орил Браун  и  улыбнулся  мне.  -  Я,  признаться,
надеялся на это. А Рой...
   - Все в порядке, - перебил его Калверт. - Я сначала семь раз отмерил, а
потом уж один раз решил.
   - Прекрасно, - сказал Браун. - Потому что я непременно  посоветовал  бы
вам именно так и поступить.
   Я рассмеялся.  Шуточкам  Роя  Браун  с  успехом  противопоставлял  свою
непоколебимую основательность.
   - Ну что ж, - Браун уютно и покойно восседал в своем кресле, - все  это
весьма интересно. Я тоже  могу  вам  кое-что  сообщить.  Мы  поговорили  с
Кристлом и решили, что у нас есть основания выдвинуть кандидатуру Джего.
   - Не беря на себя никаких обязательств, разумеется?  -  поинтересовался
Калверт.
   - Взяв на себя обязательство действовать  разумно  и  осмотрительно,  -
ответил Браун. - И, как мне кажется, я имею  право  сообщить  вам  кое-что
еще, - добавил он. - Найтингейл совершенно определенно сказал мне  сегодня
утром, что он тоже решил поддерживать Джего.  Таким  образом,  у  нас  уже
создалось неплохое ядро будущей партии.
   И до чего же  искусно  он  этого  добился,  подумал  я.  Он  никому  не
навязывал кандидатуры Джего. Даже  Кристл  поначалу  колебался,  но  Браун
исподволь перетянул его на свою сторону. Он  не  торопил  ни  Кристла,  ни
меня, ни Найтингейла, он беседовал с нами спокойно  и  убедительно,  порой
красочно и высокопарно, а порой совершенно бесцветно, терпеливо дожидаясь,
когда определятся наши симпатии и антипатии. Лишь при явной  необходимости
вставлял он в наши собственные рассуждения  несколько  слов,  чтобы  резче
оттенить наши склонности и пристрастья. Он ни разу  не  показал  нам,  что
твердо решил провести Джего в ректоры. Ни разу не погорячился, не сбился с
беспристрастного тона. А ведь ему стало  очевидно,  что  он  всеми  силами
будет  добиваться  избрания  Джего,  как  только  в  колледже   узнали   о
смертельной болезни Ройса.
   Почему же он был так тверд в своем решении? Отчасти по расчету, отчасти
из-за резкой неприязни к Кроуфорду, отчасти по влечению сердца -  все  эти
причины органически сплавились у него воедино.
   И все же главную роль тут сыграла  сердечная,  на  грани  восхищения  и
дружеской любви, привязанность Брауна к Джего - а его привязанности, как я
успел заметить, всегда  оказывались  глубокими  и  устойчивыми.  Он  решил
провести Джего в ректоры и, подобно всякому прирожденному политику, пустил
в ход свое расчетливое  мастерство  -  однако  привязанность-то  его  была
искренней и совершенно бескорыстной. Джего частенько шел на поводу у своих
чувств,  его   чрезмерная,   на   взгляд   Брауна,   горячность   отдавала
вульгарностью и дурным вкусом, он не умел "примирять эмоции с  рассудком",
а уж разумная и солидная  благопристойность,  которой  руководствовался  в
своем поведении Браун, была ему просто недоступна. И все  же  Браун  любил
его. Больше того - в глубине души он не только симпатизировал, но  как  бы
почти завидовал неумению Джего сдерживать свои порывы.  Быть  может,  ради
нынешней своей уравновешенности он  слишком  многим  когда-то  поступился?
Быть может, ему казалось, что он стал бездушным  сухарем?  Потому  что  он
вовсе не всегда  был  рассудительным  Дядюшкой  Артуром.  Глядя  на  этого
дородного, постоянно всем довольного и уверенного в  себе  человека,  люди
думали, что ему просто неведомы те житейские бури, которые выпадают на  их
долю. И жестоко заблуждались.  Он  прошел  через  искус  бурных  страстей,
ломающих привычную жизнь, его не миновали и любовные бури - именно поэтому
он и был сейчас неуязвим. Он  научился  скрывать  свои  чувства,  научился
подавлять их и подчинять рассудку,  чтобы  не  разрушить  свою  социальную
будущность и счастье своей семьи. По  он  был  слишком  искренен,  слишком
скромен, слишком практичен,  наконец,  чтобы  забыть  пережитое.  "Дядюшка
Артур любит причудников", - сказал мне Рой Калверт, тот самый Рой Калверт,
которому Браун не раз помогал  выпутаться  из  беды,  когда  тот  совершал
очередное безрассудство. В  сорок  пять  лет  солидный,  доброжелательный,
мудрый и осторожный Дядюшка Артур, человек, безусловно, твердых  убеждений
- "ни сучка ни задоринки", - все еще любил причудников, потому что помнил,
какие странные и причудливые желания в свое время испытывал сам.
