- Я спать хочу, Конни. Спокойной ночи.
   - По-моему, если кто кому очень нравится, можно и опять приехать, чтобы
повидаться.
   В дверь постучали. Вошла миссис Эшли.
   - Уже поздно, девочки. Вам давно пора спать.
   - Сейчас иду, мама. Я только зашла сказать Лили,  как  мне  жалко,  что
мистер Малколм завтра уезжает.
   - Одни постояльцы уезжают,  другие  приезжают.  Это  в  порядке  вещей,
Констанс. Постояльцы - не личные друзья.
   - А когда же у нас снова будут друзья, мама? Нельзя же вечно  жить  без
друзей.
   - Вот что, девочки, раз уж  мы  тут  сейчас  все  вместе,  я  вам  хочу
рассказать, что я надумала в последние дни. Завтра пойду вместе с Софи  за
покупками.
   - В город?.. Мама!
   - И мы с ней зайдем в банк. Отныне мы будем  держать  в  банке  деньги,
которые удается отложить. И у этих денег будет  особое  назначение  -  они
пойдут на оплату хорошего, очень хорошего, учителя пения для Лили.  И  еще
одно. Помните, какие званые ужины мы с вашим  отцом  устраивали  когда-то?
Вот теперь мы с вами раз в месяц станем устраивать такие же. На первый раз
пригласим доктора с женой, миссис Гилфойл и Дэлзилов, а в следующем месяце
мисс Томс и мисс Дубкову. Кроме того, каждая из вас может  назвать  гостя,
которого ей лично хотелось бы пригласить.
   - Мама!..
   - А с будущей осени, я думаю, Софи и  Констанс  начнут  опять  посещать
школу.
   Констанс повисла у матери на шее.
   - Мама, мамочка! Больше ни у кого на свете нет такой мамы!
   - Теперь, Констанс, ступай к себе. Мне нужно поговорить еще кой о чем с
твоими сестрами.
   Констанс вышла из комнаты. Лили, притворно зевнув, сказала:
   - Мама, я очень устала за день. Мне сейчас не хочется разговаривать.
   Софи сразу почувствовала, как больно уязвили мать эти слова.
   - Знаешь, мама, мне кажется. Лили немного простужена. Схожу  согрею  ей
молока с медом. И пожалуй, лучше всего пусть выпьет и постарается уснуть.
   Но все смелые планы так планами и остались. Спустя три часа миссис Эшли
разбудил чей-то голос, окликавший со  из  коридора.  Она  зажгла  лампу  и
отворила дверь. Мистер Малколм,  растрепанный,  с  лихорадочным  румянцем,
попросил грелку и горчичников. От предложения послать за доктором Гиллизом
он отказался. Он знает, что у него, это не в первый раз. "Застудил, видно,
печенку". Ему очень больно, но как-нибудь он перетерпит.
   Утром  доктор  Гиллиз   все-таки   навестил   больного.   Миссис   Эшли
подкараулила его внизу у лестницы.
   - Что с ним, доктор Гиллиз?
   - Ничего серьезного - небольшое расстройство желудка.
   - Доктор, я вас прошу, сделайте так, чтобы он как можно скорей  убрался
отсюда.
   - Но...
   - Я не верю в эту болезнь. Ничем он не болен, доктор Гиллиз.
   - То есть как?
   - Помогите мне! Отправьте его в больницу в Форт-Барри,  или  в  лазарет
шахтного управления, или  просто  пусть  перебирается  в  "Иллинойс".  Что
хотите, только чтобы здесь он не оставался.
   - Но у него жар. Небольшой, правда, но есть.
   - Свесил голову  с  кровати  и  подержал  так.  Каждому  школьнику  эта
хитрость  известна.  Доктор  Гиллиз,  я  просила  его  освободить  сегодня
комнату, но беда в том, что он влюблен в Лили.
   - Вот оно что. Бедный малый... Ладно, миссис Эшли, попробуем взять  его
измором.
   - Доктор Гиллиз, вы ангел.
