о  дотронулась  до Тома рукой.  В  этом  прикосновении  было
столько искренней любви к нему, Томасу, что  это легкое  любящее движение он
не мог сравнить ни с чем -- так разительно оно отличалось от незрелой похоти
хихикающих близнецов или возбуждения, которое с профессиональным мастерством
вызывала у  него  та  продажная женщина с  Маккинли-стрит  в Порт-Филипе. Он
прежде никогда и  не помышлял, просто не верил, что кто-то может прикасаться
к нему так, как это делала Клотильда.
     Нежно  ее обнимая,  Том проник  в  нее под беспокойное жужжание  пчел у
окна. Он терпеливо ждал, когда она достигнет пика наслаждения,-- ведь теперь
он был знатоком этого  искусства. Этому она быстро  научила его,  научило ее
дивное  тело индианки.  Когда после мощного взрыва все кончилось и  они тихо
лежали, отдыхая,  рядышком,  в эту  минуту он знал,  что  сделает  для  этой
девушки все на свете -- пусть только она попросит.
     -- Полежи здесь.-- Последовал поцелуй в шею под подбородком.-- Я позову
тебя, когда все будет готово.
     Клотильда выскользнула из-под простыни, и он слышал, как  она одевается
в ванной комнате, затем тихо  спускается  по лестнице на кухню. Том лежал на
широкой семейной кровати, уставившись в  потолок; он  испытывал одновременно
чувство благодарности к ней и горечь. Как все же противно, когда тебе только
шестнадцать. Он ведь ничего не мог для нее сделать. Он  мог только принимать
этот  щедрый  дар  --  ее  прекрасное тело, мог незаметно проникать к  ней в
комнату по  ночам,  но  ведь он не  мог погулять с ней  в  парке, потому что
всегда мог отыскаться злой язык, или подарить  ей косынку  без опасения, что
острый  глаз  тети  Эльзы  заметит  тряпку  незнакомого  ей  цвета  в  ящике
рассохшегося комода в комнате Клотильды за кухней. Разве мог он увезти ее из
этого дома, где она  находилась  на  положении рабыни?  Ах, если бы ему было
двадцать...
     Святой Себастьян.
     Она тихо вошла в спальню.
     -- Пойдем, поешь,-- позвала она.
     Том, не вставая с кровати, заявил:
     -- Как только мне исполнится двадцать, я вернусь и увезу тебя отсюда.
     Она улыбнулась.
     -- Но  у меня ведь есть муж,-- сказала она, рассеянно теребя пальчиками
обручальное кольцо.-- Не тяни. Все уже на столе и может остыть.
     Он пошел в ванную комнату, оделся и спустился на кухню.
     На накрытом кухонном  столе  между  двумя  приборами  стояли в  вазочке
цветы,  темно-голубые  флоксы. Клотильда  занималась  и садоводством,  умела
ухаживать за цветами и знала  в этом толк. "Моя Клотильда,--  говорила о ней
тетя Эльза,-- это просто сокровище. В этом году ее розы вдвое крупнее, чем в
прошлом".
     -- У тебя должен быть  свой собственный садик,-- сказал  Том, садясь на
свое место. Все то,  что  он не мог дать ей в реальной жизни, он  выдумывал,
изобретал. Под своими голыми ступнями он чувствовал линолеум, такой холодный
и гладкий. Он аккуратно причесал еще мокрые волосы, и  его белокурые упругие
кудри, темные от  воды, тускло поблескивали. Клотильде  нравилось, когда все
вокруг было опрятным,  ухоженным, чистым, когда все сияло и радовало глаз --
кастрюли, сковороды, красное дерево, прихожие, ее ухажеры.  По крайней мере,
хоть это он мог для нее сделать.
     Она поставила перед ним жирную, густую похлебку из рыбы с овощами.
     -- Я говорю, что  тебе нужно завести свой собственный садик,-- повторил
он.