   - ...У нас сложилось неплохое ядро будущей партии, - проговорил  Браун.
- Я склоняюсь к мысли, что настало время спросить у Джего, разрешит ли  он
нам выставить его кандидатуру.
   - А не рано ли? - с тревожной серьезностью спросил Рой.
   - Ему будет трудно решиться  на  этот  шаг,  -  словно  бы  не  заметив
возражения Калверта, сказал Браун. - Есть вероятность, что  он  не  сможет
занять этот пост. Или, говоря иначе, не сможет пойти на  сокращение  своих
доходов. Сейчас, читая лекции  в  университете  и  курируя  студентов  как
старший наставник, он зарабатывает тысячу восемьсот фунтов в  год,  причем
ему не надо платить за жилье. Став ректором, он будет вынужден  отказаться
от других занятий, а за ректорство  у  нас  платят  всего  полторы  тысячи
фунтов. Я всегда считал, что это ничтожное, почти  неприличное  для  главы
колледжа  жалованье.  Правда,  Резиденцию  колледж  предоставляет  ректору
бесплатно, но на ее содержание Джего потребуется гораздо больше денег, чем
на содержание его нынешнего дома. Не  представляю  себе,  как  он  с  этим
справится.
   Я усмехнулся:  мне  было  неловко  участвовать  в  этих  величественных
разглагольствованиях, особенно когда их слушал Рой.
   - Уж как-нибудь справится, - сказал я. И сразу добавил:  -  Послушайте,
Браун, вы же прекрасно знаете, что он ждет не дождется этого предложения.
   - Да, надеюсь, мы сможем его уговорить, - сказал Браун. - Но торопиться
тут ни в коем случае не следует. Трудности остаются трудностями, даже если
о них умалчиваешь. И все же я думаю, что настало время обратиться прямо  к
нему. Однако прежде всего, - добавил, он, - надо снестись с Кристлом.  Ему
может показаться, что мы слишком спешим.
   Браун позвонил Кристлу домой, и тот сказал, что немедленно отправляется
в колледж. Он явился к Брауну, заранее со всем не согласный: его взбесило,
что мы начали совещание без него. Он не  желал  слушать  наших  доводов  и
упорно, без всяких оснований твердил, что к Джего идти  пока  не  следует.
Однако  Браун,  со  свойственной  ему  тактичностью,  сумел,  как  обычно,
переломить его раздражительную  обидчивость  (которую  почему-то  называют
детской, хотя особенно резко она проявляется у взрослых), и  Кристл,  вняв
наконец голосу рассудка, без всякого перехода сказал:
   - По-моему, надо идти к Джего прямо сейчас.
   - Может быть, договориться с ним на завтра? - спросил Браун.
   - Я против  отсрочек,  -  ответил  Кристл.  -  Раз  уж  нам  все  равно
необходимо с ним поговорить, так зачем откладывать? Нет, надо идти к  нему
прямо сейчас.
   - А если он занят?
   -   Надеюсь,   для   такого   разговора   он   найдет   время,   -    с
холодновато-насмешливей улыбкой проговорил Кристл.
   - Я позвоню ему и  выясню,  -  сказал  Браун.  -  Только  сначала  надо
связаться с Найтингейлом. По-моему, нам лучше всего  пойти  к  Джего  всем
вместе.  -  Он  позвонил  в  привратницкую  и  попросил  соединить  его  с
Найтингейлом - по тот не ответил. Тогда Браун попросил привратника сходить
к нему; вернувшись, привратник сказал, что комнаты Найтингейла заперты.
   - Досадно, - проворчал Браун.
   - Пойдемте без Найтингейла, - нетерпеливо предложил Кристл.
   - Думаю, что это неправильно. - Браун слегка нахмурился. - Лучше  всего
пойти к Джего  всем  вместе.  Тогда  каждый  из  нас  будет  считать  себя
полноправным основателем нашей партии. И,  по-моему,  очень  важно,  чтобы
именно Найтингейл участвовал во всех наших начинаниях.
   - Я ему потом  все  объясню,  -  сказал  Кристл.  -  Нам  нужно  начать
действовать раньше наших противников.
