ивается.  Мучается старик,  хочет, говорит, иметь яд  при себе.
Прибегнет к нему, если  убедится в безнадежности своего  положения. Мучается
старик,  -  повторил  Сталин... У  него в мозгу протекал, видимо,  свой  ряд
мыслей".
     И  далее Троцкий спрашивает:  "Почему тогда Ленин  обратился  именно  к
Сталину?" И отвечает: "Разгадка проста:  Ленин видел в Сталине единственного
(читай - жестокого. - Э. Р.) человека,  способного выполнить эту трагическую
просьбу".
     Мария Ульянова  также вспомнила об этой просьбе достать яду, но описала
ее  совсем в иных обстоятельствах. Запись была обнаружена среди личных бумаг
сестры Ленина после  ее смерти и тотчас попала в секретный  фонд Партархива.
Лишь через полсотни  лет она стала доступной для историков. Эта предсмертная
запись - результат раскаяния, Мария считает своим долгом "рассказать хотя бы
кратко... о действительном отношении  Ильича к Сталину в последнее время его
жизни", ибо в предыдущих заявлениях она "не говорила всей правды".
     "Зимой 1921 года В. И. чувствовал себя плохо, - пишет  Мария. - Не знаю
точно когда, но в этот период В. И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит
параличом,  и  взял  со  Сталина слово, что  в этом  случае тот поможет  ему
достать и даст цианистого  калия. Сталин обещал. Почему  он обратился с этой
просьбой к Сталину? Потому что он знал его за  человека твердого, стального,
чуждого всякой  сентиментальности.  Больше  ему не к кому было обратиться  с
такой просьбой. С той же просьбой В. И. обратился к Сталину в мае 1922 года,
после  первого удара.  В. И.  решил  тогда,  что  все  кончено для  него,  и
потребовал,  чтобы  к  нему  вызвали  Сталина.  Эта  просьба  была настолько
настойчива,  что  ему   не  решились  отказать.   Сталин   пробыл  у  В.  И.
действительно минут пять, не более, и когда вышел от Ильича, рассказал мне и
Бухарину, что В. И. просил ему доставить яд,  так как время исполнить данное
обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Сталин вышел. Но
потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И. Сталин вернулся
снова к  В. И.  и сказал, что, поговорив с врачами,  он убедился, что еще не
все  потеряно  и  время  исполнять  просьбу  еще  не пришло.  В. И.  заметно
повеселел, хотя и сказал Сталину: "Лукавите?" - "Когда же вы видели, чтобы я
лукавил?"  Они  расстались  и  не виделись  до тех пор,  пока  В. И. не стал
поправляться. В это время Сталин бывал у него чаще других..."
     Так что Троцкий прав: просьба Ленина о яде была. Только Троцкий относит
эту просьбу к 1923 году, когда Ленин и Коба стали врагами,  а Мария Ульянова
-  к 1922 году,  к  периоду их нежной дружбы. Просьба Ленина была выражением
величайшего доверия к Кобе,  когда, по словам Марии Ульяновой, "Сталин бывал
у него чаще других...".
     Я думал прежде, что  Троцкий тут ошибся,  может быть  даже сознательно,
чтобы читатели поверили, будто уже ставший врагом Ленина Сталин исполнил его
просьбу.
     Каково  же было мое  изумление, когда,  работая в  Архиве президента, я
узнал, что и в  1923 году  Сталина вновь попросили достать яд для Ленина. Но
просьба эта исходила  уже не от самого Ленина, ибо он тогда не только не мог
"вызывать Сталина и требовать", как пишет Троцкий, но и говорить уже не мог.
     Однако все по порядку.
     Мы  вновь возвращаемся в 1922 год. О  чем же  беседовал Ленин с  Кобой,
когда тот его навещал?
     Мария  Ульянова: "В этот и дальнейший приезды они  говорили о  Троцком,
говорили при мне, и  видно  было  тут, что  Ильич  был  со  Сталиным  против
Троцкого. Как-то обсуждался вопрос,  чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это
носило  характер  дипломатический.  Такой  же  характер  носило предложение,
сделанное  Троцкому, быть  заместителем Ленина  по  Совнаркому. Вернувшись к
работе  осенью  1922  года, В. И. нередко  по  вечерам  виделся с Каменевым,
Зиновьевым и Сталиным  в своем кабинете. Я старалась их разводить, напоминая
запрещение врачей".
