еты.  "Новости Уитби", утренний выпуск
"Нью-Йорк таймс", только что доставленный  первым  поездом. На первой полосе
сообщалось  о  тяжелых  боях  вдоль  38-й параллели1,  о  новых  обвинениях,
выдвинутых  в  Вашингтоне сенатором  Маккарти  в  отношении  государственной
измены  и "красного" проникновения. На первой странице "Новостей Уитби" было
сообщение о  голосовании по поводу введения новых налогов для нужд школьного
совета  (законопроект   не  прошел).  Тут  же   рассказывалось  о  лыжниках,
облюбовавших с началом зимнего сезона  новое место для катания неподалеку от
Уитби. Естественно, у каждого города -- свои заботы, свои интересы.
     Он  раскрыл  "Новости Уитби" на внутренних страницах. Цветное рекламное
объявление на полстраницы о  поступлении в универмаг новой партии  шерстяных
платьев и  свитеров. Как,  однако,  все небрежно сделано,  аляповатые краски
расплылись.  Рудольф сделал  пометку в  блокноте  --  сегодня же нужно будет
позвонить в редакцию, выяснить, в чем дело.
     Открыв  биржевой  раздел,  он  минут   пятнадцать  внимательно   изучал
приведенные  там цифры.  Когда  у него  появилась  первая  свободная  тысяча
долларов,  Рудольф  пошел к  Джонни  Хиту  и  попросил  его лично  вложить в
какое-нибудь  дело  его деньги.  Джонни, которому приходилось иметь дело  со
счетами  в  миллионы долларов, с  самым серьезным видом согласился и  теперь
опекал все биржевые сделки Рудольфа с таким вниманием, словно он, Рудольф,--
самый важный клиент  в  их брокерской фирме. Его доходы по акциям  были  еще
небольшими, но устойчиво росли. Изучив сообщения с биржи, он с удовольствием
отметил,  что  сегодня утром стал почти  на триста  долларов богаче, чем был
вчера, если верить газете. Он  мысленно  поблагодарил своего приятеля Джонни
Хита  за  его  услуги,   и,   вытащив  карандаш,  приступил  к  разгадыванию
кроссворда. Это  были самые приятные  минуты за весь рабочий день. Если  ему
удавалось  разгадать весь кроссворд до девяти утра, до открытия магазина, то
он начинал свой день с волнующего чувства одержанного триумфа.
     Номер  14 по горизонтали: имя  Хипа. Четыре буквы.  "Урия1",--  написал
Рудольф.
     Рудольф уже заканчивал кроссворд, когда зазвонил телефон.  Он посмотрел
на часы. Коммутатор  начинает  работу раньше, с удовлетворением отметил он и
левой рукой поднял трубку.
     --  Слушаю!  --  произнес  он, заполняя  буквами квадратики  со  словом
"вездесущий" по вертикали.
     -- Джордах, это вы?
     -- Да. А кто это?
     -- Дентон, профессор Дентон.
     -- Как  поживаете,  сэр? --  Он задумался над словом  "здравомыслие" --
третья буква "р".
     -- Мне не хотелось отрывать вас  от работы, но не могли бы  мы  с  вами
сегодня встретиться?  --  Голос  у Дентона был  какой-то  необычно тихий, он
пытался говорить шепотом, словно опасался, что его кто-нибудь подслушивает.
     -- Конечно, конечно,  о чем речь?  -- радушно ответил Рудольф, вписывая
по  буквам  слово  "степенность" в нижнюю последнюю  строчку  кроссворда. Он
довольно часто виделся с  Дентоном,  главным образом в  библиотеке колледжа,
когда ему были  нужны книжки  по менеджменту и  экономике.-- Я  весь  день в
магазине.
     В трубке послышался странный, непонятный звук.
     --  Давайте  встретимся  в  другом месте,  не  в магазине.  Вы  сегодня
свободны во время ланча?
     -- На ланч у меня всего сорок пять минут...
     --  Вполне  достаточно.  Можно  встретиться  где-нибудь  поблизости  от
магазина.--   Дентон,  казалось,  задыхался,  словно  старался  сказать  все
поскорее.  На  лекциях он  всегда  говорил  медленно, громко,  размеренно.--
Может, у "Рипли"? Это за углом, рядом с магазином.
     --  Хорошо,--  ответил Рудольф, удивляясь,  что  профессор назначил ему
место  встречи  в ресторане. "Рипли",  правда, был  не  столько  рестораном,
скорее он походил  на салун,  куда  частенько  захаживали работяги,  которым
больше хотелось утолить терзающую их жажду, чем как следует поесть. В общем,
это было не совсем подходящее  место для  стареющего профессора  современной
истории и экономики.-- В двенадцать пятнадцать. Вас устраивает?