     --  Ешь  свой суп, не  разговаривай,--  ответила  Клотильда, усаживаясь
напротив него.
     За первым  блюдом  последовало  второе  -- нежная нога  ягненка, редкое
угощение,  с  молодой  картошкой,  посыпанной укропом, пожаренной  на  одной
сковороде с  мясом. На столе стояла миска, полная  молодых стручков  бобов в
масле,  салат  и  блюдо  с  помидорами. На  большой  тарелке  горкой  лежало
хрустящее, еще горячее печенье, а  на другой -- большой кусок масла, рядом с
ней стоял запотевший кувшин холодного молока из погреба.
     С серьезным видом Клотильда  наблюдала за  тем, как  Том ест, и  только
довольно улыбалась,  когда он  протягивал ей тарелку за добавкой. Когда  вся
семья уезжала  на отдых,  она каждое  утро  садилась  на автобус  и  ехала в
соседний  город  за покупками,  где  тратила  на них  свои деньги.  Здесь, в
Элизиуме, этого делать  было никак нельзя -- владельцы лавок тут же  донесли
бы миссис Джордах о том, что ее горничная покупает деликатесы:  первосортное
мясо, отборные первые фрукты и  овощи,  чтобы потом у нее  же  на кухне в ее
отсутствие устраивать свои пиры с Томасом.
     На  десерт  Клотильда  подала  ванильное  мороженое,  которое  готовила
сегодня  утром  сама,  и  горячий жидкий  шоколад. Она отлично знала,  какой
аппетит  у ее любовника. Впервые она  заявила о  своей  любви  к  нему двумя
бутербродами с  беконом и  нарезанными  помидорами. Но  любовь разгоралась и
требовала гораздо больших затрат.
     -- Клотильда,-- спросил Том,-- почему ты здесь работаешь?
     --  А где же мне работать? -- с удивлением вопросом на вопрос  ответила
она. Она обычно говорила низким, монотонным  голосом. В ее речи чувствовался
слабый отголосок канадского французского.
     -- Да где угодно. В магазине. На фабрике. Но только не прислугой.
     -- Мне  нравится  работать  в доме. Готовить еду,--  сказала она.-- Это
ведь  не так уж плохо. Твоя тетка  неплохо ко мне относится. Ценит меня. Она
была так добра ко мне, что взяла  в свой дом. Я приехала сюда два года назад
и  не  знала  здесь  ни души,  а  в  кармане не было  ни  цента.  Мне  очень
понравились ее малышки, они  всегда такие опрятные, такие чистенькие. Ну что
мне  делать в магазине или на фабрике? Я не очень быстро соображаю, медленно
складываю  и  вычитаю цифры  и ужасно  боюсь всяких машин.  Нет,  мне больше
нравится работать в доме.
     -- Только не в этом доме,-- сказал  Том.  Просто невыносимо видеть, как
эти жирные тупицы помыкают ею. Клотильда была у них на побегушках.
     --  Всю эту  неделю,-- произнесла  она, коснувшись его  руки,-- это наш
дом.
     -- Но мы ведь не можем даже выйти погулять вместе, разве не так?
     -- Ну и что с  того,-- недоуменно пожала плечами  Клотильда.--  Что  мы
теряем?
     -- Нам  приходиться  таиться, будто  мы воры,-- закричал он,  выходя из
себя. Он уже сердился на нее.
     -- Ну что из этого? -- снова пожала она плечами.-- Существует множество
приятных вещей,  которые нужно  скрывать. Таиться. Не всегда хорошо  то, что
происходит  открыто, на глазах  у всех. Может,  я люблю секреты? -- Ее  лицо
осветила одна из ее редких улыбок, мягкая, нежная.
