незапной  улыбкой
сказал Джего, - всех достоинств его соперника.
   - Не только, - бесстрастно возразил Кроуфорд. - Кандидатам надо решить,
как они распорядятся своими собственными голосами.  Нам  с  вами  придется
заключить рабочее соглашение, и в дальнейшем  оно  может  оказаться  очень
важным.
   Потом Кроуфорд сказал,  что  обедает  в  другом  колледже,  и,  вежливо
простившись с нами, ушел.
   - Да, многое бы я отдал за то, чтобы обрести его уверенность, Элиот!
   - И непременно утратили бы кое-что другое, - сказал я.
   - Как вы думаете, Элиот, неужели он  никогда  не  сомневается  в  своей
правоте? - воскликнул Джего. - Неужели ему никогда не приходит  в  голову,
что и он может оступиться?
   Нет, подумал я, в  мире,  где  царит  честолюбие,  где  ценятся  только
профессиональные и служебные  успехи,  политическая  власть  и  социальная
влиятельность, он никогда не  оступится.  Никогда  не  усомнится  в  своей
абсолютной правоте. Его уверенность ничто не поколебало до  сих  пор  -  и
ничто не поколеблет в будущем.
   Однако я ощущал, что  в  броне  кроуфордовской  уверенности  тоже  есть
брешь. Дома его ждали двое детишек и спокойная миловидная жена,  а  Джего,
когда он возвращался домой, встречала одинокая измученная ведьма. И все же
я чувствовал, что Кроуфорд до недавнего времени завидовал Джего: завидовал
его успеху у женщин. Джего никогда  не  боялся,  что  его  минуют  радости
любви; с неосознанной уверенностью обаятельного человека он спокойно ждал,
когда полюбит сам, не сомневаясь, что ему ответят взаимностью.  По  иронии
судьбы, его любовь оказалась мучительной, но он не потерял  уверенности  в
том,  что  нравится  женщинам,  не  потерял  веры  в  любовь;  именно  его
уверенность, его вера помогали ему с такой  нежностью,  с  такой  любовной
терпимостью относиться к своей жене. А вот Кроуфорд  мучительно  боялся  в
юности, что его не полюбит ни одна женщина. И несмотря на удачную женитьбу
- по крайней мере внешне она была куда удачней, чем у Джего, -  его  порой
терзали рецидивы юношеских страхов и припадки зависти к таким  людям,  как
Джего.



12. ДЖЕГО КРУЖИТ ПО ДВОРИКУ

   На другой  день  после  совещания  наших  противников,  вечером,  Браун
пригласил меня в свою служебную квартиру, сказав, что  у  него  уже  сидит
Кристл, и, когда я пришел, они увлеченно о чем-то беседовали.
   - Я позвал вас потому, что  здесь,  как  вы  понимаете,  удобнее  вести
конфиденциальные разговоры, чем в профессорской, - объяснил мне  Браун.  -
Ну, а дожидаясь вас, я позволил себе выпить бокал мансанильи.  Это  очень,
знаете ли, помогает в деловых разговорах.
   Он протянул мне бокал, налил вина в свой и сказал:
   - Видимо, надо ковать железо, пока оно  горячо.  До  сих  пор  не  могу
простить себе, что из-за моей неповоротливости у нас отбили потенциального
союзника - Гея. Нам надо организовать наш дружеский ленч как можно скорей.
   - Я тоже так думаю, - проговорил Кристл.
   - Пока что наши противники гораздо предприимчивее нас, - сказал  Браун,
- и нам еще повезло, что мы лишились только одного союзника.
   - А по-моему, Винслоу оказал  Кроуфорду  медвежью  услугу,  -  возразил
Кристл. - Он поступил весьма неблагоразумно. И больше  навредил  ему,  чем
помог. Короче, если бы Кроуфорда поддерживали мы, то он  наверняка  прошел
бы в ректоры почти без борьбы.
   - И все же я не успокоюсь, пока не соберу  нашу  партию  за  ленчем,  -
сказал Браун.
   - Нам надо заставить высказаться каждого человека, - добавил Кристл.
   - Председательствовать придется вам, - проговорил Браун,  -  вот  вы  и
заставьте каждого сказать, что он будет поддерживать Джего.
   - Почему это мне придется председательствовать?
   -  Председательствовать  должен  руководитель.  А  руководителем  нашей
партии я считаю вас. - Браун улыбнулся. - И мне кажется, что собраться нам
надо в ближайшее воскресенье. А сейчас осталось решить, кого мы пригласим.
