ь для небес, нежели сто праведников.
   Позвольте мне, госпожа аббатиса, рассказать вам  сейчас  одну  легенду,
которую вы, конечно, знаете, ибо она создалась  в  вашей  стране  и  поэты
перевели ее на все языки. Жил некогда распутный  человек,  которого  звали
Дон Жуан... Пусть невинные не смущаются, услыхав это имя, в рассказе  моем
речь будет идти только о вещах возвышенных. Человек этот  совершил  немало
преступлений, на его совести множество жертв. Он похитил невинную девушку,
а потом убил оскорбленного отца несчастной; он  бросал  самых  красивых  и
самых невинных женщин; говорят, он даже  соблазнил  и  бросил  монахиню...
Господь осудил его и позволил духам тьмы завладеть им; но у Дон Жуана  был
на небе защитник - его ангел-хранитель.  Этот  прекрасный  ангел  пал  ниц
перед троном всевышнего и попросил его позволить  переменить  свою  высшую
божественную  сущность  на  смиренную  и  страдальческую  участь  женщины.
Господь разрешил ему эту перемену. И знаете, сестры мои, что сделал ангел,
когда его превратили в женщину?  Он  полюбил  Дон  Жуана  и  заставил  его
полюбить себя, дабы очистить его и направить на путь истинный.
   Стенио умолк. Речь его повергла всех в большое  смущение.  Как  мирские
девушки, так и большая часть монахинь слышали эту легенду впервые.  Многие
с явным любопытством взирали на незнакомку. Голос ее взволновал их,  а  ее
огненные глаза невольно притягивали к  себе  их  взгляды.  Иные  в  испуге
обернулись к аббатисе и с нетерпением ждали ее ответа.
   Первые минуты Лелия растерялась от дерзкой выходки Стенио и уже думала,
не изгнать ли его сразу из  святой  обители.  Но  потом  она  решила,  что
поднимется шум и это произведет на все еще худшее впечатление, чем  только
что произнесенная речь, и почла за благо ему ответить.
   - Сестры мои, - сказала она, - и вы, дети мои, вы не знаете конца  этой
легенды; сейчас я вам его расскажу. Дон Жуан полюбил ангела,  но  на  путь
истинный он не обратился. Он убил своего родного брата и снова принялся за
прежние злодеяния. По натуре он был  человеком  коварным  и  трусливым,  и
стоило ему напиться пьяным, как он начинал трепетать перед адом. А  наутро
снова  богохульствовал,  осквернял  алтарь  всевышнего  и  попирал  ногами
прекраснейшие его творения. Превратившись в женщину, ангел потерял  разум,
позабыл о своей небесной отчизне, о своей божественной сущности, о надежде
на бессмертие. Дон Жуан умер без покаяния, мучимый демонами -  угрызениями
совести, запоздалыми и бессильными. На небе стало одним ангелом меньше,  а
в аду - одним дьяволом больше.
   Знайте же,  дети  мои,  что  в  те  времена  -  времена  необыкновенных
приступов отчаяния  и  необъяснимые  причуд  -  Дон  Жуан  сделался  неким
символом, героем, почти что божеством. Женщинам нравятся мужчины,  похожие
на Дон Жуана. Женщины воображают, что они ангелы и что небо  возложило  на
них миссию - спасать всех этих Дон Жуанов и наделило их силою  осуществить
это свое назначение. Но, подобно ангелу легенды, они не  обращают  его  на
путь истинный, а сами погибают вместе с ними. Что же касается  мужчин,  то
знайте, что нелепая мысль окружить ореолом величия и поэзии  олицетворение
порока - один из самых пагубных софизмов, когда-либо ими созданных. О  Дон
Жуан, отвратительный призрак, сколько душ ты погубил безвозвратно! Это  их
глупое восхищение тобою растлило столько юных жизней и низвергло  стольких
женщин в бездонную пропасть! Идя по твоим следам, они надеялись  подняться
над средним уровнем людей.
   Будь же проклят, Дон Жуан! Люди находили в тебе  величие  там,  где  на
самом деле было только безумие. Прах от ног твоих  все  равно  что  пепел,
развеянный ветром. Путь, которым ты шел,  ведет  только  к  отчаянию  и  к
гибели.
   Наглый  хвастун,  кто  дал  тебе  бессмысленные  права,   которыми   ты
пользуешься всю жизнь? Когда и где господь сказал тебе:  "Вот  земля,  она
твоя: ты будешь господином и царем над всеми семьями; стоит  тебе  выбрать
любую женщину, и она разделит  с  тобою  ложе.  Любые  глаза,  которых  ты
удостоишь своей улыбкой, станут в слезах молить тебя  о  великой  милости.
