ала.
     -- Что  за  глупое упрямство,  Бенни,--  поощрял  его Рудольф.-- Можешь
называть меня Руди.
     -- Ладно, Руди,-- неохотно произнес Ларсен.
     --  Руди, человек-загадка,--  продолжала в  том  же  духе  мисс  Соамс,
потягивая  вино из стакана.-- Как только  закрывается  магазин,  он  куда-то
исчезает. Никто  не  видит его  нигде, кроме  как на  работе, ни мужчины, ни
женщины,  ни дети. Особенно женщины. Только на  первом этаже нашего магазина
работают двадцать смазливых  девушек, которые по ночам обливают слезами свои
подушки,  мечтая  о нем, не говоря  уже о девушках  в  других отделах, но он
проходит мимо с неприступным видом, с холодной, бессердечной улыбкой.
     -- Где,  черт  побери, ты  научилась  так  высокопарно  выражаться?  --
спросил смущенный  Рудольф. Ее речь забавляла  его, и в то же  время  он был
польщен.
     -- Она -- "книжный червь",-- объяснила  мисс Пакард.-- Проглатывает  по
книге в день.
     Мисс  Соамс не  обратила на  ее  слова  никакого внимания и  продолжила
монолог:
     -- Перед  вами секрет, окутанный тайной,  как  однажды удачно выразился
мистер Черчилль  по другому поводу. Как сообщают,  по утрам, на рассвете, он
совершает пробежки в  компании цветного мальчишки. Чем вдохновляет его  этот
цветной паренек? Что он ему дает?  Его также видели в Нью-Йорке, в нищенских
кварталах.  Какие грехи  совершает он  в этом большом  городе? Почему он  не
грешит там, где живет?
     -- Бетси,--  в который раз одернул ее Ларсен.-- Пошли лучше  покатаемся
на лыжах.
     --  Ладно.  Настраивайтесь на  ту же волну в следующее  воскресенье, и,
возможно, вам ответят  на все  интересующие вас  вопросы,--  продолжала мисс
Соамс.--  А  сейчас можешь  поцеловать мне руку.-- Она протянула  ему изящно
изогнутую руку, и Рудольф, слегка покраснев, поцеловал ее.
     -- Мне пора возвращаться в город,-- сказал он.
     Счет  лежал на столике, и Руди положил рядом  несколько купюр --  всего
пятнадцать долларов, вместе с чаевыми.
     Когда они вышли из ресторана, шел небольшой снег. Мрачная, опасная гора
нависла над ними. В этой легкой завесе снега были видны лишь ее расплывчатые
очертания.
     --  Спасибо   за  ланч,   мистер  Джордах,--  сказал  Ларсен.   (Одного
фамильярного "Руди", кажется, ему вполне хватило.)
     --  Пошли, Бетси,--  позвал  мисс Соамс  Ларсен.--  Заберемся на склон,
спустимся вниз, и ты отрезвеешь -- винных паров как не бывало.
     -- Я возвращаюсь в город со своим добрым, старым приятелем Руди, на его
бросающем  вызов  смерти мотоцикле,-- заявила мисс  Соамс.--  Разве не  так,
Руди?
     --  Во  время  этой  поездки  ты  продрогнешь  до  костей, ведь  ужасно
холодно,-- пытался  отговорить  ее  Рудольф,  глядя на  ее  маленькую, такую
хрупкую фигуру в ветровке, с этими  несообразно  большими очками,  прижатыми
резиновой ленточкой к лыжной шерстяной  шапочке. В  этих не по размеру очках
голова у нее казалась очень большой -- слишком массивное  обрамление  для ее
маленького озорного личика.
     --  Нет,   сегодня  я  больше  не  катаюсь,--  с  величественным  видом
произнесла  мисс Соамс.-- Сегодня у меня появилось влечение  к другому  виду
спорта.-- Она подошла к мотоциклу.-- Ну что, поехали?
