и хозяин сплюнул в камин.
     - Ищейка! Покоя от них нет!
     - А что, опять побег из тюрьмы? - полюбопытствовал Син.
     - Если бы, милорд! Ищут какую-то свихнувшуюся бедняжку, но с таким рвением, словно она стащила королевскую печать. Этот слоняется тут целый день, лезет с вопросами. Так я ему и сказал, если эта бедолага сюда заглянет! Деньги деньгами, но есть еще и христианское милосердие. Милорд, простите мою болтливость! Комната готова, а ужин я пошлю наверх незамедлительно. Поверьте, жена отменно готовит. - Хозяин сделал приглашающий жест в сторону лестницы на второй этаж.
     - Вы сказали - комната? - уточнил Син. - А как насчет моего грума?
     - Он будет ночевать в помещении над конюшней, с остальными.
     - Я предпочитаю иметь его под рукой - в дороге он исполняет обязанности моего престарелого камердинера.
     - Хорошо, милорд, я прикажу достать из-за шкафа кушетку.
     - Исключено! Этот парень храпит. Мне нужна смежная комната.
     - Милорд, сэр! - воскликнул хозяин в замешательстве. - Остальные комнаты сняты! У нас всего пять номеров - двор-то, изволите видеть, невелик. Прошу покорнейше простить, но могу предложить вашему груму только кушетку или общую спальню над конюшней.
     Син посмотрел на Честити. Что она могла сказать? Она была готова на все, лишь бы не оставаться на ночь наедине с мужчиной, но другой вариант означал целую толпу мужчин.
     - Я выбираю меньшее из зол, - сказал Син хозяину, когда молчание затянулось. - Распорядитесь, чтобы достали кушетку и поставили еще один прибор.
     Комната была невелика, а скат крыши делал ее еще меньше. Син не спеша обвел взглядом окружающее.
     - Вот и ночлег. Мой юный друг, постарайтесь не храпеть, иначе я найду способ лишить вас сна.
     Честити задалась вопросом, сожалеет она или нет, и решила, что нисколько. Малые размеры не мешали комнате быть уютной, огонь весело пылал в камине, и простыни на кровати не оставляли желать лучшего по части свежести. Дубовые полы были натерты на совесть, пыль на мебели вытиралась регулярно. На окне, между присобранных кружевных занавесок, стояла ваза с сухими, сбрызнутыми душистой эссенцией цветами. Красивая ширма прикрывала умывальник.
     Служанка принесла ужин. Син отослал ее, сказав, что обойдется услугами грума, и скоро они сидели за обильно уставленным столом. Здесь были суп, картофельная запеканка со свининой, жареный цыпленок, сыр и сладкие пирожки. Честити вдруг поняла, что голодна как волк.
     - Хозяйка недурно готовит, - заметил Син, когда первый голод был утолен.
     - Отличное местечко! - похвалила девушка.
     - Настоящая жемчужина, - согласился он. - Как бы не проговориться о ней Родгару - он бы живо здесь все... усовершенствовал.
     - Почему вы всегда так зло говорите о Родгаре? - осторожно спросила Честити. - По слухам, это заботливый брат.
     - Еще какой!
     - Тогда почему у вас такой голос?
     - Даже непомерное юношеское любопытство не извиняет назойливости, - сказал Син резко. - Ненависть тут ни при чем.
     - Значит, это благородное негодование? - предположила Честити.
     Син бросил нож и вилку с таким видом, словно собирался схватить ее за горло. К счастью, он вцепился лишь в стакан.
     - Брат противится моему возвращению в полк, - мрачно объяснил он, отпив бургундского. - Он только и делает, что вмешивается, потому что, видите ли, хочет как лучше! Он не желает понять, что младший брат давно подрос. Я вовсе не хрупкого здоровья, и потом, даже крепыш может заболеть. Но попробуй убеди в этом Родгара!
     У Честити вдруг пропал аппетит, и она тоже перешла на вино. Отчего-то казалось важным дать Сину выговориться, вызвать его на откровенность. Сильно нервничая, она продолжала осторожно:
     - Но так ли уж чрезмерна забота Родгара? Если вы были настолько больны, насколько это следует из слов Мэри Гар-нет...
     - Даже если и настолько, что с того? Так или иначе я не подам в отставку.
