возможность сделки.
   А Джего-то как раз надеялся, что мы его поддержим, жаждал  услышать  от
нас макиавеллиевский совет, который прозвучал бы  примерно  так:  "Обещать
Найтингейлу вы, разумеется, ничего  не  должны,  однако  будет  совсем  по
плохо, если ему покажется,  что  он  все  же  получил  обещание...  потом,
обнаружив свою ошибку, он, конечно, разозлится - ну,  да  и  бог  с  ним".
Услышав что-нибудь подобное, Джего немедленно побежал бы к Найтингейлу и в
беседе с ним, полагаясь на свое обаяние,  застраховался  бы  только  очень
неопределенными оговорками. Да, при малейшей возможности он заключил бы  в
тот вечер сделку с Найтингейлом. Но его остановила угроза Кристла.
   Когда  Найтингейл  впервые  предъявил  нам   свои   требования,   Джего
оскорбился больше всех, а сейчас он был  готов  пойти  на  такие  позорные
уступки, какие никому из его сторонников не пришли бы и в  голову.  Тогда,
солнечным февральским утром, он думал с горделивой надменностью: "Так вот,
значит, до какой низости может довести человека честолюбие?" Но в то  утро
он считал, что его-то  честолюбию  ничто  не  угрожает.  А  сейчас,  когда
рушились его собственные честолюбивые надежды, он, мучимый  отчаянием,  не
погнушался бы прибегнуть к хитрости, коварству и прямой лжи.
   Но он услышал угрозу Кристла. Он внимательно  посмотрел  на  него  -  и
встретил твердый, неуступчивый взгляд. Тогда он мельком глянул на  меня  и
несколько секунд вглядывался  в  огорченное,  исполненное  сочувствия,  но
непреклонное лицо Брауна.
   Внезапно Джего опомнился. Ему стало непереносимо стыдно. Он, видимо, по
достоинству оценил свои намерения.
   - Я должен снять свою кандидатуру? - сломленно спросил он.
   Улыбка Брауна засветилась дружелюбным  облегчением,  а  его  заботливая
воркотня показала мне, как сильно он волновался.
   - Нельзя кидаться из одной крайности в другую,  -  проворчал  Браун.  -
Наша партия по-прежнему сильнее, чем кроуфордовская. К врагам переметнулся
наш самый ненадежный союзник - и только.  Но  у  вас  до  сих  пор  больше
сторонников, чем у Кроуфорда. Вы просто утратили чувство реальности.
   - Я согласен с Брауном, - холодноватым, но все же подбадривающим  тоном
проговорил Кристл. Джего улыбнулся нам - улыбнулся доверчиво и беззащитно.
   - Мы должны изменить тактику, -  заметно  повеселев,  сказал  Браун.  -
Вам-то беспокоиться незачем, всю  организационную  работу  мы  возьмем  на
себя. В партии Кроуфорда тоже есть  ненадежные  люди.  Калверт  с  Элиотом
хотели предпринять кое-какие шаги, но Элиот, кажется, согласился со  мной,
что пока еще рано. Мы должны обезопасить  самих  себя  от  новых  дурацких
неудач. Не знаю, согласны ли вы со  мной,  но,  по-моему,  у  нас  остался
только один не совсем надежный союзник.
   - Вы имеете в виду старика Пилброу? - спросил Джего.
   - Да, Пилброу - союзник ненадежный, - сказал Кристл. - Вечно он носится
с каким-нибудь очередным чудаком.
   - Правда, у Винслоу с Гетлифом так ничего и не  получилось,  когда  они
попробовали перетянуть его на свою сторону, - заметил Браун. - И я  думаю,
что мы  вполне  можем  рассчитывать  на  его  последовательность.  Он,  по
счастью, относится к вам с искренней симпатией.
   - Меня это, признаться, до сих пор удивляет, - вставил Джего. - Но  как
бы то ни было...
   - Как бы то  ни  было,  -  перебил  его  Кристл,  -  других  ненадежных
союзников у нас нет.
   Джего сказал:
   - Вы трое по-настоящему надежные сторонники именно потому,  что  знаете
обо  мне  все  самое  худшее.  Если  кто-нибудь  из  вас  перестанет  меня
поддерживать, я потеряю не только должность ректора.  Я  навсегда  потеряю
веру в себя.
   - Короче, других ненадежных  людей  в  нашей  партии  нет,  -  повторил
Кристл. - Все остальные будут поддерживать вас до конца. Вы можете  твердо
рассчитывать на пять голосов. Мы вас не подведем.
   Джего благодарно улыбнулся.