   - Чашку чаю и яблоко на завтрак. На обед бульон с сухарем и на ужин  то
же самое.
   - Спасибо! Спасибо! Только вы это напишите на бумаге - и еще  напишите,
что ему запрещается вставать. Пусть сидит безвыходно в комнате, мошенник!
   Ухаживать  за  больным  поручили  Софи.  Среди  дня  Лили  пришла   его
проведать. Мистер Малколм полулежал на постели, облаченный во  франтовской
шелковый халат.  Дверь  Лили  оставила  открытой.  Говорила  она  безлично
участливым тоном королевы, навещающей  своих  раненых  воинов.  Предложила
почитать вслух из Шекспира.
   - "...при дворе никаких новостей, сэр, кроме тех, что уже  не  новы.  Я
говорю о свержении старого герцога..."
   - Мисс Эшли, я знаю отличного преподавателя, который  взялся  бы  учить
вас и танцам, и всему, что  требуется.  Вы  можете  стать  звездой  первой
величины.
   - Поберегите свой голос, мистер Малколм.  Если  вы  не  умолкнете,  мне
придется уйти... "отправились  за  ним  в  добровольное  изгнание,  а  тем
временем новый правитель богатеет, пользуясь его землями и доходами".
   - Лили! Лили! Едем со мной! Мы сделаем  парный  помер,  какого  еще  не
видала Америка. Почему вы не слушаете меня? Двух недель  не  пройдет,  как
нас уже станут приглашать для выступлений на  банкетах  и  разных  клубных
собраниях.
   - Хотите, чтобы я ушла, мистер Малколм?
   Когда  она  и  в  самом  деле  ушла,  с  милой  улыбкой   пожелав   ему
выздоровления, мистер Малколм в тоске заметался  из  угла  в  угол.  Вдруг
какой-то предмет на комоде привлек  его  взгляд.  Это  был  большой  кусок
пирога, прикрытый папиросной бумагой.  Он  вспомнил,  что  Лили  пришла  с
сумкой, где были книги. И потом она словно бы наводила порядок в комнате.
   На другой день - снова чтение вслух, снова страстные мольбы, а в  ответ
укоризненные замечания.
   - Лили, если вам больше по душе серьезная музыка,  я  могу  познакомить
вас с маэстро Лаури. Это лучший преподаватель в Чикаго. Он готовит  певцов
для оперной сцены. Ручаюсь, вам он будет давать уроки бесплатно.
   - Вы слишком волнуетесь, мистер Малколм, придется мне уйти.
   - Лили, если только вы захотите, начнете сразу же  зарабатывать  деньги
пением в церкви. Я сам это делал, а что я такое в сравнении с вами!
   - Успокойтесь, прошу вас.
   - Не могу я успокоиться. Я люблю вас, Лили. Я люблю вас.
   - Мистер Малколм!
   Он соскользнул на пол. Судорожно вцепился в коврик ногтями.
   -  Скажите,  как  я   могу   вам   помочь   Скажите   хоть   что-нибудь
по-человечески. Вы вчера  принесли  мне  пирог.  Вы  понимаете,  почему  я
остался здесь. Поедем в  Чикаго.  В  этом  Коултауне  вас  ждет  медленное
увядание.
   Она смотрела на него с немым любопытством. Она не знала  еще,  что  она
великая  актриса,  что  ей  дано  постичь  тайну  поведения   человека   в
критических обстоятельствах и что воплощать  постигнутое  перед  зрителями
станет делом всей ее жизни. Не торопясь, она сунула руку в сумку и достала
кусок самого вкусного яблочного пирога,  когда-либо  испеченного  в  южном
Иллинойсе.
   - До свиданья, мистер Малколм. Поправляйтесь.
