДУЛЫ"

   Лелия и Вальмарина снова спустились с горы по склону,  противоположному
тому, который вел в город. Лелия шла первая, спокойно и не спеша.
   - Но это же  не  та  дорога,  -  заметил  ее  спутник,  видя,  что  она
направляется на юг.
   - Это моя дорога, - отвечала она, - ибо это дорога, которая удаляет  от
Стенио. Возвращайтесь в город, если хотите  Что  до  меня,  то  я  никогда
больше не переступлю его врат.
   Вальмарина любезно последовал за нею, но на губах его появилась  улыбка
сомнения.
   - Я не очень доверяю таким вот  быстрым  и  бесповоротным  решениям,  -
сказал  он.  -  Я  не  верю  крайним  позициям  -  они   только   ускоряют
противодействие.
   - Всякое решение, исполнение которого откладывается, не сулит удачи,  -
отвечала Лелия. - Там, где речь идет о желании, размышление необходимо.  А
когда приходится действовать, нужны смелость и быстрота.
   - Куда мы идем? - спросил Вальмарина.
   - Мы бежим от прошлого, - ответила Лелия с какой-то мрачной радостью.
   Светало; они вступили  в  долину,  заросшую  густым  лесом.  Прелестные
ручейки сбегали вниз в  тишине,  под  сенью  миртов  и  фиговых  деревьев.
Большие лужайки, по которым проходили полудикие стада, вклинивались  своей
нежной зеленью в темную гущу лесов. Край этот был  богат  и  пустынен.  На
пути не было никакого жилья, разве только разбросанные там и сям,  глубоко
спрятанные в листве мызы. Поэтому в этих местах  можно  было  наслаждаться
всеми прелестями, всеми  благодеяниями  природы,  которой  коснулась  рука
человека, и всем величием, всей поэзией природы дикой.
   Поднявшись до половины холма, Лелия остановилась, охваченная восторгом.
   - Как счастливы беззаботные пастухи, - воскликнула она, - они  спокойно
спят в тени этих тихих лесов, им не о чем тревожиться, кроме как  о  своих
стадах, им нечего изучать, кроме восхода и захода звезд! А еще  счастливее
эти жеребята с растрепанными гривами - они скачут так легко в зарослях,  и
дикие козы - те без труда  поднимаются  на  крутые  скалы!  Счастливы  все
созданья, умеющие радоваться жизни, не злоупотребляя ею и не  доводя  себя
до изнеможения!
   За поворотом дороги Лелия увидела в предрассветной мгле  белую  полоску
на склонах гор, величественно смыкавшихся вкруг необъятной долины.
   - Что это такое? - спросила она своего друга. -  Что  это,  грандиозное
сооружение рук человеческих или отвесная  скала,  которые  бывают  в  этом
краю? Огромный водопад, или каменный карьер, или дворец?
   - Женский монастырь, - ответил Вальмарина, - обитель камальдулов.
   - Я много слышала о  его  богатстве  и  красоте,  -  сказала  Лелия.  -
Пойдемте туда.
   - Как вам будет угодно, - ответил Вальмарина. - Мужчин туда, правда, не
пускают, но я готов подождать вас во дворе.
   Монастырь этот поразил Лелию и восхитил: сначала шла  длинная  галерея;
белый мраморный свод поддерживали коринфские колонны  розового  мрамора  с
голубыми прожилками;  между  ними  стояли  малахитовые  вазы,  из  которых
торчали колючие листья алоэ; за нею - большие дворы, следовавшие  один  за
другим, создавали  впечатление  какой-то  фантастической  глубины;  всюду,
подобно пестрым коврам, были  разбросаны  клумбы  самых  красивых  цветов.