   - Итак, - сказал Браун, - сейчас  самое  главное  для  нас  -  удержать
Пилброу. Если он останется нашим союзником, Кроуфорд в ректоры не пройдет.
Большинство - хотя и не абсолютное - у нас. Тем более что  Кроуфорд  решил
не голосовать за себя. Я, правда, человек земной, грешный, и не  удивлюсь,
если он передумает. Вам, кстати, вскоре предстоит договориться с ним,  как
вы распорядитесь своими  собственными  голосами.  И  учтите  -  они  могут
оказаться решающими.
   - Да, теперь вам обязательно придется об этом  договориться,  -  сказал
Кристл.
   - Как раз сегодня я получил от Кроуфорда записку -  он  хочет  со  мной
встретиться. Меня это, признаться, удивило...
   -  Наши  противники  тоже  наверняка  понимают,  что   этот   треклятый
перебежчик  сделал  ваши  собственные  голоса   решающими,   -   зорко   и
настороженно глянув на Джего, проговорил Браун.
   - Мне придется с ним встретиться, - сказал Джего. - Отказаться было  бы
неприлично.
   - Но будьте очень осторожны. Любое предложение, каким бы безобидным оно
вам ни показалось, надо тщательно обдумать.  Поэтому  не  связывайте  себя
обязательствами, не решайте  ничего  сразу.  -  Давая  Джего  подробнейшие
наставления, Браун немного оживился, но потом снова помрачнел.
   - И я опять вынужден вас предостеречь... - Браун нерешительно замолчал;
Джего не смотрел на него. Через несколько секунд Браун заговорил  снова  -
медленно, с трудом подбирая слова: - Мы были  бы  плохими  сторонниками  и
друзьями, если б не решились  вам  сказать,  что  вы  рискуете  безнадежно
проиграть еще до выборов. Или, говоря иначе, мы должны  предупредить  вас,
что  Найтингейл  перешел  на  сторону  Кроуфорда  отчасти   из-за   вашего
собственного поведения. И если вы не перестроитесь, то навредите себе  еще
больше.
   Джего промолчал.
   Браун заговорил опять:
   - С Найтингейлом мы и сами наделали много ошибок. Он разозлился на  нас
с самого начала. Но одна наша ошибка - я уже намекал вам о ней - разъярила
его вконец: ему показалось, что кое-кто  из  нас  ведет  себя  так,  будто
считает результаты выборов  заранее  предрешенными.  Излишняя  уверенность
чревата, знаете ли, серьезными опасностями.  Мне  очень  неприятно,  но  я
вынужден предостеречь вас еще раз... - Браун замялся, немного  помолчал  и
закончил: - ...что женские беседы за чашкой  чая  тоже  не  всегда  бывают
безвредными.
   Брауну было неловко, но говорил он решительно и  твердо.  Джего  сидел,
опустив голову, и молчал. Браун, разумеется, еще  помнил  то  утро,  когда
Джего, при намеке куда менее определенном, чем сегодняшний, ответил ему  с
резкой  и  враждебной  отчужденностью.  Брауну   потребовалось   все   его
дружелюбие, вся решимость и мудрость, чтобы заговорить  об  этом  снова  -
заговорить именно сегодня, когда Джего получил жестокий удар,  потерял  на
время веру в свои силы и осудил себя.
   - Спасибо за дружеский совет, - не поднимая головы, проговорил он. -  Я
постараюсь им воспользоваться... если смогу.
   Внезапно он посмотрел на Брауна, и в его глазах вспыхнуло  неподдельное
волнение.
   - Мне остается попросить моих друзей, - негромко сказал он, - чтобы моя
жена не узнала об этих предостережениях. Она примет  их  исключительно  на
свой счет, и я просто не смогу вынести ее страданий.
   - Но сами-то вы с ней поговорите? - настойчиво спросил Браун.
   Мне показалось, что Джего не собирается отвечать. Но он сказал:
   - Поговорю... если буду уверен, что это не причинит ей слишком сильного
горя.
   Слушая его, мы понимали,  что  перед  нами  приоткрывается  глубокий  и
мучительный  жизненный  опыт.  Никто  из  нас,  даже  Браун,  не   решился
продолжать. Даже Браун не нашел в  себе  сил  потребовать  у  Джего  более
определенного ответа.
   Вскоре пришла с концерта миссис Джего и сопровождавший ее Рой  Калверт.