Я уже объяснял декану, - сказал мне Браун, - что тоже не все  время  сидел
сложа руки, пока наши противники устраивали свои  совещания.  И  по-моему,
мне  удалось  сагитировать  Юстаса  Пилброу.  Я  уверен,  что  его   нужно
пригласить.  Он,  конечно,   не   очень-то   интересуется   распределением
административных должностей,  да  и  политические  взгляды  Джего  особого
восторга у него не вызывают, ну  а  все  же  мне,  по-моему,  удалось  его
сагитировать. Или, говоря иначе,  если  бы  у  Джего  были  менее  трезвые
политические убеждения - вы уж, Элиот,  не  сердитесь  на  меня,  -  Юстас
превратился  бы  в  его  пламенного  сторонника...  но  я  думаю,  что  он
проголосует и за Джего реального, такого, какой он есть.
   - Значит, все, кроме юного Льюка, уже распределились, - сказал  Кристл.
- По крайней мере на сегодня.
   - Разумеется, мы пригласим не только Пилброу, но и Найтингейла,  и  Роя
Калверта, - продолжал Браун. - Непонятно только, надо ли приглашать Льюка.
Должен признаться, что я очень не хочу этого делать.
   - Мы без всякого труда склоним его на нашу  сторону,  -  жестко  сказал
Кристл. - И наши противники - тоже. Он же младенец.
   Льюк вошел в члены Совета несколько месяцев назад, и я  практически  не
знал его, потому что видел только на официальных  собраниях  да  во  время
обеда,  -  он  казался  мне  жизнерадостным,   но   сдержанным   и   очень
наблюдательным молодым человеком. Мы  разговаривали  наедине  -  и  то  не
больше получаса - всего один раз, когда я встретился с ним, прогуливаясь в
парке нашего колледжа.
   - Не знаю, - сказал я Кристлу, -  так  ли  уж  легко  склонить  его  на
чью-нибудь сторону.
   - Нет ничего легче, - уверил меня  Кристл.  -  Что  для  нас,  что  для
Винслоу.
   - Мне тоже так кажется, - сказал Браун. - Думаю, что декан,  совершенно
прав. - И добавил: - Вот поэтому-то я и не хочу его  приглашать.  -  Браун
смущенно раскраснелся, но лицо у него было решительным и твердым. - Да-да,
мне не хочется склонять его на нашу сторону. Он очень  молод,  он  еще  не
утвердился у нас, и я считаю, что мы  просто  не  имеем  морального  права
давить на него. Я вовсе не уверен, что мы сможем  предоставить  ему  место
через шесть лет, даже если он будет работать у нас чрезвычайно успешно:  в
колледже уже есть один физик - Гетлиф, и я не знаю, найдем ли мы средства,
чтобы учредить для Льюка постоянную должность. - Льюк и Рой  Калверт  были
направлены в колледж на исследовательскую работу; в конце этого срока  они
должны были уйти, если колледж не предоставит им штатную должность. Все мы
понимали, что Роя непременно зачислят в штат; но приживется ли у нас Льюк,
пока еще никто не знал. - Льюку естественно примкнуть к партии Кроуфорда и
Гетлифа. Они ученые, они в состоянии помочь ему, если у колледжа  появится
возможность взять его на постоянную работу.  По-видимому,  он  не  захочет
портить с ними отношений, и мы не вправе осуждать его за это.  Если  бы  у
меня, как у этого парня, отец был портовым рабочим - хотя  по  нему  этого
вовсе не заметно, - я ни за что не стал бы рисковать, начиная свою научную
карьеру. Поэтому я не стану склонять его к  рискованным  поступкам.  Пусть
сам решает, кого он будет поддерживать, мы не должны в это вмешиваться.
   -  Послушайте,  -  сказал  я,  -  Фрэнсис  Гетлиф  -   справедливый   и
беспристрастный человек...
   - Согласен, - перебил меня Браун. - И я вовсе не  говорю,  что  решение
Льюка в пользу Джего непременно как-то повлияет на его судьбу.  Но  ему-то
может казаться, что повлияет. И я, знаете ли, не возьму на  себя  смелость
его переубеждать.
   - Что ж, это сильный довод, - сказал Кристл.
   - Единственное, что я могу сделать, - продолжал Браун,  -  это  послать
ему записку с извещением, что некоторые его коллеги решили  поддержать  на
выборах Джего. Я напишу ему, что в воскресенье  у  нас  состоится  рабочее
совещание,  а  поэтому  мы  приглашаем  только   тех,   кто   уже   сделал
окончательный выбор.