     --  Я буду там, Джордах. Благодарю вас, благодарю. Вы так добры ко мне.
Ну,  до  встречи,  до   двенадцати  пятнадцати,--  снова  быстро  проговорил
профессор.-- Трудно передать, как я ценю...
     Он почему-то повесил трубку на середине фразы.
     Рудольф недовольно поморщился.  Интересно,  что так  тревожит  Дентона?
Бросает трубку. Он посмотрел на часы. Ровно девять. Дверь его кабинета  была
открыта настежь. Вошла секретарша, поздоровалась с ним:
     -- Доброе утро, мистер Джордах.
     --  Доброе утро, мисс Джайлс,--  ответил он, с раздражением  выбрасывая
"Таймс" в  мусорную корзину. Из-за профессора  Дентона ему так  и не удалось
разгадать кроссворд до девяти. Дурное предзнаменование.
     Рудольф совершил свой первый за  день обход магазина. Он  шел не спеша,
любезно улыбаясь продавцам,  не останавливаясь, делая  вид, что  не замечает
кое-какие  упущения. Позже, когда  вернется  в свой  кабинет,  он продиктует
секретарше  составленные  им памятки для заведующих соответствующих отделов.
Укажет, что галстуки на прилавке  не аккуратно сложены, а свалены кучей; что
мисс  Кейл в  отделе косметики  явно перестаралась с тенями вокруг глаз; что
вентиляция в чайном кафе с фонтанчиками для питья оставляет желать лучшего.
     С особым интересом  он осматривал  те отделы, которых прежде не было,--
это он заставил старика Калдервуда их  открыть. Маленький бутик, продававший
старинные  драгоценные  изделия,  итальянские  свитера,  французские  шарфы,
меховые шапки, поразительно успешно вел  торговлю; кафетерий  с фонтанчиками
для  питья (его изумляла способность покупательниц весь день  что-то жевать)
не только приносил солидный доход, но и стал местом встречи за ланчем многих
домохозяек города, которые редко уходили из магазина  без покупок; секция по
продаже  лыж  в  отделе  спортивных  товаров,   в  которой   всем  заправлял
атлетически сложенный молодой парень по имени Ларсен,  приводивший в восторг
местных  девушек,  когда зимой по воскресеньям лихо,  стремительно мчался на
лыжах вниз по  ближайшим склонам. Ему, по мнению Рудольфа, просто  преступно
мало платили,  если учесть, что своим искусством опытного лыжника он залучал
в  свою  секцию массу покупателей. Для этого  ему нужно было лишь съезжать с
высокой горы хотя  бы раз  в неделю.  Ларсен предложил  Рудольфу научить его
кататься на лыжах, но тот с благодарной улыбкой отказался.
     -- Я не могу позволить себе сломать ногу,-- отшутился он.
     Отдел пластинок  --  тоже  его идея.  Этот  отдел  привлекал  множество
молодых  людей,  которые щедро  сорили пожертвованиями своих родителей на их
карманные расходы.  Калдервуд, люто ненавидевший всякий  шум, не  выносивший
бесцеремонного поведения большинства  современной молодежи  (его собственные
три  дочери,  две из  них --  уже настоящие леди,  а третья  --  тинэйджер с
бледным  личиком,  всегда вели  себя достойно,  с викторианской учтивостью),
упорно, активно возражал против его затеи.
     -- Я не намерен устраивать в своем магазине крикливый балаган,-- ворчал
он.-- Я  не хочу  и  дальше развращать  американскую  молодежь этими  дикими
варварскими звуками, которые  нынче  все почему-то называют музыкой.  Оставь
меня  в  покое, Джордах, оставь  несчастного  старомодного торговца в покое,
прошу тебя!
     Но  Рудольф представил ему  статистические данные  о том,  какую  сумму
ежегодно в  Америке тратят тинэйджеры на пластинки,  и  пообещал,  чтобы  не
раздражать  Калдервуда  и  других посетителей, установить звуконепроницаемые
кабины,  и Калдервуд  уступил. Иногда  Рудольф  его злил, раздражал,  но  он
всегда был отменно вежлив и терпелив, и  все их стычки в большинстве случаев
заканчивались  мирным исходом.  Среди  своих  Калдервуд хвастался по  поводу
того,  какой  у  него  толковый  сообразительный  помощник и какой  он  сам,
Калдервуд, прозорливый человек -- сумел выбрать именно этого парня из толпы,
именно его.  Он удвоил ему жалованье, хотя Рудольф его об этом  не просил, и
даже  выдал  премию  на Рождество  --  три  тысячи  долларов. "Он  не только
модернизирует  магазин,--  говорил  Калдервуд, если  только  рядом  не  было
Рудольфа,-- этот  сукин  сын модернизирует  и  меня самого.  Ну а  если  как
следует разобраться, то я его нанимал именно для этого!"