По иронии судьбы, она  вернулась  домой  в  превосходном  настроении  -  я
никогда еще не видел ее такой счастливой. Ей удалось попасть  на  концерт,
где собралась  вся  элита  Кембриджа,  ее  спутником  был  один  из  самых
обаятельных молодых людей в нашем городе, и все знакомые  разговаривали  с
ней необыкновенно дружелюбно.
   Рой подошел к камину, а миссис Джего села рядом  в  кресло,  кокетливо,
снизу вверх посмотрела на него и сказала:
   - Подумать только, ведь вы могли  пригласить  на  концерт  какую-нибудь
совсем молоденькую женщину!
   - Слишком молоденькие женщины, как правило, несносны, - отозвался Рой.
   - Да, хотелось бы нам верить, что это  правда,  -  проворковала  миссис
Джего.
   - Вы прекрасно знаете, что это правда, - сказал Рой. - Признайтесь.
   Он разговаривал с ней весело, чуть игриво и очень  заботливо,  так  что
она, ощутив на мгновение полную уверенность в себе,  отказалась  от  своих
обычных претензий и сварливых жалоб - я, пожалуй, ни разу не замечал в ней
такой милой и наивно жизнерадостной  привлекательности.  Возможно,  именно
эти ее качества очаровали Джего двадцать пять лет назад.
   Это было странное зрелище - радостно щебечущая пожилая грузная  женщина
в черном вечернем платье, которое ничуть не скрадывало ее  массивности,  и
стройный, чрезвычайно изящный молодой человек, она сидела в кресле,  а  он
стоял с ней рядом, спиной к камину, слегка откинувшись  назад  и  опершись
плечами о мраморную каминную доску.
   Миссис Джего с улыбкой посмотрела на мужа и сказала:
   - Я уверена, что провела время гораздо веселее, чем ты.
   - Вероятно, ты права, - нежно улыбнувшись ей в ответ, согласился он.



21. ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА

   Когда леди Мюриэл открыла мужу правду, он попросил,  чтобы  к  нему  не
пускали никого, кроме Роя. Но в конце триместра он передал нам, что  хочет
поговорить с каждым членом Совета. И вот что поразительно - он  решил  так
поступить не для собственного удовольствия или успокоения, а ради нас.  "Я
уверен, что ему по-прежнему никого не хочется видеть, -  печально  заметил
Калверт, - но он щадит наши чувства". Ройс понимал,  что  нам  всем  будет
очень тяжело, если он не захочет  встретиться  с  нами  перед  смертью,  и
смирился:  в  нем  пробудилась  странная   для   умирающего   чуткость   к
переживаниям других.
   Да,  нам  было  очень  странно  видеть  его  искреннюю  и  бескорыстную
самоотверженность. Но еще более странно чувствовали мы себя,  когда  после
визита к ректору снова окунались  в  насыщенную  враждой  атмосферу  нашей
повседневной жизни.
   Потому что Найтингейл, буквально источающий ненависть, вовсю  развернул
яростную  кампанию  против  Джего.   Он   вел   злобную   и   методическую
пропагандистскую войну. Он тенденциозно  подбирал  факты-и  каждый  вечер,
если в трапезной или профессорской но было активных сторонников Джего, без
конца повторял все, что ему удалось узнать.
   Он нападал не только на самого Джего, но и на близких ему люден. Прежде
всего  на  миссис  Джего.  Из  вечера  в  вечер  повторял  он  ее   слова,
доказывающие, что она считает себя женой будущего ректора;  она  и  правда
расспрашивала знакомых, где можно купить мебель восемнадцатого века, чтобы
обставить парадную гостиную Резиденции,  и  жаловалась,  что  в  Кембридже
очень трудно найти слуг.  Найтингейл  издевался  над  ее  выговором  и  ее
социальным происхождением. "Вы только представьте себе, - говорил он, -  в
Резиденции, после леди Мюриэл, будет  хозяйничать  дамочка  из  предместий
Бирмингема!"
   Эта злобная реплика особенно возмутила Брауна, хотя было ясно,  что,  в
общем-то, она бьет мимо цели.
   Другие обвинения были гораздо опасней. Найтингейл постоянно рассказывал
о нелепых флиртах миссис Джего. И он не лгал. Еще несколько лет назад  она
флиртовала напропалую - флиртовала  для  самоутверждения,  потому  что  не
верила в свою привлекательность. Флирты эти были совершенно невинными,  но
иногда - именно из-за неопытности  миссис  Джего  -  казались  слишком  уж
откровенными и как бы даже почти неприличными.