     -- Не берите ее  с собой, если не  хотите,-- с тревогой в голосе сказал
Ларсен, чувствуя ответственность за свою подружку.
     --  Ничего,  пусть садится,-- позволил Рудольф.--  Я  постараюсь  ехать
медленно и присмотрю за ней, чтобы не свалилась по дороге.
     -- Взбалмошная девчонка,--  бросил  Ларсен, все еще  волнуясь за нее.--
Совсем не умеет пить. Но она не хотела вас обидеть.
     --  Она  меня  ничем не обидела,  Бенни,--  Рудольф  дружески  похлопал
Ларсена по плечу под  толстым свитером.--  Не  волнуйся. И разузнай для меня
все об  этом  амбаре, ладно?  Ну  а теперь назад, в  привычный до  боли  мир
бизнеса.
     -- Непременно узнаю, мистер Джордах,-- отозвался Ларсен.
     Рудольф,  дав по газам, сорвал мотоцикл с места. Они быстро  выехали со
стоянки у  ресторана. Мисс Соамс тесно  прижалась  к нему, крепко обняв  его
руками за талию. Ларсен со своей невестой махали им вслед рукой.

     Хотя  снега  на  дороге  было  не  слишком  много, Рудольф  ехал  очень
осторожно.  Мисс  Соамс  крепко  обнимала  его руками  за талию,  и он  лишь
удивлялся,  какие сильные  руки у  такой хрупкой на вид  девушки.  Хотя  она
прилично выпила, но  все  же  не теряла равновесия и с легкостью наклонялась
вместе  с ним то в одну, то  в другую сторону на поворотах. Время от времени
она что-то напевала,  очевидно, те  песни,  которые  ей приходилось  слушать
целый день в своем отделе, но завывал  сильный ветер, и Рудольф  практически
ничего  не слышал  -- так,  какие-то обрывки мелодий, отдельные фразы песен,
будто  доносящихся  издалека.  Она  сейчас напоминала  ученицу,  распевающую
песенки для собственного удовольствия, то  и  дело сбиваясь. Руди  нравилось
мчаться с ней на мотоцикле, как понравился, по существу, и весь день. Как он
рад, что мать сегодня утром снова заговорила с  ним  о  церкви и  тем  самым
вынудила его уйти из дома.
     На  окраине Уитби, проезжая мимо университета, он притормозил и спросил
у мисс  Соамс, где она  живет.  Они ехали  по знакомым улицам неподалеку  от
студенческого городка. Еще было довольно рано, день не угас, но из-за черных
облаков, нависших над головой, стало довольно темно, и во многих домах, мимо
которых  они проносились  на  большой  скорости, уже  зажегся  свет.  Увидев
впереди знак "Stop", он сбавил скорость, и в это мгновение почувствовал, как
мисс Соамс, оторвав одну руку от его талии,  опустила ее на ширинку  и потом
стала  поглаживать его член. Мисс Соамс, наклонившись к уху Рудольфа, весело
рассмеялась.
     -- Водителя  отвлекать  нельзя, запрещено,-- строго сказал он.-- Таковы
правила уличного движения.
     Но она лишь смеялась, продолжая теребить его мужское достоинство.
     Когда они проезжали  мимо какого-то старика, выгуливавшего собаку, тот,
увидев, чем  она  занимается, просто  остолбенел.  Рудольф  был уверен,  что
заметил его реакцию. Тогда  он дал газу, но получил обратный  эффект. Теперь
мисс  Соамс  изо  всех  сил уцепилась за  то  место,  которое  так энергично
ласкала.
     Он доставил ее по указанному адресу. Старый  дощатый дом на одну семью,
перед ним -- порыжевшая лужайка. В окнах света не было.
     -- Ну, вот я  и дома,-- объявила мисс Соамс и ловко соскочила с заднего
сиденья.-- Какая приятная поездка, Руди, особенно последние несколько минут!