   - К сожалению, я должен признать, что вы правы, - сказал Кристл.
   На том они и порешили. А я подумал, что  их  огромная  влиятельность  в
колледже становится вполне понятной, когда убеждаешься,  что,  даже  делая
политику, они остаются доброжелательными и тактичными. Я знал, что успешно
и долго управлять своеобразным сообществом колледжа  можно  только  в  том
случае, если пользуешься доверием  коллег.  И  большинство  доверяло  этим
политикам. Да, они были  политиками,  откровенно  стремились  к  власти  и
руководствовались в своих поступках жесткими правилами политической  игры.
Однако они никогда не преступали  законов  общечеловеческой  порядочности.
Всегда  держали  свое  слово.  Неизменно  были  особенно  щепетильными   и
справедливыми, когда имели дело с молодежью. И люди полагались  на  них  -
хотя  считали,  что  Кристл  менее   надежен,   чем   его   друг.   Грубая
прямолинейность Кристла мешала им увидеть, что в глубине  души  он  добрее
Брауна.
   А вскоре я убедился и в том, что им вовсе не всегда отдают должное - на
примере Льюка. В тот вечер Льюк сидел за обедом рядом со мной. Он  казался
не таким жизнерадостным, как обычно, веселый огонек в его глазах  приугас;
я спросил, как подвигается его работа.
   - По синусоиде, - ответил он. Мне пришлось вспомнить, что  синусоида  -
это кривая, которая идет то вверх, то вниз. А Льюк между тем продолжал:
   - Порой мне кажется, что задача практически решена. А  порой  я  думаю,
что изобретаю вечный двигатель. Сейчас у меня как раз  вторая  фаза.  И  я
почти уверен, что никогда не закончу эту проклятую работу.
   Он был подавлен и  раздражен,  а  тут  вдруг  мы  услышали,  как  Браун
приглашает Роя Калверта  на  ленч  -  "где  соберутся  в  первый  раз  все
сторонники Джего".
   - О чем он говорит? - спросил меня Льюк.  -  Это  что  же  -  ответ  на
совещание у Винслоу?
   - В общем, да, - сказал я.
   - А меня пригласят?
   - По-моему,  Браун  считает,  что  вы  еще  не  приняли  окончательного
решения.
   - Мог бы и поинтересоваться, - проворчал Льюк. -  Ладно,  я  потом  сам
потолкую с ним начистоту.
   В профессорской, разливая по бокалам вино, он  разговаривал  с  Брауном
спокойно и почтительно. И я снова убедился, что  он  замечательно  владеет
собой. Через час, когда мы с Брауном вышли во дворик, Льюк догнал нас.
   - Браун, почему вы не позвали меня на ваше партийное совещание? - резко
спросил он.
   - Строго говоря, его нельзя назвать официальным совещанием,  -  ответил
Браун. - Я думал послать вам записку...
   - У вас собираются сторонники Джего, верно?
   - Да, некоторые из нас считают, что Джего будет хорошим ректором. Мы...
   - Я тоже так считаю. Почему мне  ничего  не  сказали?  Почему  меня  не
пригласили на совещание?
   Браун шел домой, в город, и, спрятавшись от дождя  под  аркой  главного
входа, мы остановились под фонарем.
   - По правде говоря, Льюк, мы думали, что вы собираетесь  голосовать  за
Кроуфорда. И не хотели вмешиваться.
   - Да я лучше удавлюсь! - рявкнул Льюк. - Зря вы считаете меня  дураком,
Браун. Джего будет замечательным ректором - лучшего-то  в  этом  колледже,
может, никогда и не было.
   И вот Льюк пришел к Брауну на ленч - снова скромно  сдержанный,  одетый
изящней и строже, чем все другие, если не считать Роя. Он помалкивал  и  с
удовольствием прихлебывал из бокала душистое монтрашо.
   Браун сел за стол  напротив  Кристла  и,  оглядев  нас,  удовлетворенно
сказал:
   - Очень рад, что вам нравится вино. Я решил, что  оно  вполне  подходит
для сегодняшней встречи. В конце-то концов, мы не каждый день  собираемся,
чтобы обсудить кандидатуру будущего ректора.
   На приемах у Брауна, как правило,  стол  был  самый  скромный.  Два-три
бокала сухого вина - этим и ограничивалась  выпивка;  только  раз  в  год,
когда он собирал у себя своих друзей - истинных ценителей хороших  вин,  -
все было иначе. Сегодня мы  выпили  за  ленчем  монтрашо,  а  потом  Браун
предложил нам еще бутылку кларета.