Самые священные узы порвутся, как только ты  скажешь:  "Хочу".  Если  отец
откажется отдать тебе дочь, ты вонзишь свою шпагу в его удрученное  сердце
и осквернишь его седины кровью и грязью. Если разъяренный муж с оружием  в
руках будет отстаивать отбитую у него жену, ты только посмеешься  над  его
гневом и не отступишься от своей цели. Ты будешь спокойно  его  ждать,  не
торопясь нанести удар, который должен  его  поразить.  Ангел,  которого  я
пошлю   к   тебе,   затмит   его   взгляд   и   поведет   его    навстречу
смертоубийственному железу".
   Выходит, что господь управлял  миром  ради  твоих  утех?  Он  повелевал
солнцу встать, чтобы осветить деревни и таверны, монастыри и  дворцы,  где
ты давал волю загоревшемуся в тебе желанию; а когда наступала ночь,  когда
твое неуемное тщеславие насыщалось вздохами и слезами, он зажигал на  небе
тихие звезды, чтобы помочь  тебе  скрыться  и  указывать,  к  каким  новым
похождениям тебе лучше всего направить твои стопы.
   Учиненная тобою подлость считалась честью,  достойной  зависти.  Клеймо
твоего позора  сделалось  печатью  славы,  великолепной,  неизгладимой,  и
печать эта отмечала путь твой, как повергнутые молнией дубы отмечают  путь
огненных туч. Ты не признавал ни за кем права сказать: "Дон  Жуан  подлец,
ибо он пользуется чужою слабостью; он обманывает беззащитных женщин". Нет,
ты не отступал перед опасностью. Если кто-нибудь решал отомстить  тебе  за
жертвы твоего распутства, ты готов был уложить его на месте  и  не  боялся
споткнуться, задев ногой окоченевшее тело.
   День без обещаний и без обмана, ночь  без  прелюбодеяния  и  без  дуэли
казалась тебе несмываемым позором. Ты шел с  высоко  поднятой  головой,  и
глаза твои дерзко искали добычу, на которую надлежит кинуться. Начиная  от
робкой девушки, которая дрожала, заслышав твои шаги, и  кончая  бесстыдною
куртизанкой, которая бросила тень на доблесть твою и честь,  ты  не  хотел
поступиться ни одним наслаждением души или чувств;  ты  мог  уснуть  и  на
мраморных плитах храма и на зловонной соломе конюшни.
   Чего же ты хотел, Дон  Жуан?  Чего  ты  добивался  от  этих  несчастных
женщин? Разве в их объятиях ты искал счастья? Разве, устав от  всех  своих
бурных скитаний, ты действительно стремился к передышке? Ужели  ты  думал,
что, для того чтобы обуздать твое непостоянство в  любви,  господь  пошлет
тебе наконец женщину, которая окажется выше всех тех, которых ты  обманул?
Но почему  же  ты  их  обманывал?  Или,  расставаясь  с  ними,  ты  ощущал
раздражение и разочарование от потерянной иллюзии? Или их любовь была ниже
твоих тщеславных мечтаний? Может быть, одержимый своей одинокой чудовищной
гордостью, ты подумал: "Они должны мне дать безграничное счастье, какого я
им дать не могу; их вздохи и стоны - пленительная музыка для моего  слуха;
их муки и страх перед моими первыми объятиями - услада  для  моих  взоров;
это покорные  и  преданные  рабыни,  и  мне  нравится  смотреть,  как  они
стараются напустить на себя притворную  радость,  чтобы  не  омрачить  мое
наслаждение. Я не позволяю им тешить себя даже самой далекой  надеждой,  я
не  позволю  им  рассчитывать,  что  за  их   самопожертвование   заплатят
верностью"?
   Не дрожал ли ты от гнева всякий раз, когда  угадывал  на  дне  их  души
непостоянство, которое делало их равными тебе и,  может  быть,  даже  тебя
опережало? Чувствовал ли ты себя пристыженным и посрамленным, когда клятвы
их угрожали тебе упорной и пылкой любовью, которая могла заковать  в  цепи
себялюбие твое и твою славу? Читал ли ты где-нибудь в веленьях  господних,
что женщина создана для наслаждения мужчины и не способна противиться  ему
и ему изменить?  Неужели  ты  думал,  что  эта  высшая  степень  отречения
существует и должна обеспечить тебе непрерывное обновление твоих радостей?
