дил Фарамунд убежденно. - Все равно!
     - Когда-то, -  согласился гигант. - Но - очень нескоро, ха-ха!.. А ты -
сейчас!
     Фарамунд отступал,  кружил по комнате. Со двора  доносились крики, лязг
железа.  Затрещало  дерево,  словно  рушился  подрубленный  столб. Бой идет,
похоже, с переменным успехом. Или  даже защитники одолевают. В  той комнате,
через которую пробежал, крики затихли. Кто одолел?
     Савигорд двумя размашистыми  ударами загнал его в угол.  Фарамунд упал,
перекатился через плечо, но Савигорд развернулся с быстротой белки.  Круглые
как у  птицы глаза следили за каждым движением. Щит по-прежнему прикрывал от
ударов, а длинный, как потолочная балка, меч рассекал воздух.
     Он  один  стоит целой  армии,  мелькнуло в  голове Фарамунда отчаянное.
Выйти ему во двор - от одного вида разбегутся свои и чужие...
     Некоторое  время он  выдерживал удары, не сходя с места. Его сотрясало,
наконец не выдержал, отступил, после чего Савигорд снова начал гонять его по
комнате, что сразу показалась Фарамунду слишком крохотной для их тел.
     Ему почудилось,  что ноздри  улавливают  запах  гари.  Бросил  короткий
взгляд  в сторону окна.  Оттуда, в самом деле, заползали сизые струйки дыма!
По стене сползали  как  студень,  но  вскоре  ступни  гиганта утонули как  в
тумане, седые кольца завивались при каждом движении тугими струями.
     В  горле   запершило,  дым  начал  жечь  глаза.   Их  мечи  по-прежнему
сталкивались с  жутким лязгом,  но  теперь Фарамунд скользил по  комнате, не
давал  прижать  себя к стене.  Он все  еще уворачивался от страшной железной
полосы в руке гиганта, но и  лезвие его собственного меча отскакивало, будто
он бил  по  каменной горе.  На  плече  Савигорда  уже вырвало  металлическую
пластину, но под ней кольчуга, сплетенная словно из якорных цепей...
     Он  ощутил,  что  уже  задыхается в  горячем  дыму.  Савигорд  все  еще
наступал, но бил  почти вслепую,  по широкому лицу катились слезы. За  окном
взвились красные  языки  огня.  Фарамунд  временами терял  противника, глаза
щипало, а в горле царапало острыми когтями. Бург горит, здесь бревна старые,
высохшие, все воспламенилось как сухая  солома. Снаружи все наверняка объято
пламенем.
     Он бросал по сторонам отчаянные взгляды, вдруг  спины коснулись твердые
камни. Из дыма вынырнул Савигорд, огромный и свирепый, меч поднят:
     - Наконец-то!
     Фарамунд  пытался уйти из-под удара, но спина оказалась  зажата в угол.
Гигант  со  страшной  силой   обрушил  меч.   Руки  поспешно  вскинули  меч,
парировали, давая  соскользнуть чужому  лезвию.  Савигорд  начал осыпать его
страшными  ударами, В  голове Фарамунда  гудело,  он  рухнул  на  колени.  С
потрескавшихся губ слетело:
     - Лютеция... Она тоже... в огне?

Глава 19

     Меч, занесенный для последнего удара над его  склоненной головой, завис
в  пальце  над  его  шеей.  Лицо Савигорда  расплывалось  в  дыму,  а  голос
прогрохотал, как из тучи:
     - Это твои подожгли!.. Нам не выйти...
     - Лютеция, - прокричал Фарамунд с мукой.
     На  той стороне зала  полыхнуло  огнем. Потолочная балка переломилась с
хрустом.  На пол рухнула  часть горящего  верхнего  этажа.  Стены  шатались,
бревна ходили ходуном, через щели пробивались алые языки  огня, жадно лизали
дерево.