   Очень неохотно Браун набрал помер  старшего  наставника.  Ему  хотелось
дождаться Найтингейла - чтобы накрепко привязать его к партии Джего. Но  с
другой стороны, он не без труда довел "до нужной кондиции" самого  Кристла
и не хотел его расхолаживать. По репликам Брауна - его хорошо поставленный
голос звучал, как всегда, сердечно и доверительно - мы поняли, что Джего с
радостью предложил нам зайти к нему сегодня же, сейчас.
   - Он ждет нас, - сказал Браун, положив трубку.
   - Вполне естественно, - заметил Кристл и встал.
   - Одну минутку, - остановил его  Браун.  -  Я  по  крайней  мере  пошлю
Найтингейлу записку и объясню ему, что мы пытались его разыскать.
   Он подсел к письменному столу.
   - Может, будет лучше, если я сам отнесу  Найтингейлу  вашу  записку,  -
предложил Рой, - и скажу ему, что тоже собираюсь голосовать за Джего, но в
переговорах с ним участия не принимал?
   - Это было бы очень любезно с вашей стороны, - проговорил Браун.
   - Да нет, вы меня не поняли, - сказал Рой. - Просто я подумал, что  мне
не место в такой представительной депутации.
   Кристл внимательно посмотрел на  Роя,  стараясь  понять,  серьезно  тот
говорит или ехидничает.
   - Не знаю, Калверт, не знаю,  -  пробормотал  он.  -  Но  мы,  надеюсь,
все-таки можем сказать Джего, что вы решили его поддерживать?
   - Конечно, - ответил Рой. - Конечно.
   Дом  старшего  наставника  располагался  довольно  далеко  от  квартиры
Брауна, и нам пришлось пройти  через  несколько  внутренних  двориков.  По
дороге Кристл сказал о Рое Калверте:
   -  Должен  признаться,  что  этот  молодой  человек  вызывает  у   меня
серьезнейшие сомнения.
   - А я уверен, что он будет нам очень полезен, - успокоил друга Браун.



8. ТРИ ВЗГЛЯДА НА ВЛАСТЬ

   Когда мы пришли, нас отвели не в кабинет Джего, а  в  гостиную.  Миссис
Джего с видом гранд-дамы - она явно подражала леди Мюриэл -  величественно
поднялась нам навстречу.
   - Прошу, господин декан, садитесь. Прошу, господин наставник, садитесь,
- сказала она Кристлу и Брауну. - Отец  мужа,  совершенно  не  считаясь  с
нашими планами, решил посетить его именно сегодня.
   Однако она не очень-то успешно имитировала манеры леди Мюриэл. При всей
своей церемонности леди Мюриэл  никогда  не  величала  коллег  ректора  их
должностными титулами. Леди Мюриэл никогда не сказала бы младшему из них:
   - Мистер Элиот, будьте любезны, помогите мне разлить херес. Я  уверена,
что эта ваша обязанность доставит вам истинное удовольствие.
   Дело в том, что миссис Джего любила играть  роль  великосветской  дамы,
любила внимание мужчин - и никогда не  была  в  себе  уверена.  Крупная  и
широкоплечая, да к тому же начинающая  полнеть,  она  отнюдь  не  казалась
привлекательной, и ее красила только улыбка - яркая, веселая,  открытая  и
по-девичьи беззащитная. Правда, улыбалась она редко, а без улыбки ее  лицо
было совершенно бесцветным.
   В тот вечер ей не удалось выдержать  великосветского  тона.  Она  вдруг
воскликнула:
   - Вам, наверно, вовсе не хочется ждать Пола в моем обществе!
   - Напротив, нам очень приятно, - сказал Браун.
   -  Вы   чрезвычайно   любезны,   господин   наставник,   -   царственно
поблагодарила его миссис Джего, снова возносясь на пьедестал.
   Она смущала друзей своего мужа с тех самых пор, как он на ней  женился.
Ей непременно нужно было главенствовать в  любом  разговоре.  Она  ревниво
следила, чтобы  ею  "не  пренебрегали".  Она  собирала,  бережно  хранила,
бесконечно пересказывала и сладострастно смаковала "оскорбления" с пылким,
не ослабевающим от времени мазохизмом. Она заставляла  своего  мужа  тяжко
страдать.
   Он тяжко страдал,  но  почти  никто  не  догадывался  о  действительных
причинах его страданий. Он всегда очень нравился женщинам. Многие  из  них
могли бы полюбить его - за широту и щедрость души,  за  мягкую,  сердечную
отзывчивость. Это вчуже льстило ему, но любил-то он  -  вот  уже  двадцать
пять лет - только одну женщину: свою жену. У них никогда не было детей. Но
его любовь к ней не ослабевала. Он даже ревновал ее, эту женщину,  которая
казалась всем столь нелепой и карикатурной. Мне  доводилось  видеть,  как,
играя на его ревности, она причиняла ему немалую боль.
