л бы  на такое?  Рудольф  понимал это,
понимал хорошо, но не мог вымолвить ни слова -- слова благодарности застряли
у него в горле.
     -- Этот француз был не  единственным, кого я убил,-- продолжал Джордах,
когда они  остановились около пекарни.--  Я убил еще одного  человека, когда
закончилась война.  Ножом. В  Германии, в Гамбурге. В двадцать  первом году.
Думаю, тебе нужно знать об этом. Пора  тебе уже знать побольше о своем отце.
Увидимся за ужином. Я пойду, затащу лодку на склад.
     Прихрамывая, он пошел по их убогой улице к реке.

     В конце учебного года,  когда были  выставлены окончательные  оценки, у
Рудольфа по французскому, как обычно, стояло "отлично".

ГЛАВА чЕТВЕРТАЯ


I

     Спортзал  начальной  школы возле дома  Джордаха был  открыт  до  десяти
вечера пять  дней в неделю. Том Джордах  два-три  раза  в неделю ходил  туда
поиграть в  баскетбол или  просто потрепаться  с ребятами, а то и поиграть в
кости в  туалете, спрятавшись от глаз учителя физкультуры, который постоянно
был  занят  судейством   непрерывно  длящихся   на   площадке  баскетбольных
поединков.
     Тома,  единственного  из   мальчишек  его  возраста,  ребята   постарше
допустили  к азартной игре. Он  добился этого права  собственными  кулаками.
Однажды, когда шла игра,  он, протиснувшись между двумя игроками,  опустился
на колени, поставил на кон свой доллар и бросил, обращаясь к Санни Джексону:
"Сейчас  я тебе покажу!" Санни Джексон -- крепко сбитый,  сильный, драчливый
парень, признанный главарь ватаги ребят,  постоянно слонявшихся возле школы.
Ему было девятнадцать, и его скоро должны были призвать в армию. Том нарочно
выбрал  для  своего  "дебюта"  Санни. Тот,  бросив  презрительный  взгляд на
нахального новичка, ногой отодвинул доллар Томаса.
     --  Отваливай отсюда,  сопляк,--  сказал он.--  Здесь  играют настоящие
мужчины!
     Ни  секунды  не колеблясь, Том, не поднимаясь с колен,  нанес  ему удар
тыльной  стороной  руки.  Началась  драка, и Том вышел  из нее  победителем,
заслуженно  заработав свою репутацию смельчака. Он подбил Санни глаз, разбил
губы, а потом приволок его в  душ и там, открыв кран, держал минут пять  под
холодной водой.  С  того  дня,  как только  Том подходил к группе  игроков в
спортзале, все перед ним расступались. Сегодня игры не было. Один долговязый
парень двадцати  одного  года, по  имени  Пайл,  уже  отслуживший  в  армии,
демонстрировал  парням  самурайский  меч, который,  по  его  словам, он  сам
отобрал  у  японца  во время  сражения  на  Гуадалканале.  Его  трижды после
приступов малярии комиссовывали из армии, а однажды он чуть  вообще не отдал
концы. До сих пор его кожа была желтоватого цвета.
     Том скептически слушал, как Пайл увлеченно рассказывал о своем подвиге,
как он  бросил  ручную  гранату в пещеру, просто  так,  на удачу,  и услыхал
чей-то дикий вопль, а  когда ползком, держа в руках пистолет, забрался туда,
обнаружил убитого японца, а рядом на земле лежал вот этот  меч. Том понимал,
что  Пайл  хочет  показаться  ребятам  этаким  отважным Эрролом  Флинном  из
Голливуда, а не простым парнем из Порт-Филипа, которого по службе занесло на
острова Тихого океана. Но он молчал, сейчас он был в миролюбивом настроении,
к тому же нельзя бить такого больного и желтого парня.
     -- Через две недели,-- продолжал хвастаться  Пайл,-- этим мечом я отсек
голову японцу.