     Ах, как Честити понимала Родгара! Она бы тоже хотела как лучше, тоже пыталась бы уберечь Сина от опасности и удержать дома. И в конце концов стала бы его тюремщиком. Не каждому дано возделывать землю, проповедовать, приумножать знания. Кто-то рожден воином, защитником справедливости, вершителем закона.
     - Если вам ло душе солдатская жизнь, Родгар не вправе стоять у вас на пути.
     - Не вправе? О, вы его не знаете! - Син горько рассмеялся. - Вообразите себе сплав могущества, шарма и неукротимого стремления к цели. Мало кто способен противодействовать Родгару. Стоит ему заявить, что я непригоден к армейской жизни - в лучшем случае мне предложат нестроевой чин. Это не по мне!
     - Значит, вот он какой... - задумчиво произнесла девушка. - Тогда погоня неизбежна.
     - Узнав, что Хоскинз при мне, брат не будет столь ретив, но погоня неизбежна, тут вы правы.
     - Генри Ужасный, отец, их люди, а теперь еще и Родгар, - сказала Честити, глядя, как Син доливает стаканы. - Странно, что мы еще не пойманы.
     - Надеюсь, так оно и останется. - Он улыбнулся, поднимая стакан. - Не тревожьтесь, мой юный друг, я вызволю вас всех из этой передряги.
     Они выпили за это и вернулись к еде, однако девушка впала в задумчивость. Итак, основной причиной, по которой Син Маллорен позволил вовлечь себя в их авантюру, было желание насолить брату. А что будет, если это желание ослабеет? Он сидел перед ней, по обыкновению оживленный, и рассказывал о своей службе в армии - о самых легких и необременительных ее сторонах. Он и не думал хвастать. Наугад выхваченные картинки из фронтовой жизни с юмором рисовали бравого офицера. Мало-помалу Честити заслушалась, часто улыбаясь, а то и смеясь услышанному.
     Потом начались истории о Новом Свете, и она попеременно оказывалась то в глухой чаще леса, то на берегу стремнины, то среди индейских вигвамов, то в обильной стадами прерии. Син был замечательный рассказчик. Этот вечер "у камелька" сближал, как ничто иное, и хотя близость эта была по-своему интимной, а значит, опасной, ей невозможно было не поддаться.
     Честити прониклась этим восхитительным ощущением - упиться легкостью общения, возможной лишь в давней дружбе или... или в удачном браке. Казалось, немного погодя она и Син разделят супружеское ложе. Мысли норовили принять игривый оттенок, взгляд тянулся то к постели, то к рукам Сина, что так ловко управлялись с ножом и вилкой, то к его движущимся губам. Справа на щеке у него то появлялась, то исчезала едва заметная ямочка, заметить которую можно было лишь при вечернем освещении. Честити заметила также, что оно заставляет глаза Сина отливать золотом. Все это никак не способствовало трезвому расположению духа и приводило чувства в полный беспорядок. Обостренная чувственность дарила множество новых ощущений. От камина пахло яблоками. В стуке копыт по мостовой за окном слышалось отдаленное щелканье кастаньет. Хриплая застольная песня в пивной звучала как будто лишь для того, чтобы подчеркнуть чистоту и богатство оттенков в голосе Сина.
     - Но вы ничего не едите, Чарлз, - вдруг заметил он.
     - Я уже сыт, - сказала девушка и поспешила отложить нож и вилку.
     - А как же десерт? - Син попробовал пирожок. - Весьма аппетитно! Нет, вы не должны лишать себя удовольствия. Ну-ка, откройте рот!
     Честити посмотрела на надкусанный пирожок с золотистой начинкой. Он был густо покрыт глазурью. Она облизнула губы. Открыла их. Син вложил между ними пирожок, как в Шефтсбери - бисквитик.
     - Теперь можете откусить...
     Взгляды их встретились, и девушка медленно сомкнула зубы на сдобной мякоти. Рот наполнился яблочной начинкой, на губах осталась глазурь. Когда настало время облизать их, ей пришло в голову, что губы Сина должны быть столь же сладки. Все это время они неотрывно смотрели друг на друга. Будь ее роль женской, это был бы не просто флирт - это было бы обольщение...
     Он что же, пытается обольстить мужчину?!
     - Вкусно, - нервно сказала Честити.