   Нападая на жену Джего, Найтингейл не  забывал  поносить  его  друзей  и
сторонников, а в особенности Роя Калверта. Я тоже не избежал общей участи,
но острую  неприязнь  ко  мне  Найтингейл  перенес  почему-то  на  Роя.  В
профессорской открыто заговорили о Роевых любовных делах.  Было  упомянуто
имя Джоан. Кто-то сказал, что в ближайшее время объявят об их помолвке.  О
помолвке? Найтингейл ухмыльнулся.
   Сплетню  разнесли  по  всему  колледжу.  Я  сам  однажды  слышал,   как
Деспард-Смит сказал:
   - Очень странный  он  человек,  этот  Рой  Калверт.  Меня,  знаете  ли,
беспокоит его судьба. Представьте себе - встречаюсь  я  с  ним  сегодня  и
после всего, что слышал,  естественно,  спрашиваю,  не  собирается  ли  он
жениться. А он мне отвечает... это был, знаете ли, очень  странный  ответ.
Он сказал: "Калверты никогда не женятся. Мой отец, правда, женился, но  он
у нас был исключением". Да, меня беспокоит судьба этого молодого человека.
Я начинаю думать, что у него извращенное  чувство  юмора.  -  Деспард-Смит
нахмурился. - И я начинаю думать,  что  ему,  ради  его  же  пользы,  надо
сообщить о вакансии в Британском музее.
   Пропагандистская война, затеянная Найтингейлом, исподволь утверждала  в
умах мысль о безнравственности  сторонников  Джего.  Мысль  дикая  -  ведь
руководители нашей партии, Браун  и  Кристл,  были  солидными,  уважаемыми
людьми. Однако к этой  мысли  постепенно  привыкли  не  только  противники
Джего, но даже мы  сами,  его  сторонники.  Найтингейл  успешно  и  быстро
углублял вражду, разделившую  наши  партии.  К  концу  триместра  нам  уже
зачастую не хотелось обедать за  общим  столом.  Мы  просматривали  список
обедающих и, если видели, что  в  трапезную  придет  слишком  много  наших
противников, не колеблясь вычеркивали свои фамилии. Все  реже  и  реже  мы
заказывали после обеда вино.
   На раздоры и сплетни не реагировал только один человек -  Кроуфорд.  Он
как бы не ощущал воцарившейся в колледже атмосферы. Он обедал в трапезной,
даже когда там собирались исключительно сторонники Джего;  он  спокойно  и
трезво разговаривал со мной о положении в Европе или, пригласив Роя выпить
в профессорской рюмку хереса, обсуждал с  ним  германские  события.  Может
быть, до него не доходили сплетни Найтингейла, а может быть,  он  попросту
не обращал на них внимания. Однажды я заметил, как Найтингейл отозвал  его
в сторону и принялся вполголоса о чем-то ему рассказывать.
   - Я ничего не понимаю в  чужой  личной  жизни,  -  спокойно,  громко  и
совершенно равнодушно проговорил Кроуфорд.
   В самом конце триместра, на последнем собрании - оно было, как  обычно,
скучным, однако очень сварливым, - когда мы  уже  собирались  расходиться,
Кроуфорд, обратившись к Деспарду, сказал:
   - Господин председатель, разрешите мне нарушить -  в  виде  исключения,
разумеется, - наш привычный распорядок.
   - Пожалуйста, доктор Кроуфорд.
   - Я хотел бы поговорить со старшим наставником наедине. Надеюсь,  после
этого мы сможем сделать совместное заявление.
   Джего и Кроуфорд вышли за дверь, а мы, поджидая,  когда  они  вернутся,
закурили, кое-кто принялся обсуждать учебные  дела,  другие  просто  молча
разрисовывали  лежащий  перед  каждым  из  нас  лист  бумаги.  Найтингейл,
сидевший справа от меня, демонстративно отвернулся, и я заговорил с Льюком
об его исследованиях. Он сказал мне, что  его  идея  оказалась  ложной,  а
поэтому месяц работы пошел у него, как  он  выразился,  кошке  под  хвост.
Минут через пять  возвратились  Джего  и  Кроуфорд.  Открывая  дверь,  они
продолжали о чем-то говорить;  Джего  был  взволнован  и  весело  оживлен,
Кроуфорд - спокоен и по-всегдашнему непроницаем. Мы не  знали,  встречался
ли Джего с Кроуфордом после  нашего  разговора  в  субботу;  Кристла  явно
раздражала  возникшая  неопределенность,  а  Браун  опасался,  что   Джего
совершит тактическую ошибку.
   Кроуфорд сел на свое место.
   - Разрешите, господин председатель?
   - Пожалуйста, доктор Кроуфорд.