     Так что  это  не  Коба, а Ленин  собирал  "тройку": Зиновьев, Каменев и
Сталин против Троцкого!
     Бедный,  самоуверенный  Троцкий,  убежденный до  конца жизни, что Ленин
считал  его своим  наследником!  Он не  понимал,  что "у  В.  И. было  много
выдержки. И он  очень хорошо умел скрывать, не  выявлять отношение к  людям,
когда  считал это  почему-либо  более целесообразным...  На  одном заседании
Политбюро  Троцкий не сдержался и назвал В. И. хулиганом...  В. И. побледнел
как мел, но сдержался и сказал что-то вроде "у  кого-то нервы пошаливают" на
эту грубость  Троцкого. Симпатий к Троцкому он и помимо того  не чувствовал"
(Ульянова).
     Впрочем,  симпатий не чувствовал  он  и  к  Зиновьеву. "По ряду  причин
отношение В. И. к Зиновьеву было не из хороших", - пишет Ульянова.
     Так что, пожалуй, тогда он любил одного Кобу.
     Но все совершенно изменилось осенью 1922 года.  "Осенью были...  поводы
для недовольства Кобой со стороны Ленина". И Ульянова добавляет глухо: "Было
видно,  что  под  В.  И., так сказать, подкапываются... Кто  и как, остается
тайной".
     Нет,  для Ленина  это  уже не было тайной. Вернувшись  в  Москву  после
болезни, он многое понял. И если во время недуга подозрительность заставляла
его  на  случай  своего  конца создавать союз  против Троцкого, то теперь он
знал: опасен  стал  совсем другой. Видимо,  от  Каменева,  Зиновьева и  даже
Троцкого  Ленин  получил одни и те  же  тревожные  известия:  партия целиком
управляется Кобой.  Что ж, ведь это он призвал  в Генсеки Кобу,  поручил ему
создать аппарат, управляющий партией,  и Коба выполнил все, как он хотел. Но
не  вовремя  выполнил...  Теперь Ленин  болел, обострение может наступить  в
любой миг,  и  тогда... кто знает, как поведет  себя  повелевающий аппаратом
Коба?
     Коба явно подкопался под ленинскую власть. И  Ленин испугался. Он решил
убрать Кобу с поста Генсека, но для этого был нужен повод.
     И Ленин его нашел. В  1922  году  он  решает урегулировать положение  с
республиками.  Бывшие  части  Российской   империи  -  Украина,  Белоруссия,
Закавказская Федерация,  - управляемые  ставленниками Москвы, формально были
независимы от России. И Ленин задумал объединение республик.
     Коба  в   отсутствие   Ленина  предложил  тайное  сделать  явным:   все
независимые  республики  должны  войти  в  Российскую  Федерацию  на  правах
автономий.  Но  это вызвало ропот в республиках, особенно  в Грузии,  совсем
недавно  потерявшей  независимость.  Грузинский  руководитель  Буду  Мдивани
понимал, как тяжело объявить народу о прямом возвращении в царские  времена.
Он  попросил  "фиговый  листок":  независимость  хотя бы  на  бумаге.  Ленин
поддержал его  и выдвинул идею Союза республик,  которые наделялись бумажным
равноправием  и  даже  имели  право  выйти  из  будущего  Союза. Это  весьма
удовлетворяло "независимцев" в Грузии и одновременно позволило Ленину начать
кампанию против Кобы.
     Коба и  поддерживающий  идею Федерации  другой "национал" Орджоникидзе,
руководитель  большевиков  Закавказья,  знали,  как  глубок   национализм  в
республиках, какой опасной может стать завтра даже формальная независимость.
В пылу споров  темпераментный Орджоникидзе  ударил "независимца"  Кабахидзе.
Это послужило  прекрасным  поводом для Ленина  - он объявил  позицию Кобы  и
Орджоникидзе великорусским шовинизмом, а удар возвел в ранг преступления.
     Каменев, понимающий, что Ленин долго не протянет, и смертельно боящийся
возвышения Троцкого,  решает  поддержать  союз  с Кобой и тотчас доносит ему
запиской: "Ильич собрался на войну в защиту независимости".
     Коба знает - изменился к нему Ленин, и, конечно, понимает почему. Ленин
теперь  его враг.  И Коба предлагает Каменеву общий бунт: "Нужна,  по-моему,
твердость против Ильича".
     Да,  он уже не боится.  Врачи  отчитываются перед Генсеком, у Кобы есть
информация: новый удар неминуем.
