олосы как тебя, только и глаза тоже  темные...
знавал... да что там! Многое знавал, но твоя Ляна -- чудная и удиви-тельная.
     Скиф расплылся в улыбке.
     --  Да-да, -- сказал он  заинтересованно. --  Ага, да, конечно... А чем
еще, кроме красоты?
     --  Простак, --  ответил Олег. -- До чего же  ты  прост, дружище... Все
тебе  надо чтобы  было  больше  или  выше,  чем  у соседа! Но  есть  простые
житейские явления, ко-торые понятны даже мудрецу, блуждающему среди звезд. К
примеру, в отличие от нас, женщины вовсе не стре-мятся к  величию. Твоя Ляна
просто живет.  Спокойно  и счастливо!  У нас  же не  только войны, сражения,
посто-янные поединки... но даже  более сложное и непонятное для  тебя: вера,
смирение,  даже  аскетизм  и  дервишество  должны  доказывать  наше  мужское
величие!
     Скиф  озадаченно  нахмурился. Конь прядал  ушами,  словно  их  обжигало
горячее дыхание молодого воина. Наконец Скиф спросил подозрительно:
     -- Значит... она некрасивая?
     -- Я слышал от старых людей, -- сказал Олег, и Скиф уловил нотку острой
зависти в  его голосе, --  что раз  в  сто лет на земле рождается девочка  с
удивительным  да-ром...   Кого  полюбит,  того   обходят  беды,   несчастья,
не-взгоды. Того в битвах не берет  ни меч, ни топор, ни стрела, ни брошенный
с крепостной стены камень... Если его укусит змея, то яд не  подействует. Да
змея  та-кого  и не  укусит!  Поспит  рядом, если  наползет  ночью,  а утром
поползет себе дальше.
     Он изумленно крутил головой, даже оглянулся, но уже не только маленький
домик Ляны, но и весь город растаял в утреннем тумане.
     Скиф тоже оглянулся, синие глаза округлились, с не-доверием посмотрел в
твердое, как  высеченное  из камня, лицо Олега. Тот кивнул.  Скиф воскликнул
дрожа-щим голосом:
     -- Это... это немыслимо!
     -- Почему? -- спросил Олег.
     -- Она... она такая простая!
     -- Простая и  чистая, --  согласился Олег.  В голосе  волхва прозвучала
насмешка. -- Ах да,  все  достоинства бывают только у людей знатных!  А  чем
выше род, тем достоинств больше.
     Скиф насмешку уловил, даже успел вспомнить про
     своих братьев, но возразил тем горячее :
     -- Но Ляна... Ляна не колдунья!
     -- А зачем  ей быть  колдуньей? -- спросил Олег, --  Это не колдовство,
это... выше. Сила ее любви  настоль-ко  велика, что охранит любимого даже от
колдунов. Эх, Скиф... Дубина, ты даже не подозреваешь, что по-везло сказочно
тебе, а не Ляне.
     Скиф  сидел в седле,  как  будто  по  нему  сверху  стук-нули  огромным
молотом. Ниже ростом, спина  сгорби-лась. Долго молчал, а  когда  заговорил,
голос звучал сми-ренно и с нотками страха:
     -- Это что же... Значит, я для чужих стрел неуязвим?
     -- Да, -- подтвердил Олег. -- Но ты не рискуй, не рискуй... Вдруг она в
разгар схватки вспомнит, что ты ее дурой назвал? Или еще как-то обидел?
     Скиф вскипел:
     -- Да я никогда... Никогда не обижал! Да  я лучше свою  кровь выцежу до
капли, чем позволю  себе или другому ее обидеть, огорчить, чем-то задеть! Да
я не дам на нее листочку  с дерева  упасть, я это дерево  сруб-лю к чертовой
матери!.. Ишь, дурой!.. Да я никогда ей такое вслух не скажу...
     Олег сказал:
     -- Вот-вот. Срубишь  дерево, лишишь ее домик благостной тени... Словом,
все же не рискуй!