     Раз в  месяц  он приглашал  Рудольфа на  обед  в  свой  дом, где царили
мрачные пуританские  манеры,  где его  дочери говорили только,  когда к  ним
обращались  с вопросом,  а из напитков на  стол не  подавали  ничего  крепче
апельсинового  сока. Старшая -- Пруденс1,  и, нужно  признать, самая из  них
привлекательная, несколько раз  просила Рудольфа сопровождать  ее на танцы в
загородный клуб,  и  он  не  отказывал  ей.  Когда  Пруденс  оказывалась  за
пределами  родительского  дома,  она вела себя  отнюдь  не в  соответствии с
викторианским приличием,  но  Рудольф не  позволял себе  вольностей.  Он  не
собирался  совершать  банальный  и опасный  поступок  --  жениться на дочери
босса.
     Он вообще не  собирался жениться.  Ни на ком.  Пока  он  не спешит. Три
месяца  назад Рудольф получил приглашение  на  свадьбу Джулии. Она  выходила
замуж в  Нью-Йорке за  некоего  Фитцджеральда.  На свадьбу он  не поехал, но
когда  составлял  поздравительную  телеграмму,  в  глазах  были  слезы.  Он,
конечно,  презирал себя за  эту слабость  и теперь  с головой ушел в работу,
стараясь навсегда забыть Джулию. Ему это почти удалось.
     Рудольфа  раздражали  другие  девушки. Когда он  ходил  по магазину, он
замечал кокетливые взгляды продавщиц.  Они готовы были пофлиртовать с  ним в
любую минуту и  были бы просто счастливы встречаться с ним. Мисс  Салливан с
волосами  цвета  вороного  крыла,  работающая  в  бутике;  мисс  Брундивайн,
высокая,  гибкая и стройная,  из отдела  товаров для молодежи; мисс Соамс из
отдела  пластинок,  небольшого  роста блондинка  с пышной грудью,  постоянно
пританцовывающая под музыку и томно улыбающаяся ему, когда он проходил мимо.
Еще, наверное,  шесть-семь  других.  Соблазн,  конечно,  был  велик,  но  он
подавлял в себе  все искушения  и относился  ко  всем  девушкам  в  магазине
одинаково   бесстрастно.   В  магазине  Калдервуда  никогда  не   устраивали
вечеринок,  и  поэтому  не  представлялось  случая  под  предлогом  выпитого
пофлиртовать с кем-нибудь из них.
     Та  ночь, проведенная  в постели Мэри-Джейн  в Нью-Йорке,  и уже  почти
забытый  ночной  телефонный  звонок  из  пустого  холла  отеля  "Сент-Мориц"
закалили его, позволили безжалостно  наступать на горло своему  сексуальному
желанию.
     В одном теперь Рудольф был абсолютно уверен: в следующий раз, когда  он
сделает предложение девушке, она непременно ответит ему "да".
     Проходя  мимо отдела пластинок,  Рудольф мысленно сделал  заметку,  что
нужно либо  подыскать  в отдел пожилую продавщицу, либо  тактично  намекнуть
мисс Соамс, чтобы она носила под свитером бюстгальтер.
     Он просматривал эскизы весеннего оформления витрин с Бергсоном, молодым
художником, занимавшимся их оформлением, когда вдруг зазвонил телефон.
     --  Руди,-- в  трубке послышался  голос  Калдервуда,-- зайди  ко  мне в
кабинет.
     -- Сейчас, мистер Калдервуд,-- Рудольф положил трубку.-- Думаю, что все
это подождет,-- сказал он Бергсону.
     Бергсон стал  для  него  настоящей  находкой.  Он  делал декорации  для
летнего театра  в  Уитби,  и  они  очень  нравились  Рудольфу.  Он предложил
художнику  оформить  витрины  магазина  Калдервуда  на  зиму.  До  появления
Бергсона  оформление  витрин происходило  наобум,  от случая к  случаю,  все
отделы вели  упорную борьбу за выставочное место для своих новых замыслов, и
им  было  наплевать   на  то,  как   выглядят  витрины  других  отделов.  Не
складывалось единой, цельной  картины, все было вразнобой.  Бергсон коренным
образом изменил эту  практику.  Это  был небольшого роста,  грустный молодой
человек,  которому  никак  не  удавалось  пробиться  в  среду  дизайнеров  в
Нью-Йорке. Он был очень благодарен Рудольфу за предложение поработать у него
зимой и вкладывал в работу  всю душу, весь свой талант. Он привык работать с
дешевым подручным материалом для спектаклей  летнего театра и при оформлении
витрин  придерживался  того  же  курса  на  недорогие отделочные  материалы,
стараясь восполнить эту дешевизну блеском своего таланта.