Выступившая на них роса покрывала их серебристой газовой тканью. В  центре
симметрических  орнаментов,  образованных  этими  же  клумбами,  водометы,
поднимающиеся из яшмовых бассейнов, рассыпали в голубом  утреннем  воздухе
свои прозрачные брызги, а первый луч солнца, начинавший  озарять  верхушку
здания,  падая  на  тонкие,  устремленные  к  небу  струи,  венчал  каждую
бриллиантовым   убором   Великолепные   китайские   фазаны   едва   только
шевельнулись при появлении Лелии, пестрея среди цветов своими филигранными
хохолками  и  бархатным  оперением.  Павлин  расстилал  по   газону   свой
сверкавший драгоценными камнями  наряд,  а  мускусная  утка  с  изумрудной
грудью гонялась по бассейну за золотыми жучками,  которые  вычерчивали  на
поверхности воды неуловимые круги.
   К насмешливому или жалобному крику этих плененных птиц, к их грустным и
горделивым движениям присоединялись тысячи веселых  и  громких  щебетаний,
тысячи взмахов крыльев птиц свободных. Доверчивый и резвый  чижик  садился
на голову какой-нибудь статуи. Дерзкие  и  трусливые  воробьи  воровали  у
домашних птиц  корм,  но  потом,  напуганные  кудахтаньем  наседок,  вдруг
улетали. Щегленок обрывал лепестки цветов, которые у него старался  отнять
ветер. Пробуждались жуки и начинали жужжать под  согретой  первыми  лучами
солнца и еще влажной травой. Самые красивые бабочки долины  летели  целыми
стаями, чтобы напиться сока  этих  диковинных  экзотических  растений,  от
которых они так пьянели, что их легко можно было взять рукой Все воздушные
голоса, все  ароматы  утра  поднимались  к  небу  как  чистый  ладан,  как
простодушное  песнопение,  призванное  возблагодарить   господа   за   его
благодеяния и за труд людей.
   Но в этом царстве животных и растений, среди  чудес  искусства  и  всей
беспримерной роскоши и богатств не было только одного человека.  Песок  на
всех аллеях совсем недавно был сравнен граблями, словно  для  того,  чтобы
сгладить шаги прошедших здесь людей. Ступив на эти аллеи,  Лелия  испытала
какой-то суеверный страх. Ей показалось, что она  нарушит  гармонию  этого
волшебного мира, что стены заколдованного замка вот-вот рухнут.
   Захваченная вихрем поэзии, она не верила своим глазам. Видя вдалеке, за
прозрачными колоннадами монастыря глубокие и пустынные долины,  она  легко
могла вообразить, что уснула где-то среди леса под  деревом,  облюбованным
какой-нибудь феей, и что, когда она проснулась, кокетливая владелица  этих
мест окружила ее разными призрачными чудесами, дабы удержать  ее  в  своей
власти.
   Поддаваясь очарованию этой фантазии,  опьяненная  ароматами  жасмина  и
дурмана, радуясь тому,  что  осталась  одна  в  этих  чудесных  местах,  и
вообразив себя чуть ли не царицей, она подошла к высокому окну. Сверкающие
на солнце цветные стекла походили на  пеструю  шелковую  занавесь  гарема.
Лелия села  на  край  бассейна,  где  плавали  рыбы,  и  стала  глядеть  в
прозрачную воду, следя за движениями форели в серебряной броне, на которой
сверкали рубины, и линя в его золотистой, отливающей зеленью  одежде.  Она
восхищалась  их  изящной  игрой,  блеском  их  металлических   глаз,   той
непостижимой быстротой, с какой они ускользали в страхе, когда  на  зыбкую
поверхность воды ложилась ее беглая тень.  Неожиданно  послышалось  пение,
словно то пели святые у подножия трона Иеговы; звуки исходили  из  глубины
таинственного здания и, смешиваясь со звуками органа, разносились повсюду.
Казалось, все смолкло, и  Лелия,  пораженная  восторгом,  как  в  детстве,
невольно опустилась на колени.