     --  Сегодня...--  упрямо твердил он, пытаясь зажечь в равнодушной  душе
искру  мятежа  и возмутить эту кротость, эту покорность, эту податливость.--
После  такого пира,  как  этот...--  он  обвел  рукой выставленные на  столе
яства.-- Нет, так не годится.  Мы должны с  тобой куда-нибудь  пойти, что-то
предпринять, а не сидеть сиднем дома.
     -- А  что предпринять? -- с самым серьезным  видом, озабоченно спросила
она.
     -- Ну, в парке выступает  духовой оркестр,-- ответил Том.-- Можно пойти
посмотреть бейсбольный матч.
     -- Мне вполне хватает проигрывателя тети Эльзы,-- заявила она.-- А если
тебе  хочется  посмотреть  бейсбольный  матч,  ступай  посмотри,  придешь  и
расскажешь мне, кто выиграл.  Я буду тебя ждать, а  тем временем все уберу и
вычищу. Когда ты дома, мне больше ничего другого не надо, Томми, пойми меня.
     --  Сегодня  я  никуда  без тебя  не  пойду,--  решительно  сказал  он,
отказываясь от дальнейших уговоров. Он встал.-- Я вытру посуду.
     -- Зачем? Это от тебя не требуется.
     -- Нет, я все же вытру,-- властным тоном повторил он.
     --  Мой  дорогой  мальчик,--   сказала   она  и  улыбнулась,  снова  не
обнаруживая перед ним никаких  амбиций, никакого честолюбия,  обезоружив его
своей простотой.
     На следующий день  вечером, после работы, по дороге из гаража домой Том
проезжал на  своем стареньком  "Айвер Джонсоне" с  вихляющими колесами  мимо
городской  библиотеки. Вдруг, повинуясь  какому-то  внезапному  импульсу, он
остановился,  слез с  седла,  прислонил  велосипед  к ограде и  вошел в  это
хранилище  знаний. Вообще-то  он  почти  никогда  ничего не  читал,  его  не
интересовали даже  спортивные страницы  газет,  и его уж никак  нельзя  было
назвать завсегдатаем библиотек. Может, это у него было своеобразной реакцией
на сестру с братом, этих книгочеев, которые всегда и везде совали свой нос в
книжки,  и,  очевидно,   поэтому  в   их  головах  рождались  самые  нелепые
фантазии,-- просто смех!
     Приглушенный шумок в зале,  настороженное, отнюдь не радушное  внимание
пожилой библиотекарши, его одежда в масляных пятнах -- все  это отрицательно
действовало на него, из-за этого он чувствовал себя не в своей  тарелке.  Он
бесцельно бродил между  полками, толком не  зная, какую именно информацию он
хочет получить  из  этих  тысяч томов. Наконец,  Том  решил  подойти к даме,
сидевшей за столом, и навести справки,-- другого выхода не было.
     -- Простите,-- обратился он к  ней.  Она штемпелевала  формуляры, будто
вынося приговоры  о  разных  сроках  заключения  для книг  одним  небрежным,
порывистым движением тонкого запястья.
     -- Слушаю вас,--  она подняла голову, бросив на него явно недружелюбный
взгляд, казалось, за милю почуяв книгоненавистника.
     -- Мэм, мне хотелось бы найти что-нибудь о святом Себастьяне,--  робея,
попросил он.
     -- Что именно хотели бы вы узнать о нем?
     -- Что-нибудь,-- ответил он, уже жалея о том, что пришел сюда.
     -- Начните с Британской энциклопедии,-- сказала библиотекарша.--  Она в
справочном зале. Том от САРС до СОРК.-- Она,  конечно, знала  библиотеку как
свои пять пальцев.
     -- Большое вам спасибо, мэм.-- Теперь он твердо  решил перед выходом из
гаража переодеваться  и смывать мылом  фирмы  "Койн"  хотя бы  верхний  слой
грязи. Зачем давать повод окружающим относиться к тебе как к шелудивому псу,
если этого можно избежать? Да и Клотильда будет довольна.