--  Она,  сняв  очки  и  шерстяную  шапочку,  тряхнула   головой,  и  волосы
рассыпались по ее плечам.
     -- Может, зайдешь?  -- спросила она.-- Дома никого  нет.  Мать  с отцом
поехали в гости, а брат пошел в кино. Можно перейти к следующей главе.
     Он  колебался, не  зная, как ему  быть. Долго  смотрел на  дом, пытаясь
представить, как там внутри. Его мучили сомнения: папа и мама в гостях, но в
любой  момент  могут вернуться, как  и брат, которому  может  не понравиться
кино, и  он заявится на  час раньше. Мисс Соамс  стояла перед ним, выжидающе
улыбаясь, положив одну руку на свое соблазнительное бедро, а другой  крутя в
воздухе очки с лыжной шапочкой.
     -- Ну, так что?
     -- Может, как-нибудь в другой раз? -- неуверенно сказал он.
     -- Ах ты,  трусливый  кот,-- хихикнула  она. Она побежала по дорожке  к
дому. У двери обернулась и показала  ему  язык, потом  исчезла в темном зеве
подъезда.
     Он снова завел мотоцикл и с  задумчивым видом  медленно поехал к центру
города по темным уже улицам. Ему не хотелось возвращаться домой, поэтому он,
припарковав  мотоцикл,  пошел  в  кино. Он,  по  сути  дела,  не  видел, что
происходило  на экране, и никогда бы не смог пересказать  содержание фильма,
если бы его об этом спросили на выходе.
     Он  все время думал  только о мисс Соамс. Глупенькая, дешевая девчонка,
которая весь  день  его дразнила, подтрунивала  и насмехалась над ним.  Нет,
завтра  в  магазине  он к ней  не подойдет,  эта  идея  ему категорически не
нравилась.  Если бы  он мог,  то уволил бы  ее. Но  она  ведь может  пойти в
профсоюз и пожаловаться, и там поинтересуются, каковы причины ее увольнения.
И что он  скажет? "Она назвала меня  мистер Ледышка, потом просто фамильярно
Руди, и в конце держала меня за член при всех на оживленном перекрестке"?
     Пришлось  отказаться  от  мысли  уволить  мисс Соамс.  Все  это  только
наглядно доказывало одно: он  всегда был прав,  считая, что нельзя допускать
никаких близких отношений ни с кем из подчиненных.
     Он  поужинал  один в ресторане, опорожнил целую бутылку вина  и чуть не
врезался в уличный фонарь по дороге домой.
     Он плохо  спал и когда проснулся без четверти семь утром в понедельник,
то даже  застонал,  вспомнив,  что  нужно  вставать и  бежать на  стадион  с
Квентином Макговерном.  Но он преодолел себя,  встал  и побежал.  Тренировка
состоялась.
     Когда он пришел в магазин на работу, то старался даже не приближаться к
отделу пластинок.  Проходя мимо  секции  лыж, он  дружески  помахал Ларсену,
который был в том же красном свитере, что и накануне, и почтительно  ответил
ему: "Доброе утро, мистер Джордах",-- словно они и не были вместе почти весь
воскресный день.
     Калдервуд пригласил его к себе днем.
     --  О'кей,  Руди,-- сказал он.-- Я изучил  твой  проект,  переговорил с
некоторыми  людьми в Нью-Йорке.  Завтра едем  туда вместе, у меня  назначена
встреча  в  конторе  моего  адвоката  на  Уолл-стрит  в  два   часа.  Поедем
одиннадцатичасовым  поездом.  Правда,  я ничего  не обещаю,  но  при  первом
прочтении  твоего проекта моими  людьми они  заявили, что в нем  есть что-то
стоящее.-- Калдервуд  посмотрел на него в  упор.--  Что-то  не  вижу  особой
радости, Руди,-- сказал он с укоризной.