   Женские голоса, чистые и гармоничные, поднимались к богу,  как  пылкая,
полная надежды молитва, а детские, серебристые  и  трогательные,  отвечали
им, как далекие обещания неба, словно то были ангелы.
   Монахини возглашали:
   - Ангел господень, простри над нами твои  спасительные  крылья.  Защити
нас твоей недремлющей  добротой  и  твоей  утешительной  жалостью  Господь
сотворил тебя милосердным и нежным среди всех добродетелей, среди всех сил
неба,  ибо  он  предназначил  тебя  спасать,  утешать  людей,  собирать  в
чистейший сосуд слезы, пролитые у ног Христа, и явить  их  как  искупление
перед твоей вечной справедливостью, о вседержитель!
   А маленькие девочки отвечали из придела:
   -  Надейтесь  в  господе,  о  вы,  которые  трудитесь  в  слезах,   ибо
ангел-хранитель  простер  свои  большие  золотые  крылья  между  слабостью
человека и гнева всевышнего. Восславьте господа.
   Потом монахини начали снова:
   - О самый юный  и  самый  чистый  из  ангелов,  тебя  господь  сотворил
последним, ибо сотворил тебя после человека, и поместил тебя в раю,  чтобы
ты был его товарищем и другом. Но явился змий-искуситель и обрел над духом
человека больше власти,  чем  ты  Ангел  гнева  сошел  на  них,  чтобы  их
покарать; ты последовал за человеком в изгнание и стал заботиться о детях,
рожденных Евой, о всеблагой!
   Дети снова ответили:
   - Возблагодарите же, вы все, любящие господа, возблагодарите на коленях
ангела-хранителя, ибо на своих могучих крыльях он летает с земли на небо и
с неба на землю,  чтобы  вознести  ввысь  молитвы,  чтобы  принести  свыше
благодеяния! Восславьте господа!
   Свежий и чистый голос молодой послушницы произнес:
   - Это ты своим свежим  дыханием  согреваешь  поутру  скованные  холодом
растения; это ты покрываешь девственною одеждой всходы,  которым  угрожает
град; это ты своей спасительною рукою поддерживаешь хижину рыбака, которую
раскачивают морские ветры; это ты будишь уснувших матерей и,  призывая  их
нежным голосом ночью, когда им снятся  сны,  указуешь  им  кормить  грудью
новорожденных младенцев, это ты охраняешь стыд  девственниц  и  кладешь  к
изголовью их апельсиновую ветвь - невидимый  талисман,  отгоняющий  дурные
мысли и нечистые сны, это ты садишься в знойный полдень возле борозды, где
спит ребенок жнеца, и отгоняешь от него ужа и скорпиона, готовых  кинуться
на его колыбель; это  ты  открываешь  листы  требника,  когда  мы  ищем  в
Священном писании исцеления наших недугов; это ты помогаешь  нам  находить
тогда слова, приличествующие нашему  горю,  и  подносишь  к  глазам  нашим
святые строки, отгоняющие от нас искушение.
   - Призывайте ангела-хранителя, - запели детские голоса, - ибо это самый
могущественный из ангелов господних. Когда господь посылал его  на  землю,
он пообещал, что каждый раз, когда тот будет возвращаться  к  нему,  будет
прощен один грешник. Восславьте господа.
   Очарованная этой нежной поэзией и  этими  мелодичными  голосами,  Лелия
незаметно приблизилась к порогу  боковой  двери,  оказавшейся  приоткрытой
Остановившись на площадке мозаичной лестницы, откуда виден  был  неф,  она
увидала внизу простертых на полу девственниц.  Охваченная  восторгом,  она
воздела руки к небу и возгласила:
   - Восславьте господа! - и так проникновенно, что все молившиеся тут  же
взглянули на нее в каком-то едином порыве. Ее высокий рост, белое  платье,
развевавшиеся волосы и низкий голос, который можно было принять  за  голос
юноши, произвели такое впечатление на восторженных и робких монахинь,  что
им показалось, будто перед ними и в  самом  деле  ангел-хранитель.  Единый
крик вырвался  отовсюду,  молодые  девушки  пали  ниц,  и  Лелия  медленно
спустилась по лестнице, чтобы стать среди них  на  колени.  В  эту  минуту
тяжелая дверь, в которую она вошла, захлопнулась между нею и Вальмариной.