     Разложенные  им на столе Рудольфа эскизы были посвящены одной  теме  --
наступлению  весны, и Рудольф уже похвалил  за них  художника,  заметив, что
ничего  подобного  прежде в витринах Калдервуда не было.  Хотя  Бергсон  был
довольно  мрачным  человеком,  Рудольф  с удовольствием  работал  с  ним  по
нескольку часов подряд, чего не скажешь о нудных продолжительных  совещаниях
с  заведующими отделов,  и  прежде всего  отдела  учета расходов и смет. При
четком контроле и идеальном порядке в магазине, считал  Рудольф, нет никакой
необходимости  постоянно  заглядывать  в  балансовый  отчет  или  устраивать
ежемесячные проверки.
     Дверь  в  кабинет  Калдервуда  была,  как  всегда,  широко  распахнута,
поэтому, увидев Рудольфа, он сказал:
     -- Входи, входи, Руди, и закрой за собой дверь!
     На столе  перед  ним были разложены те  самые  бумаги,  которые Рудольф
передал ему в плотном конверте из манильской бумаги.
     Рудольф сел напротив старика в ожидании разговора.
     --  Руди,-- тихо  произнес Калдервуд,-- ты  самый  удивительный молодой
человек из всех, кого мне приходилось до сих пор встречать.
     Рудольф промолчал.
     -- Кто еще, кроме тебя, читал это? -- спросил Калдервуд, прикрыв бумаги
рукой.
     -- Никто.
     -- Кто их перепечатывал? Мисс Джайлс?
     -- Я сам. Дома.
     -- Ты все продумываешь заранее,  не так ли? -- Скорее всего, это был не
упрек, но и не комплимент, это точно.
     Рудольф молчал.
     -- Кто сообщил тебе, что у меня есть у озера земельный участок площадью
тридцать акров? -- резко спросил Калдервуд.
     Официально  этим участком владела  какая-то  корпорация  с нью-йоркским
адресом. И  Джонни  Хиту пришлось немало потрудиться, чтобы выяснить, кто же
реальный владелец земли. Оказалось -- Дункан Калдервуд.
     -- Я не могу вам этого сказать.
     --  Не  может  сказать,  не  может  сказать,--  нетерпеливо  забормотал
Калдервуд.--  Этот парень не может  ничего сказать.  "Молчаливое поколение",
как говорят эти ребята из "Таймс". Руди, я ни разу не застукал тебя на лжи с
первого дня, как увидел, и не думаю, что ты станешь лгать мне сейчас.
     -- Я не стану лгать вам, сэр,-- спокойно ответил Рудольф.
     Калдервуд переворошил бумаги на столе.
     -- Скажи, это какой-то хитроумный трюк, чтобы захватить мое дело, так?
     --  Нет,  сэр,  вы  ошибаетесь.  Это   всего  лишь   рекомендации,  как
воспользоваться всеми преимуществами вашего положения, вашей собственностью.
Нужно развиваться вместе с обществом, расширить круг своих интересов.  Нужно
извлекать больше выгоды из налоговых законов и в то же  время оставить после
себя солидное состояние жене и дочерям.
     --  Сколько  в  этом  твоем  опусе  страниц?  --  спросил  Калдервуд.--
Пятьдесят? Шестьдесят?
     -- Пятьдесят три.
     -- Хочу спросить тебя,-- фыркнул Калдервуд.-- Ты это все сам придумал?
     --  Сам, конечно,--  небрежно ответил Рудольф.  Для чего  ему  сообщать
Калдервуду, что вот уже  несколько  месяцев  подряд  он  методично заставлял
Джонни напрягать свои мозги  и что  именно Джонни  принадлежит большая часть
всего разработанного ими проекта.
     -- Хорошо, хорошо,-- проворчал Калдервуд.-- Я посмотрю.
     -- Если  позволите,  один совет,  сэр,-- сказал Рудольф.--  Думаю,  вам
следует  все  это  тщательно  и  подробно  обсудить  с  вашими адвокатами  в
Нью-Йорке и с вашими банкирами.