     --  Что  вы,  сэр, я  очень  рад.  Конечно,  рад.--  Рудольф  попытался
улыбнуться.  В два часа,  во вторник,-- подумал он. Но ведь я обещал Дентону
прийти на заседание университетской комиссии в то же время во вторник.
     -- Очень радостная весть, сэр, смею вас заверить.-- Он снова выдавил из
себя улыбку, стараясь выглядеть искренним.-- Она  застала меня врасплох, я к
ней  не был готов. То есть не ждал, что все произойдет так быстро,-- уточнил
он.
     Итак,  ланч  в вагоне со стариком.  А это значит, что придется обойтись
без  выпивки,   подумал  Рудольф,  выходя  из   его  кабинета.  Эта  мрачная
перспектива не вызвала  у него прилива энтузиазма. Но все же лучше пребывать
в мрачном настроении от этого, чем от необходимости быть свидетелем  по делу
профессора Дентона.
     Вечером в его кабинете зазвонил телефон. Трубку подняла мисс Джайлс.
     --  Сейчас посмотрю,  на месте ли он,--  сказала она.-- Простите, а кто
спрашивает?  --  И,  приложив  ладонь  к трубке, тихо сказала: --  Профессор
Дентон.
     Рудольф колебался, не зная, как ему поступить, но все же протянул руку.
     -- Добрый день, профессор,-- радушно произнес он.-- Как дела?
     -- Джордах,-- хрипло пробормотал Дентон.-- Я в  баре  "Рипли". Не могли
бы вы зайти на несколько минут? Нам нужно поговорить.
     Ну, была не была. Раньше,  позже, какая разница? Он должен сказать  ему
правду.
     -- Конечно, профессор, о чем  разговор!  Иду.-- Он встал из-за стола.--
Если кто-нибудь спросит, буду через полчаса,-- предупредил он мисс Джайлс.
     Войдя в  бар,  он  не сразу  увидел  Дентона. Пришлось его  искать. Тот
сидел, как  и тогда, в последней кабинке,  в пальто и шляпе, сгорбившись над
столиком и сжимая ладонями стакан. Он был небрит, в мятом костюме, а грязные
линзы его  очков  запотели. Вдруг  Рудольфу показалось, что перед  ним сидит
старый  алкоголик  на  скамейке   в  парке,  ожидая,  когда  его  заберут  в
полицейский  участок.  Где  же  тот  прежний  самоуверенный,  громкоголосый,
ироничный человек, которого он, Рудольф,  так часто видел в аудитории, такой
забавный, умевший веселить других, где он? Исчез, перестал существовать.
     --  Добрый  день, профессор,-- снова поздоровался с  ним Рудольф  и сел
напротив. Он был без пальто  -- зачем его  надевать, если идти-то сюда всего
ничего? --  Я  очень рад  вас видеть,-- улыбнулся он Дентону, словно пытаясь
заставить себя поверить, что сидевший  напротив  человек  --  это  тот самый
профессор Дентон,  которого он хорошо знал и которого приветствовал всегда с
особым радушием.
     Дентон бросил на него  угрюмый взгляд  и  не  протянул руки. Его обычно
румяное лицо стало пепельно-серым.  По-видимому,  даже его кровь  застыла  в
жилах, подумал Рудольф.
     -- Выпейте чего-нибудь,-- предложил Дентон глухим голосом. Вероятно, он
уже выпил. Пропустил стаканчик, а может, и  несколько.-- Мисс, прошу  вас,--
громко  крикнул   он  официантке   в   оранжевой   форме,   которая  стояла,
облокотившись о край  стойки в дальнем конце  бара, присмиревшая, как старая
кобыла в узде.-- Что будете пить, Рудольф? -- спросил он.
     -- Виски, пожалуйста.
     -- Виски с содовой  для моего  друга,-- сказал  Дентон.--  И  еще  один
бурбон для меня.