     Кто-то  дернул  Тома  за рукав. Это был  Клод,  одетый, как  всегда,  в
приличный костюм с галстуком, он мямлил:
     -- Послушай, мне кое-что тебе нужно сказать, пошли отсюда...
     -- Погоди, дай дослушать,-- отмахнулся Том.
     -- Остров мы уже взяли,  но повсюду еще  прятались  японцы,-- продолжал
Пайл,--  они  нападали  по  ночам,  обстреливали  нашу  зону и убивали наших
парней.  Наш командир просто трясся от страха, только  что  не трижды в день
высылал патрули. Он  приказал очистить остров от японцев, прикончить всех до
одного, этих ублюдков.
     Так вот, однажды я оказался в одном из таких патрулирований. Мы увидели
какого-то япошку, он пытался перейти вброд небольшую речушку. Мы его ранили,
но  легко,  и, когда  подошли к нему,  он сидел на  земле,  заложив  руки за
голову, и что-то  лопотал.  В  нашем патруле не было  офицеров, только  один
капрал  и  шестеро  рядовых, вот  я  и  говорю  ребятам: "Послушайте, парни,
посторожите его, а я сбегаю за  своим самурайским мечом, и мы повеселимся --
устроим ритуальную казнь". Капрал немного  струсил, потому  что  у  нас  был
строгий приказ доставлять  в часть  всех  военнопленных, но,  как  я сказал,
офицеров в патруле не было,  а эти подонки издевались над нашими  парнями, а
потом  отрубали им  головы.  Такой же  казни,  несомненно, заслуживал и этот
ублюдок. Мы  проголосовали, потом парни привязали этого мудака к дереву, а я
сбегал за своим  самурайским мечом.  Мы заставили  его встать на колени, как
положено в  таких случаях, он бухнулся на землю -- дело-то знакомое. Меч был
мой, мне  и предстояло его казнить. Я высоко  взмахнул им и  со  свистом,  с
размаха,  опустил  --  хрясь! --  и его  голова  покатилась  по  земле,  как
кокосовый орех,  а глаза, как  у живого,-- открыты! Кровь брызнула  и залила
все вокруг  футов на десять. Да,  скажу  я  вам,--  заключил  Пайл,  любовно
поглаживая острие меча,-- меч -- это вам не хухры-мухры!
     -- Болтун! -- громко сказал Клод.
     --  Что  ты  сказал?  --  спросил  сбитый с  толку  Пайл,  заморгав  от
неожиданности.-- Ну-ка повтори!
     -- Я  сказал -- болтун.  Вранье все это,--  дерзко  повторил Клод.-- Ты
никогда никому  не отсекал головы. Могу поспорить, ты купил этот меч в лавке
сувениров в Гонолулу. Мой брат Эл тебя хорошо знает, он сказал, что ты такой
трус, что не способен убить даже кролика.
     -- Послушай, ты, пацан,-- возмутился Пайл,-- хотя я человек  больной, я
тебе  накостыляю  так,  что  в  жизни  не забудешь,  если  ты  немедленно не
заткнешься  и не уберешься отсюда вон. Мне никто и никогда не говорил ничего
подобного!
     --  Ладно,  жду!  --  Клод  снял очки,  положил  их в  нагрудный карман
пиджака. Сейчас, в эту минуту, он казался жалким и беззащитным.
     Том вздохнул. Он заслонил собой Клода.
     --  Тот,  кто хочет  побить моего друга,-- сказал он  грозно,--  прежде
должен будет убрать с дороги меня.
     --  Ну что ж, я не прочь! -- Пайл передал меч одному из мальчишек.-- Ты
еще, конечно, слишком зеленый и, по-моему, здесь новичок.
     -- Оставь его в покое,  Пайл,-- предостерег парень,  которому он  отдал
меч.-- Он убьет тебя.
     Пайл с тревогой посмотрел на окруживших его подростков.