     Внезапно потолок  затрещал, начал оседать. Из  щелей посыпались горящие
угольки. На миг в  свирепых  глазах гиганта Фарамунд  увидел лютую  радость,
враг умрет вместе с ним, но вдруг Савигорд рыкнул:
     - Она в подвале!.. Дверь за моей спиной.
     Потолок обрушился. Гигант быстро шагнул в ту сторону,  подставил плечо.
Огромная толстая балка обрушилась,  как падающее небо, Савигорд качнулся, но
устоял  на  ногах,  с  усилием  выпрямился, а  вместе  с ним  приподнялась и
огромная тяжесть верхнего этажа.
     Фарамунд  бросился к двери. Подошва скользнула на  темном пятне, пахнет
маслом,  упал  и больно шарахнулся головой о край двери.  В глазах вспыхнули
искры.  Почти  на  четвереньках  вывалился из комнаты.  Сразу  от двери вниз
повели каменные ступеньки,  похожие на смятую чудовищным ударом стену. Снова
поскользнулся  на чем-то  склизком, покатился  вниз по  каменным ступенькам,
таким прохладным, сырым, мокрым...
     В  стене  горел   факел,  Фарамунд  ожидал  увидеть  подвал,  но  грубо
вырубленный в камне ход показал ряд каменных ниш, перегороженных решетками.
     Он выдернул  факел, пламя затрепетало от его хриплого  дыхания. Камни в
стене слились в сплошной серый туман, в горле запершило, он с ужасом ощутил,
что дым начал сползать по ступенькам сюда, в подземную темницу.
     - Лютеция! - закричал он. - Я пришел за тобой!
     За  решетками  шевелилось,  стонало, выло. Он  в ужасе  подносил  факел
ближе,  вглядывался в скрюченные фигуры,  глаза щипало,  но успевал увидеть,
что  кто-то распят на стене,  кто-то  в безумии  грызет обрубок  собственной
руки,  кто-то  безостановочно ползает на четвереньках,  словно ему подрезали
все сухожилия...
     Горячий  воздух  выжигал грудь.  Сизый дым,  а потом  уже и черный, как
клятвопреступление, поднялся почти до колен.  Всхлипнул и умолк  несчастный,
что ходил на четвереньках...
     -  Лютеция! -  закричал он. - Это я, Фарамунд!.. Скажи  слово, я заберу
тебя отсюда!
     И вдруг нещадная мысль пронзила мозг.  Проклятый Савигорд  поймал его в
ловушку. Сам он сгорит под рухнувшим домом, но все равно его бы убили враги,
никому не выстоять против сотни вооруженных воинов...
     - Лютеция!.. Лютеция!
     В  самой  дальней  нише  на  клочке гнилой  соломы  скорчилось  грязное
лохматое существо. В  глаза бросились длинные волосы грязного  серого цвета.
Нестерпимая вонь смешивалась с дымом и с силой ударила в ноздри.
     Он выставил перед собой факел, всматриваясь в темноту. Это был каменный
мешок без единого окна.  Подошвы скользили по слизи, свет выхватил в дальнем
углу клок гнилой соломы. Существо было похоже на серого зверя. Длинные серые
волосы, что  опускались до самой земли, теперь показались цвета прошлогодней
соломы.  Вдоль  спины  тянулись  шипы  позвоночника, лопатки  выступали  как
прорастающие крылья.
     Из груди вырвался  крик.  Факел полетел  на пол, руки  рванули решетку,
мышцы  напряглись,  вздулись,  железо прогнулось,  штыри  вылезли  из  ямок.
Отшвырнув,   он   снова  подхватил  факел,   протиснулся  в   нишу,  присел,
всматриваясь  сквозь дым. Свободная  от  факела рука  проникла через  завесу
волос. Кончики пальцев ощутили округлое девичье лицо.
     В тот же  миг его оглушил дикий  визг.  Женщина  вскочила и прижалась в
угол между стенами.