     Но  Ленин  действует  эффективно  -  направляет  в  Грузию  специальную
комиссию и подключает к борьбе против Кобы его врага Троцкого. Союз Ленина с
Троцким делает исход борьбы предрешенным.
     Ленин решил раздавить Кобу на  ближайшем же съезде. "Он готовил бомбу к
XII съезду", - вспоминал Троцкий. Бомба - это политическое уничтожение Кобы,
обвинение  в  великорусском  шовинизме, то  есть в одном из  самых  страшных
грехов для большевика. За этим неминуемо должно было последовать отстранение
с поста Генсека.
     Каменев трусит. Он пишет Кобе: "Думаю, раз В. И. настаивает, хуже будет
сопротивляться". Коба  отвечает  меланхолически: "Не  знаю. Пусть  делает по
своему усмотрению".
     Коба решает ждать. Он умеет ждать...
     Он начинает составлять Декларацию об образовании Союза Республик - все,
как хочет Ильич. Но Ленин не принимает капитуляцию. В начале октября он шлет
записку Каменеву: "Великорусскому шовинизму объявляю бой".
     Каменев понимает: Ильича не остановить. Дни Кобы сочтены.
     В  это  время  Ленин  поддерживает  постоянную  связь с  Троцким  через
секретаршу Фотиеву.
     - Значит, он не хочет компромисса со Сталиным даже на правильной линии?
- спрашивает Троцкий.
     - Да, он не верит  Сталину и хочет открыто выступить  против него перед
всей  партией,  он  готовит бомбу,  - подтверждает  Фотиева. И объясняет:  -
Состояние  Ильича ухудшается с  часу  на  час. Не надо верить успокоительным
отзывам  врачей.  Ильич уже с трудом  говорит, он боится,  что свалится,  не
успев  ничего предпринять.  Передавая  записку,  он  сказал мне:  "Чтобы  не
опоздать, приходится раньше времени выступать открыто".
     Впрочем, Фотиева сказала об  этом  не  одному Троцкому.  Как  мы узнаем
далее,  все, что происходит  в кабинете  Ленина, она  докладывает Кобе.  Она
поняла: состояние Ильича ухудшается, с часу на час грядет новый Хозяин.
     Лидия Фотиева  - одна из считанных соратников Ленина, которую не тронет
Коба.  В  1938 году  он  отправит  ее  работать в  Музей Ленина.  Увенчанная
наградами, она  отметит  свой  девяностолетний юбилей и умрет  в  1975 году,
пережив и Кобу, и почти всю эпоху.
     Каменев  появляется  в  кабинете  Троцкого. "Он был  достаточно опытным
политиком, чтобы  понять, что дело  шло не о Грузии, но обо всей вообще роли
Сталина в партии" (Троцкий).
     Трусливый Каменев покидает Кобу.
     Близится крушение  бывшего любимца Ильича.  Но...  информация Кобы была
точной: Ленин  не  выдержал  напряжения борьбы  и  ненависти. 13 декабря два
приступа отправляют его в постель. Второй звонок прозвенел.
     Врачи потребовали отдыха Вождя. В середине декабря  на Пленуме ЦК  Коба
провел  резолюцию:  "Возложить  персональную  ответственность  за   изоляцию
Ленина, как в отношении личных  сношений с работниками, так  и  в  отношении
переписки,  на Генсека".  Свидания  с  Лениным  запрещаются.  Ни друзья,  ни
домашние не должны сообщать Ильичу ничего из политической  жизни,  чтобы  не
давать поводов для волнений...
     Вождю о  партийном  решении  не докладывалось. Он так  и не  узнал, что
поступил под надзор врага. Впрочем, Вождь исчез - остался больной человек.
     Исчез и Коба. Он уже не был тенью, ибо не было Вождя.
     Верный  Коба  умер.  Появился  Иосиф  Сталин,  с  отличием  закончивший
ленинские университеты.



        " * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ * "
     Сталин: жизнь и смерть
     "Тиран возникает... из корня, называемого народным
     представительством. В первое время он улыбается,
     обнимает всех, с кем встречается... обещает много...
     Но, став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие
     его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет
     исподволь уничтожать своих осудителей, пока не останется
     у него ни друзей, ни врагов".