Неужели ты думал, что может настать такой день, когда с губ  твоей  жертвы
сорвется нечестивое обещание и она воскликнет:  "Люблю  тебя,  потому  что
страдаю; люблю тебя, потому что  ты  вкушаешь  неразделенное  наслаждение;
люблю тебя,  потому  что  чувствую  по  твоей  слабеющей  страстности,  по
объятиям, которые постепенно отпускают меня, что скоро ты пресытишься мной
и меня позабудешь. Я привязываюсь к тебе, оттого что ты отталкиваешь меня;
я буду вспоминать о тебе, оттого что ты хочешь вычеркнуть меня из  памяти.
Я воздвигну тебе в сердце моем нерушимый алтарь, оттого что ты впишешь мое
имя в архивы твоего презрения"?
   Если ты хотя бы один миг лелеял в себе  эту  нелепую  надежду,  ты  был
безумцем, о Дон Жуан! Если ты хотя бы один миг думал,  что  женщина  может
дать мужчине, которого любит, нечто иное, кроме  своей  красоты,  любви  и
доверия, ты был просто глупцом; если ты полагал, что она  не  вознегодует,
когда рука твоя швырнет ее прочь, как негодную одежду, ты был слеп. Да, ты
был всего-навсего бессердечным распутником с  душою  бесстыжего  светского
льстеца в теле мужлана.
   О, как плохо тебя поняли те, кто считал твою судьбу воплощением славной
и упорной борьбы с действительностью! Если бы они сами повторили  на  себе
твой опыт,  они  бы  не  восхваляли  тебя  так:  они  бы  во  всеуслышание
признались в ничтожестве твоих побуждений, в скудости твоих  чаяний;  если
бы они, как ты, грудью сражались с нечестием и развратом,  как  бы  хорошо
они знали, чего недоставало тебе, который никогда не знал любви и который,
вместо того чтобы взлететь со своим добрым ангелом на небеса, низверг  его
вслед за собою в ад!
   Вот почему, Дон Жуан, смерть твоя страшит их и приводит в оцепенение, и
они преклоняют перед тобою колена. Взгляды  их  не  проникают  за  пределы
твоего горизонта; да, они счастливы, как и ты, но при этом  они  скрежещут
зубами. Измождение и страдание,  которыми  отмечены  твои  последние  дни,
жестокий поединок твоего заблудившего разума с холодеющей кровью, корчи  и
хрипенье твоих бессонных ночей - все это наполняет  их  ужасом  и  кажется
каким-то зловещим пророчеством.
   В ослеплении своем они не знают, что жалобы твои были  богохульством  и
что смерть для тебя всего лишь справедливое наказание. Они не  знают,  что
господь карает в тебе эгоизм и тщеславие, что  он  послал  тебе  отчаяние,
чтобы отметить за жертвы, голоса которых взывали к нему, обвиняя тебя.
   Но ты не  вправе  жаловаться;  поразившее  тебя  наказание  всего  лишь
возмездие. Ты не был прозорлив, Дон Жуан, если  ты  не  предвидел  роковой
развязки всех сыгранных тобою трагедий. Ты плохо  изучал  жизни  людей,  с
которых брал пример и чей опыт хотел возродить. Ты, оказывается, не  знал,
что преступление, когда оно гонится за величием и за  властью  над  миром,
должно жить, постоянно памятуя  о  наказании,  которое  его  ожидает,  ибо
каждым днем своим оно  его  заслужило?  Тогда  еще,  пожалуй,  оно  сможет
хвастать своею храбростью, ибо знает какой конец ему уготован. Но ты  ведь
думал, что избежишь небесного отмщения, Дон Жуан, значит ты был трусом?
   О сестры мои, о дети мои, вот что такое Дон Жуан.  Любите  его  теперь,
если можете. Пусть воображение ваше воодушевляется мыслью отдать сокровища
вашей души отравленному дыханию нечестивца.  Пусть  романы,  поэмы,  драмы
покажут вам торжествующее распутство презревшего вас грубияна.  Опуститесь
перед ним на колени, откажитесь ради него от всех даров  неба,  раскидайте
их на дороге, которую от обагрит кровью  и  польет  грязью!  Да,  склоните
перед ним головы, покиньте лоно господне, юные  ангелы,  живущие  в  боге.
Станьте жертвами, станьте рабынями, станьте женщинами!