     В его голосе звучало серьезное предостережение. Скиф  замолчал,  поехал
дальше нахмуренный, озабочен-ный.  Олег видел сдвинутые брови, а губы слегка
шеве-лились, словно Скиф разговаривал, убеждал, просил, до-казывал.
     Кони  шли резвым галопом до самого  до полудня, не выказывая усталости.
Скиф  начал  удивляться,  Олег  по-малкивал.  И  так  непонятно,  кто  коней
расседлал, накор-мил, напоил, если учесть, что Ляна все время была на виду.
     Скиф   не   чувствовал  усталости,   однако   Олег  начал  не-терпеливо
посматривать по сторонам.
     -- Вон роща, -- сказал он. -- Доскачем, а там отдохнем.
     -- Устал?
     -- Нет, -- удивился Олег, -- а при чем здесь усталость?
     -- Ты сказал, что отдохнем.
     --  Так не  от усталости же, -- возразил Олег  с удивле-нием. --  Разве
отдыхают, когда устают?
     Скиф пробормотал:
     -- Ну да... Я раньше так думал...
     --  То было раньше, -- посочувствовал  Олег. --  Ох, детство... Чистое,
безоблачное.  Когда  уверен, что  уже все  знаешь и  ничто  уже  в  тебе  не
изменится...
     Скиф молча пустил коня следом.
     Роща начала уплывать в сторону и назад, постепен-но открывалась зеленая
долина.  Скиф  приободрился, после  отдыха  поскачут  по ровной,  как  стол,
поверхно-сти. В горах и даже в густом лесу чувствовал себя не-уверенно, даже
ребенок может сбросить сверху каме-шек и прибить вместе с конем...
     Оба услышали яростный  крик,  испуганное конское ржание. Все перекрывал
дикий свирепый рев. Скиф побледнел, но в руке сразу оказался боевой топор, а
коле-ни заученно толкнули коня вперед.
     За поворотом, в сотне шагов  впереди по полю носил-ся на оранжевом, как
солнце,  коне всадник в красном плаще. Конь  храпел, на удилах клочья  пены,
его шата-ло, а сверху  на  них налетал  огромный и, как определил даже Скиф,
молодой  дракон.  Всадник  отбивался  длин-ным  узким мечом. Дракон с налету
пытался схватить пастью или когтями, слышался стук металла по кости, зеленое
тело проносилось дальше, дракон набирал вы-соту и круто разворачивался.
     Если бы навалился на всадника всем весом, то смял бы с конем вместе, но
дракон опасался узкого меча, что уже уколол несколько раз, еще больше дракон
страшил-ся оказаться на  земле, там потеряет  все  преимущество, и  бой  все
длился -- нелепый, изнуряющий, но все же с предсказуемым результатом.
     Скиф взвесил топор на руке, закричал:
     -- Держись, воин!
     Над головой затрепетал воздух, словно пролетели испуганные утки. Дракон
взревел  и  повернул  голову  навстречу новому  противнику.  Скиф  закричал,
нагне-тая боевой  дух. Тело  взыграло в боевой  ярости, он  с воплем  ударил
острым  лезвием  прямо  между  выпучен-ных глаз. Руки едва не  вывернуло, но
топор не отско-чил,  врубился, тут же на плечи и голову обрушилась  холодная
тяжесть. Он вскрикнул и, не удержавшись, рухнул с седла.
     Дракон топтал его,  рвал зубастой пастью и когтями, так ему показалось,
потом совсем рядом раздался раз-драженный голос. За  ступню сильно  дернуло,
потяну-ло, едва не выламывая из суставов.
     Блеснул  яркий  свет. Олег выпустил  его  ногу,  повер-нулся в  сторону
всадника в красном  плаще.  Тот поник на конскую  гриву. Его  шатало, обеими
руками  держался за луку  седла, чего не позволит себе ни один  благо-родный
конник.