     Он  застонал,  сраженный  в самое  сердце.  Лютеция  -  с  серым лицом,
покрытым  струпьями,   в  лохмотьях,  с  грязными  всклокоченными  волосами,
потерявшими цвет! Он видел  раскрытый в страшном нечеловеческом крике рот, в
этом  жутком  вопле загнанного в угол зверька было столько смертного страха,
что  он  закричал  еще  громче,  заглушая  свой ужас,  свою  растерянность и
отчаяние:
     - Лютеция!!.. Это я, Лютеция!
     Ее трясло, глаза  незрячие,  в  зрачках  отражались огоньки факела.  Он
отшвырнул  факел, Лютеция прижалась к стене, но он сгреб ее в охапку и понес
в  сторону двери, там, на  ощупь  выбрался по лестнице.  Все  это  время она
царапалась, отбивалась, била его кулачками и стучала ногами.

     Зал заполнял  сизый дым,  а раскаленный  воздух  сжег гортань  и опалил
легкие.  Он сразу  уловил  запах горелого  мяса.  Савигорд  все  еще  держал
потолок, теперь уже на спине. Железо на нем накалилось до вишневого цвета.
     Фарамунд  увидел  почти обугленное  лицо, распухшее  от ожогов.  Сверху
сыпались  раскаленные угли, размером  с кулак, падали великану на голову, на
плечи, застревали. Тот хрипел,  стонал,  но  главная  несущая  балка все еще
лежала на его плечах.
     - Пусть боги... - выкрикнул Фарамунд на бегу.
     Закашлялся, в голове мысли кружились, как этот сизый обжигающий дым под
порывами ветра.  Пробежал через  зал к  выходу, а  когда ступил  наружу,  за
спиной  затрещало, весь огромный дом  провалился вовнутрь.  Остались  только
пылающие стены.
     Он  выпал наружу, но страшный  треск пожаров  раздавался отовсюду. Дома
горели, везде черный дым победными столбами упирался в тучи.
     В лицо снова пахнуло жаром, воздух пропитался запахами горящего дерева,
мяса, смешался с ароматами дорогих вин:  бочки уже выкатывали  из подвалов и
тут же вскрывали.
     Дома горели клином по  всей южной  части.  Фарамунд прикрыл  испуганное
существо  в его  руках  от страшного зрелища, к нему  подбежали  воины. Один
закричал издали:
     - Рекс!.. Нашел?
     А  второй,  более сообразительный, метнулся  в  соседний дом  и тут  же
выскочил, вытирая  лезвие  меча,  но  в  другой руке  держал  длинную легкую
мантию.  Фарамунд  торопливо  закутал Лютецию, понес,  прижимая к  груди,  к
городским воротам. Воин крикнул обескуражено:
     - Рекс! А что с ними?
     - Заканчивайте, - бросил Фарамунд сквозь зубы.
     Лютеция,  укрытая  с головой, перестала  вырываться, только мелко-мелко
дрожала  всем телом. В темноте, отрезанная от мира, она снова ощутила себя в
прежнем каменном мешке.
     Мир качался и расплывался перед глазами. Из груди рвались рыдания. Мимо
мелькали люди, волокли вопящих пленников  пленниц, а он нес ее  как  слепой,
сердце  разрывалось  от  боли  и отчаяния.  Он чувствовал, как горячие слезы
бегут по щекам, чувствовал их соленый вкус.
     Его обогнал Вехульд, заглянул в лицо,  сам  переменился, словно осыпали
мукой, торопливо закричал:
     - Погоди, рекс!.. Погляди! Я сейчас крытую повозку...
     Исчез,  слышались  крики,  голоса,  треск  падающей крыши.  Волна  жара
ударила в спину с такой силой, что он  сделал  два  торопливых шага. Лютецию
невольно прижал к груди  крепче. Она вскрикнула, как испуганная  беспомощная
птичка в железной ладони безжалостного охотника, попыталась освободиться, он
неуклюже  зашептал успокаивающие слова. Она перестала,  наконец, отбиваться,
но не  успокоенная, как  он  ощутил,  а  просто  снова  сломленная,  как  ее
постоянно ломали...