     - Я же говорил. - Вторично откусив от пирожка, Син начал жевать с таким видом, словно заново оценивал вкус. - Да, это подлинный шедевр, - заключил он и предложил остаток Честити, которой вспомнилось пресловутое яблоко с райской яблони.
     - Нет-нет, довольно! - Чтобы избежать искушения, она поднялась из-за стола и отошла к окну. - Я, знаете ли, сдержан в пище.
     - Мой юный друг, сдержанность хороша, только если время от времени ее отбрасывать, - назидательно заметил Син. - Возможно, сейчас самый подходящий случай.
     - Необузданность безнравственна!
     - Что может быть ужаснее непогрешимой нравственности!
     Нечего было и думать состязаться с ним в бойкости языка. К тому же он был слишком красив и притягателен. Одна мысль о его прикосновениях кружила голову.
     - Я предпочитаю не грешить...
     Она произнесла это низким, невыразимо чувственным голосом. Волна желания была такой мощной, что Син пошатнулся. Он решил разделить ночлег с Честити не без задней мысли и теперь ждал лишь знака с ее стороны. Небольшой постельный эпизод мог прийтись кстати - он избавил бы их обоих от напряжения, а заодно поставил бы точку на его нелепом увлечении. Но прежде Честити должна была открыть свой истинный пол, и было интересно, как она к этому подойдет. Син решил, что не станет торопить события.
     Вкусная еда, хорошее вино и уютная обстановка располагали к игре, к сближению. Син и сам не заметил, как за столом позволил Честити заглянуть к нему в душу, а потом затеял флирт. Теперь как будто настало время для дальнейшего, но что-то не стыковалось. Внутренний голос нашептывал, что первое впечатление всегда самое правильное, что Честити по натуре добродетельна и просто совершила ошибку. Но если так, почему она проводит здесь ночь? Никто не принуждал ее оставаться с ним наедине. Возможно ли, чтобы невинность уживалась с чувственностью, с огнем в крови?
     Подобный ход мысли разжигал вожделение особого рода, когда властная потребность обладать борется с желанием уберечь, пощадить. Син видел Честити только через одежду: прямую линию спины, округлости ягодиц, стройные ноги. Невыразимо хотелось увидеть это своими глазами и, если Честити в самом деле так невинна душой, претворить эту невинность в сладострастие.
     - Пора ложиться, - объявил он, вставая. - Я ненадолго, скоро вернусь.
     Честити повернулась от окна на стук захлопнувшейся двери. Долгий вздох вырвался у нее из груди. То, чего она боялась, на что надеялась, только что подошло очень близко - и отступило, за что ей следовало бы благодарить небеса. Но она не чувствовала благодарности. Она не чувствовала ничего, кроме желания.
     Син Маллорен хотел обольстить ее, но отказался от этой мысли. Как это понимать? Как волю рока? Если Верити, чье имя "истина", не способна солгать, то Честити - "целомудрие" - не может, не имеет права согрешить? Если так, нужно покориться судьбе и всеми силами избегать искушения. Раз уж ее целомудрие слабеет рядом с этим мужчиной, нужно держаться от него подальше.
     Но ведь так оно и будет, подумала девушка. Это их первая и последняя ночь вдвоем, а завтра они будут в Мейден-хеде.
     Заглянув за ширму, Честити обнаружила ночной горшок и воспользовалась им, потом сбросила часть одежды. Улеглась она прямо в бриджах и рубашке. Кушетка была не слишком широка, но она устроилась, как могла, уютно и притворилась спящей.
     Син не возвращался так долго, что Честити начала тревожиться, но когда вернулся, у него был вполне обычный вид. Девушка приготовилась к самым откровенным авансам, намереваясь решительно их пресечь. К ее большому разочарованию, Син и не подумал домогаться. Он переоделся и улегся как ни в чем не бывало. Дыхание его вскоре стало размеренным.
     Честити лежала без сна, воображая себе, каково это - находиться в объятиях желанного мужчины, ощущать его тепло, вдыхать его запах. Ей не раз приходилось спать в одной кровати с сестрой, но мужчина - это, должно быть, нечто совершенно иное. Думать на эту тему было нелепо, поскольку ее избранник крепко спал.