     Скиф ошалело огляделся. Дракон распластался как большая рыба, разве что
размером  с  небольшой  корабль.  Лапы  еще дергаются,  когти  со  скрежетом
царапают  твер-дую землю. По  всему зеленому,  покрытому рыбьей че-шуей телу
пробегает судорога. В переносице топор,  по-грузился по самый обух, а в  шее
три  стрелы. Еще  одна по  самое  перо  в  пустой теперь глазнице.  Вытекает
зеле-ная жижа, пузырится...
     -- Помоги... -- прохрипел Скиф. -- Да не мне, ему... Олег, ускоряя шаг,
подбежал к  всаднику. Тут рухнул с коня ему на руки.  Олег опустил на землю,
конь  испу-ганно  отбежал.  Плечо  и  спину молодого  мужчины  испо-лосовали
страшные глубокие раны. Кровь течет широки-ми струйками.
     -- Лежи тихо, -- предупредил Олег.  -- Будешь дер-гаться,  руда выбежит
раньше, чем успею...
     -- Спаси... бо...
     -- Спасибо в постель не положишь.
     Скиф,  сам  шатаясь,  но  быстро  приходя  в себя, дви-нулся  к ним  по
качающейся земле. Раздался сухой треск, Олег разодрал роскошный красный плащ
на длинные уз-кие  полосы. Вдвоем быстро перевязали раны храбреца,  затянули
узлы.
     -- Ты  кто?  --  спросил  Скиф. И, не  дожидаясь ответа,  похвалил:  --
Молодец, ты дрался с ним хорошо.
     Олег поморщился,  но  глазами  показал Скифу,  что  давай,  хвали этого
дурака еще. У тех, кто считает себя героем, раны заживают лучше.
     Воин прошептал бледными губами:
     --- Пруг... Меня зовут Пруг... Отвезите к Овиду, на-града...
     -- За твою голову? -- поинтересовался Скиф.
     -- Овид... мой отец...
     Олег сказал успокаивающе:
     -- Конечно, отвезем. Если это недалеко.
     -- Это... недалеко. Сверните направо... там за рощей дорога...
     Он умолк, голова запрокинулась. Скиф решил, что  храбрец помер, пощупал
сердце, еще бьется, хоть и едва-едва.
     -- Что будем делать?
     Олег посмотрел на раненого, на дракона, снова на  ра-неного. Скиф видел
сильнейшее  желание оставить  его  рядом  с  убитым  драконом:  выживет  так
выживет, одна-ко после паузы Олег сказал с неохотой:
     -- Ладно, давай на ту дорогу. Но если далеко, оставим парня в первом же
селении.


     Раненый  не  соврал: едва миновали рощу, впереди  рас-кинулся настоящий
город. По  дороге  медленно тащились тяжело груженные  подводы. Один возница
сонно вскинул голову, всмотрелся подслеповатыми  глазами. На лице проступило
вялое изумление.
     --  Гляди  ты, -- сказал он довольно.  -- Это, ж Пруг... Наконец-то его
кто-то отделал! Олег крикнул с высоты седла:
     -- Где его родные? Возница удивился:
     -- Да кто  ж  их не  знает?  Самая большая хата...  Самая  большая хата
оказалась массивным дворцом, к тому же на холме. На воротах стража, но Олега
со  Ски-фом  пропустили сразу  же, едва  заприметили  перевязан-ного  Пруга.
Вскоре набежали лекаря, Пруга переложили на тележку, увезли, а Скифа и Олега
пригласили к правителю.
     Скиф ожидал,  что  их  отведут  в огромный зал, где пи-руют герои,  где
ручьями  льется  вино,  гремят боевые песни  а отважные воины рассказывают о
великих битвах, однако их повели вдоль стены по ту сторону дворца-кре-пости.
Там, под заходящим  солнцем, блистал свежестру-ганными  досками помост, туда
вели добротные ступень-ки покрытые ярко-красным ковром.