   Десятью минутами позже Лили снова шла по Главной улице  Коултауна.  Под
мышкой она посла туфли, завернутые в бумагу.  Был  час,  когда  на  улицах
особенно много пароду. Лили то и дело кланялась встречным, слегка улыбаясь
при виде их  озадаченных  физиономий.  Она  зашла  на  почту,  постояла  в
задумчивости перед портретом отца на розыскной афише. Потом пошла  дальше,
к мастерской Порки. Тот нимало не удивился ее появлению.
   - Порки, денег у меня нет. Но я  с  вами  расплачусь  немного  позднее.
Можете вы починить эти туфли так, чтобы они  не  развалились  в  ближайшие
месяцы? Постарайтесь, пожалуйста.  И  вы  мне  их  отдадите  в  пятницу  в
"Вязах", хорошо?
   От Порки она направилась в другой конец улицы, к дому,  где  в  верхнем
этаже жила мисс Дубкова. Мисс Дубкова ползала на коленях пород  манекеном,
выравнивая подол платья.
   - А-а, Лили!
   - Мисс Дубкова, я решила бежать с мистером Малколмом в Чикаго.
   Мисс Дубкова встала с колен - медленно, но без натуги.
   - Время чай пить, - сказала она. - Присаживайся к столу.
   Лили терпеливо ждала. Наконец, когда были сделаны первые  глотки,  мисс
Дубкова кивнула в знак, что готова слушать.
   - Он сказал, что я первых же порах смогу начать зарабатывать -  петь  в
церквах, в клубах. У него там много знакомых учителей пения. Обещал свести
меня с одним очень хорошим учителем, который готовит оперных певцов.
   - Дальше!
   - Вы меня не переубедите, мисс Дубкова. Я пришла только попросить вас о
небольшом одолжении. Могу я ему дать ваш адрес, чтобы он писал мне сюда на
ваше имя?
   - Пей чай, остынет.
   Пауза.
   - В Коултауне я месяца лишнего не останусь. Я должна стать  певицей,  а
для этого я должна учиться. Еще немного, и мне уже поздно будет  начинать.
Я должна лучше узнать жизнь. Сидя в Коултауне, жизни  не  узнаешь.  Еще  я
хочу научиться играть на рояле. Для этого нужно много упражняться,  что  в
пансионе невозможно - даже если иметь время. А я с утра до  ночи  работаю,
мисс Дубкова.
   Она развела руками и сразу же уронила их, ладонями вниз.
   - Ты любишь этого человека?
   Лили рассмеялась, слегка порозовев.
   - Конечно же, нет. Кто он - никто и ничто! Но он может  помочь  мне,  а
большего мне пока не нужно. Сердце у него доброе, это и со стороны  видно.
Уеду в Чикаго и выйду за него замуж.
   - Он что, делал тебе предложение?
   - Он... ну, падал передо мной на колени,  плакал,  говорил,  что  любит
меня.
   - Но предложения не делал. Понятно. Лили, он женат.
   - Откуда вы знаете?
   Мисс Дубкова рассказала про кольцо.
   - А кроме того, он поляк и католик.
   Лили отозвалась не сразу. Наконец она вымолвила, глядя в пространство:
   - Не думаю, чтобы  много  нашлось  охотников  жениться  на  девушке  по
фамилии Эшли.
   - Эх ты! - сказала Ольга Сергеевна, вставая. - Допивай-ка свой  чай  да
помолчи немного.
   Она вышла в дверь, которая вела  в  спальню  и  в  кухню.  Деньги  были
припрятаны у нее по разным местам, как белка прячет свои запасы  на  зиму.
Спустя несколько минут она возвратилась с потрепанным шелковым кошельком в
руках.
   - Вот пятьдесят долларов. Поезжай в Чикаго. Пусть этот  человек  укажет
тебе хорошего учителя, но больше чтоб ты никаких дел с ним не имела.
   - Я возьму у вас тридцать долларов в долг. Верну, как только смогу.
   Мисс  Дубкова  отделила  двадцать  долларов,  а  кошелек  с  остальными
деньгами сунула Лили в карман пальто. Лили встала.
   - Так можно, я дам мистеру Малколму ваш адрес?