     (Платон)

        "ГЛАВА 10"
     Бывшая тень

        "ВСТРЕЧА СО СТАЛИНЫМ"
     Пленум  ЦК  принял  рекомендованное  Лениным  еще  до болезни  решение:
монополия  внешней  торговли должна оставаться в  руках государства. Троцкий
выступал  главным агитатором  за  это решение. Он  явно исполнял теперь  при
Ленине  роль  Кобы.  Крупская  сообщила  мужу о победе его  решения,  и едва
оправившийся  после  припадков  Ленин  диктует письмо  Троцкому:  "Как будто
удалось взять  позицию без единого выстрела (резолюция о внешней торговле. -
Э. Р.). Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление".
     Наступление - все та же атака на Кобу. Ленин умеет бороться.
     На следующий же день Каменев, испугавшийся явного сближения  Троцкого с
Лениным, пишет записку Сталину о контакте вождей:
     "Иосиф, сегодня ночью мне звонил Троцкий,  сказал, что получил записку,
в которой Старик выражает удовольствие принятой резолюцией..."
     Сталин отвечает: "Тов. Каменев... Как мог Старик организовать переписку
с Троцким при абсолютном запрещении  доктора Ферстера?" Новый тон: он уже не
Иосиф, он - Генсек, никому не позволяющий нарушать партийное решение.
     И тогда Сталин вызывает  Крупскую по телефону  и  орет на нее. Попросту
грубо орет.
     Крупская  в  шоке.  Вернувшись  с  работы  домой,  "она была совершенно
непохожа на себя: рыдала, каталась по полу", - вспоминала Мария Ульянова.
     Видимо, тогда же, в нервном срыве, Крупская  не выдержала  и рассказала
Ленину  об оскорблении.  Взбешенный  Ленин написал  Сталину письмо о разрыве
отношений.
     Одновременно  Крупская  отправила  яростное   письмо   Каменеву:   "Лев
Борисович... Сталин позволил себе  по отношению ко мне грубейшую выходку. За
все  30  лет я  не слышала  ни  от одного товарища ни  одного грубого слова,
интересы  партии и  Ильича  мне не менее дороги, чем т. Сталину.  Сейчас мне
нужен максимум  самообладания. О чем можно и о  чем нельзя говорить, я  знаю
лучше  всякого врача. Во всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к вам и к
Григорию  (Зиновьеву. - Э. Р.), как  наиболее близким товарищам В. И., прошу
оградить  меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной  брани и
угроз. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности".
     Она не сразу поняла, что произошло. Впервые в жизни жена Ленина увидела
Сталина. До того она знала только верного Кобу. Но, постепенно придя в себя,
Крупская  сумела  оценить  новую  ситуацию и  понять  свою беспомощность.  И
видимо, тогда же она упросила секретаря подождать отсылать Сталину ленинское
письмо.
     Между тем  Каменев,  получив  письмо  Крупской,  понял: война  Вождя со
Сталиным возобновилась. Каменев отправился к Троцкому. Они обсудили ситуацию
и решили... оставить Сталина!
     Впоследствии Троцкий вспоминал эту сцену. "Я стою за сохранение "статус
кво", - заявил он Каменеву. - Если Ленин до съезда встанет на ноги, что мало
вероятно, мы обсудим этот вопрос  заново. Я против ликвидации  Сталина, но я
согласен  с  Лениным  по  существу.  Сталинская резолюция  по  национальному
вопросу  никуда  не годится... Кроме  того,  нужно,  чтоб  Сталин  сейчас же
написал Крупской письмо с извинениями..."
     Глубокой ночью Каменев сообщил Троцкому,  что Сталин принял все условия
и  Крупская получит от него письмо с извинениями. И тогда Крупская уговорила
Ленина не посылать свое  письмо. "В. И. она сказала, что они со Сталиным уже
помирились", - вспоминала Мария Ульянова.
     Ленин  согласился  -  он  умел  обуздывать  порывы.  Он  решил  сначала
подготовить новое наступление и лишь тогда отослать письмо.
     Но Сталин в курсе всего, что делается в ленинском доме.
     Мария Ульянова:  "Раз  утром  Сталин  вызвал меня в  кабинет,  он  имел
расстроенный и огорченный вид. "Я сегодня всю ночь не спал, - сказал он мне,
-  за кого же  Ильич меня считает, как  он ко мне относится, как к изменнику
какому-то, я же всей душой его люблю. Скажите ему это как-нибудь".
     Да, он решил в последний раз притвориться Кобой.