   - Перед деловым разговором полезно немного взбодриться, - сказал он.
   Мы были очень благодушно настроены после ленча - и  гурман  Пилброу,  и
юный Льюк, у которого были все  задатки  стать  со  временем  гурманом,  и
Кристл, и Рой Калверт, и я. Пилброу тихонько посмеивался про себя.
   - Бедные, бедные старики ахейцы, - невнятно бормотал он.
   Мы спросили, почему это ему  вдруг  вспомнились  ахейцы,  и  он  вполне
внятно объяснил:
   - Да я тут перечитывал "Илиаду" - на сон грядущий, - песнь  XI,  и  там
сказано:

   В нем Гекамеда, богиням подобная, им растворила
   Смесь на вине прамнийском, натерла козьего сыра
   Теркою медной и яичной присыпала белой мукою, -
   Так уготовя напиток составленный, пить приказала
   [Гомер, "Илиада"].

   Господи, ну бывает ли что-нибудь мерзее?
   Все мы, кроме Найтингейла, с удовольствием попивали вино,  а  он  сидел
над чашкой кофе и завидовал нам, но подавлял раздражение и  даже  принимал
участие в общей беседе.
   Потом Браун спросил у Кристла, не пора ли нам, по  его  мнению,  начать
деловой разговор. После  ритуально  бесконечных  взаимных  комплиментов  -
Кристл говорил, что председательствовать должен Браун, а Браун  утверждал,
что дух нашего сегодняшнего  собрания  требует,  чтобы  председателем  был
непременно декан, - Кристл без  всякого  вступления  перешел  к  делу.  Он
предложил нам высказать, в порядке старшинства, свое отношение к  Джего  и
объявил, что сам он как председатель выступит последним. Мы сидели  вокруг
неубранного стола, и каждый из нас произнес небольшую речь.
   Пилброу говорил по-обычному торопливо и неразборчиво,  по  его  позиция
была ясна и понятна. Он сказал, что его огорчают реакционные  политические
убеждения Джего, но он ценит его дружелюбие, его заботливую внимательность
к людям, а поэтому готов поддержать его против  Кроуфорда.  Я  внимательно
слушал эту замечательную для семидесятичетырехлетнего старика речь и очень
удивлялся равнодушию остальных. Кристл задумчиво крутил в  пальцах  пустой
бокал, даже Браун посматривал на Пилброу со скучающим и рассеянным видом.
   Зато сам Браун сразу завладел вниманием собравшихся. В  первый  раз  он
сказал  о  Джего  все,  что  думал,  -  сказал  веско,   аргументированно,
откровенно, и его чистосердечная откровенность не только убедила  нас,  но
еще и сплотила. Браун утверждал, что Джего будет выдающимся ректором,  что
если мы добьемся его избрания, то принесем колледжу двойную пользу -  или,
говоря иначе, совершим двойную ошибку,  если  позволим  пройти  в  ректоры
Кроуфорду: во-первых, колледж получит плохого руководителя,  а  во-вторых,
потеряет хорошего. И этот, второй, пункт особенно важен.
   Найтингейл  поставил  под  сомнение  славу  Кроуфорда-ученого  -  таких
разговоров ни я, ни другие никогда еще не слышали,  -  и  притихнув  мы  с
недоумением поглядывали на Найтингейла; а он ухмыльнулся и закончил:
   - Весьма вероятно, что через десяток лет все его работы - как  и  любые
работы такого сорта - будут забыты и колледж  окажется  в  очень  странном
положении...
   Я вслед за Пилброу сказал несколько слов о личности Джего  и  предложил
коллегам задуматься, какие, на их взгляд, человеческие  качества  нужны  в
первую очередь ректору.
   - Мне представляется, что прежде всего - бескорыстное внимание к людям,
великодушие и творческая фантазия. Никто, наверно, не сомневается  в  том,
что у Джего есть фантазия, -  добавил  я,  и  все  засмеялись,  -  но  мне
совершенно очевидно, что он, кроме того,  один  из  самых  бескорыстных  и
великодушных людей в колледже.
   Рой Калверт тоже говорил о личных достоинствах Джего, но подробнее, чем
мы с Пилброу, и гораздо красочней. В конце своей речи он, по  обыкновению,
не удержался от озорства:
   - Мы с Элиотом считаем, - услышал  я,  -  что  Джего  -  необыкновенный
человек. А вам, чтобы наверняка в этом убедиться, надо просто поговорить с
ним часок-другой наедине. И если вы ничего не заметите, то не по нашей или
его вине.