   Или нет, лучше не  давайте  себя  заманить  в  плохо  скрытую  западню,
которую расставляет вам порок. Чтобы наилучшим способом расположить вас  к
себе он  прикинется  приятным,  он  изберет  особую  тактику:  он  захочет
заинтересовать вас собою. Он скажет вам, что  страдает,  что  вздыхает  по
небу, которое его отвергло, что он дожидается только вас, чтобы  вернуться
туда, но он уже расточал эту подлую ложь и эти коварные обещания  женщинам
столь же чистым, как вы, и когда он так же надругается над вами и  так  же
разобьет вашу жизнь, он бросит и вас, как  их,  и  спокойно  занесет  ваши
имена в список своих развратных деяний.
   Правда, есть случаи,  по  счастью,  весьма  редкие,  когда  прощение  и
терпеливость женщины направляются на осуществление воли божьей и  обращают
таких людей на  путь  истинный.  Когда  в  нашей  жизни  происходит  нечто
подобное, не зависящее от нашей  воли  и  неожиданное,  надо  принять  это
испытание.  Есть  страдания,  которые  нам  посылает  господь;  пусть   же
преданность,  кротость  и  самоотречение  станут  средствами  защиты   для
женщины, которую провидение заставляет страдать, послав ей такого мужа. Но
у этой преданности должны быть свои пределы,  ибо  нет  ничего  хуже,  чем
забывать, что всякий порок ненавистен, и любить его.  Если,  как  привыкли
говорить мужчины, женщина - существо слабое, невежественное и легковерное,
то  кто  им  дал  тогда  право  призывать  нас,  чтобы  их  обращать?  Мы,
разумеется, не можем этого сделать, а они, будучи выше нас, будучи  нашими
господами, могут, оказывается, развращать нас и губить наши души?  Видите,
сколько лицемерия и сколько нелепости в их рассуждениях.
   Если есть страдания, идущие от  бога,  поверьте  мне,  есть  и  гораздо
больше других, которые проистекают от нас  самих  и  на  которые  мы  сами
безрассудством своим себя обрекаем. Хотеть любви человека дурного,  искать
свой идеал в общении с пороком!.. Можно ли это допустить, можно  ли  этому
поверить? Зло настолько заразительно, что ангелы, и те подпадают  под  его
власть. Какой безрассудной и самоуверенной надо быть, чтобы  избрать  себе
подобную участь! Ах, если кому-нибудь из  вас  выпадет  в  жизни  подобное
испытание, пусть она хорошо  проверит  себя,  и  она  увидит,  что  за  ее
прозелитизмом скрывается тщеславие. Сколько красоты в том, чтобы  обратить
Дон Жуана! Сколько славы в том, чтобы восторжествовать  там,  где  столько
других потерпели неудачу!  Ну  что  же,  вы  красивы,  вы  неотразимы,  вы
исключительное существо; может быть, вы оставите заметный след в жизни Дон
Жуана. Он никогда не любил одну и ту же женщину больше одного  дня;  может
быть, вам он будет верен два дня подряд. Это будет великой  победой;  люди
станут о ней говорить. Но что будет с вами на третий день?  Осмелитесь  ли
вы предстать перед господом и просить его вернуть вам покой, который у вас
был и которым вы поступились ради чести стать избранницей  Дон  Жуана?  Вы
обещали богу возвратить ему эту  заблудшую  душу,  а  возвращаетесь  одна,
приниженная и оскверненная. Душа ваша потеряла  свою  чистоту,  красота  -
силу, молодость - надежду. Дон Жуан обдал  вас  своим  дыханием.  Кайтесь;
надо много молиться, много плакать, прежде чем вы смоете это пятно и  рана
ваша перестанет кровоточить. Но что это! Примирение с господом вас пугает.
Вы боитесь угрызений совести, ужаса одиночества! Вы кидаетесь в суету!  Вы
надеетесь опьянить себя и забыть свое горе. Но свет смеется над вами и вас
презирает. Свет жесток, безжалостен. Ваши слезы, которые  умилостивили  бы
господа, для него были бы только поводом к  смеху.  Тогда  вам  приходится
противиться наглости света и спасать ваше ущемленное  тщеславие  какими-то
новыми победами. Вам нужна чья-то любовь, вам нельзя оставаться одинокой и
покинутой. Вы не можете допустить, чтобы другие  женщины  вас  жалели.  Вы
непременно должны добиться внимания Дон  Жуана.  Вернитесь  к  нему;  ваше
упорство преисполнит его гордостью, и еще один день  вам  будет  казаться,
что вы на вершине счастья и  славы.  Но  с  Дон  Жуаном  всегда  наступает
неумолимый завтрашний день. Он  словно  во  власти  какого-то  колдовства:
скука преследует его всюду и отовсюду гонит. Она вырвет  его  и  из  ваших
объятий, как и из объятий  всех  других  женщин.  Следуйте  за  ним,  если
смеете!