     -- Что тебе известно  о моих адвокатах в Нью-Йорке, интересно знать? --
подозрительно спросил Калдервуд.
     --  Мистер Калдервуд,--  ответил он.--  Не забывайте,  что  я уже давно
работаю на вас.
     --   О'кей.  Предположим,  что  после   тщательного   изучения   твоего
предложения я  пойду на  то, что ты здесь предлагаешь, черт бы  меня побрал!
Организую акционерную компанию, выпущу акции, получу соответствующие кредиты
от  банков,  построю этот  проклятый торговый центр с театром  у озера,  как
последний идиот. Предположим, я пойду на это. Но тебе-то какая выгода?
     -- В таком случае я вправе ожидать назначения на должность председателя
правления  компании  с соответствующим  жалованьем и  возможностью  выкупить
часть пакета акций в ближайшие пять лет. Вы будете президентом компании.
     Дружище Джонни Хит! Он  всегда говорил: "Не занимайся мелочевкой, думай
масштабно, по-крупному".
     -- Я взял бы себе помощника, чтобы он  вел  дела в магазине, если  буду
заниматься чем-то другим.
     -- Вижу, ты все предусмотрел, не так ли, Руди?
     Теперь Калдервуд не скрывал своего враждебного к нему отношения.
     -- Я работал над этим планом больше года,-- тихо произнес Рудольф.--  И
старался предусмотреть все возможные проблемы.
     -- Ну а если я скажу "нет"? Положу всю твою писанину под сукно и навеки
забуду о ее существовании. Что ты будешь в таком случае делать?
     -- Боюсь, что  в этом случае мне придется подыскать более перспективную
работу в конце года, мистер Калдервуд,-- твердо сказал Рудольф.
     --  Я долгое  время обходился без  тебя,--  строго сказал  Калдервуд.--
Думаю, что и впредь мне это удастся.
     -- Конечно,-- спокойно ответил Рудольф.
     Калдервуд  угрюмо посмотрел на  разложенные  перед  ним бумаги, вытащил
наугад из кучи один листок, пробежал его глазами с подчеркнутым отвращением.
     --  Театр,  надо  же!  -- сердито воскликнул  он.-- У нас уже есть один
театр в городе.
     -- Его сносят на следующий год.
     -- Ты, я вижу, тайком собираешь сведения,-- уколол его Калдервуд.-- Они
хотели объявить об этом не раньше июня.
     -- Слухами земля полнится,-- ответил Рудольф.
     -- Охотно верю. И находятся такие,  которые к ним  прислушиваются, так,
Руди?
     -- Да, сэр, вы правы,-- улыбнулся он.
     Калдервуд, не выдержав, тоже улыбнулся.
     -- А что заставляет тебя так стараться, Руди? Бегать, вынюхивать?
     -- Вы же прекрасно знаете,  что  это не мой стиль  работы,-- не повышая
голоса, ровным тоном ответил Рудольф.-- Разве не так?
     -- Знаю,  знаю,-- признался  Калдервуд.-- Прости  меня, вырвалось. Иди,
работай. Я тебе дам знать о своем решении.
     Когда Рудольф выходил из кабинета, Калдервуд  снова углубился в бумаги.
Рудольф медленно шел мимо прилавков. Он, казалось, помолодел и улыбался всем
куда более дружелюбно, чем обычно.
     Представленный Калдервуду  проект был сложен, и  он старательно  изучил
каждый его пункт, споря с  самим собой.  Город  рос,  постепенно расширялся,
подступая  к озеру. Более  того, соседний  городок Сидартон, расположенный в
десяти милях  от  Уитби, теперь связывала с ним  новая  автомагистраль, и он
тоже расширялся,  рос  в  направлении  озера  с  другой  стороны. Загородные
торговые центры сейчас росли как  грибы  после дождя по всей Америке, и люди
привыкали делать  в  них  самые  разнообразные  покупки.  Земельный  участок
Калдервуда  являлся  наилучшим местом  со  стратегической  точки зрения  для
такого маркета, чтобы обеспечить  потребности покупателей высшего и среднего
класса обоих  городков, дома которых буквально усеяли  теперь  берега озера.
Если Калдервуд ничего не предпримет и будет сидеть сложа руки, через год или
два    кто-то   другой,    какая-нибудь   корпорация,   несомненно,   сумеет
воспользоваться  такой уникальной  возможностью,  к тому  же  новый торговый
центр сильно  подорвет  объем  продаж  в  универмаге  Калдервуда.  Чтобы  не
допустить такой ситуации,  не  позволить  конкуренту  угробить  его  би