девятнадцати лет у тебя многовато дерзости, но разве за это бьют? Дерзкая молодость становится отважной зрелостью. Твоему отцу надо бы гордиться такой дочерью.
     Он так ничего и не понял, потому что мыслил совсем иными категориями. У них с графом не было ничего общего. Они были как два разных мира.
     - Отец уверен, что дерзость в женщине недопустима. Женщина должна быть кроткой и милой - как Верити. Но довольно об этом. Нам пора.
     Она сказала неохотно, и так же неохотно Син кивнул. Ветхий сарай стал для них тихой гаванью, покинуть его означало вернуться к суровой действительности.
     Син помог Честити подняться, потянув за левую руку. Один Бог знал, чего ей стоило не закричать от боли, даже не передернуться. И все равно он заметил.
     - Что такое?
     - Так, пара синяков, - солгала девушка. - Падение на мостовую не проходит даром, а я упала трижды за один вечер. Ты не голоден? Лично я изголодалась! Со вчерашнего завтрака во рту не было ни крошки.
     - Силы небесные! А я вчера плотно отобедал с Фрейзером. Тогда едем скорее. Первым делом я тебя накормлю.

Глава 16

     Честити не верила, что сумеет снова взобраться на лошадь, но Син безоговорочно принял историю с синяками и всемерно облегчил ей задачу. Надо сказать, синяки имелись тоже наряду со ссадинами и едва начавшими подживать рубцами. Когда девушка опустилась в седло, все больные места разом издали беззвучный крик боли. Наверное, потом будет лучше, надо только размять мышцы, подумала она без особой надежды.
     Все так же шагом они добрались до деревни Викфорд и местной таверны "Пегая корова" - простецкого заведения под соломенной кровлей. Лошадей здесь не меняли, зато кормили на совесть. В столь ранний час пивной зал был пуст. Хозяин разжег камин, и Честити обогрела озябшие руки.
     Син с подозрением следил за тем, как осторожно она усаживается.
     - Ты выглядишь так, словно в любую минуту можешь рухнуть без сил, - заметил он.
     - Еще бы! С голоду рухнет любой, даже самый крепкий.
     Честити нашла, что лгать по мелочам раз от разу становится легче. Это было очень кстати. Нельзя было допустить, чтобы Син снова оставил ее в каком-нибудь "безопасном месте". Взгляд на его лицо подсказал, что он не слишком ей верит.
     - Мы не можем тратить время на всякую ерунду, - сказала она, заставив себя выпрямиться на стуле.
     - Пожалуй, - согласился Син рассеянно.
     Он чем дальше, тем больше становился серьезным, и это настораживало.
     Между тем служанка накрыла на стол и принесла свежий каравай, масленку и дымящийся кофейник. У Честити сразу заурчало в животе.
     - Чего ждешь? Налетай! - сказал Син и, слава Богу, засмеялся. - Когда еще принесут остальное!
     Порядок трапезы был для Честити одной из условностей, впитанных чуть ли не с материнским молоком, поэтому она заколебалась. Зато Син без церемоний отхватил от каравая увесистый ломоть, щедро намазал топленым маслом и налил кофе. Впившись зубами в душистую мякоть, девушка забыла обо всем. Кофе был густой от сливок и хорошо подслащенный. Честити ощутила, что в буквальном смысле возвращается к жизни. Они с Сином улыбнулись друг другу. Как легко опуститься до простейших радостей, думала она благодушно. Наслаждение пищей! То, что стоит сейчас на этом столе, она не променяет ни на какие сокровища мира... ну разве что на любовь Сина.
     Это заставило ее опомниться. Отчего Син так серьезен, отчего уходит в себя, стоит ей отвести взгляд? Что он так упорно обдумывает? Неприятный долг чести, то есть брак с женщиной, которую он - по неведению - скомпрометировал, проведя с ней наедине три ночи? Что же он скажет, выяснив насчет Хлои? Ладно, раз так, раз Син Маллорен так благороден, что готов покрыть грехи "пресловутой Честити Уэр", она тоже проявит благородство и не примет его жертвы.
     - Умница!
     Девушка взглянула на своего спутника. Тот сидел, положив подбородок на сплетенные пальцы, и тоже смотрел на нее - уже долгое время. Взгляд у него был на редкость бесстрастный. Честити в смущении опустила глаза. Больше всего ей хотелось вернуть то благословенное время, когда она была для Сина всего лишь его "юным другом".
