ый очень туда просится.
     - Некоторые,  - молвил Сталин, сдерживая гнев, - мягко говоря, чересчур
ретивые работники  всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к
таковым,  но  советую  вам впредь  никогда не  ставить передо мной  подобных
вопросов".
     Что ему сын! Его страна гибла! Гибла Великая мечта!
     Как всегда, он привычно пытается заниматься всем.
     Чадаев: "К  примеру, он  занимался  выбором  конструкций снайперской  и
автоматической винтовки, какого типа  пригнать к ней штык -  трехгранный или
ножевой...  Когда я приходил к Сталину,  у него,  как правило, были Молотов,
Берия, Маленков... Вопросов никогда не задают. Сидят, слушают".
     Но теперь он платил за рожденный им всеобщий страх.
     "С   фронтов  поступала  информация...   В  донесениях,   как  правило,
занижались  наши потери и  преувеличивались  потери врага. Все это вселяло в
него убеждение, что, неся такие потери, враг  не может их  долго выдержать и
скоро потерпит поражение".
     Между тем немцы  стремительно  шли вперед.  Говорили о  скором  падении
Минска. Это значит: падет и Смоленск - и тогда открыт путь на Москву.
     "В эти дни Сталин часто вызывал к  себе  руководителей  наркоматов.  Он
ставил большие задачи и требовал их выполнения в короткие сроки, не считаясь
с реальностью. И люди часто выходили из его кабинета подавленными".
     Он все чаще ловил за спиной переглядку членов Политбюро. Страх кончался
- он должен был что-то предпринять...
     Чадаев:  "Утром  27  июня члены  Политбюро,  как  обычно,  собрались  у
Сталина. После окончания заседания... я вышел из кабинета  и увидел в  окно,
как  Сталин, Молотов и Берия садились  в  машину. Чуть помедлив, Поскребышев
сказал:  "Видно,  уже немцы взяли  Минск". Вскоре позвонил правительственный
телефон, и Поскребышев пояснил, что звонил Власик - начальник охраны Сталина
-  и  сообщил,  что Хозяин,  а  также Маленков, Молотов и  Берия находятся в
наркомате  обороны. Потом  мне рассказал Ватутин, что их  появление...  было
встречено  с  большим  недоумением.  Работники  наркомата,  увидев  Сталина,
останавливались в настороженном оцепенении, не в силах постигнуть - наяву ли
они видят Вождя.  (Они помнили недавний  смерч, пронесшийся  по наркомату  и
уничтоживший их  предшественников.  -  Э.  Р.)... Войдя в кабинет Тимошенко,
Сталин  тут  же  сообщил, что  они  прибыли  для  ознакомления  на  месте  с
поступающими сообщениями с фронтов и выработки дополнительных мер...
     Сталин молча стоял у оперативной карты, и было видно, что он сдерживает
гнев и бешенство. По знаку Тимошенко в кабинете остались Жуков и Ватутин.
     - Ну что там под Минском? Положение не стабилизировалось?
     - Я еще не готов докладывать.
     - Вы обязаны  постоянно видеть все как на ладони  и держать нас в курсе
событий, сейчас вы просто боитесь сообщать нам правду.
     Жуков, еще будучи до приезда Сталина во взвинченном состоянии, вспылил:
     - Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу.
     - Может, мы вам мешаем? - вклинился Берия.
     - Вы знаете, -  раздраженно произнес  Жуков,  -  обстановка на  фронтах
критическая, командующие ждут от наркомата указаний, и потому лучше, если мы
сделаем это сами - наркомат и Генштаб".
     Дальше последовала открытая перепалка.
     "Берия (запальчиво):
     - Указания можем дать и мы.
     Жуков:
     - Если сумеете - дайте.
     - Если партия поручит - дадим, - сказал Берия.
     - Это если поручит, - не меняя резкости тона, ответил Жуков,  - а  пока
дело поручено нам.
     Наступила пауза. Жуков подошел к Сталину:
     - Извините меня за резкость, товарищ Сталин, мы без-условно разберемся,
приедем в Кремль и доложим обстановку.
     Сталин посмотрел на Тимошенко.
     - Товарищ Сталин, мы обязаны сейчас в первую очередь думать, как помочь
фронтам, а потом уже вас информировать, - сказал Тимошенко.
     -  Вы делаете  грубую ошибку, отделяя себя от нас...  о  помощи фронтам
надо думать вместе, - ответил Сталин. Затем обвел удрученным взглядом членов
Политбюро  и  сказал: -  Действительно, пускай они сами  сначала разберутся,
поедемте, товарищи.
     И первым вышел из кабинета".
     Он увидел воочию: самое страшное произошло - они больше его не боялись.
Значит, наступал конец.
     Чадаев:  "Выходя из  наркомата  обороны,  он  в сердцах  бросил: "Ленин
создал наше государство, а мы все его просрали".
     Молотов  тоже описал это посещение: "Я со  Сталиным  ездил  в  наркомат
обороны... Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым, хотя он
редко выходил из себя.  Потом мы поехали на дачу, где он сказал: "Просрали".
Это относилось ко всем нам!"
     Молотов прав - это относилось ко всем и ко всему.
     БЛЕСТЯЩИЙ ХОД
     Чадаев:  "Во второй половине  дня  27  июня я  зашел  к Поскребышеву...
Позвонил правительственный телефон, Поскребышев ответил:
     - Товарища Сталина нет, и не знаю, когда он будет.
     -  Позвонить, что  ли, на дачу?  - спросил вошедший заместитель наркома
обороны Лев Мехлис.
