стинк-тивно
щелкнул пастью, ощутил во рту теплое и соло-новатое, во все стороны полетели
перья.
     Сова,  мелькнула горячечная  мысль.  Та, через глаза которой следили за
мной. А я, значит...
     Глаза его уродливой головы  снова  оказались по бо-кам, неудобно... а с
другой стороны, обзор больше. Сердце колотится отчаянно, во всем теле жар...
который  кажется таким естественным. Вряд ли  рыба смог-ла  бы летать,  а он
совсем не рыба... хотя и не совсем птица...
     Поднимался все  выше  и  выше,  наконец  растопырил  крылья,  застыл  в
воздухе.  Его  слегка  покачивало, ночью воздушные  потоки от земли  намного
слабее,  он  посто-янно опускается,  но  с  этой высоты  мир с  овчинку, всю
Гелонию закроет одной растопыренной лапой...  когти-то какие, когти!.. а сам
город так и вовсе можно рассмот-реть только как сверкающую во тьме искорку.
     Его все еще трясло,  но не было того дикого страха как тогда, в  первые
разы. Весь страх истратил, пока дро-жал и прятался.
     Здесь, наверху,  он видел отчетливо  свои лапы  и крылья.  Здесь  почти
день, из-за горизонта бьют оранжевые лучи, оттуда из-за края вот-вот  начнет
высовываться этот оранжевый слепящий шар, но внизу черно, там глубокая ночь,
там еще не зрят этого великолепия...
     Он сложил  крылья,  воздух засвистел,  чернота  медлен-но разрасталась,
расступалась в стороны, а оранжевые лучи втянулись обратно за край неба, как
рожки  пугли-вого равлика. Да, внизу ночь, это он поднялся  слишком высоко и
успел заглянуть в будущий день!
     В лагере агафирсов тихо, спят все,  кроме вартовых. Весь лагерь окружен
высоким  валом,  за  ним  затаились  недремлющие стражи, а перед валом еще и
глубокий  ров, в его  дно  тоже могли  вбить острые колья.  Так,  на  всякий
случай.  Гелоны  не  нападут,  но  дисциплину  дер-жать  надо.  И чтобы  все
привыкли,  что  в  любом похо-де,  даже  когда  противник за  десять  конных
переходов,  лагерь  надо  окружать  рвом  и валом.  Даже  когда пада-ешь  от
усталости.  Лучше потерять  пару  часов сна,  чем  жизнь.  Все  верно, такое
придумал словно  такой  же,  как и он, осторожный и ничего не  упускающий из
виду. По крайней мере, старающийся не упускать.
     Широкие  крылья несли бесшумно,  он  скользил  как  тень, небо  хоть  и
чистое, но половина луны еще не вы-лезла  из-за темного, как матереубийство,
края земли. Правда, в  самом лагере через равные  промежутки  го-рят костры.
Просто если враг да нападет, чтобы про-снувшиеся воины сразу ориентировались
где и что, а своих отличали от чужих.
     Самое свободное место  оказалось,  на его  взгляд, в се-редине  лагеря.
Здесь  три шатра, чуткие уши уловили в одном гул мужских голосов,  в  другом
тихо,  безжизнен-но,  а в  третьем  чувствуется  движение,  неясные  шорохи.
Шумный, ясно,  это  Агафирс, явно  с  полководцами  пла-нирует  битву,  но в
котором из шатров Хакама? Где ос-тальные чародеи?
     Перед  шатром  шагах  в пяти  костер,  трое дремлющих  стражей.  Все не
выпускают из рук оружия, а  у одного  рядом на земле лук с натянутой на рога
тетивой. И стре-лы, высыпанные веером прямо на землю.
     Желудок Олега сжался, а крылья  напряглись, гото-вясь сильными взмахами
послать тело выше, долой от опасности. Он сцепил челюсти, паника бьет в мозг
ог-ненными  толчками, мышцы сводит судорогой, заставил себя раскинуть крылья
шире и пройти плавно по кру-гу, затем поднялся  выше, снова пошел по широкой
дуге.