     - В том, чтобы раскрыть все карты, есть своя прелесть, - заметил он, словно угадав ход ее мыслей.
     - И давно ты знаешь? - спросила она, не поднимая глаз.
     - С нашей первой встречи, - ответил он после короткого колебания.
     - Что?! - Она широко раскрыла глаза.
     - Не волнуйся, ты хорошо играла свою роль. Мне удалось разгадать правду по... отсутствию необходимых атрибутов.
     Честити вспыхнула. Пока она подыскивала ответ, явилась служанка с завтраком: яичницей, колбасками, ломтями окорока и холодной телятины. От эля и сидра оба единодушно отказались, а когда снова остались одни, девушка поняла, что растеряла все слова. Положив себе щедрую порцию еды, она стала смотреть на него. Син тоже молчал.
     - Скажи что-нибудь! - взмолилась девушка, измученная напряженной тишиной.
     Хотелось о стольком расспросить его, и в первую очередь о Хлое. Но что, если он откажется отвечать? Или - еще хуже - даст чересчур исчерпывающий ответ?
     Син поиграл вилкой и ножом и отложил их. Судя по всему, он был не более расположен к еде, чем Честити.
     - Еще не зная твоей истории, я сообразил, что маскарад сильно облегчает тебе жизнь. Разумеется, можно было как следует нажать и вырвать признание. Но что потом? Как-то казалось, что это к добру не приведет. Я решил оставить все как есть, тем более что это было на руку и мне.
     - То есть? - с подозрением осведомилась девушка.
     - Позволяло лучше разобраться в ситуации, а заодно и в тебе. Допустим, я в первый же вечер объявил, что ты не мужчина. Что бы из этого вышло?
     - Кто знает?.. - Поразмыслив, Честити пожала плечами. - Наверное, я оставила бы тебя у няни, привязанным к кровати.
     - Так я и думал, потому и решил держать язык за зубами. Кстати, избавившись от меня, вы с Верити угодили бы в руки своих преследователей уже на другое утро.
     - Пожалуй, так.
     Проголодавшись, Честити механически принялась за еду, но мысли ее были далеко: перебирала в памяти историю своего знакомства с Сином. Неужели все пять дней он поддразнивал ее, как глупую, доверчивую гусыню? Шнуровка его юбок, бисквитик в Шефтсбери и тому подобное!
     Честити устремила на Сина такой взгляд, что он заерзал на стуле. Губы его, однако, дрогнули в улыбке.
     - Ты сам дьявол! - прошипела она. - Ты... ты...
     Теперь он уже ухмылялся во весь рот. Этот негодяй вволю поиздевался над ней, а теперь еще и тешится этим! Вне себя от негодования, девушка схватила масленку и выплеснула содержимое на алый мундир. За топленым маслом последовали сливки.
     Поначалу ошеломленный, Син наконец вскочил со стула. С мундира текло.
     - Разрази тебя гром, женщина!
     Заметив, что Честити нацелилась на свою тарелку, он оттащил ее от стола.
     - Ха-ха! Вы только гляньте на этого офицеришку! - Она подбоченилась. - Грязная подколодная свинья!
     - Змея!
     - Как, ты еще и обзываешься? - возмутилась Честити.
     - Если уж подколодная, то змея. Свиньи не живут под колодами.
     Син разразился заливистым смехом. Честити подумала, что сейчас точно лопнет от злости.
     - Нет, это уму непостижимо! Ты водил меня за нос, издевался надо мной, ввергал в невообразимые ситуации, а теперь у тебя хватает совести делать мне замечания!
     При этом она тыкала пальцем в грудь Сину, понемногу оттесняя его к столу.
     - Кто бы говорил! - отпарировал он. - Ты меня похитила, ограбила, привязала к кровати, осыпала оскорблениями и угрозами. Что касается невообразимых ситуаций, ты можешь давать уроки, моя милая Хлоя.
     Вся кровь отхлынула от раскрасневшегося лица девушки. Со словами "Боже правый..." она медленно отступила в угол.
     - Ну, Честити Уэр, теперь ты видишь, что мы созданы друг для друга? - сказал Син, поймав ее за плечи. - Если бы разум не сообразил, кто такая Хлоя, плоть разобралась бы без труда.