     На поиски Британской энциклопедии у него ушло минут десять. Том вытащил
из плотного ряда книг на полке  том от  САРС до СОРК, подошел с ним к столу,
сел.  Он  с  интересом  перелистывал  страницы,  задерживаясь  на  несколько
мгновений  на  привлекавших  его  внимание диковинных  названиях:  САРАЦИНЫ,
САТИРЫ, СВИЩ,  СЕБАСТЬЯНО ДЕЛЬ ПЬОМБО, СЕБОРЕЯ. Надо же, чем забивают головы
нормальных людей.
     Ну вот,  он наконец нашел  -- СЕБАСТЬЯН, СВЯТОЙ, христианский  мученик.
День  памяти  -- 20 января.  Всего один абзац. Значит, он не такая уж важная
фигура!
     "После  того  как лучники  оставили  его  умирать,-- читал Том,--  одна
благочестивая  вдова по  имени  Ирина  ночью пришла  на  место казни,  чтобы
забрать его труп и предать земле. Обнаружив, что  он еще жив,  она  принесла
его  в  свой  дом,  где  исцелила  его  раны.  После  своего  окончательного
выздоровления  он  отправился  к  императору  Диоклетиану,  чтобы  выдвинуть
обвинение за незаконную расправу над  ним. Рассвирепевший римский  император
приказал его немедленно увести из дворца и забить до смерти палками".
     Вот тебе и на, подумал Том. Дважды угрохали человека. Нет, эти католики
на  самом  деле все спятили.  Но он до сих пор  не понимал, почему Клотильда
назвала его святым Себастьяном, когда он стоял перед ней голый в ванне.
     Он  читал  дальше:  "К  святому  Себастьяну  обращаются  обычно,  чтобы
защитить  себя от чумы. Молодой  и красивый воин, он всегда  был излюбленным
персонажем  религиозной  живописи и,  как  правило,  на полотнах изображался
обнаженным,  пронзенный  стрелами;  он  истекает кровью от  тяжелых,  но  не
смертельных ран". Том задумчиво  закрыл книгу. "Молодой  и красивый воин, на
полотнах изображался обнаженным..." Теперь все ясно. Клотильда. Его чудесная
Клотильда! Она не говорит ему о любви, но выражает ее к нему так, как умеет:
своей религией, приготовленной  специально для него пищей, своим телом --  в
общем, всем на свете.
     До сегодняшнего  дня  он  считал себя забавным, нагловатым  парнишкой с
лицом  простофили.  И вот -- святой Себастьян.  В  следующий  раз,  когда он
увидит этих чистоплюев Рудольфа и  Гретхен, он сможет не тушуясь смотреть им
в глаза. "Зрелая,  опытная женщина,  старше  меня,  сравнила  меня со святым
Себастьяном,  молодым  и  красивым воином".  Вот так!  Впервые после  своего
отъезда из  дома он пожалел, что сегодня вечером  не  увидит ни  сестру,  ни
брата.
     Он встал,  поставил книжку на место и хотел  уже  уйти,  как  вдруг его
осенило: может, имя Клотильда тоже принадлежит святой?
     Среди  толстых томов  нашел тот,  на корешке которого значилось КАСТ --
КОЛД.
     Теперь, когда стал поопытнее в этом деле, Том довольно быстро нашел то,
что  искал.  "КЛОТИЛЬДА,  святая  (ум.  544)  --  дочь  бургундского  короля
Хильперика, супруга Хлодвига, короля франков".
     Том представил себе, что вот сейчас его Клотильда хлопочет, вся в поту,
над жаркой плитой на кухне Джордахов или стирает подштанники дяди  Гарольда,
и  сразу  помрачнел.  Дочь  бургундского  короля,  супруга Хлодвига,  короля
франков. Родители, по-видимому, никогда не  задумываются, давая  имена своим
детям. Он дочитал абзац до конца. Судя по всему, Клотильда ничем особенно не
отличилась: обратила в  свою веру мужа, строила  церкви, помогала людям -- в
общем,  все  такое,  и  поссорилась  со  своей  семьей.  В  энциклопедии  не
уточнялось, за какие заслуги она была причислена к лику святых.