     Достаточно любому из стражей  вскинуть голову, его  огромные крылья  не
заметить  трудно. А тому, у которо-го под рукой  лук, трудно промахнуться по
такой огром-ной мишени.
     Он ощутил острый  укол, крылья  встрепенулись, по-слали  тело прочь  от
опасности.  Он  безмолвно  выругал-ся,  заставил  себя  снова  вернуться  на
планирование по кругу. Воздух холодный, от  земли потоков нет,  не попаришь,
тяжелое тело чересчур быстро продавливает раз-реженный воздух...
     Да сколько  можно,  мелькнула отчаянная мысль. Я же просто трушу, а  не
выбираю место!
     Сложил крылья, выдвинул лапы. Сбоку пронеслась быстро вырастая, пологая
стена  шатра. Страх хлестнул  как крапивой по голому  телу, крылья едва-едва
сами не замолотили по воздуху, везде опасность, чужие за-пахи...
     Земля  ударила  больно,  он  затаился  в страхе,  для  него  это  вовсе
землетрясение,  но  в шатре  звучат все  те же уве-ренные, властные, чуточку
раздраженные голоса.
     Полежал, прислушиваясь к шорохам и запахам. Чу-тье подсказало, что надо
отползать,  послушно отодви-нулся  в  темноту. Полог шатра  откинулся, вышли
двое.  Уверенные,  сильные,  с  властными голосами  военачаль-ников. Так  же
неспешно и громко беседуя, пошли в сторону цепочки костров.
     Он  выждал  еще,  присмотрелся.  После  обретения  че-ловеческого  тела
приходится ждать, когда глаза заново привыкнут  к слабому свету, а руки то и
дело еще дела-ют движения, чтобы взлететь.
     У костра вповалку человек десять. Еще  один прохажи-вается взад-вперед,
зевает, трет глаза. Олег  выждал, пока  он  повернется  и  пойдет в обратную
сторону, быстро выд-винулся из темноты, подполз к ближайшему из спящих. Одна
ладонь упала на подбородок, другая на  затылок. Едва слышно хрустнули шейные
позвонки. В следующее мгновение он волок неподвижное тело в темноту.
     Страж  дошел  до освещенного  другим  костром круга, повернул. Олег  из
темноты наблюдал с сильно бьющим-ся сердцем. Страж прошел мимо спящих, снова
зевнул, не заметив, что вместо семи тел осталось шесть,  повер-нулся и пошел
обратно. Руки Олега тут же спешно со-драли с убитого одежду.
     Он отполз, кожаные доспехи сидят  плотно,  даже тес-новато, а  короткий
меч почти  не оттягивает пояс.  Шлем он постарался надвинуть  поглубже,  его
красные волосы и зеленые глаза слишком приметны. К счастью, в сум-раке серые
не только кошки,  глаз не  воспринимает  цве-та нельзя  только, чтобы кто-то
поднес факел к его лицу и посмотрел в глаза...
     Осторожно  прошел на другую сторону  лагеря. У кост-ров воины, беседуют
негромко,  степенно,  с ленцой  силь-ных и уверенных  в  себе  людей. Оружие
рядом, щит всегда по левую  сторону, в  любой  миг все готовы вскочить уже с
мечом в руке и щитом на другой. Лишь у горцев оружие  сложено в кучи, а сами
они  пьют  и  веселятся  шумно, хо-хочут,  все налитые  силой,  здоровенные,
счастливые  от возможности  вырваться из своего маленького племени и увидеть
белый свет.
     Один оглянулся на Олега, весело крикнул, во вскину-той руке кувшин:
     --  Иди сюда,  друг! Выпьем  за  нашего  предка Сосла-на и  за  погибль
врагов!
     Олег отмахнулся.  Нога  его  запнулась,  он  нелепо  взмах-нул руками и
влетел в темноту. За спиной расхохотались.