     Сделав  заказ,  он посидел  молча,  уставившись  в  стакан,  зажатый  в
ладонях. По пути сюда Рудольф все продумал и теперь знал, что ему делать. Он
скажет  профессору,  что  не  сможет  прийти  на  заседание  университетской
комиссии  во вторник, в два часа, как  они  договаривались, но готов явиться
туда в  любой другой день,  если  только  комиссия согласится перенести свое
заседание. Если же из этого ничего не выйдет,  то он сегодня  же вечером сам
зайдет к  президенту  университета  и расскажет ему все, что  ему, Рудольфу,
известно  о Дентоне. Если это Дентона не устраивает, то  сегодня же  вечером
Рудольф напишет свою речь,  передаст  ее Дентону, и тот сам  зачитает  ее на
заседании комиссии, когда будет слушаться дело. Рудольф, как  мог, оттягивал
этот неприятный для него момент, когда ему  придется изложить перед Дентоном
все свои альтернативные предложения. Но ведь он никак не мог отказаться и не
поехать в Нью-Йорк с  Калдервудом на поезде в  одиннадцать ноль  пять завтра
утром. Он  был благодарен  Дентону  за  то,  что  тот пока  молчал:  хоть  и
короткая, но все же передышка, и, когда перед ним поставили его стакан виски
с  содовой,  нарочито медленно  размешивал  его  ложкой,  возводя  невидимый
хрупкий музыкальный барьер (звон  ложки о стенки стакана) в  ходе  их беседы
всего на несколько секунд.
     --  Мне ужасно не по  себе из-за того, что  приходится отрывать  вас от
работы,  Джордах,--  сказал Дентон, не  поднимая  на  него глаз, он  говорил
неотчетливо,  невнятно бормотал.-- Беда  превращает человека в  эгоиста. Вот
вам пример: прохожу я мимо кинотеатра, вижу очередь в кассе. Эти люди пришли
на комедию, чтобы  посмеяться,  и  я подумал: разве неизвестно,  что со мной
происходит? Как в таком  случае они могут сейчас  идти в кино? -- Он, сделав
кислую физиономию,  сам засмеялся.-- Какой абсурд. Пятьдесят миллионов людей
погибли в Европе за семь лет, с тысяча девятьсот тридцать девятого по тысяча
девятьсот сорок пятый год, а я в это время ходил  в кино дважды  в неделю.--
Он жадно отпил из стакана, низко наклонясь над ним, и со стуком поставил его
обратно на столик.
     -- Расскажите, что с вами происходит? --  предупредительно  обратился к
нему Рудольф.
     --  Ничего,-- тихо  ответил  Дентон.-- Нет, неправда! Очень многое. Все
кончено, мой друг.
     -- О чем вы говорите? -- Рудольф старался говорить спокойно, сдерживать
себя, но он не мог скрыть охватившего его волнения.
     Выходит, ничего не произошло, удивился он. Буря в стакане воды? В конце
концов люди не могли же быть такими идиотами.
     -- Вы хотите сказать, что они отказались от расследования вашего дела?
     -- Я хочу сказать, что это  я отказался от своего дела,-- резко ответил
Дентон, вскидывая голову и  глядя из-под полей своей помятой фетровой  шляпы
на Рудольфа.-- Сегодня я подал заявление об уходе.
     -- Ах, вон оно что. Не может быть!
     -- Может,-- твердо сказал Дентон.-- И это после двадцати лет работы.
     Они предложили  мне уйти  по  собственному  желанию, и  в таком  случае
пообещали отказаться от дальнейшего расследования. Я просто не мог появиться
перед  этими злобными харями завтра.  Это выше моих сил.  После двадцати лет
работы! Я  уже  стар, слишком стар. Может, если  бы я был моложе... Когда вы
молоды, то еще  способны  вести борьбу с иррациональным, тогда еще  кажется,
что справедливость --  достижимая  вещь.  Моя  жена плачет уже  неделю.  Она
говорит, что мой позор ее просто убьет. Конечно, она преувеличивает. Но если
женщина  плачет  семь  дней  подряд, это  нервное  напряжение  не  может  не
сказаться  на  твоей воле. Так  что  все  свершилось.  Просто  мне  хотелось
поблагодарить вас и сказать, что никакого заседания  завтра  в  два часа  не
будет.