   Он терпеливо ждал ее несколько часов, и только  когда  стало  очень  уж
жарко, удалился на галерею, в прохладное, хорошо проветриваемое помещение,
где ему пришлось еще долго ждать. Когда эти знойные часы  прошли  и  подул
морской ветер, который поднимается и  становится  все  сильнее  на  закате
солнца, он решил позвонить у внутренней решетки монастыря и вызвать  Лелию
через послушницу. Через несколько минут ему передали от иностранки (так ее
называли здесь)  цветок,  который  на  условном  языке  означал  "прощай".
Вальмарина, который сам обучил Лелию этой восточной символике, понял,  что
это последнее прости, и один пошел по дороге в город.



        "44"

   "Вы знаете, какие таинственные узы влекут меня к жестокой  борьбе  и  к
смутным надеждам. Призываемый моими братьями по несчастью,  я  явлю  собой
нового противника или новую жертву палачей и убийц истины. Я уезжаю, может
быть, для того, чтобы не вернуться, и раз вы на этом настаиваете, я больше
вас не увижу Признаюсь, я  несколько  удивлен  тем,  что  вы  удалились  в
католический монастырь. Я знаю, какую власть имели над вами эти  верования
в прежние годы; но я никак не могу поверить,  что  они  могут  долго  вами
владеть. Очевидно, речь здесь шла о другом, а не о минутной потребности  в
отдыхе и в одиночестве, ибо ни отдых ваш, ни одиночество  мое  присутствие
никогда не нарушало и не смущало. Вы приучили меня смотреть на себя как на
ваше второе "я", и к тому же братское прощание  -  пожатие  через  решетку
руки - не могло бы отвлечь вас от ваших раздумий и  внести  в  ваши  мысли
светскую суету. Вы, должно быть,  обрекли  себя  на  это  заточение,  дабы
испытать свое благочестие, и это старание ваше  привязать  себя  к  идеям,
которые стали для вас слишком тесными, огорчительно и грустно.  Во  всяком
незрелом решении есть  нечто  болезненное,  свидетельствующее  о  бессилии
души. Чем больше поведением своим вы стараетесь доказать,  что  не  любите
Стенио, тем больше мне кажется, что  эта  несчастная  любовь  жестоко  вас
мучит. Подумайте об этом, сестра моя,  ибо  надо,  чтобы  эта  любовь  или
выросла, или оборвалась. Половинчатые чувства -  достояние  натур  слабых.
Бесполезные попытки достойны сожаления, они только напрасно истощают  наши
силы. Неужели мне так и придется уехать под гнетом этой тревоги?"