     Пламя костров  наконец  высветило шатер, который  он отметил для себя с
воздуха.  Костер шагах в десяти от  вхо-да, явно волшебница не хочет слышать
шуточки грубых  мужчин. Хотя вряд  ли  ее это  смутило бы. Скорее не хо-чет,
чтобы слышали ее...
     Притаившись за шатром, он долго вслушивался, ловил запахи. Хоть он и не
Мрак с его волчьим нюхом, но даже запахи говорят, что в шатре не меньше трех
женщин.  Аро-матные  притирания,  светильник  с  благовониями, .чув-ствуется
присутствие   редких  трав,  снадобий,  отваров...  На  тонкой  ткани  шатра
проступает  слабое  оранжевое пятно:  пламя  светильника приглушили,  но  не
погасили, здесь в темноте спать то ли опасаются, то еще чего...
     Воины весело ржали.  Один подбросил сухого хворо-ста. Пламя взметнулось
выше, Олег поспешно скольз-нул вокруг шатра, быстро отодвинул полог и юркнул
вовнутрь.
     Ему  показалось, что он попал в пруд с теплой стоячей  водой. Пруд, где
разлагаются  сотни  болотных  растений.  Три  женщины  спят  на расстеленных
шкурах, одна в са-мом центре шатра, две -- у ее ног.  Небольшой светильник в
виде распустившейся  розы на  столбе, поддерживающем верх шатра, свет падает
прямо на лицо женщины.

Глава 37

     Олег ощутил, как  по  телу  пробежала волна отвраще-ния и жалости.  Его
пальцы без колебаний сомкнулись  бы на шее могущественной волшебницы Хакамы,
но у его  ног обнаженная женщина, которая на ночь  стерла сурьму и румяна, и
теперь он видит ее такой,  какой ви-дит себя только она сама: уже  немолода,
мелкая сеточка морщинок у глаз,  чуть обвисают щеки, складки на шее, дряблая
кожа  рук, горькая  морщинка между  бровей... что ему нравится, как  признак
мудрости, но женщины ее по-чему-то ненавидят, мол, старит...
     Она разметалась во сне, ее маленькие груди все еще хранят форму, только
соски потемнели и сморщились, словно только что вылезла из холодной воды, да
и во-обще тело еще красивое и сильное, гораздо моложе лица.
     Он  стоял, колеблясь,  Хакама  вздохнула  и чуть повер-нулась на правую
сторону. Теперь  запавший живот выд-винулся,  дряблые мышцы не держат, груди
некрасиво свесились  набок, а складка у  рта стала  глубже. Никогда не стану
переживать,  мелькнуло у него  в мозгу,  что старею! В  каждом возрасте свои
радости. Стариков чтут.  Будь у меня длинная седая борода, тогда все то, что
говорю сейчас, слушали бы с почтением,  в каждом обро-ненном слове искали бы
и находили глубокую  мудрость, каждый совет тотчас бы выполняли... А  сейчас
смотрят как на деревенского дурачка, что бормочет невесть что.
     Он на миг ощутил глубокую жалость, что он еще не старик, а здоровенный,
еще молодой мужик,  от  которо-го ждут только доброго удара кулаком, который
быкам  ломает хребты  для  потехи... тоже  мне  потеха... скрючен-ные пальцы
медленно разжались.
     Хакама  во сне  горестно вздохнула. Складка на  лбу стала глубже,  губы
шевельнулись.  Со вздохом  сорвалось  какое-то слово  или имя, но  Олег  уже
пятился к выходу. Там сбоку на столике пламенели коробочки  с притира-ниями,
благовониями. Он ткнул пальцем  в  румяна, бы-стро начертал на  тонкой ткани
четыре размашистых сло-ва, откинул полог и выскользнул наружу.