     --  Я  вернулся  с  Тихоокеанского фронта,-- громко сказал он,-- не для
того, чтобы ввязываться в драку  с каждым пацаном в родном городе. Отдай мой
меч, меня ждут дома.
     Он отступил. Остальные пошли вслед за ним, и в туалете остались  только
Том и Клод.
     -- Чего это ты вдруг выступил? -- раздраженно спросил Том Клода.-- Пайл
не  сделал  тебе ничего плохого.  И ты  прекрасно знаешь, что его дружки  не
позволили бы мне вздуть его.
     --  Просто  хотелось  посмотреть  на  их  лица,--  сказал  Клод, широко
улыбаясь и смахивая ладонью капли пота  со лба.-- Только и всего. Все решает
сила, только сила.
     -- Ты когда-нибудь отправишь  меня  на тот свет со своей голой силой,--
зло бросил Том.-- Ну, выкладывай, что ты там хотел сообщить мне?
     -- Я видел твою сестру!
     -- Вот  так  новость!  Он видел мою сестру.  Да я  ее вижу каждый день.
Иногда даже по два раза. Ну и что из этого?
     -- Но где я  ее видел? Перед универсамом Бернстайна. Я проезжал мимо на
мотоцикле и подумал: что она тут делает? Я  заехал с другой стороны квартала
и  увидел, как  она садится в "бьюик" с  открытым  верхом, а какой-то парень
открывает ей дверцу. Она перед магазином ждала его, это точно.
     -- Подумаешь, большие дела,-- сказал Том.-- Ну прокатились на "бьюике",
эка невидаль!
     -- Может, тебе интересно будет узнать, кто сидел за рулем машины? -- За
линзами очков глаза Клода заблестели,  ему  не  терпелось поскорее  выложить
важную информацию.-- Когда узнаешь, просто упадешь.
     -- Не бойся, не упаду. Так кто?
     --  Мистер  Теодор Бойлан, эсквайр,-- сказал  Клод.-- Вот кто. Ну,  как
тебе  это нравится?  Тебе  светит  перспектива подняться вверх по социальной
лестнице.
     -- Когда ты их видел?
     -- Час назад. Я повсюду искал тебя.
     --  Вероятно,  он подвез ее  до госпиталя. Гретхен по вечерам дежурит в
госпитале.
     --  Сегодня  вечером  она  ни в  какой госпиталь не  пошла, приятель,--
сказал  Клод.-- Я  проследил за  ними. Они поехали по  дороге на холм. В его
дом. Сегодня  ночью твоя  сестренка не будет ночевать дома, могу побиться об
заклад. Поезжай, поищи ее в поместье Бойлана.
     Том колебался, не зная, что сказать.
     Одно  дело,   если  она  крутит   любовь  с  молодыми  парнями,  своими
сверстниками, едет на  машине к загону для влюбленных возле  реки, чтобы там
пообжиматься. Можно  подразнить  ее  потом.  Показать  себя  "отвратительным
парнем", как она иногда его называет. Другое дело, если она якшается с таким
стариком, как Бойлан,  большой  "шишкой" в городе. Нет, лучше  во все это не
встревать. Кто знает, к чему все это может привести.
     -- Вот что я тебе  скажу,-- продолжал  Клод,-- если бы речь шла  о моей
сестре, то я обязательно выяснил, в чем тут дело. Про этого  Бойлана говорят
нехорошее в городе. Знаешь, мне  удалось подслушать дома, что говорили о нем
мои дядя и отец, не  догадываясь,  что  я  слышу их разговор.  Твоя сестрица
может оказаться в большой беде...
     -- Твой мотоцикл здесь?