     Том  отложил книгу.  Как  ему сейчас захотелось пойти поскорее домой, к
Клотильде. Но он все же остановился перед столом библиотекарши и сказал ей:
     -- Благодарю вас, мэм.-- Он почувствовал приятный запах. На столе у нее
стоял горшок с нарциссами, и эти зеленые стебли с белыми цветами на них были
аккуратно  обложены многоцветными камушками гальки. Под  влиянием минуты, не
подумав, он спросил: -- Вы не могли бы выписать мне формуляр?
     Строгая дама с удивлением посмотрела на него.
     -- У вас когда-нибудь был формуляр? -- спросила она.
     -- Нет, мэм, не было. Прежде у меня не было времени на чтение.
     Библиотекарша бросила  на  него любопытный  взгляд,  вытащила из  ящика
пустой формуляр, спросила,  как его зовут, сколько ему лет  и где он  живет.
Она как-то странно, задом наперед печатными буквами записала сведения о нем,
стукнула штемпелем, ставя дату, и протянула формуляр ему.
     -- Можно мне взять книгу прямо сейчас?
     -- Пожалуйста, если хотите.
     Том снова  подошел к  полке,  где  хранилась  Британская  энциклопедия,
вытащил  уже  знакомый  ему   том  САРС  --   СОРК.  Ему  хотелось  еще  раз
повнимательнее прочесть абзац о святом  Себастьяне, выучить его наизусть. Но
когда  он  подошел  к  столу библиотекарши, чтобы  расписаться за полученную
книгу, она нервно затрясла головой.
     -- Немедленно  положите ее обратно,-- потребовала она.-- Из справочного
зала книги не выдаются.
     Он вернулся в справочный зал, положил том на место. Все вокруг тявкают:
"читай!  читай!" -- с  отвращением размышлял он.  И  вот когда ты,  наконец,
соглашаешься, говоришь:  "О'кей, буду  читать!" -- они тычут  тебя  носом  в
какие-то правила.
     Тем не менее, выходя из библиотеки, он  несколько раз с удовлетворением
похлопал себя  по карману, с  удовольствием  чувствуя  под  ладонью  упругий
картон формуляра.
     На обед Клотильда приготовила жареного  цыпленка под  яблочным соусом с
пюре и пирог на десерт. Они сидели за столом и ели, много не разговаривали.
     Когда  закончили  и Клотильда  убирала грязную  посуду  со  стола,  он,
подойдя к ней, обнял ее и сказал:
     -- Клотильда,  дочь бургундского  короля Хильперика, супруга  Хлодвига,
короля франков.
     Она от удивления вытаращила на него глаза.
     -- Что-что ты сказал?
     -- Мне захотелось выяснить происхождение твоего имени,-- объяснил он.--
Я сходил в библиотеку.  Оказывается, ты -- королевская дочь, и к тому же еще
и жена короля.
     Она  долго  смотрела  на  него, обнимая обеими  руками за талию,  потом
поцеловала нежно в лоб  в знак благодарности, словно  он принес  ей какой-то
очень дорогой подарок.

II

     В  плетеной  корзинке,  выделявшейся  белым  пятном  на зеленой влажной
траве, уже барахтались  две рыбины. В речке на  самом деле было  полно рыбы,
как  и  говорил Бойлан.  На  границе  его поместья,  там, где втекала речка,
стояла дамба.  От нее речка, извиваясь, текла  по  территории, принадлежащей
Бойлану, до  другой дамбы, на противоположном краю его поместья. Оттуда она,
разделяясь на несколько рукавов, низвергалась водопадами в Гудзон.