   -  Можно.  А  теперь  сядь  на  место  и   помолчи   еще   немного.   -
Сосредоточенно, закусив нижнюю губу, она принялась открывать дверцы шкафов
и внимательно просматривать их содержимое. - Ну-ка, сними платье.
   Во время примерки хорошо думается вслух.
   - Подними руки... Повернись лицом к окну.
   - Софи тоже надо уехать отсюда. И Конни. Дело  даже  не  в  работе,  от
которой мы все с ног валимся. Главное, это что  мама  упорно  отказывается
выходить из дому и никогда не говорит об отце. Мне бы давно пришел  конец,
мисс Дубкова, если бы не вы и не ваши похвалы моему голосу.
   - Теперь повернись лицом к образам.
   - А эти чтения вслух по вечерам! Шекспир, и "Джейн Эйр", и "Мельница на
Флоссе", и "Евгения Гранде"!.. И ведь вовсе не  в  мамином  это  характере
постоянно сидеть взаперти. Мне сначала казалось, она боится смотреть людям
в лицо или, может быть,  возненавидела  их.  Но  мама  никогда  ничего  не
боялась. Ей все равно, что о ней думают и говорят другие.  И  ненависти  к
людям у нее тоже  нет.  Просто  они  ей  безразличны.  К  постояльцам  она
относится так, будто это фигурки из папье-маше. Мистер Малколм - первый из
постояльцев, который вызвал у нес какие-то чувства. Его она и в самом доле
возненавидела. За то, что он человек живой и пылкий.
   - Согни руки в локтях и  подними  повыше,  будто  хочешь  поправить  на
затылке прическу.
   - Знаете, почему она не говорит об отце? Потому  что  хочет,  чтобы  он
принадлежал ей одной. Даже с нами, его дочерьми, она не желает делиться. А
на улицу не выходит из страха повстречать миссис Лансинг. Боится, вдруг та
помнит о нем по-своему. Я вам сейчас что-то  расскажу,  чего  до  сих  пор
никому не рассказывала. Вскоре после начала процесса кто-то бросил  в  наш
почтовый ящик письмо. Оно  было  без  подписи.  А  на  конверте  значилось
только: "Миссис Эшли". Мы вообще редко получали письма. Со своими  родными
отец и мама не переписывались. Я отнесла письмо маме, но мама тогда  ни  о
чем и думать не могла, кроме процесса.  Она  мне  велела  вскрыть  письмо,
прочитать и  пересказать  ей  в  двух  словах...  Там  сперва  шли  всякие
рассуждения про кару господню за грехи, про  ад,  ожидающий  грешников,  а
дальше говорилось, что отец уже несколько лет встречается с миссис Лансинг
в Форт-Барри, в гостинице "Фермерской". Я маме солгала. Сказала,  что  это
насчет церковного благотворительного базара. Потом пришло еще  одно  такое
письмо, потом еще - всего три или четыре. Я их все сожгла... Это мерзкая и
глупая ложь. Отец ездил в Форт-Барри примерно раз в год и всегда в тот  же
день возвращался обратно. А миссис Лансинг  ездила  каждое  воскресенье  к
обедне вместе с детьми, потому что у  нас  в  Коултауне  нет  католической
церкви... Но мне кажется, миссис Лансинг действительно любила папу. Я хочу
думать, что это так и что он знал об этом. А любил ли он ее -  кто  знает,
ведь он со всеми женщинами вел себя так,  будто  он  к  ним  неравнодушен.
Правда?
   - Правда, правда. Стой смирно.
   - Если б даже отец и миссис Лансинг любили  друг  друга,  я  бы  ничего
страшного в этом не увидела. Миссис Лансинг, она совсем  другая.  Ей  люди
никогда не бывают безразличны... Этих глупых писем  мама  не  видела,  но,
быть может, она все-таки знает, что у миссис Лансинг было к папе  глубокое
чувство. Мама не из тех, кто станет ревновать или  устраивать  драму,  но,
может быть, она не выходит в город именно потому. Как-то  раз  ночью  мама
предложила мне пойти погулять, и знаете, мисс Дубкова, мы долго  стояли  у
дома Лансингов, просто стояли и смотрели. И мне казалось, маме  хочется  и
не хочется представить себе тот образ нашего отца, что, может быть,  живет
в душе миссис Лансинг.