     Из шатра Агафирса вышли еще  двое.  Теперь голоса доносились негромкие,
усталые.  Олег  с  беспокойством посматривал  на  небо,  из-за темного  края
показался бле-стящий купол, похожий на голый череп Окоема.
     Он скользнул к входу. В тот миг там погас свет, Олег инстинктивно упал,
прижался. Мысли лихорадочно носи-лись в  черепе, как растревоженные муравьи.
Будь на его месте прямой Мрак или простодушный Таргитай, оба попросту решили
бы, что там  легли  спать, но Олег пере-бирал сотни вариантов, возможностей,
пока  после долго-го прислушивания  решил, что  там  все-таки наговорились и
решили соснуть перед рассветом.
     Все  еще сомневаясь,  он  привстал,  отодвинул  полог.  Слышно  дыхание
спящих. Увы, не двое, как он ожидал, а по меньшей мере четверо.
     Рука выпустила  полог, в полной темноте  он сделал  шажок, прислушался,
сделал шаг, присел. Ровное дыхание спящего раздавалось совсем рядом. Дыхание
силь-ного  здорового  мужчины. Пальцы  Олега вздрагивали, когда  он протянул
руки.  Меч  упирался в  ноги, просился  в  ладонь,  но  пальцы уже коснулись
твердого и горячего... Это плечо, понятно.
     Он  поднял  руку  выше,  с  силой  сжал пальцы, повернул. Хруст  шейных
позвонков  показался  громче  треска  пере-ломленного дерева.  Застыл, снова
превратившись  в слух.  Тело  под ним  слегка  дернуло  ногами  в  судороге,
затихло.
     Олег  поспешно  перешел ко второму.  На этот раз пальцы легли  точно на
затылок  и горло,  сдавил, повер-нул. Умирающий дернулся, слышно  было,  как
пихнул ногами грузное тело соседа. Из темноты раздался хриплый сонный голос:
     -- Еще раз лягнешь... коней сторожить пошлю!
     Олег  лежал  тихо. Сквозь  тонкую ткань шатра  прони-кал  слабый лунный
свет.  Глаза  уже привыкли, он  уловил очертания человека,  что  со  злостью
перевернулся на  дру-гой  бок.  Выждав несколько мгновений,  Олег переполз к
нему, навалился всем телом, одновременно зажав рот и ломая шею. Этот в самом
деле не бился, затих сразу.
     В шатре, к его ужасу, спали еще трое, а с убитыми -- шестеро. Уже дрожа
от  этих хладнокровных убийств, он  быстро,  почти не скрываясь,  подходил к
каждому и ло-мал  шейные позвонки. С последними двумя получилось так удачно,
что парализованное тело застывало в тот миг, когда ломал шеи.
     Сердце  выскакивало, к горлу  подступила  тошнота.  Руки  тряслись,  он
суетливо  вытирал о кожаные  латы,  хоть  кровь  плеснула  изо рта только  у
одного, да и то мимо.
     -- Прости,  Колоксай, -- шепнули его  губы.  -- Но все равно кто-то  из
твоих сынов должен уйти... Кто убива-ет, да будет убит сам.
     Мозг  суетился,  подыскивал  оправдательные доводы,  массу  доводов, но
ощущение осталось, будто собственными руками  задушил  невинного  ребенка  и
напился  его  крови.  Пошатываясь,  он  вышел  из  шатра...  и лицом к  лицу
столкнулся с рослым немолодым воином,  что  уже  нагнул  голову, намереваясь
войти в шатер. За его спи-ной Олег  увидел еще  двоих,  крепких ветеранов  в
хоро-ших доспехах.
     -- За Сослана! -- выкрикнул он. -- И за погибель врагов!
     Военачальник ахнул, изо рта  плеснула кровь. Олег ос-тавил рукоять ножа
в его печени, толкнул смертельно  ра-ненного на ветеранов, что ухватились за
мечи, прыгнул, одного сбил с ног, упал и откатился в темноту, а там вско-чил
и понесся к костру горцев, крича:
     -- Агафирсы нас предали!.. Они нас убивают!