     Честити попробовала высвободиться, но Син лишь крепче прижал ее к груди.
     - Если ты думаешь, что я слишком долго молчал, прости. - Он на миг посерьезнел, но тут же снова заулыбался. - От хорошего не так-то просто отказаться, а наш маленький спектакль был чудом из чудес.
     Хмуриться решительно не получалось, его веселость была слишком заразительной.
     - Ты вообще способен принимать что-нибудь всерьез?
     - Только в случае крайней необходимости, - сказал Син и, к большому огорчению Честити, посерьезнел. - Только не нужно относиться ко мне так, словно я без царя в голове. Я рассудительный и ответственный человек, я военный. Смех - лучшее лекарство от неприятностей. Пока смеешься, выдержишь все и не утратишь рассудка.
     Не совсем понимая, о чем речь, Честити теснее прижалась к нему.
     - Однажды нам пришлось сражаться в совсем уж неподходящих условиях: пронизывающий ветер, ледяной дождь.
     В бою таким вещам не придаешь значения, но вот бой отгремел, и пришлось окапываться на голой равнине. Ни деревца, ни оврага, а погода - все та же. Мы сделали накаты из трупов, своих и вражеских, и за ними провели ночь.
     Син отстранил Честити, испытующе глядя ей в лицо, но она не смогла представить всего ужаса той ночи.
     - В солдатской жизни, милая, случается и не такое. Как думаешь, ты способна разделить со мной эту жизнь?
     - И спать среди трупов?
     - Чаще - среди крыс и блох, - усмехнулся Син, - но кто знает, до чего может дойти? - Он придержал ее за подбородок, не позволяя отвернуться. - Ты хоть понимаешь, что я предлагаю тебе стать моей женой?
     - Никто не берет в жены таких, как я!
     - Это мы уже обсуждали. Если я чего-то хочу, я этого добиваюсь. Никто не сможет мне помешать.
     - Даже Родгар?
     - Даже он. Я уже достиг зрелости, и мое состояние, пусть сравнительно скромное, всецело принадлежит мне.
     - Скромное? Ты пугаешь меня нищетой?
     - Нищий Маллорен - это было бы что-то новенькое! - Син снова развеселился. - Я сказал, сравнительно скромное состояние. Поверь, нам хватит не только на хлеб и масло, но и на все мелочи хорошо устроенного дворянского быта... разумеется, в мирное время. Ну а пока меня призывает долг, и ты, любовь моя, можешь стать разве что женой офицера действующей армии.
     - Только не считай себя ответственным за мою репутацию, она погибла еще до того, как мы познакомились. К тому же я уродина, и ты никак не можешь...
     Син поцеловал ее с такой страстью, что не было иного выхода, кроме как ответить тем же.
     - Не смей называть себя уродиной! - наконец сказал Син. - Ты единственная, вот и все. Если ты страдаешь по утраченным волосам, они отрастут, а пока можешь носить парик. С чего ты взяла, что я предлагаю тебе брак из чувства долга? Я хочу, чтобы мы поженились. В моих глазах ты красива - более того, ты дивно хороша, Честити. У тебя совершенные черты. - Он медленно проследил контур ее лица. - Но дело не только в этом. Ты отважна, умна, ты не лезешь в карман за словом. Впервые в жизни я встретил женщину под стать себе буквально во всем. С тобой легко говорить, хорошо смеяться, ты будишь во мне желание настолько сильное и особенное, что оно выше всех сравнений. Помнишь день нашей встречи?
     Они все еще стояли, тесно прижимаясь друг к другу, поэтому Честити ощутила, как напрягается его плоть. Казалось странным, что это происходит при воспоминании о том, как он лежал связанный на кровати.
     - Да-да, - подтвердил Син, - впервые это случилось со мной уже тогда. Говорят, душа всегда сразу узнает ту, что создана для нее, но на деле так бывает далеко не всегда. Зато плоть редко ошибается.
     Честити бездумно опустила руку, приласкала его, опомнилась и отдернула.
     - Ты измеряешь все похотью, а похоть преходяща.
     - Похоть - грубое название для желания. Все проходит, и желание тоже может угаснуть, но порой для этого требуется вся жизнь. Что-то подсказывает мне, что у нас с тобой как раз тот случай.
     - Мы слишком мало знакомы, чтобы можно было предсказывать будущее.