     Син и не думал спать. Он был почти уверен, что и Честити бодрствует, и напрягал слух, ища тому подтверждения. Он надеялся на какой-то намек с ее стороны, на приглашение к любовной игре. Хотя он прогулялся по вечерней прохладе, это не до конца остудило его пыл. При малейшем поощрении он не замедлил бы перейти к действию.
     От всех этих невысказанных надежд и опасений атмосфера в комнате быстро сгущалась. Нужно было или сделать следующий шаг, или решительно пресечь происходящее, пока еще не поздно. Честити попробовала отвлечься, представляя себе нянин домик и себя за простыми домашними делами, за чтением рассказов бывалых путешественников, которые помогали ей забыться, унестись мыслями в далекие края.
     Когда стало ясно, что никакого - даже самого робкого - намека не последует, Син испытал облегчение. В конце концов, он не так уж сильно желал постельного эпизода, из которого все равно не могло выйти ничего хорошего. Казалось, стоило ему только порешить на этом, как стало легче дышать.

Глава 9

     Когда Честити проснулась, ее приветствовали бледный утренний свет и приглушенный гомон снаружи. Какое-то время она задавалась вопросом, где находится и почему спала одетой, но очень скоро вспомнила все.
     Бегство... погоня... Винчестер... Син...
     Син.
     Попытка высмотреть его сквозь щелочки глаз не принесла результата: кушетка была много ниже кровати. Вероятно, он еще спал. Это давало шанс воспользоваться горшком и умывальником, но, когда Честити тихонько выбралась из постели и повернулась, она обнаружила Сина, положившего ноги на низкий подоконник.
     - Я уже подумывал, не разбудить ли вас, мой юный друг, - сказал он благодушно. - Сейчас принесут завтрак, перекусим и двинемся в путь.
     - Превосходно!
     Честити юркнула за ширму, очень надеясь, что звуки ее бурной деятельности не покажутся Сину отличными от его собственных. Когда она появилась, он не бросил подозрительного взгляда, и у нее отлегло от сердца.
     Завтрак (столь же обильный, как и ужин) принесли как раз тогда, когда Честити закончила одеваться. Невольно думалось, что авантюры изматывают, - голод был так силен, словно накануне она постилась.
     - Сегодня мы доберемся до Мейденхеда, не правда ли? - с надеждой осведомилась девушка ближе к концу завтрака.
     - Если все пойдет гладко, - был ответ.
     Получасом позже они покинули город на лошадях, которых и простак не назвал бы чистокровными. Зато они были крепко сбиты и достаточно выносливы, чтобы осилить тридцать с лишним миль дороги.
     Утро выдалось промозглое. Бледный солнечный диск то просвечивал сквозь тучи, то совсем терялся в них, но так и не появился, чтобы обогреть голые деревья и недавно перепаханные темные полосы полей. Честити не могла нарадоваться, что под плащом у нее много одежды, но в целом на душе у нее было тоскливо. Син, напротив, весело насвистывал, словно ничто на свете не могло повергнуть его в уныние.
     - Встряхнитесь! - сказал он, заметив ее сдвинутые брови. - Это всего лишь погода, не нужно ей поддаваться. Скоро мы отыщем майора Фрейзера, решим все проблемы Верити и займемся вашими.
     - Что такое? - встрепенулась девушка.
     - Мой юный друг, не могу же я отправить вас назад, в ссылку. Ни один уважающий себя рыцарь так не поступает.
     - ...Когда речь идет о прекрасной даме. А это не тот случай.
     - Иной рыцарь готов помочь любому. Не хотите рассказать, за что вас сослали?
     - За непослушание, - уныло ответила девушка.
     - Ваш отец, как видно, очень строг?
     - Очень.
     - И каков же срок наказания?
     - Милорд, мои проблемы вас не касаются! - отрезала Честити, со страхом поняв, что готова выложить все. - Будьте так добры, сосредоточьтесь на проблемах Верити. Когда они будут решены, ваша миссия закончится.
     Син не стал спорить, но упрямо выпятил подбородок. Поистине он был знатоком ориентирования на местности: то и дело срезал углы, уклонялся от дороги, поворачивал на пешеходные тропы. Он и верхом ездил мастерски, так что Честити благословляла свои долгие одинокие прогулки последнего времени. Иначе ей пришлось бы с позором тащиться далеко позади. И без того, когда пришло время сделать привал, она вошла в харчевню вперевалку.