     - О, горе мне! - вырвался у него крик. - За что ее так?.. За что меня?
     Его  сотрясало  от рыданий.  Сквозь пелену  слез  видел  бледные  лица,
протянутые руки, но не выпускал ее из рук. Услышал приближающийся рев:
     - Прочь, прочь с дороги!
     Четверо лошадей несли  крытую повозку  почти по воздуху. Возница  круто
развернул, натянул поводья. Из повозки выскочил Вехульд.
     - Я набросал медвежьих шкур, - сказал он торопливо. - Ну...  и все, что
попалось. Давай ее сюда...
     Он придержал дверцу открытой, Фарамунд занес слабо трепыхающийся  комок
в повозку.  Вехульд втиснулся  следом  и, пихая Фарамунда  задом,  торопливо
завесил шкурой единственное окошко.
     Громыхало  самолично  приволок  за  роскошные  волосы  молодую  женщину
благородного вида.
     - Вон там, - прорычал он, - лучшая в мире женщина!.. Ее держали здесь в
плену! Твоя жизнь сейчас зависит от нее. Поняла?
     Он пихнул ее к повозке, и дрожащая женщина, еще не веря своему счастью,
торопливо скользнула вовнутрь.
     Фарамунд уложил Лютецию на  ворох  шкур, но все не мог выпустить  ее из
рук. Ноги подгибались, он все старался сесть, смутно помнил, что его тащили,
кричали  в  уши. Наконец  сизый дым превратился в  черный, он услышал звон в
голове и провалился в черноту весь.

     Очнулся  от  дикой  боли  в  голове. Череп  раскалывался,  нельзя  было
пошевелить  глазными  яблоками, а веки  страшился открыть вовсе. При  каждом
намеке на движение в голову втыкали раскаленное острое шило.
     Сверху  обрушился холодный водопад.  Он обнаружил, что  лежит на мокром
камне.  С трудом  поднял  веки. Над ним  стояли  воины, лица  встревоженные.
Расступились,  как раз  набежал еще один  с ведром в руках, едва  удержался,
чтобы не выплеснуть на рекса:
     - Очнулся?.. А мы уже перепугались...
     Фарамунд с  трудом  повел  головой. Он лежал посреди  двора, вокруг все
усеяно мертвыми телами.  Алые лужи соединились краями,  теперь казалось, что
все  погибшие лежат на одном красном полотнище. Еще  не остывшие  от жаркого
боя  франки  бродили  среди  убитых,  переворачивали,  осматривали, добивали
раненых, срывали украшения.
     - Лю...те...ция, - проскрипел он.
     В  горле  першило,  жгло.  Он  чувствовал, что  гортань превратилась  в
подобие ржавой трубы.
     - Спит, - торопливо сказал  незнакомый  воин. Раздвигая толпу,  подошел
Громыхало. Заботливо поднял Фарамунда, подтвердил:  -  Спит. Не беспокой  ее
сейчас... Пойдем в дом.
     Главный дом прогорел, остались только стены. Зато правое крыло уцелело,
оттуда  из зала  сейчас  выносили убитых.  Кровь замывать  не  стали, просто
набросали охапок свежей соломы. Уцелевшие столы и лавки собрали, расставили,
побитые  вышвырнули,  Челядь  Савигорда торопливо носила из подвалов вино  и
еду, униженно прислуживая победителям.
     Под  ногами  еще хрустели  остатки  побитой  посуды,  но  их  заглушила
победная песнь.
     - За что? - спросил Фарамунд потрясенно. - За что ее... так?
     Его  шатало,  могучая  рука  Громыхало  держала  его  за  плечо.  Голос
сочувствующе пробубнил в самое ухо:
     - Говорят, он настаивал на женитьбе... а она  сразу и наотрез... Да еще
и...