     - А сколько ты хочешь? Год? Десять лет? Все самое главное мы друг о друге уже узнали.
     - За пять дней?
     - Почему бы и нет? Представь, что в день нашей встречи мы родились заново. Все, что было до этого, в счет не идет.
     - Будь же серьезнее!
     - Не буду. Я пытался сделать тебе серьезное предложение, но не преуспел. Придется шуточками завлечь тебя в сети брака.
     - О браке не может быть и речи! - упорствовала Честити.
     - Это мы еще посмотрим.
     Она оглянулась в поисках того, чем можно как следует облить. Это не укрылось от Сина.
     - Делать нечего, придется ввести продукты питания не только в любовные игры, но и в ссоры. Как насчет меда? Он пачкает не хуже, чем масло или сливки, а потом его можно долго и со вкусом слизывать...
     Честити разрывалась между желанием наброситься на него с кулаками и желанием разделить его прекрасную бесшабашность.
     - Кстати, ты тоже перепачкалась.
     Взглянув на себя, она обнаружила пятна от масла и сливок. Их было не так уж много, но в целом одежду нельзя было назвать опрятной.
     - Сойдет!
     - Зачем привлекать внимание? По-моему, самое время тебе вернуться к женскому наряду.
     - Как?! Ты хочешь, чтобы я опять нацепила те непристойные тряпки?!
     - Почему бы и нет? Надо только разжиться приличным платьем, которое все это скроет.
     - Но я привыкла ходить в мужском!
     - Когда-нибудь все равно придется отвыкать, почему же не теперь? - Син улыбнулся с обезоруживающей нежностью. - Я предпочитаю путешествовать с дамой. Не забывай, милая, что у меня всего лишь короткая передышка между сражениями. Из того, что может подарить женщина мужчине от разлуки до разлуки, самое драгоценное - это полная откровенность.
     Полная откровенность от разлуки до разлуки. Для Честити это был новый и трогательный образ. Она уступила.
     - Но как же я поеду верхом?
     - Как угодно. Можешь ехать по-мужски, как простолюдинка, а если хочешь, подыщем дамское седло.
     Девушка подумала, в какой позе будет меньше страдать, - и вздрогнула, поймав испытующий взгляд Сина. Он что-то подозревал, потому что взял ее правую руку и внимательно всмотрелся в рубец, чуть-чуть опавший за ночь.
     - Тебе надо рассказать, что случилось в мое отсутствие. Честно и без утайки.
     Она потянула руку к себе, но не смогла высвободить.
     - Какая разница, раз все уже позади? Мы и так сильно задержались, Син, а нужно спешить. Натаниель и Верити, быть может, уже дожидаются нас.
     - Если верховая езда причиняет тебе боль, разница громадная.
     - Просто... просто я не привыкла подолгу ездить верхом.
     - Что за глупости! Мы ездили верхом уже не раз, и никогда еще я не видел, чтобы ты столько возилась!
     - Син, ради Бога! Перестань изводить меня расспросами! Я же еду верхом, и ничего, не умираю! Со мной не случилось ничего страшного, поверь!
     Вырвав руку, Честити бросилась к двери. Син перехватил ее на полдороге.
     - Ты лжешь!
     - А если и так, то что? - вспылила она. - Когда я хочу солгать, я это делаю, и ты не будешь исключением!
     - Пожалуйста, лги, но не в жизненно важных случаях!
     Сейчас он был серьезен - о, более чем серьезен! Мрачен, как туча, и грозен, как Родгар. Честити, упрямо сжав губы, отвернулась. Нельзя, невозможно было рассказать о вздернутых юбках, об ударах трости и о гнусных руках Линдли у нее на груди.
     Ладони легли на плечи осторожно и бережно. Как много может сказать одно прикосновение мужских рук!
     - Ты должна рассказать, - попросил Син мягко. - В этом нет ничего страшного, как раз наоборот. Тебе сразу станет легче.
     - Отец... - Честити судорожно сглотнула, - он ударил меня тростью... по голым ногам. Всего трижды, но болело ужасно! Со временем все заживет, и я думаю, что поездка...
     Она умолкла, когда пальцы на плечах сжались. Син повернул Честити к себе и пристально вгляделся в ее лицо.
     - Это все?
     - У меня не слишком хорошо выходит лгать тебе.