     Обедали в общем зале, за одним столом с ломовым извозчиком, дряхлым сельским врачом и болезненно-бледным клерком. Это был новый и занятный опыт для Честити, которой еще не приходилось бывать в подобной компании.
     - Сроду не видывал столько мундиров, - заметил извозчик, разглядывая Сина. - Уж не война ли? С кем, с лягушатниками?
     - Впервые слышу о войне, - успокоил Син. - Франция сидит тише воды ниже травы, хотя... кто их знает, якобитов. Но лично я бы поставил на Ирландию.
     - Уж эти мне смутьяны! - Извозчик сплюнул на пол. - Не нравится мне, когда проверяют на каждом шагу. Тащился сюда вдвое дольше обычного.
     - Смута здесь ни при чем, - фальцетом вставил старичок доктор и деликатно промокнул губы грубой салфеткой. - Ищут одну леди, вдову с младенцем. Она помешалась и бродит по лесам.
     - Ммм... - Извозчик задвигал челюстями, чтобы скорее прожевать. - Чего это вдруг помешанную ищут солдаты? Чудно, ей-богу!
     - Время такое, - назидательно произнес доктор. - Я нисколько не возражаю против проверок, потому что порядок должен быть. Будь моя воля, каждого смутьяна вешали бы без суда и следствия. Подумать только, они слоняются повсюду и мутят воду! А все этот шотландец Бьют...
     Клерк перебил доктора, заявив, что он и сам шотландец с материнской стороны и категорически не согласен, что все они изменники и плуты. Доктор гнул свое, извозчик - свое, и политическая дискуссия стала для Честити острой приправой к жаркому.
     - Такой сдаст властям и родную бабушку, - проворчал извозчик, когда доктор откланялся, - особливо за хорошую награду.
     - Или из чувства долга, - сказал Син.
     - Долг, туды его! - Извозчик снова сплюнул. - Когда звенят денежки, мало кто помнит про долг.
     - Святая правда, - поддержал клерк. - Когда пресмыкаешься в нищете, звон денег слаще ангельского пения. Что до меня, я намерен держать ухо востро, а если посчастливится, со спокойной совестью приму вознаграждение. Что тут плохого? Помешанным ни к чему бродить на свободе.
     - Она уж небось давно на дне какого-нибудь пруда, и с дитятей, - хмыкнул извозчик.
     Когда компания за столом разошлась и беглецы отправились за лошадьми, Син вдруг обратился к Честити:
     - Вы, случайно, не сочувствуете шотландским якобитам? Если так - мы по разную сторону баррикад.
     - Я слышал, эти горцы - храбрые ребята и знали, за что дрались. На мой взгляд, репрессии были чересчур жестокими, а все эти головы, что до сих пор гниют на стенах Тауэра... - Девушка подавила невольную дрожь. - Многие из тех, кто им сочувствовал, сейчас заодно с их врагами. Храбрецы гибнут, а трусы и мерзавцы, что примкнули к ним, по-прежнему живут и здравствуют.
     - Мой юный друг! - Син покачал головой. - Вы молоды и наивны. Среди якобитов тоже хватало и трусов, и мерзавцев. Истина в том, что бескорыстие - редкость и большая часть великих дел вершится ради выгоды.
     - А рыцари? Они тоже небескорыстны в своем благородстве?
     - Да уж конечно.
     Они были на Эксетерской дороге, когда небо сильно нахмурилось. Воздух стал сырым, тяжелым, как обычно перед дождем. Путешественники пустили лошадей в галоп, но почти сразу лошадь Сина потеряла подкову и начала хромать. Он разразился проклятиями на всех знакомых языках сразу.
     - Придется вести ее в поводу к ближайшей деревне, - сказал он, отведя душу. - Я вижу за деревьями церковный шпиль. Будем надеяться, что там есть и кузница.
     Тем временем пошел противный моросящий дождь. Пришлось надвинуть капюшоны плащей.
     - Про Мейденхед пока забудьте, - раздраженно сказал Син на ходу. - Слышите, где-то уже гремит. Пока переждем грозу, стемнеет. А впрочем, все к лучшему: в этом захолустье нас никто не станет искать. Лучше переночевать по-человечески, чем насквозь промокнуть по дороге в Мейденхед, где нас только и жду