     Но  важнейший урок из  происшедшего  он  усвоил: Троцкий и  Каменев так
ненавидят друг друга и так боятся возвышения друг друга, что оба оставят его
Генсеком. Даже вопреки воле Ленина.
     НЕУТОМИМЫЙ В. И.
     Ленин жил в Кремле - он должен был уехать в Горки, но обильный снегопад
завалил  дорогу. Однако он не терял времени. Едва  оправившись от приступов,
Вождь продолжил сражение.
     С  конца декабря он тайно диктует "Письмо к съезду",  которое войдет  в
историю как завещание  Ленина.  Ильич поставил  условие: письмо  должно быть
прочтено только тому съезду, который состоится после его смерти.
     В этом письме  Ленин дал характеристики всем ближайшим соратникам - и у
каждого отметил весьма существенные недостатки.
     Наконец  он перешел к  Сталину. Его  характеристику Вождь  связал  с...
Троцким:  "Отношения между  Сталиным и  Троцким составляют большую  половину
опасности того  раскола, который был бы избегнут... увеличением числа членов
ЦК... Сталин, сделавшись  Генсеком,  сосредоточил в своих  руках  необъятную
власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться
этой  властью. С другой стороны,  Троцкий...  он,  пожалуй, самый  способный
человек в  настоящем ЦК,  но и... хвастающий  самоуверенностью и  чрезмерным
увлечением чисто административной стороной дела".
     Так он ударил по двум нелюбимым людям.
     Документ   переписывается   секретарем.   Черновики  сжигаются.   Копии
укладываются  в  конверты  с  надписью  "Строго  секретно"  и   отправляются
Крупской. Она должна их вскрыть только после смерти Ленина.
     Но одна копия, за сургучными печатями, остается в секретариате.
     Почему помешанный на секретности Вождь вдруг стал таким наивным? Как он
мог  поверить, что переданная в его секретариат копия  останется неизвестной
его соратникам? Неужели он не знал, что  слуги не  выполняют приказов бывших
господ?
     И  Фотиева  тотчас  позаботилась:   в  Партархиве  осталось  ее  письмо
Каменеву: "Товарищу Сталину в субботу 23 декабря было  передано письмо В. И.
к съезду... Между тем уже после передачи выяснилось,  что  воля В. И. была в
том,  чтобы   письмо  хранилось  строго  секретно  в  архиве  и  могло  быть
распечатано только В.  И. или Крупской... Я прошу  това-рищей, которым стало
известно это письмо... смотреть на него как  на запись мнения В. И., которое
никто не должен знать".
     На письме Фотиевой пометы: "Читал Сталин. Только Троцкому". Троцкий: "О
письме В. И., естественно, никому не рассказывал".
     Итак, "случайно"  не  поняв  Ленина,  Фотиева тут  же  передает  письмо
Сталину, а тот... Троцкому.
     Потом (как мы узнаем) Фотиева ознакомит с письмом Каменева и Зиновьева.
И скорее всего - с согласия Сталина.
     Почему?  Там содержатся их весьма нелестные характеристики, что  делает
всех крайне  заинтересованными в том, чтобы  о письме  никто  не  узнал. Так
Сталин обеспечил себе союзников в сокрытии письма.
     Но в начале  января 1923  года  неутомимый Ленин  добавил  новый текст:
"Сталин  слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и  общении
между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому
я  предлагаю  способ перемещения Сталина с  этого места и назначить  на  это
место другого  человека,  который...  отличался  бы от  Сталина только одним
перевесом: был бы более терпим, более лоялен, более вежлив, более внимателен
к товарищам, меньше капризности и т. д.".
     На этом Ленин не останавливается. Он начинает писать серию статей, одна
из которых - резкая критика Рабкрина, бывшего наркомата Сталина. Ленин умеет
бороться...
     Но Сталин, видимо,  тотчас обо всем узнал, и  в феврале доктор  объявил
Ленину,  что  ему "категорически  запрещены газеты, свидания  и политическая
информация"...   "В   этом  за-прете   Ленин  увидел  уже   не   медицинскую
рекомендацию, - вспоминала  после смерти Сталина сразу осмелевшая Фотиева. -
И Владимиру Ильичу стало  хуже. Его  расстроили до такой степени, что у него
дрожали  губы... по-видимому, у  В.  И. создалось впечатление,  что не врачи
дают указание ЦК, а ЦК дает инструкции врачам".
     Но  Ленин