     --  Да, но  нужен  бензин.-- Мотоцикл принадлежал старшему  брату Клода
Элу, которого две недели назад забрали в армию, и он перед отъездом пообещал
переломать ему, Клоду,  все  кости, если, вернувшись  с фронта,  узнает, что
Клод  пользовался его  мотоциклом.  Но Клод, когда  родителей  не было дома,
выкатывал мотоцикл  из гаража, отливал в бак немного  бензина из  семейного,
купленного по случаю, потрепанного автомобиля и гонял на мотоцикле по городу
час, а когда и  больше, стараясь избегать встреч с дорожной полицией, потому
что у него не было прав на вождение.
     -- Ладно,-- сказал Том.-- Поглядим, чем они там занимаются.
     У Клода в сумке  с инструментами лежал  длинный  резиновый  шланг.  Они
подкатили мотоцикл за школу, там сейчас  никого не было, открыли у стоявшего
там  "шеви" крышку бензобака  и  вставили  шланг. Клод  втянул воздух  через
резиновую трубку  и, почувствовав вкус бензина во рту, ловко просунул его  в
бензобак мотоцикла.
     Том сел сзади, и Клод помчался на чихающей машине к окраине. Вскоре они
уже взбирались  вверх по длинной,  извивающейся серпантином  дороге на холм,
где находилось поместье Бойлана.
     Подъехав к главным воротам  с двумя  распахнутыми настежь  створками на
громадных чугунных стержнях, они уперлись  в  заграждение, тянувшееся вокруг
поместья, по-видимому, на несколько миль. Проехав немного вдоль  ограждения,
они остановились  и спрятали мотоцикл в кустах.  Дальше пошли  пешком, чтобы
подойти к  особняку  незаметно.  Неподалеку  стоял домик  привратника, но  с
начала войны он пустовал -- никто в нем не жил. Поместье Бойлана было хорошо
известно  и  знакомо всем городским  подросткам:  обзаведясь пневматическими
ружьями, они перепрыгивали через эту стену и охотились на кроликов, а иногда
и  на  дичь. Поместье давно пришло  в запустение,  а прилегающий парк скорее
походил   на  заросшие  непроходимые  джунгли,   чем  на  ухоженный  парк  с
примыкающим большим лугом, каким когда-то он был.
     Они  шли  через  заросли кустов и деревьев к особняку.  Подойдя  ближе,
увидели  стоящий "бьюик".  Ни лампы,  ни  фонари снаружи не  горели,  но  из
высокого французского окна первого этажа пробивался луч света.
     Том и Клод тихо подошли к клумбе возле окна. Нижний край  окна достигал
уровня  земли. Одна створка была приоткрыта. Портьеры плотно задвинуты. Клод
и Том хотели одновременно посмотреть, что происходит внутри. Для этого Клоду
пришлось опуститься на колени на суглинок, он прилип к щели, а Том стоял над
ним, широко  расставив  ноги. В комнате никого  не было.  Большая квадратная
комната:  рояль, длинная  кушетка, большие стулья, столы с  разбросанными на
них  журналами.  В камине горел огонь. Полки вдоль  стен заставлены книгами.
Горело  несколько  ламп.  Двустворчатая  дверь  напротив  французского  окна
открыта, через нее  просматривался коридор и нижние ступеньки ведущей наверх
лестницы.
     -- Вот как нужно шикарно жить! -- не сдержался Клод.--  Если бы у  меня
был такой классный бордель, то я поимел бы всех девчонок в городе.
     -- Заткнись,-- одернул его Том.-- Ну, нам  здесь больше делать  нечего.
Поехали обратно.
     -- Да ты что, Том,-- запротестовал Клод.-- Не волнуйся. Не торопись. Мы
только приехали.
     -- Подобная идея проведения вечера не по мне,-- сказал он.-- Я не дурак
-- торчать здесь на холоде и глазеть на пустую комнату.
     -- Не  мешай  событиям  развиваться своим ходом, ради Христа,--  сказал
Клод.-- Они наверняка наверху. Но не останутся же они там всю ночь.