   Льюк коротко сказал, что Джего, по его мнению,  прекрасно  справится  с
обязанностями ректора, и он проголосует за него при любых обстоятельствах.
   Кристл  делал  заметки  на  каком-то  старом  конверте  после   каждого
выступления. А потом подытожил то, что мы говорили, -  подытожил  резко  и
обнаженно, как бы  даже  зло  и  нетерпеливо,  но  удивительно  верно.  Он
объяснил нам, что ему необходимо уточнить, какие обязательства  принял  на
себя каждый участник совещания. Если он не ошибается, то Браун, Найтингейл
и Льюк проголосуют за Джего в любом случае, Элиот и Калверт предпочтут его
любому из уже названных кандидатов,  а  Пилброу  поддержит  его  в  борьбе
против Кроуфорда.
   - Я правильно вас понял? - жестко спросил он.
   И Браун и я внимательно  следили  за  Найтингейлом.  Кристлу  никто  не
возразил,  и  в  ответ  на  его  вопросительный  взгляд  каждый   из   нас
утвердительно кивнул головой.
   - Что ж, очень неплохо... по нашим возможностям, - сказал он.  -  Я  не
буду утомлять собрание длинной речью. Мне близка позиция  Пилброу,  по  я,
пожалуй, готов присоединиться к Элиоту и Калверту. Да, я буду поддерживать
Джего против Кроуфорда или любого  другого  уже  названного  кандидата  из
нашего колледжа. Связать себя, как Браун, безусловным обещанием я пока  не
могу. Джего не  идеальная  фигура  для  ректора.  Он  недостаточно  хорошо
известен в академической среде. Но лучшей кандидатуры у нас сейчас нет.
   Он посмотрел на Брауна и закончил:
   - Итак, мы убедились, что Джего должен собрать большинство  голосов.  И
значит, наша сегодняшняя рабочая программа успешно выполнена.
   Нас охватило радостное возбуждение вдохновленных  удачей  заговорщиков.
Браун и  Кристл  принялись  рассказывать,  как  развивалась  борьба  перед
выборами нынешнего ректора. Я впервые услышал, что Джего  попытался  тогда
сколотить партию сторонников Винслоу. Меня это так  удивило,  что  я  даже
спросил, не ошибаются ли они.
   - Да-да, - подтвердил Браун, - в те времена они вполне ладили.  Правда,
друзьями их и тогда нельзя было назвать, помните, Кристл? - обратился он к
другу.
   Зашел  разговор  о  выборах  прежних  ректоров,  и   Пилброу   внезапно
расхохотался.
   - Вот ведь смешно... - пробормотал он, запнулся, но сейчас  же  ясно  и
вразумительно сказал: - Я, как  вы  знаете,  член  Совета  с  незапамятных
времен - и никому еще ни разу даже в голову не пришло  выдвинуть  меня  на
ректорскую должность. Мало того - я и сам, по-моему, никому не помог стать
ректором. Так что я своего рода рекордсмен. - Он опять весело  рассмеялся.
Ему была безразлична административная карьера. Его знала и любила чуть  ли
не вся  творческая  интеллигенция  Европы,  к  его  суждениям  внимательно
прислушивались многие европейские писатели - а на собраниях в  собственном
колледже никто не придавал значения его словам. Как странно, подумал  я  и
опять вспомнил беспомощность Роя на последнем  официальном  собрании,  что
два таких естественных и блестящих человека не умеют  приспосабливаться  к
условиям   коллективных   совещаний.   Возможно,   они    были    чересчур
естественными. Возможно, влиятельность среди солидных  людей  достигается,
как говорил Верной Ройс, только с  помощью  "всем  знакомых  пустопорожних
фраз". Ни Пилброу, ни Рой Калверт просто не могли произносить  таких  фраз
без смеха. В любом  обществе,  чтобы  стать  влиятельным  человеком,  надо
немного отличаться от других, надо быть немного многогранней, чем  другие,
- по именно немного,  в  этом  все  дело.  Пилброу  постоянно  кому-нибудь
помогал, Рой Калверт часто вел себя в жизни очень самоотверженно, по обоим
не хватало смирения, чтобы выучиться языку дюжинных людей.
   Однако и смирившись, они никогда не добились  бы  влиятельности  Брауна
или  Кристла.  Сообщества  людей,   даже   очень   маленькие   сообщества,
подчиняются  в  своих  действиях   совсем   не   тем   законам,   которыми
руководствуется од