     - Что?
     - Посмеялась.
     - Лютеция?
     -  Челядь говорит, что  вроде бы сказала ему прямо в глаза... да  еще в
присутствии слуг, что он мизинца не стоит того, кого назвал разбойником...
     Из груди Фарамунда вырвался горестный вопль:
     - Она такое сказала?
     - Да, - буркнул Громыхало. - Не представляю, зачем.
     - Зачем? Ну, зачем?
     Громыхало хмыкнул:
     - Гордая... Наверное, так подумала...
     - Зачем, - повторял он потрясенно, - зачем она это сделала?
     - Да, зачем...  Ее гордость, гм... А этого зверя  задело! Говорят, даже
не стал  пробовать подарками...  а сразу, как привез... в  каменный мешок!..
сломить, наказать, заставить...
     От факелов на стенах шел едкий  дым,  плавал сизыми кольцами, свода уже
не видно,  глаза щиплет, в горле першило. Мясо жарили сразу на двух огромных
вертелах и в камине, где-то подгорело, едкий запах заполнил  зал, смешивался
с вонью от немытых мужских тел, запахами пива и конского навоза.
     На помосте накрыли отдельный стол для рекса и его военачальников. Слуги
поставили блюда с мясом, рыбой, сыром, принесли караваи пресного хлеба. Вино
принесли в тонкогорлых кувшинах, а пиво прикатили в бочонках.
     Фарамунд  почти не замечал, что  ест. В голове по-прежнему пульсировала
тупая боль. При каждом движении в виски вонзались острые ножи. Вино казалось
пресным, как вода, а вода отдавала болотом.
     - Пируйте, - велел он мрачно. - Я на свежий воздух...
     - Дыму наглотался, - сообщил Громыхало, как сделал открытие. - Еще пару
дней поболит, сблеванешь разок-другой, и все наладится.
     - Все?
     - А вот то, что и Савигорда сумел заломить, - добавил в спину  Вехульд,
- об этом петь будут!
     Они еще не  знают, мелькнуло в голове Фарамунда, как  погиб Савигорд...
Что у него  повернулось в голове или в груди,  когда вдруг решил  подставить
спину под падающие балки?
     Свежий воздух ударил в лицо. Здесь, во дворе, тоже  запах гари, горящей
плоти, но ветерок все  уносит,  вымывает двор.  Он чувствовал, как в  голове
чуть посветлело, а тошнота осела в глубины, затаилась.
     Возле повозки стоял Рикигур, отгонял всех, кто подходил слишком близко.
Дощатая дверца иногда вздрагивала,  Фарамунд стискивал  кулаки, представляя,
как сжимает пальцы на горле Савигорда.

     В распахнутые  врата влетела на  горячем,  быстром,  как ящерица,  коне
стройная девушка с черными распущенными волосами. Копыта простучали  весело,
задорно, а  Клотильда, на полном скаку почти лежала  на конской гриве. Глаза
ее блестели как звезды, а щеки полыхали маковым цветом.
     - Госпожа нашлась? - вскрикнула она счастливо. - Где она?
     За  ней в бург  на полном  скаку  ворвался  запыхавшийся воин, которому
Фарамунд  велел  следить за  Клотильдой  и не  пускать ее  близко  к опасным
местам.
     Спазмы  в груди не дали  ему ответить. За его спиной  появился мрачный,
как ночь над болотом, Громыхало, буркнул несчастливо:
     - Вон там... в повозке.
     Клотильда негодующе воскликнула:
     - Одна?
     Конь  под ней встал на  дыбки, развернулся на  задних ногах.  Громыхало
крикнул вдогонку:
     - Там за ней присматривают...