     Он засмеялся, довольный, и Честити с облегчением поняла, что новых вопросов пока не последует.
     - А что подумал ты насчет того, что со мной случилось?
     - Какая разница? Идем! - Син сделал движение вернуться к столу.
     - О нет, разница огромная! - Настал черед Честити загородить ему дорогу. - Ты вырвал из меня признание, Син Маллорен. Теперь твоя очередь. Отвечай, что ты подумал?
     - Что тебя все-таки отдали в бордель и как раз оттуда ты убежала.
     - Почему это пришло тебе в голову? - спросила она в изумлении.
     - Этого мне хотелось меньше всего. Ты невинна душой, и я предпочитаю, чтобы так оно и оставалось.
     - Но с чего именно ты взял, что я была в борделе? Ты же знал, откуда взялась одежда! При чем здесь моя возня в седле?
     - Если женщину берут силой, ее могут поранить, и даже серьезно. Все нежное легко рвется. Женщина беззащитна в этом жестоком мире, и для мужчины честь - стать ее защитником. Ей просто необходим рыцарь на белом коне!
     Син улыбался с оттенком мягкой иронии. Честити протянула ему губы для поцелуя и не заметила, как пуговки ее жилета оказались расстегнутыми. От мучительной потребности в ласке груди налились почти до боли. Когда ладони легли на них, у Честити вырвался приглушенный возглас.
     И не только у нее.
     Они разом обернулись. Хозяин стоял у двери, зажимая рот рукой, и глаза у него были как плошки. Честити залилась краской. Син, однако, не был пристыжен ни в малейшей степени.
     - Надо же, наш маленький секрет раскрыт! Друг мой, будьте снисходительны к беглым любовникам. Кто может устоять против стрел Амура?
     Он сунул гинею в руку хозяину, и тот принял ее, продолжая таращить глаза.
     - Ах да, я забыл упомянуть, что этот милый паренек - переодетая женщина. Ее отец - тиран и деспот, и мне пришлось умыкнуть ее из дому. Теперь, когда она в безопасности, мы вернем ей женский облик. Не правда ли, друг мой? - Он вынул еще одну гинею. - Можно здесь достать платье?
     - Можно, сэр! - дискантом ответил хозяин, откашлялся и перешел на бас. - Я сейчас же этим займусь, милорд!
     - И приготовьте нам комнату, чтобы переодеться. Как видите, мне тоже надо привести себя в порядок.
     - Да, милорд, конечно! - охотно согласился хозяин, присовокупляя к двум другим еще одну монету.
     - И вот что, друг мой. Если кто-нибудь - все равно кто - явится с расспросами насчет нас, скажите, что впервые о таких слышите.
     Это была не просьба, а приказ. Хозяин принял это как должное, понимая: офицер и дворянин за длинный язык сотрет его в порошок.
     Некоторое время спустя их провели в номер, где была приготовлена теплая вода. На постели лежало голубое платье - судя по крою и отделке, выходной наряд одной из служанок. Оно выглядело изрядно поношенным. Син расправил его, встряхнул и передал Честити.
     - Надеюсь, подойдет, но что за лохмотья! Клянусь, близок тот день, когда я разодену тебя в пух и прах... - он подмигнул, - и, конечно, сразу раздену.
     Против воли Честити бросила вороватый взгляд на постель.
     - Отличная мысль! - сказал Син и начал раздеваться.
     Решил привести в порядок одежду? Но зачем тогда снимать все?
     - Ну! - сказал Син, стоя перед ней в чем мать родила.
     - Что "ну"? - уточнила она, прикрываясь платьем.
     - И когда ты начнешь раздеваться? Я хочу, чтобы ты любила меня открыто - без всякого притворства, без маски, при свете дня.
     Он желал ее и не скрывал этого, но не собирался делать первый шаг. Честити поняла, что все зависит от нее и Син не будет настаивать. Это шанс, подумала она, сблизиться им - Честити Уэр и Сину Маллорену, каждому в своем истинном облике. Упустить такой шанс было бы слишком больно. Брак для них невозможен, что бы там ни думал Син, и невозможно для нее жить с ним во грехе. Завтра им придется расстаться. Сейчас можно один раз сблизиться телом и душой...
     Когда Честити раздевалась, руки ее дрожали. Не сразу сумела сбросить последний предмет одежды - мужское нижнее белье. Стояла, держась за