        "45"

   "Есть положения, по счастью, очень редкие, когда дружба  ничем  нам  не
может помочь. Тот, кто не может быть сам  своим  единственным  врачом,  не
заслуживает того, чтобы господь дал ему силу  исцелиться.  Может  быть,  я
страдаю больше, чем вы думаете; но не приходится сомневаться, что  я  могу
справиться со своим страданием и что решение мое  не  вызвано  недомыслием
или излишней самонадеянностью. Я просто хочу остаться здесь, как больной в
больнице, чтобы подчинить себя новому  режиму.  Для  того  чтобы  вылечить
тело, приходится  затратить  немало  усилий  и  подвергнуть  себя  немалым
лишениям; по-моему, то же  самое  можно  сделать  и  для  души,  когда  ей
угрожает смертельная болезнь. Давно уже я блуждаю  по  лабиринту,  полному
смутных шумов и обманчивых теней. Я должна  затвориться  в  келье,  искать
себя под таинственной сенью до тех пор, пока не  найду;  и  вот,  когда  я
почувствую себя здоровой и сильной, я решу все. Тогда-то я и выслушаю ваши
советы с  тем  уважением,  которое  присуще  дружбе;  тогда  вы  будете  в
состоянии судить о моем положении и высказаться с  достаточным  основанием
относительно моего будущего. Сейчас же ваши заботы способны  только  сбить
меня с пути. Что вы можете знать обо мне, раз сама  я  о  себе  ничего  не
знаю, то лишь, что я хочу изучать себя и себя познать? Когда на ясном небе
появляется черная туча, вы можете предвидеть, с какой  стороны  разразится
гроза,  но  когда  противоположные  ветры  бросают  тучи  со  всех  сторон
навстречу друг другу, - для  того,  чтобы  пуститься  в  путь,  приходится
выжидать, пока взойдет солнце.
   Мне тяжело думать, что я не могу пожать вашу руку в ту минуту, когда вы
готовитесь встретиться с опасностями, которым я завидую, мне было  бы  еще
ужаснее увидеть вас и не быть в состоянии поговорить с вами откровенно;  я
даже не знаю, вынесу ли я это, и я уверена, что буду  совершенно  разбитой
после  свидания,  на  котором  благоразумие  ваше,  слишком,  может  быть,
просвещенное, разрушит ту слабую надежду которая  во  мне  зародилась.  Вы
человек действия, Вальмарина,  в  гораздо  большей  степени,  чем  человек
мысли. Сильными ударами топора вы проложили себе широкую дорогу  и  вы  не
всегда   понимаете   препятствия,   которые   останавливают   других    на
нерасчищенных тропинках. У вас есть цель в жизни; если бы я была мужчиной,
у меня тоже была бы своя цель, и, как  бы  гибельна  она  ни  была,  я  бы
спокойно шла к ней. Но вы все время забываете, что я  женщина  и  что  мои
возможности ограничены некими непреодолимыми пределами. Мне  следовало  бы
удовлетвориться тем, что составляет гордость и радость других женщин; я бы
это сделала, если бы, на мое несчастье, не смотрела на вещи серьезно и  не
тянулась к чувствам, которых не находила. Я слишком разумно судила о людях
и о явлениях моего времени: я не могла ни к чему привязаться. Я испытывала
потребность любить, потому что мое сердце развилось в том же  направлении,
что и мой ум; но разум мой  и  гордость  запретили  мне  этой  потребности
уступать. Надо было встретить человека исключительного, который принял  бы
меня как равную и вместе с тем избрал себе спутницей жизни, кто бы  сделал
меня своей подругой и вместе с тем - своей любовницей. Мне  не  выпало  на
долю такого счастья и, если бы я стала домогаться его снова, мне  пришлось
бы снова его искать. Искать в любви - означает пробовать: вы  знаете,  что
это немыслимо для  женщины,  если  она  не  хочет  подвергать  себя  риску
унизиться; в жизни хватит и двух несчастных Любовей. Если вторая любовь не
исправила ошибок первой, надо, чтобы женщина сумела отказаться  от  любви,
надо, чтобы она сумела найти свою славу и  свой  покой  в  воздержании.  А
воздержание, если она не покинет света, будет для нее тяжко и  мучительно.
Общество не допускает ее к  высоким  умственным  поприщам  и  не  дает  ей
втянуться в борьбу политических страстей.  Начальное  воспитание,  жертвой
которого она становится, по большей части оставляет ее неподготовленной  к
занятию  наукой,  а  предрассудки,  сверх  того,  делают  для  нее  всякую
публичную деятельность  немыслимой  или  нелепой.  Ей  позволено,  правда,
заниматься искусством, но переживания, которые это искусство вызывает,  не
лишены опасности; для натуры аскети