     На   помосте   кресло,  в  кресле  седоголовый   мужчина   с  довольным
жизнерадостным  лицом,   вокруг  него  моло-дые  женщины,  тоже   веселые  и
шаловливые,  а во дворе  можно  оглохнуть  от  звона  мечей  и стука  щитов:
моло-дые воины показывают удаль в учебных боях.
     Сопровождающий подбежал  к правителю,  Олег видел, как тот сразу вперил
взгляд в пришельцев, но  слушал вни-мательно, а когда тот  закончил, встал и
сбросил с плеч красную мантию, похожую на плащ молодого Пруга.
     Звон мечей затих,  там  почтительно  наблюдали, как  Овид величественно
спускается к пришельцам.  Олег об-наружил, что  они одного  роста, чему Овид
тоже слегка удивился. Руки его были  сильные, крепкие, а когда сда-вил плечи
Олега, тот ощутил, что в пальцах правителя сила нешуточная.
     --  Спасибо, --  сказал Овид густым медвежьим голо-сом, -- что  вовремя
подоспели... Мой дурак больно  храб-рый,  во  все драки  влезает...  ему  бы
только   повзрослеть  малость!   Чтоб   и  храбрость  осталась,   но  и  ума
прибави-лось...
     Скиф покосился на молодых девушек,  все рассматри-вают его внимательно,
улыбаются, строят глазки, возра-зил горячо:
     --  Он дрался  отважно!.. Я жалею, что мы не захвати-ли с собой  голову
дракона, но ваш сын был ранен серь-езно, мы спешили...
     Овид  кивнул,  взглянул  на Олега внимательнее,  по-медлил, сказал  уже
осторожнее:
     --  Ты не  похож  на воина. Но  мне чудится,  воинам с  тобой  лучше не
встречаться на узком мостике.
     -- Я мирный человек, -- возразил Олег. -- Почти
     всегда.
     -- Ага, знаю  я  эти "почти".  Ладно, твой  друг,  вижу  по глазам,  не
понимает,  почему  мы  не  пируем,  почему  не  слышно  похвальбы  о  боевых
победах... Тхор! Вели на-крыть столы в малом зале!
     Тучный мужчина выдвинулся из-за девушек, спросил
     обреченно:
     -- Опять пир?
     -- Не опять, -- сказал Овид наставительно, -- а снова!
     Скиф с сожалением  оглянулся на девушек, им нет места на мужских пирах,
двинулся за распорядителем.
     Пир был как пир: три стола в зале, еще один на воз-вышении, для Овида и
его  близких.  В  число близких он пригласил Олега и Скифа,  из приближенных
остал-ся только толстячок Тхор, Овид его назвал управи-телем.
     По  всему  залу зажгли  множество  светильников.  Ог-ромные, массивные,
медные в виде  голов драконов, где  огни вырываются из разинутых пастей, они
окружали весь зал, даже с потолка свешиваются на металлических цепях. В ярко
освещенном  зале  ярче  блистает  медь по-суды, пряжки и бляхи на одежде,  а
хмурые лица кажут-ся веселыми.  Да и нет здесь хмурых лиц. Даже с лица Овида
исчезли следы озабоченности, когда к нему подо-шел один  из лекарей и что-то
пошептал на ухо.
     Скиф  понял, что с  наследником црестола все обо-шлось,  а  раны хоть и
глубокие, но неопасные.
     На стол подавали жареное, печеное, тушеное -- Овид  явно любит поесть и
знает в этом толк. Под дальней сте-ной возвышается громадная печь:  судя  по
заслонке,  там  пекут  целиком  быков,  а по всем четырем углам зала  жар-ко
полыхают очаги. На вертелах жарят гусей, лебедей, молодых поросят, и все это
сразу с пылу и жару да пря-мо на столы!
     На глазах  изумленного Скифа  заслонку  печи  откину-ли оттуда  хлынула
волна сухого жара, а целый отряд слуг  на огромном подносе с  длинной ручкой
толщиной  с  брев-но  вытащили,  кряхтя  и  постанывая  от  натуги,  целиком
запеченного быка.