   - Как член Совета я не  имею  права  говорить  об  еще  не  открывшейся
вакансии на официальном совещании, - начал  Кроуфорд.  -  Однако  если  мы
решим, что наше официальное совещание завершено, этот запрет  будет  снят.
Вот я и предлагаю считать, что оно завершено. - Он оглядел нас  с  широкой
улыбкой: ему правилась ясность и определенность во всех  делах.  -  Говоря
как участник неофициального собрания, я могу сообщить вам - и думается, не
без пользы для  прояснения  общей  обстановки  в  колледже,  -  о  чем  мы
договорились со старшим наставником.
   Кроуфорд бесстрастно посмотрел на Деспарда-Смита и продолжал:
   - Надеюсь, никто не услышит ничего нового, если  я  скажу,  что  мы  со
старшим  наставником  считаем  себя  кандидатами  на  должность   ректора,
которая, ко всеобщему нашему сожалению, вскоре  станет  вакантной.  Далее.
Основываясь на дошедших  до  меня  сведениях,  мы,  как  мне  кажется,  не
ошибемся, если назовем себя наиболее вероятными кандидатами. И  последнее.
Всем, я думаю, известно, что ни меня, ни  доктора  Джего  не  поддерживает
абсолютное большинство членов Совета. В  этих  условиях  наши  собственные
голоса могут оказаться решающими. Мы с доктором Джего  обсудили,  как  нам
следует вести себя во время выборов, и пришли  к  выводу,  что  не  должны
влиять на решение членов Совета. Голосовать друг  за  друга  мы  посчитали
неуместным, а поэтому договорились, что вообще не будем принимать  участия
в голосовании.
   Некоторое время все молчали.
   - Так-так. Действительно, - после паузы  проговорил  Гей.  -  Прекрасно
сказано, Кроуфорд. Примите мои поздравления.
   Джего сказал:
   - Мне хотелось бы добавить всего  два  слова  к  исчерпывающему  резюме
доктора Кроуфорда. Я глубоко убежден, что  мы  не  должны  скрывать  наших
мыслей от членов Совета.
   Кроуфорд вежливо согласился.
   - Мы оба уверены, - с холодной улыбкой сказал Джего, - что  не  выбрали
бы друг друга в ректоры. Мой коллега  поправит  меня,  если  я  понял  его
неправильно.  И  мы  решили,  что  не  должны  действовать  вопреки  своим
убеждениям:  не  должны  голосовать  друг  за  друга  только  потому,  что
оказались единственными кандидатами на должность ректора.
   - Совершенно верно, - сказал Кроуфорд.
   Соперничество  духовно  сроднило  их.  Даже  утверждая,  что  не  будут
голосовать друг за друга, они чувствовали взаимную симпатию. Им нравилось,
что они могут сделать совместное заявление, которое автоматически  выделит
их из общей массы наставников. Я не раз  уже  замечал,  что  соперничество
удивительно сближает  людей:  стараясь  получить  одну  и  ту  же  работу,
соперничая в политике или  в  любви,  они  порой  ощущают  более  глубокую
привязанность друг к другу, чем самые близкие друзья.
   Когда мы вышли из  профессорской,  Кристл,  отозвав  нас  с  Брауном  в
сторону, зло проговорил:
   - Джего меня _поражает_! Неужели ему кажется, что  мы  сможем  провести
его в ректоры, если он будет заключать такие соглашения, ни о чем  нас  не
предупредив?
   - У него, я думаю, не было выбора,  -  примирительно  сказал  Браун.  -
Кроуфорд наверняка так прямо и брякнул, что ни в  коем  случае  не  станет
голосовать за него. По-моему, Джего поступил вполне разумно.
   - Все равно он должен был нас предупредить, - возразил другу Кристл.  -
Как это ни прискорбно, но, видимо, никто из  них  не  соберет  абсолютного
большинства голосов. Они же загонят нас всех в тупик! Иногда я думаю,  что
с удовольствием умыл бы руки - пусть этими проклятыми выборами  занимается
кто-нибудь другой.
   - Не понимаю вас, -  резко  сказал  Браун.  -  Положение  действительно
создалось трудное. Однако нет худа без добра.  Кроуфорд  теперь  никак  не
сможет собрать большинства голосов.
   - Ну и что из этого? Нам-то ведь тоже не удастся собрать большинства.
   - Меня радует, что не случится по крайней мере самого худшего, - твердо
сказал Браун. - Не забывайте,  что  мы  еще  даже  не  начинали  серьезной
предвыборной агитации. Но в первую очередь  нам,  конечно,  надо  сплоти