     Горцы  в тревоге,  еще не веря,  вскакивали, хватались за оружие.  Олег
прыгнул  в сторону, перекатился,  боль-но ударился, в черепе стучала  мысль,
что  вот у него  руки сейчас превращаются  в крылья,  челюсти  вытягиваются,
вытягиваются...
     Он  подпрыгнул,  ноги  оторвались  от  земли. Уже на высоте он  попал в
полосу света от большого  костра, но в лагере никто  не смотрел в  небо, все
хватались за ору-жие, поспешно бросали в костер весь хворост.
     Он набрал  высоту  и,  уже  невидимый  для  всех, всмат-ривался,  успел
увидеть самое начало схватки, когда разъя-ренные агафирсы с оружием в  руках
бросились  на горцев, а гордые потомки  Сослана,  вместо того чтобы  сложить
оружие  и униженно оправдываться,  мужественно  встре-тили  нападающих, даже
потеснили, ибо все до единого сильны, свирепы и полны отваги...
     На стенах Гелона ударили тревогу. Воины с непонима-нием всматривались в
зарево пожара, что вспыхивал то в одном, то в другом месте лагеря агафирсов.
Несколько  раз всадники, словно  потеряв голову, неслись прямо на го-родскую
стену, оттуда  поспешно  бросали  камни, лили кипящую  воду, и  несчастные с
жуткими криками падали с коней.
     А в стане  агафирсов слышались  крики,  то  и  дело  вспыхивали  жаркие
схватки. Немалый отряд горцев, на которых возлагали особые надежды, вырубили
начисто. Сосланиды,  даже захваченные врасплох, сражались отча-янно, унося с
собой немало отважных воинов. Многие отряды самих агафирсов,  не зная, с кем
сражаться,  по-кинули свои места, блуждали в темноте, перебравшись через вал
и ров.  Между ними то  и дело вспыхивали  схватки, стрелки поражали из луков
своих, принимая за внезапное нападение со стороны гелонов.
     Военачальники  агафирсов  не сомкнули глаз,  пытаясь навести порядок. В
темноте  то  и дело раздавались  кри-ки, что к  осажденным пришла  помощь от
западных пра-вителей, другие уверяли, что сами  гелоны  вместе  с  мо-гучими
колдунами  вышли  из  крепости  и сейчас сеют  смерть  среди  них.  Очевидцы
пересказывали  жуткие слухи про всадника на коне-скелете, в руках у него был
ог-ненный меч длиной с оглоблю, которым он выкашивал сразу целые отряды.
     Агафирс еще  до этой  паники засиделся у  костра  с Тарилом, Перейцей и
Антажаром  -- простыми воинами. Для кого-то эти трое  -- простые,  но не для
него: с эти-ми он начинал первый поход, этих первых  становится  все меньше,
он их теперь берег, вот и сейчас располо-жил  так, чтобы остались в резерве,
а их костер у самой северной границы лагеря, как можно дальше от Гелона.
     Когда  вспыхнули костры  ярче  и раздались  яростные  крики,  он раньше
Тарила  и Перейцы  выхватил  меч, вскочил  на ноги раньше Антажара, даже сам
заметил, что по-прежнему лучше даже этих опытнейших бойцов. Они бросились за
ним  следом, а  впереди  уже  зазвенело  железо,  застучали  щиты,  он видел
оскаленные злобой лица, на которые пламя костров  бросает быстро исчеза-ющие
блики, из-за которых даже хорошо знакомые лица кажутся чужими и враждебными.
     Самая яростная  схватка была у шатров  сосланидов, Агафирс  ценил  этих
огромных и  невероятно сильных во-инов, похожих на живое железо, он с трудом
уговорил  их  принять участие  в  его  походе,  с трудом удерживал  в рамках
какой-то  дисциплины:  сосланиды кичились  сво-ей независимостью и постоянно
задирали  агафирсов и устраивали  с ними  ссоры,  из которых обычно выходили
победителями.  Агафирсы  их  тихо ненавидели,  и  сейчас,  когда  он  увидел
изрубленные трупы агафирсов, он по-нял, что взаимная ярость прорвалась...