   Но не ревность приносила ему наибольшие страдания.  Он  женился,  когда
был еще совсем юным  преподавателем,  на  своей  ученице.  Взаимоотношения
учителя и ученицы, очень часто насыщенные глубокими чувствами даже  и  без
любви, наложили неизгладимый отпечаток на  всю  их  совместную  жизнь.  Он
хотел, чтобы люди по достоинству оценили ее духовную одаренность,  скрытую
под  природной  застенчивостью,  хотел,  чтобы  мы   узнали,   какой   она
прекрасный, никем по-настоящему не понятый человек, хотел  объяснить  нам,
что горше всех мучается она сама, когда из-за  ее  вспыльчивости  от  него
отшатываются друзья. И если она мучилась - а по мнению окружающих,  нелепо
ломалась, - его любовь ярко вспыхивала искренним состраданием.
   Он сострадал жене, но при  этом  страдал  и  сам.  Страдал,  когда  ему
приходилось извиняться за ее поведение; мучительно, злобно страдал, думая,
что его называют за глаза "бедный Джего". Однако он с радостью нес бы свой
крест, будь его  жена  хоть  немного  счастливее.  Даже  и  сейчас,  после
двадцати пяти лет совместной жизни, он, не задумываясь, поступился бы ради
нее - но только ради нее - своей гордостью, если  бы  ей  стало  от  этого
лучше. Сказал же он в день медицинского обследования ректора:  "Ведь  беды
наших любимых часто причиняют нам самые горькие мучения".
   Войдя в гостиную, он первым делом обратился к жене:
   - Ради бога, прости меня, дорогая, за то, что мне пришлось задержаться!
Я знаю, ты читала...
   - Не надо извиняться, Пол, - высокомерно перебила она  мужа.  И  тотчас
воскликнула: - Но вот господину декану,  господину  наставнику  и  мистеру
Элиоту пришлось просидеть со мной целых полчаса!
   - Ну, если их ждут в этом триместре только такие огорчения, то им можно
просто позавидовать, - сказал Джего.
   - Они вовсе не хотят мучиться из-за эгоизма чьих-то родителей...
   Джего деликатно увел разговор в сторону, чтобы его жена смогла показать
себя с наилучшей стороны. Не упомянула ли она про  книгу,  которую  сейчас
читает? Почему ей не захотелось  поделиться  с  нами  теми  интереснейшими
наблюдениями, о которых она рассказывала ему за чаем?..
   Через несколько минут Кристл сказал:
   - Надеюсь, вы простите нас, миссис Джего, если мы уведем вашего мужа  в
кабинет? Нам нужно обсудить с ним одно неотложное дело.
   - О, вы вовсе не обязаны  обращать  на  меня  внимание,  -  раздраженно
ответила она.
   Разумеется, мы не были обязаны обсуждать дела колледжа при  чьей-нибудь
жене, будь то хоть сама леди Мюриэл. Но когда  мы  уходили,  я  глянул  на
миссис Джего и понял,  что  она  прибавила  к  своей  коллекции  еще  одно
оскорбление. Джего  наверняка  предстояло  услышать:  "Они  просто  хотели
показать, что я тут лишняя!"
   В кабинете Джего сел за свой большой письменный  стол,  предназначенный
для  занятий  со  студентами.  Стол  был  завален   служебными   письмами,
экземплярами университетской газеты, копиями Устава  и  папками  с  делами
студентов. Откашлявшись, Кристл проговорил:
   - Мы пришли, чтобы задать вам один вопрос, Джего. Как вы  отнесетесь  к
выдвижению вашей кандидатуры на должность ректора?
   Джего вздохнул.
   - Прежде  всего  я  хочу  сказать,  -  ответил  он,  -  что  очень  вам
благодарен. Уже то, что вы заговорили об этом, - большая честь для меня. Я
глубоко тронут вашим вниманием.
   Он оглядел нас с благодарной улыбкой.
   - И особенно я тронут, если так можно выразиться,  доверием  Элиота.  С
вами-то мы старые друзья, однокашники, и меня уже давно не  удивляет  ваша
доброта ко мне. Но вы не можете  представить  себе,  Элиот,  -  теперь  он
обращался только ко мне, - как я польщен доверием человека,  пришедшего  в
колледж недавно и совсем из другого мира. Я вам очень,  очень  благодарен,
Элиот.