     Рудольф  в старых вельветовых  бриджах, больших, не по  ноге, резиновых
сапогах пожарника, купленных на распродаже, шел по берегу,  продираясь через
колючие кусты и  цеплявшиеся за него сплетенные ветви. От конечной остановки
местного автобуса  добираться было довольно далеко,  приходилось  взбираться
вверх по крутому склону, но все же  дело стоило того. Ничего  себе, теперь у
него есть личная  речка, в которой видимо-невидимо форели.  Он уже несколько
раз приходил сюда, но  никогда не  видел ни  Бойлана,  ни кого-нибудь еще на
этой территории --  от реки в любом ее  месте до главного  особняка было  не
меньше пятисот ярдов.
     Всю ночь  шел дождь,  и в  сереющем вечернем  воздухе  висела  дождевая
изморось. Вода  помутнела  от  грязи,  и  форели  не  было  видно  -- где-то
притаилась.  Но какое  все же удовольствие  -- спокойно,  не  торопясь, идти
вверх по реке, забрасывать  тихо-тихо блесну там, где хотелось, где  не было
ни  души,  слышать   лишь  умиротворяющее  журчание  воды,  скатывающейся  с
валунов,-- разве это не благодать? Занятия в  школе начнутся через неделю, и
он хотел использовать последние деньки каникул на всю катушку.
     Он уже  подходил  к  двум  декоративным  мостикам, переброшенным  через
речку, то  и дело  забрасывая  наудачу блесну,  когда  услыхал звуки чьих-то
шагов по  гравию. К мостику вела узкая, заросшая сорняками тропинка.  Быстро
смотав леску,  он стал ждать. Тедди Бойлан  без  головного убора, в замшевой
куртке,  с  пестрым  шотландским шарфом, намотанным на  шее,  в  крагах  для
верховой езды шел по тропинке. Поднявшись на мостик, он остановился.
     -- Хелло, мистер Бойлан,-- окликнул его Рудольф.
     Когда он увидел хозяина, то  немного сдрейфил: может,  он уже  забыл  о
своем   приглашении  приходить   сюда  порыбачить,  а  может,  пригласил  из
вежливости, а на самом деле сам этого совсем не хотел?
     -- Ну как, клюет? -- спросил Бойлан.
     -- Две уже в корзине.
     --  Неплохо  для  такого  пасмурного дня,--  сказал  Бойлан,  глядя  на
помутневшую от грязи воду.-- Тем более на блесну.
     --  А вы  удите? --  Рудольф подошел ближе  к мостику,  чтобы  говорить
потише, не распугивая рыбу.
     --  Когда-то  давно,--  ответил  Бойлан.--  Не  буду  мешать.  Я  решил
прогуляться.  Возвращаться  буду по этой тропинке. Если вы к тому времени не
уйдете, то, может, составите мне компанию и выпьете со мной у меня дома?
     -- Благодарю вас,-- сказал Рудольф. Он еще не знал,  как долго он будет
здесь.
     Махнув  ему на  прощанье,  Бойлан  продолжил прогулку. Рудольф  поменял
блесну, вытащив новую из-за широкой черной ленты  своей видавшей виды старой
фетровой  шляпы, которую он надевал во время  дождя или  когда удил рыбу. Не
теряя  зря времени,  привязал леску,  сделав  несколько  маленьких  узелков.
Может, когда-нибудь он станет  хирургом и будет накладывать пострадавшим швы
такой  же  прочной ниткой,  как леска. "Думаю, сестра,  пациент будет жить".
Сколько же еще  лет  до  этого?  Три года  в  медучилище,  потом  четыре  на
медицинском факультете, потом два -- стажировка студентом в больнице. Откуда
взять на учебу деньги? Не морочь себе голову, Рудольф. Забудь об этом!
     С третьей попытки рыбина заглотнула блесну. Послышался хлесткий удар по
воде,  и в му