     Рудольф судорожно сглотнул.  Он старался  не выдать  себя ненароком, не
показать собеседнику, какое облегчение принесли ему его слова.
     -- Я с радостью выступил бы на заседании комиссии,-- сказал  он,  зная,
что особой  радости  от этого не  испытывал,  но, так  или  иначе, готов был
произнести свою  защитительную речь, однако  более  детальное  описание  его
чувств сейчас явно было не к месту.-- И что вы собираетесь делать теперь? --
спросил он.
     -- Мне бросили спасительный  линь,--  мрачно ответил Дентон.-- Один мой
друг преподает в школе международных отношений в Женеве. По его рекомендации
мне  там предложили  место.  Денег буду получать  меньше,  зато работа.  Мне
кажется, в  Женеве нет  таких маньяков,  как в  нашей стране. И  к тому  же,
говорят, Женева -- прелестный городок.
     -- Но ведь это обыкновенная средняя школа,-- горячо возразил Рудольф.--
Вы всю жизнь преподавали только в колледжах.
     -- Да, но  она в Женеве,-- подчеркнул Дентон.-- Я хочу как можно скорее
уехать из этой проклятой страны.
     Рудольфу еще никогда  не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь  называл
Америку  проклятой  страной.  Его просто  покоробила  желчная  язвительность
Дентона.  Еще  мальчишкой   в   школе  он   распевал:   "Америка,   Америка,
благословенный  край...",  распевал  вместе с другими  сорока  учениками его
класса, мальчиками и девочками, и  вот  теперь  вдруг осознал, что ему,  уже
взрослому  человеку, по-прежнему  дороги  те  слова,  которые  он произносил
ребенком.
     -- Она не такая уж плохая,-- решительно возразил он.
     -- Хуже некуда,-- не уступал ему рассерженный Дентон.
     -- Все пройдет, и вас пригласят обратно.
     -- Никогда,-- отрезал Дентон.-- Я  никогда сюда больше не вернусь, даже
если они станут умолять меня стоя на коленях.
     "Человек без родины" -- Рудольф помнил  этот образ  со школьной скамьи.
Несчастный скиталец, кочующий с одного корабля на другой, ему больше никогда
не увидеть берегов  той  земли,  на которой он родился, никогда без  слез на
глазах не  видеть  флаг  своей страны. Женева -- это  корабль,  носящийся по
волнам,  без  родного  флага.  Он  смотрел  на  Дентона,  этого  изгнанника,
сидевшего  перед  ним в глубине кабинки,  переживая  странную  смесь  эмоций
жалости, презрения, смущения.
     -- Могу ли я чем-то помочь? -- спросил он.-- Вам нужны деньги?
     Дентон покачал головой.
     --  Пока  все  в  порядке.  Пока.  Мы  продаем  дом.   Сейчас  цены  на
недвижимость  гораздо выше, чем  были тогда,  когда  я  его  покупал. Страна
процветает.--  Он сухо  рассмеялся.--  Ну, мне пора. Я каждый день даю уроки
французского языка своей жене.
     Он позволил Рудольфу  расплатиться.  Когда они вышли на  улицу,  Дентон
поднял воротник.  Сейчас он еще больше  стал похож на старого  забулдыгу. Он
вяло пожал руку Рудольфа.
     -- Я буду  писать вам из Женевы. Так, обычные письма без всяких опасных
высказываний. Мало ли кто вскроет вашу почту. Только одному Богу известно.--
И, шаркая подошвами, пошел прочь: одинокий  ученый в толпе гражда