     Бои, однако, вспыхивали по всему лагерю. Всю ночь он носился из края  в
край,  размахивая  окровавленным мечом,  сам  залитый  кровью,  как  мясник,
свирепый,  как  бог  войны,  за  ним неотступно следовали Тарил,  Перейца  и
Антажар,  гордые, что снова все как прежде, и уже под утро, когда все начали
различать  в   бледном   рассве-те  лица  друг   друга,   на  них  наткнулся
возвращающийся в лагерь отряд агафирсов, и кто-то от испуга метнул нож прямо
в неожиданно возникших перед ним людей.
     Нож  оказался  брошен  с такой  силой,  что, отлетев от  металлического
доспеха Агафирса, попал в горло Антажару, и тот беззвучно рухнул на землю.
     Оцепенев  от  горя,  Агафирс  шел по лагерю.  В  жуткой  ночи в  костры
побросали  остатки  хвороста,  криками со-зывали своих. Ночь, такая короткая
летом,  тянулась  му-чительно долго. А когда медленно наступил рассвет  и на
востоке небо осветилось, всем стало видно, что трупы  лежат по всему лагерю.
Одного  взгляда было достаточ-но, чтобы понять:  никакой вылазки  гелонов не
было, все погибли от рук своих же. Тут же рядом с убитыми пере-вязывали раны
те,  кому повезло  больше. Хотя повезло ли  тому,  кто впотьмах убил родного
брата, с которым про-шел десять победоносных войн?
     Почти все убитые лежат полураздетые, глаза распахнуты в  ужасе,  только
некоторые  сжимают  мечи или то-поры.  Каждый  десятый  шатер  сгорел,  кони
разбежались но худшее ждало Агафирса,  когда  прискакал на взмылен-ном  коне
бледный как смерть Панаст, прокричал:
     -- Нашли!
     Агафирс встрепенулся:
     -- Кого? Лазутчиков?
     -- Нет, но...
     Агафирс  повернул  коня,  через несколько  минут  они  оказались  перед
опрокинутым  шатром, где перед входом лежала  целая  гора тел. Как будто  их
всех сразил гром небесный в единое мгновение, но Агафирс сразу понял, на что
указывал Панаст.
     Этих  всех убил один человек.  Жестокий, хладнокров-ный и  расчетливый.
Хуже того, обладающий  чудовищ-ной  силой, некоторые тела рассечены пополам.
Похоже,  он видел в темноте  как днем,  рубил  всех безошибочно,  ни  одного
человека не ударил дважды.
     Здесь раненых не было.
     -- Вы можете сказать, -- спросил Панаст, -- кто бы это мог сделать?
     Агафирс прорычал в бешенстве:
     -- Из всего нашего войска это по силу разве что мне!
     -- Значит,  --  сказал Панаст,  -- это  могли сделать  только  Скиф или
Гелон. Но Гелона, как мы знаем, уже нет...
     Из-за спины Агафирса выдвинулся Тарил, сказал свирепо:
     -- Скиф.  Конечно  Скиф. Если  не  сам  Гелон явился  на выручку своему
народу. Я слышал, некоторые правители уходят в подземный мир раньше времени,
чтобы трудный час прийти на помощь своему племени.
     Агафирс сказал раздраженно:
     -- Гелон такое не сделает! Да и Скиф--Скиф воин, а  не  убийца. Скиф ни
за что не придет ночью. Как и я не пришел бы. Это. ..
     Наступило молчание. Агафирс  поперхнулся, он видел, что и другие в этот
миг  вспомнили  о  Колоксае.   Конеч-но  Колоксай  --   благородный  воин  и
благородный