   И мои колебания только усилили его сегодняшнюю радость, подумал  я.  Мы
не очень-то высоко ценим преданных и надежных приверженцев.
   - У нас составилось ядро будущей партии ваших сторонников, - с холодком
сказал Кристл, - поэтому-то мы и пришли к вам.
   - Но мы должны предупредить вас, -  вмешался  Браун,  -  что  не  знаем
мнения большинства. Однако, с другой стороны, у нас есть, как мне кажется,
право сказать вам, что думают о будущих выборах по крайней  мере  еще  два
человека. Во-первых, Калверт - он прямо просил  передать,  что  собирается
голосовать за вас; а во-вторых, Найтингейл  -  он  не  уполномочивал  меня
давать обещаний, по, скорей всего, он вас тоже поддержит.
   - Я совершенно уверен в этом, - вставил Кристл.
   - Рой Калверт, - воскликнул Джего, - как это мило  с  его  стороны!  Но
Найтингейл - вот уж от кого я не ожидал поддержки, решительно не ожидал.
   - Мы и сами немного удивились, - сказал Браун и спокойно  продолжил:  -
Не считая нынешнего ректора,  нас  в  колледже  тринадцать  человек.  Если
исключить вас и предположить, что будет выдвинута еще одна кандидатура, то
останется одиннадцать выборщиков. Чтобы пройти в  ректоры,  надо  получить
абсолютное большинство голосов, то есть семь. Лично мне кажется, что  ядро
в пять человек - это очень неплохо для начала. Как бы то ни  было,  ничего
более определенного  мы  пообещать  вам  сегодня  не  можем,  и,  если  вы
откажетесь выставить свою кандидатуру, это будет огорчительно,  но  вполне
понятно.
   Джего положил руки на стол и принагнулся вперед.
   - Я, по-моему, говорил вам, в разное время каждому из вас, что мне даже
в голову не приходила мысль о ректорстве. Мне и сейчас еще трудно об  этом
думать.  Но  когда  стало  ясно,  что   нам   придется   выбирать   нового
руководителя, я поневоле об этом задумался -  и  думал,  так  сказать,  до
изнеможения. Я мучительно спрашивал себя - следует ли мне  соглашаться  на
выдвижение  моей  кандидатуры,  хочу  ли  я  стать  ректором  и,  наконец,
справлюсь ли я с этой работой? За последнюю неделю  я  не  спал  несколько
ночей подряд, пытаясь честно ответить на эти очень трудные вопросы.  И  по
крайней мере на один из них я ответил себе совершенно определенно, так что
уверенность не покидала меня даже под утро - вам, я  думаю,  тоже  знакомы
эти страшные предрассветные часы после  бессонной  ночи,  когда  вся  ваша
жизнь представляется вам ненужной и бесцельной. Так  вот,  скажу  вам  без
лишней скромности, как близким друзьям: я уверен,  что  справлюсь  с  этой
работой. Справлюсь лучше,  чем  кто-нибудь  другой  в  нашем  колледже.  А
поэтому, если вы действительно хотите выдвинуть мою кандидатуру, то у меня
просто нет выбора.
   - Очень рад, что вы так решили, Джего, - сказал Кристл.
   - Замечательное решение, - поддержал друга Браун.
   - Что  же  касается  предвыборной  кампании,  -  радостно  улыбнувшись,
заговорил опять Джего, - то я спокойно вверяю вам свою судьбу и  нисколько
не сомневаюсь, что таких надежных сторонников не было ни у кого из прежних
ректоров.
   Теперь разговор повел Кристл.
   - У вас будут и противники, - сказал он.
   - Вы думаете, меня это беспокоит? - спросил Джего.
   - Не знаю, как вас, а нас вот беспокоит, - резко ответил ему Кристл.  -
Да иначе и быть не может - ведь мы берем на себя немалую  ответственность.
Среди ваших противников будут очень серьезные люди. Очень влиятельные. Они
могут устроить вам настоящую обструкцию.
   - Кого же вы имеете в виду? - поинтересовался Джего, все  еще  радостно
взволнованный.
   - Я пока не задумывался над этим, - ответил Кристл. - Но кое-кого можно
назвать и не задумываясь. Винслоу, например. Старика Деспарда...
   - Кроуфорда, - добавил Браун, - если его тоже не выдвинут на этот пост.
   - Вряд ли можно говорить о беспристрастности Кроуфорда, - сказал Джего.
- А Винслоу и  Деспард...  что  ж,  такие  противники  меня  нисколько  не
огорчат. Они ведь просто озлобленные старики.
   - Может быть, и  стар