   Или нет, дайте волю гневу, мести. Забудьте Дон Жуана, докажите ему, что
вы такая же сильная, такая же легкомысленная, как он, ищите того, кто  мог
бы загладить вашу обиду, утешить вас в вашем горе. Явится другой Дон  Жуан
- в наше время их ведь немало. Он будет красивее,  элегантнее,  бесстыднее
первого. Этот не стал бы вас даже искать, пока вы  были  чисты.  Он  любит
только неприкрытый порок и когда узнает, что над вами надругались, увидит,
что нашел как раз то, что искал. Он будет преследовать вас, он  без  труда
убедит вас, ибо знает, что толкает вас к  нему  отнюдь  не  потребность  в
любви, а досада и раздражение. Он слишком опытен, чтобы поверить в любовь,
которой у вас к нему нет и которой нет и  у  него  к  вам,  он  не  боится
обманывать вас самой вздорной ложью. С первым у вас было два или  три  дня
ласки, со вторым не будет ни одного.
   Я кончаю: довольно рисовать вам  омерзительную  картину  заблуждения  и
отчаяния. Отвратите от нее ваши  взоры,  о  мои  кроткие  и  целомудренные
подруги! Возведите их к небу и посмотрите, не  скучают  ли  там  ангелы  в
обществе всевышнего! Посмотрите,  верна  ли  легенда  и  действительно  ли
блаженные  отказываются  от  несказанных  радостей  ради  общества   людей
развращенных!
   Прелестная Клавдия плакала...
   Стенио не слышал окончания речи аббатисы. Как всегда, она склонила всех
на свою сторону, и слава Дон Жуана  померкла.  Когда  поэт  заметил,  что,
несмотря на внимание, с каким  все  слушали  аббатису,  время  от  времени
нерешительные и любопытные взгляды останавливаются на нем,  он  испугался,
что его могут узнать, если он будет выходить вместе с толпой. И он скрылся
незаметно и бесшумно и вернулся к себе, чтобы переодеться.
   В голове  его  роилось  множество  проектов  мести,  один  сумасброднее
другого.



        "63"

   Перебирая в мыслях разные планы действий, Стенио вышел, так и не приняв
никакого определенного решения. Он снова переоделся в  мужское  платье,  и
туалет его был очень изыскан. Он долго ходил, а потом снова задумался  над
тем, что же ему все-таки делать. Он оказался возле монастыря  камальдулов.
Инстинкт и судьба привели его туда незаметно для него самого.
   Когда-то Стенио удавалось уже пробраться в эту обитель. В течение  двух
ночей бродил он тогда по террасам,  по  крытым  галереям,  обходил  вокруг
келий. Он без труда отыскал келью Клавдии и, карабкаясь по веткам  жасмина
возле ее окна, уже подумывал о том, чтобы выдавить стекло и туда влезть.
   Стенио во что бы то ни стало  хотелось  оскорбить  гордость  Лелии.  Не
будучи в состоянии сломить ее, он хотел по  крайней  мере  ее  помучить  и
только спрашивал себя, с кого начать свою первую попытку?  Может  быть,  с
Клавдии, этой девочки, которая когда-то так внимательно его  слушала?  Она
превратилась теперь в высокую и красивую девушку, полную достоинства,  ума
и самого искреннего благочестия. Наставляя ее,  аббатиса  превзошла  самое
себя, так как ни одна душа не была так близка к  падению  и  ни  одной  не
приходилось делать таких усилий, чтобы открыться для мудрости  и  прямоты.
Клавдия понимала, сколько зла причинили ей  неправильным  воспитанием,  и,
борясь с дурными  влияниями  прошлого,  она  была  в  таком  страхе  перед
будущим, что каприз ее превратился в непоколебимое решение.  Она  пошла  в
монастырь и стала послушницей.
   Сколько славы бы стяжал Стенио и как была бы унижена Лелия, если бы ему
удалось вырвать у нее эту добычу -  эту  новообращенную!  Как  бы  он  мог
хвастать своей победой над Клавдией, ведь  он  встретил  ее  презрением  у
куртизанки, куда она пришла за ним, а потом не явился на свидание, которое
ей назначил; и вот  теперь  он  заставит  ее  отказаться  от  принятых  ею
серьезных решений, доставшихся  молодой  девушке  ценою  долгих  раздумий!
Может быть, в эту минуту гордая аббатиса  рассказывает  с