     Клотильда  соскочила  возле  повозки,  конь  сразу   отбежал,  шмыгнула
вовнутрь.  Через  мгновение  оттуда вывалилась  женщина  благородной  крови,
словно ей дали пинка. Мгновение она лежала ошеломленная, потом ее подхватили
проходившие мимо гогочущие воины, уволокли, на ходу задирая платье.
     - Клотильда в ней души не чает, - сказал Громыхало неуклюже. -  Она  ее
быстро поставит на ноги...
     - Собрать всех лекарей, - велел сквозь зубы Фарамунд. - Всех  колдунов,
знахарей,  чародеев, всю эту дрянь,  что... и положить перед  ними  на  стол
горку золота и обнаженный меч. Они поймут!
     Не  в  силах  ждать,  он тихонько подошел к  повозке.  Оттуда доносился
ласковый убеждающий голос Клотильды, Лютеция вскрикнула лишь однажды, но так
жалобно и  обреченно,  что  у Фарамунда заныло  сердце. Он  прикусил  палец,
ощутил, как в глазах скапливаются слезы.
     Лютеция  металась в жару, бредила.  Лицо ее блестело, смазанное маслом,
Клотильда бережно снимала струпья. Сейчас нежная кожа была в красных пятнах,
глаза ввалились. Иногда она поднимала набрякшие веки, ее взгляд скользил  по
стене, встречался  с  любящим  взглядом служанки,  но  в  зрачках ничего  не
отражалось. Фарамунд приоткрыл дверцу, впуская больше света.
     Клотильда прошипела с ненавистью:
     - Что они с  нею делали?..  Что  делали?..  Рекс,  убей их всех!.. Всех
убей! Они все здесь виноваты!
     Он не мог ответить, опять всего затрясло. Сердце  заболело так  сильно,
что невольно ухватился за грудь, как будто зажимал рану.
     - Как... она?
     -  Прикрой дверцу плотнее!.. Она  такая слабенькая,  ее  любой  ветерок
погубит.
     - Она хоть узнает тебя? - спросил шепотом Фарамунд.
     - Нет. Уходи, рекс...
     - Я совсем тихо, - пообещал он.
     - Зря. Мне  приходилось однажды  кормить насильно больную  маму... Тебе
лучше не смотреть.
     Он не смог смотреть, как ее кормят насильно, держа за голову и разжимая
челюсти, закусил руку до крови. Из глаз покатились крупные слезы, а из груди
вырвались хриплые рыдания.
     Боль и страдание выплеснулись в припадок дикой ярости. Он  схватил меч,
ринулся  обратно  в  бург. Челядь уже  выползла из нор,  суетилась,  пытаясь
услужить новым хозяевам. Он  носился как  безумный, убивал всех,  а когда  в
третий  раз  пронесся  по переходам  и  никто  не пал от его меча,  закричал
страшным голосом:
     - Громыхало!.. Вехульд!.. Где родня этого Савигорда?
     Появился Унгардлик, крикнул опасливо издали:
     - Их держат в сторожевой башне!
     - Вывести во двор! Сейчас же!!!
     Хмурое небо пропустило луч солнца. На освещенный двор из башни вытащили
испуганных жен Савигорда, его детей, начиная от  трехлетних и до подростков.
С  ними  гордо шла  старуха, высокая и прямая,  со следами былой красоты. По
осанке  Фарамунд  догадался,  что это мать бывшего  властелина бурга  и всех
окрестных земель.
     Их вывели на середину двора. Женщины пугливо  овечились, только старуха
смотрела  надменно  и вызывающе. Ее  лицо было бледным, но в глазах Фарамунд
видел ненависть и презрение.
     Ярость захлестывала ему мозг,  разламывала череп. Сквозь грохот в  ушах
он сам с трудом расслышал свой искаженный голос:
     - Связать!.. Бросить на землю!
     В мгновение ока всех, даже детей, грубо и бесцеремонно стянули крепкими
веревками, швырнули  оземь. Фарамунд  выхватил у Громыхало его боевой молот.
Глаза  связанных в панике смотрели  на нег