     В разгар пира в дверях появился ярко одетый при-дворный, провозгласил:
     --  Из  земель  Славии  прибыли  знаменитые  певцы   Мун-шир,   Пенк  и
Рибопляс!.. Их отпустили, наградив велики-ми дарами!
     В зал  вошли трое молодых  парней. Одетые чересчур ярко,  Скиф их сразу
невзлюбил, с длинными грязными волосами, что падают  до середины спины, лица
пухлые, капризные, в глазах снисходительная наглость.
     Скиф  посмотрел  на  Овида, изумился,  как  быстро  может  превратиться
добродушное  лицо  в почти  звери-ную  морду. Сперва  прилила  густая кровь,
признак гне-ва, затем разом отлила, как бывает  только  в минуты  сильнейшей
ярости, ноздри хищно раздулись и затре-петали.
     -- Те... самые? -- прорычал он негромко.
     --  Они, -- ответил управитель с поклоном. Овид качнул в сторону певцов
головой. К изумле-нию Скифа,  как из  воздуха возникли могучего вида  воины.
Сунув  мечи  в  ножны, забежали  к певцам сзади  и ухватили  за локти.  Овид
улыбнулся, как  улыбнулся  бы волк  при  виде  дрожащего  зайчонка, властным
жес-том указал на  печь. Скиф  не поверил глазам, но рука правителя в  самом
деле  вытянута по направлению  печи,  а указательный палец  смотрит прямо на
широ-кую чугунную заслонку.
     Олег  спокойно  раздирал  молодого  гуся. Коричневая корочка трещала  и
разламывалась, выпуская  облачка  сводящего с ума пара. Сладкий  сок обжигал
пальцы  Олег выдрал наконец мощный кусок мяса, а  Скиф все не  мог  оторвать
глаз от страшной  сцены, когда  троих  беспечных,  ничего  не  подозревающих
певцов вот-вот
     затолкают в горящую печь!
     Он бросил умоляющий взгляд  на Олега, Овид тоже зыркнул из-под нависших
бровей  на одного, на друго-го,  засопел, вперил взгляд в спины стражей. Те,
заламы-вая  руки  вяло  упирающимся  певцам,  дотолкали их до  печи.  Кто-то
услужливо распахнул перед ними массив-ную заслонку.
     Видно  было, как дрогнули даже стражи  под ударом  сухого жара.  Певцы,
поняв,  что их  ожидает, подняли крик. Кто-то из стражей оглянулся,  но Овид
неумо-лимо  указал на  печь.  Певцов  подхватили, затолкали одного за другим
вовнутрь, захлопнули  заслонку. До-несся  вроде  бы  слабый крик, но тут  же
потерялся в неизбежной разноголосице зала, скрипе сидений, шар-канье ног.
     Слуги начали торопливо подбрасывать в и без того
     раскаленную  докрасна  топку сухие  березовые поленья.  Пламя загудело,
заревело с новой силой.
     Овид  засопел,  на  бледное и вздрагивающее лицо  вер-нулся  нормальный
цвет. Но в голосе все еще дрожала
     ярость, он заговорил со злым нажимом:
     -- Я вижу, достойный мудрец, что твой юный друг не понимает...
     -- Молодой ишшо, -- ответил Олег. Он аккуратно об-кусывал гусиную лапу,
бросил ее под стол собакам, выд-рал из гуся другую и стал объедать хрустящую
коричне-вую кожу. -- Все они молодые... за песнями...
     Овид кивнул. Лицо чуть посветлело.