   - Пройдись до дверей и обратно - только помедленней.
   - Во многом виновата я, мисс Дубкова. Ведь я  старшая.  Я  должна  была
что-то изменить. Должна была добиться от мамы,  чтоб  она  не  молчала  об
отце. Должна была больше помогать Софи.  Должна  была  выходить  в  город,
будто ничего не случилось. Сама не знаю, что на меня такое нашло.  Скажите
мне, что на меня нашло, мисс Дубкова? Почему я оказалась  такой  дурой?  Я
должна была больше любить всех... Где Роджер? Как он живет?..  Теперь  уже
не поправишь ничего. Ох, папа мой, папа, папа!
   - Лили, на шелку останутся пятна.
   - Оттого-то я и решила ехать в Чикаго; буду учиться петь  -  хоть  одно
дело сделаю на свете.
   - Все, можешь одеваться.


   Вечером после ужина миссис Эшли долго возилась на кухне. Дочери следили
за ней с недоуменном. Она сняла  все  консервы  с  полок  и  перетащила  в
подвал. Унесла хлеб печенье и пирожки в столовую и заперла в буфете.
   - Мама, зачем ты все убираешь из кухни? - спросила Софи.
   - Так сегодня нужно.
   Лили поняла сразу. Она украдкой отозвала Софи в холл.
   - Слушай, Софи, нужно раздобыть мистеру Малколму чего-нибудь поесть.  А
то смотри, как бы он не умер с голоду - он ведь на твоем попечении.
   Вернувшись в кухню, Софи увидела, что мать запирает  на  ключ  дверь  в
погреб и черный ход.
   -  Ступайте,  девочки,  и,  пожалуйста,  больше  сегодня  на  кухню  не
спускайтесь.
   В первом часу ночи мистер Малколм ощупью пробрался на кухню и зажег там
свечку, которую захватил с собой. Ледник оказался пуст, на  полках  ничего
не лежало. Дверь в погреб - как пахло всегда оттуда яблоками!  -  была  на
запоре. Только посреди стола, словно в насмешку, стояло блюдечко с  кормом
для цыплят. Ничего  больше  Софи  не  удалось  утаить  от  матери.  Мистер
Малколм, плача от ярости и голода,  дергал  дверцу  за  дверцей,  ящик  за
ящиком - все было напрасно. В конце концов он  схватил  блюдце  с  куриным
кормом и высыпал содержимое себе в рот. Сзади вдруг послышался  шорох;  он
круто повернулся. В дверях с лампой в руке стояла миссис Эшли и  наблюдала
за ним. На ней был толстый, грубый халат, сшитый из конской попоны.
   - Миссис Эшли, я умираю с голоду.
   - Неужели? Значит, вам уже лучше?
   - Да-да, лучше.
   - Приступ печени прошел?
   - Да-да, прошел.
   - Ну что ж, мистер Малколм, если вы настолько поправились, что не позже
половины восьмого можете отсюда уехать, я, пожалуй, готова накормить вас.
   Она приготовила ему несколько сандвичей. Поджарила  яичницу.  Поставила
перед ним кувшин с молоком. Потом села напротив, подперев руками  лицо,  и
смотрела, как он все это истребляет. Но глаза ее то  и  дело  косились  на
палец его левой руки.
   - Миссис Эшли, я люблю вашу дочь.
   Она никак не отозвалась на эти слова.
   - Миссис Эшли, ваша дочь может сделать блестящую  карьеру  на  эстраде.
Она в самое короткое время может стать звездой. Я убежден в этом.  У  меня
такая мысль: мы с ней подготовим  номер  вдвоем  и  покажем  его  хорошему
импресарио.