     Том, конечно,  не хотел никого  видеть в  этой комнате, он это  отлично
сознавал. Никого. Ему хотелось поскорее убраться подальше от этого  дома. Но
нельзя было дать Клоду повод подумать, что он сдрейфил.
     --  Ладно,-- нехотя согласился  он.--  Подождем  еще пару  минут.--  Он
отошел от окна, а Клод остался стоять на коленях, не отрывая глаз от щели.--
Скажешь, если кого-нибудь увидишь.
     Ночь такая тихая. Туман, поднимавшийся от  влажной земли, густел,  и на
небе  не  было  видно  звезд.  Где-то  далеко  внизу  мерцали  тусклые  огни
Порт-Филипа. Поместье Бойлана простиралось далеко вперед. Повсюду вокруг них
--  целый  лес  высоких старых деревьев.  Вдалеке  вырисовывались  очертания
теннисной площадки, ярдах в пятидесяти -- низенькие строения бывших конюшен.
Всего один человек жил на этом огромном  пространстве. Том внезапно подумал:
"Мне  приходится  делить одну кровать с братом,  а богач  Бойлан делит  свою
кровать с моей сестрой сегодня ночью". Том с негодованием плюнул.
     -- Эй!  --  раздался взволнованный голос Клода.-- Иди  сюда, скорее! Он
спустился,-- прошептал Клод.-- Ты только посмотри на него, посмотри, ну-ка!
     Том   заглянул   внутрь.   Бойлан  стоял  спиной  к   окну  у  дальней,
противоположной стены, у стола с бутылками,  стаканами и серебряным ведерком
для льда. Он наливал виски в два стакана. Бойлан был абсолютно голый.
     --  Довольно странно разгуливать нагишом в своем доме,  не находишь? --
спросил Клод.
     -- Заткнись,-- зло  откликнулся Том. Он внимательно следил за Бойланом,
за  тем, как  он  небрежно  бросил  несколько кубиков льда в  стаканы, потом
направил в  них с шипением струю содовой из сифона. Но  он не сразу  взял со
стола стаканы. Подойдя к камину,  подбросил в него полено, подошел к столику
рядом, открыл покрытую  лаком шкатулку, вытащил из нее сигарету. Зажег ее от
серебряной зажигалки длиной в фут. Он чему-то улыбался.
     Он стоял совсем рядом с окном и  при  свете  яркой лампы весь был виден
как  на  ладони. Растрепанные белокурые волосы, худая шея, выпирающая, как у
голубя,  грудь, дряблые руки, шишковатые колени,  слегка искривленные  ноги.
Его член свешивался из кустика волос -- длинный, покрасневший. Слепая ярость
охватила Тома, ему показалось,  что  сейчас насилуют его, Тома,  что он стал
невольным  свидетелем  невыразимой  похабной  сцены. Будь у  него  сейчас  в
кармане  пистолет, он  наверняка  убил  бы этого  негодяя. Этого тщедушного,
худого,   как   палка,  человечка,   этого   гордо  выхаживающего,  довольно
улыбающегося,  удовлетворенного хиляка, этого бледного, слабого,  волосатого
слизняка,  нагло демонстрирующего  длинный, толстый, розовый орган. Все  это
лицезреть куда хуже, бесконечно хуже,  чем даже если бы они с Клодом увидели
голую Гретхен.
     Бойлан  прошел по толстому  ковру,  вышел в  коридор. Струйка  дыма  от
сигареты тянулась за его плечом. Оттуда он крикнул:
     -- Гретхен, принести тебе выпивку наверх или сама спустишься?
     Том  не расслышал  ответа. Бойлан, кивнув, вернулся в комнату, взял оба
стакана и стал подниматься по лестнице.
     -- Боже, ну и  сценка,--  прошептал  Клод.-- Ну и  телосложение, как  у
цыпленка! Мне кажется, если  ты человек богатый,  то можешь быть сложен, как
горбун из "Собора Парижской Богоматери", и все равно  девушки побегут к тебе
косяком.