     -- Вижу,  понимаешь.  Это  я  с  виду суров  с сыном...  иначе  нельзя,
наследника  надо  растить в  суровости, а  не  в неге!.. Но  я дрожу за него
каждый  раз, когда он ночью встает попить воды:  ножку  бы не  подвернул, не
стукнулся бы лбом о  дверь... А  что уж говорить, когда он наслушавшись этих
певцов, возгорелся жаждой дурацких подвигов, вскочил на коня и поехал искать
приключений?  У  правителя  и  так много опасностей: надо  водить войска  на
обнаглевших соседей, смирять бунты, доказывать  свою отвагу и умение воина в
по-единках...  Но  то суровая  необходимость, то  жизнь,  от  нее никуда  не
деться, а это дурь, что... Ну скажи, за-чем ему было драться с тем драконом?
Явно же не это крылатое на  него напало! Дракону  бы коровенку  унести, козу
или заблудившуюся овцу! Так нет же, побахвалиться подвигом восхотелось!
     Скиф сердито сопел, он ненавидел Овида, а Олег, на-против, сочувствующе
кивнул:
     -- Да ты не волнуйся, Овид. Как будто оправдываешь-ся! Я бы их на твоем
месте сперва на кол посадил, а уж потом в печь. Или велел бы шкуры снять.
     -- Да? -- спросил Овид с надеждой.
     --  А шкуры натянул бы  на  барабаны, --  закончил  Олег.  -- И они  бы
остались довольны... их шкуры по-прежнему поют, их слушают... ха-ха!
     -- Га-га-га! -- рассмеялся Овид. -- А ты мудрец!
     -- Есть такое, -- ответил Олег скромно. -- Только кому нужна мудрость?
     --  Это  верно, -- вздохнул  Овид. -- А  дурням  прямо  как  будто боги
помогают...
     Мирно и неспешно беседовали, пили и ели, нако-нец  Овид, словно  только
сейчас вспомнив, велел упра-вителю:
     -- Ты это... выгреби там золу... И кабана туда поболь-ше, чтобы запахом
все внутри пропитал.
     -- Чесноку добавить?
     -- Добавь, -- разрешил  Овид. --  Можно  трав разных. Всяких.  Чтоб дух
поганый забить начисто.
     Глава 17
     Управитель поклонился, за ним ушли двое слуг. Один взял широкую лопату,
другой -- веник и совок. Распах-нули печь, сухой жар  заставил отпрянуть.  В
широком зеве  дрожало красное марево, каменные стенки  оплавились, со  свода
свисают красные  сосульки расплавленно-го  и  застывающего  камня. На глазах
сорвались  оранже-вые капли,  упали и  тут  же  начали  застывать  лепешками
красного, потом вишневого цвета, и, наконец, превра-тились в коричневые.
     Скифу почудилось, что из печи доносятся звуки ча-рующей музыки. А затем
в  мареве показались человечес-кие фигуры. Певцы  повылезали один за другим,
глаза у всех как блюда, лица бледные.
     Один сказал дрожащим голосом:
     -- Ну и шуточки у вас! А второй проблеял:
     -- Мы уж думали, вы нас хотите живьем сжечь!
     А третий, самый толстый и наглый, заявил со смехом:
     -- А я  над ними смеялся. Сжечь нас, лучших певцов страны? Это было  бы
непоправимой потерей для всего белого света! Как бы здесь без нас жили?
     В зале стояла мертвая тишина. На  них смотрели  как на выходцев  с того
света. У слуг из рук выпали лопаты и совки, загремели на каменном полу.
     Управитель  беспомощно  оглянулся на  Овида.  Тот  нахмурился, властным
движением  велел певцам  подойти  ближе. Скиф  затаил  дыхание,  только Олег
продолжал есть, хотя уже и не с такой охоткой.
     -- Ответствуйте, -- сказал Овид властно, -- что там было?
     Певцы  приосанились,  самый толстый выступил  вперед, оглядел  замерших
гостей, они  его интересовали даже  больше, чем сам  грозный правитель, ведь
представление  для  них, а  правитель  явно  же знал, что в  печи их  ждало,
заговорил сильным и звучным, хоть и слегка пропитым голосом:
     --  Когда за нами как неотвратимая дверь потусторон-него мира загремело
это  железо... мы содрогнулись, а мои