   - А моя дочь отнеслась к этой мысли с одобрением?
   - Миссис Эшли, она и бровью не повела в ответ. Даю вам честное слово. Я
ничего но могу понять. Можно подумать, она даже не слышала того, что я  ей
говорил. Но я ведь люблю ее, миссис Эшли. Люблю!.. - Он заколотил по столу
кулаками. Громко всхлипнул. - Да я скорей с жизнью расстанусь, чем  сделаю
что-нибудь ей во вред.
   - Не надо шуметь, мистер Малколм.
   Он бросил на нее оскорбленный взгляд, но  продолжал  есть.  Он  был  ей
глубоко противен.
   - Моя дочь говорила вам, что разделяет ваши чувства?
   - Вы, видно, меня не слушали, миссис Эшли.  Я  же  сказал.  Материнской
могилой готов поклясться, что она вообще мне  ни  слова  не  ответила.  Ни
единого слова. А я знаю людей, которые стали  бы  с  ней  заниматься.  Она
быстро усвоила бы все, что  нужно.  Она  способна  и  умна.  Но  здесь,  в
Коултауне, чему она может выучиться? Вы не имеете права всю жизнь  держать
ее здесь. Ее ждет лучшая участь.
   - Мистер Малколм, у вас есть жена.
   Он  густо  покраснел.  Ему  не  сразу  удалось  справиться   со   своим
замешательством. Но в конце концов он справился и заговорил снова:
   - Да, я виноват. Виноват и сознаю это. Но будь я даже свободен,  я  все
равно не мог бы на ней жениться. Она не католичка. - Он  вдруг  перегнулся
через разделявший их стол. - Но я не тот,  за  кого  вы  меня  принимаете,
миссис Эшли. У меня в виду серьезная цель. Очень серьезная  цель.  Я  тоже
могу сделать карьеру, и я ее сделаю. Начало уже положено. Я пел однажды на
съезде ордена Лосей.  Увидите,  я  стану  знаменитым  певцом.  Слыхали  вы
когда-нибудь об Элморе Дарен? Или о Терри Маккуле? Как он был бесподобен в
"Султане Сватском"! Я пойду по его стопам. И ваша дочь тоже! Слыхали вы  о
Митци Карш в "Бижу"? Помилуйте, да где вы живете? Ну хоть о Белле Майорсон
вы слыхали? Тоже нет?
   - Не надо шуметь, мистер Малколм.
   Но мистера Малколма шум не смущал. Он вскочил и заорал полным голосом:
   - Быть не может, чтобы вы не слыхали о  госпоже  Моджиевской  в  "Марии
Стюарт"! Она из поляков, как и я. Все это - звезды, понятно вам? Такие  же
яркие, как звезды на небе. Ведь если б в небе не было звезд, мы все ходили
бы точно овцы, пригнув к земле голову. И ваша дочь - звезда, и я, надеюсь,
тоже. Не  так  уж  много  звезд  можно  у  нас  насчитать  одновременно  -
пятнадцать-двадцать, не больше. Они все отмечены  судьбой.  На  них  лежит
великое бремя. Они живут особой жизнью, непохожем на жизнь  других  людей.
Иначе и быть не может. Что им до того, кто женат, кто не женат.  Им  важно
лишь одно - делать свое дело все лучше и лучше. Достигать совершенства.  А
вы хотите задушить свою дочь в этом Коултауне. Вы радоваться  должны,  что
сюда попал я.
   Миссис Эшли встала.
   - Помните, вы обещали не поздней половины восьмого покинуть "Вязы". Без
четверти семь я постучу к вам и дверь.
   Она подняла лампу повыше и знаком приказала ему идти за ней. У двери ее
комнаты он прошептал с беспощадной прямолинейностью:
   - Миссис Эшли, ваша дочь  рождена  для  искусства.  Знакомо  вам  такое
слово: "искусство"?  Кто  вы  -  всего  лишь  содержательница  пансиона  в
иллинойсском городишке. Советую вам подумать над моими с