     -- Пошли отсюда,-- глухо сказал Том.
     -- Почему,  черт бы  тебя подрал? -- удивленно посмотрел на  него Клод.
Свет, проникающий из щели через плохо задернутые шторы, отразился на стеклах
его очков.-- Представление только начинается!
     Том резко схватил Клода за волосы и, с бешеной силой рванув их на себя,
поднял его на ноги.
     -- Том, ты что? -- возмутился Клод.
     --  Я  сказал,  пошли отсюда! -- Том грубо  дернул  Клода за галстук.--
Смотри, никому ни слова о том, что ты здесь видел, понял?
     -- Ничего я не  видел,-- поспешил заявить Клод.-- Что,  черт подери,  я
видел на самом деле? Костлявого старого жеребца с хреном, похожим на  старый
резиновый шланг. Ну, о чем здесь трепаться?
     -- Молчи, вот и все, что от тебя требуется! -- еще раз зло повторил Том
и, вплотную приблизившись к Клоду,  продолжил: -- Если услышу  хоть слово об
этом, то измордую тебя так, что мать родная не узнает. Ясно?
     --  Господи, Том,  ты что?! -- с упреком произнес Клод, потирая  ноющую
голову.-- Я же твой друг.
     -- Тебе ясно? -- вновь повторил Том.
     -- Конечно ясно, о чем разговор? Как скажешь. Не понимаю, с чего это ты
так завелся?
     Том, отпустив его, резко повернулся и большими шагами  пошел по лужайке
прочь от дома. Клод семенил за ним, недовольно ворча:
     -- Правильно  говорят ребята, что ты ненормальный.-- Он догнал  Тома.--
Но я  всегда тебя  защищал, говорил, что  сами  они  чокнутые, придурки,  но
теперь-то понимаю, что они имели в виду. Клянусь Богом, теперь  я все понял.
Послушай, Том, ты просто бешеный, нельзя давать волю темпераменту.
     Том молчал. Когда они поравнялись с воротами, он уже почти бежал.  Клод
выкатил из кустов мотоцикл. Том вскочил на заднее сиденье. В полном молчании
они возвращались в город.

II

     Пресыщенная, утомленная, охваченная сладкой дремой, Гретхен, заложив за
голову руки, лежала на широкой мягкой кровати, бессмысленно глядя в потолок.
На нем  отражались  языки разведенного Бойланом в камине огня, перед тем как
ее раздеть. По-видимому, у него процесс совращения был  продуман  тщательно,
до  мелочей, на практике  все выходило успешно  и очень гладко.  В  роскошно
обставленном особняке  царила мертвая тишина, слуги никогда не показывались,
телефон молчал, нигде  никакой  суеты,  торопливости.  Здесь,  в этом  доме,
ничего  не  могло  произойти  непредвиденного, неожиданного,  чтобы нарушить
строго заведенный вечерний ритуал.
     Внизу негромко  пробили часы. Десять часов. В этот час комната отдыха в
госпитале  пустела  и  все раненые,  кто сам, кто  на костылях, а  кто  и  в
инвалидной  коляске,  расходились, разъезжались  по  своим палатам.  За  всю
неделю  Гретхен  была  в  госпитале  два  или  три  раза.  Теперь  ее  жизнь
сконцентрирована вот на этой кровати, на  которой она сейчас лежала. Дни  ее
проходили в ожидании этого ложа, а ночи были посвящены  воспоминаниям о нем.
Она компенсирует свою нерадивость перед ранеными как-нибудь в другой раз.
     Даже тогда, когда она, вскрыв конверт, извлекла из него восемь купюр по
сто долларов, она знала, что  вернется, вернется  вот на  эту кровать.  Если
одна из особенностей характера Бойлана заключалась в том, чтобы ее  унизить,
то она  готова принять и это от него  -- свое  унижение.  Она  заставит  его
заплатить за это унижение, и он заплатит  непременно, толь