     - Позвоните, - сказал Поскребышев.
     Мехлис привычно набрал по вертушке номер Ближней дачи и ждал полминуты.
Но никто не ответил.
     - Непонятно, - сказал Поскребышев. -  Может быть, выехал сюда, но тогда
мне позвонили бы из охраны.
     Подождали  еще  несколько  минут.  Поняв,  что ждать не стоит, пошли  к
Молотову. В это время позвонил  телефон, и  Молотов кому-то ответил, что  не
знает, будет ли Сталин в Кремле...
     На следующий день я пришел в приемную Сталина.  Но Сталин не приехал. У
всех было недоумение - что случилось?
     На другой день я  опять  отправился  в приемную подписывать  бумагу.  И
Поскребышев мне сказал сразу и определенно:
     - Товарища Сталина нет и едва ли будет.
     - Может быть, он выехал на фронт?
     - Ну что ж ты меня терзаешь! Сказал: нет и не будет..."
     Было много легенд об этом исчезновении Сталина из Кремля в эти страшные
первые дни войны. Но вот рассказ Чадаева - очевидца:
     "Вечером я вновь зашел с бумагами к Поскребышеву, и вновь...  Сталин не
появился. У  меня скопилось много бумаг, и поскольку первым заместителем был
Вознесенский,  я  попросил  его подписать.  Вознесенский  позвонил Молотову,
потом долго слушал его и, положив трубку, сказал:
     - Молотов просит обождать один день и просит членов Политбюро собраться
у него через два часа. Так что пусть эти документы побудут у вас...
     Вознесенский поднял трубку вертушки, ждал минуту и сказал:
     - Никто на даче не отвечает. Непонятно, видно, что-то случилось с ним в
такой тяжелый момент".
     И опять поздно вечером Чадаев идет в приемную Сталина.
     "- Хозяина нет и сегодня не будет, - сказал Поскребышев.
     - И вчера его не было...
     -  Да,  и  вчера  его  не  было,   -  с   некоторой  иронией   произнес
Поскребышев...
     Я предполагал, что Сталин заболел, но спросить не решился".
     Сталин приезжал  в Кремль  с  дачи  обычно  к  двум  часам дня.  Работа
продолжалась  до 3-4 часов ночи.  Этого  распорядка придерживались все члены
Политбюро, военачальники и наркомы.
     Чадаев: "И вот он не приехал... Ближайшее окружение  было  встревожено,
если  не сказать больше. Мы все  всегда знали:  проходило  немного  времени,
чтобы тот  или иной  работник не был  к  нему приглашен.  А  теперь телефоны
молчат, известно  только  одно:  он  на Ближней  даче, но никто  не решается
поехать к нему. В эти дни его уединения у Молотова собрались члены Политбюро
и стали решать, как быть? По сообщению обслуживающего персонала дачи, Сталин
был жив, здоров. Но  отключился от всех, никого не принимает,  не подходит к
телефонным аппаратам. Члены Политбюро единодушно решили: ехать всем".
     Итак, что же произошло на самом деле?
     Как  мы уже  говорили,  любимым героем  Сталина был Иван Грозный. В его
личной  библиотеке хранилась книга - "А. Н. Толстой.  "Иван Грозный", пьеса.
Москва, 1942 год".
     В  самый  грозный  год  войны была  напечатана эта пьеса,  и  в  разгар
поражений он ее читал. Читал внимательно - размашистым почерком правил стиль
автора, вычеркивал причитания типа "ах-ах"  из речи царя. Ему  хочется, чтоб
любимый им грозный царь говорил как он, так же сухо, немногословно. Особенно
интересна обложка книги, видимо  в  задумчивости исписанная Хозяином.  Много
раз на ней написано слово "учитель". И еще - "выдержим".
     Выдержим - вот о чем  он тогда думал. Но  и слово "учитель", которое он
начертал на пьесе о страшном царе, не забудем...
     Нет, этот железный  человек не повел себя как нервная барышня. Тогда, в
наркомате обороны,  поняв новые настроения, он сделал выводы: со дня на день
падет  Минск,  немецкая  лавина  покатится  к Москве, и его жалкие холопы от
страха смогут  взбунтоваться. И  он повел  себя  как  царь Иван  -  учитель.
Любимый прием Грозного -  притвориться умирающим,  следить, как поведут себя
его  злосчастные  бояре,  а потом восстать с одра болезни и жестоко  карать,
чтобы другим неповадно было. Практиковал  Иван, как известно, и исчезновения
из столицы, чтобы бояре поняли, как беспомощны они без царя.
     И  он  действует, подобно  учителю.  Конечно,  Поскребышев  - его  "око
государево" - и  глава НКВД Берия все знают и слушают, что говорят соратники
без него.
     Но   опытный  царедворец  Молотов  сразу   понял  игру  -  и  страшится
подписывать  важные  бумаги.  Не подписывать  -  доказательство  лояльности.
Хозяин  хорошо  их  подобрал:  без него соратники - "слепые котята", как  он
назовет их впо-следствии. Оставив  "бояр" одних, он дал им  почувствовать их
ничтожность, понять: без него военные их сметут.
     Молотов спешит  устроить поход членов  Политбюро  на дачу. Там  великий
актер разыгрывает знакомый спектакль - "Игра в отставку".
     Чадаев описывает происшедшее со слов Булганина:
     "Всех   нас  поразил  тогда  вид   Сталина.  Он  выглядел   исхудавшим,
осунувшимся... землистое лицо, покрытое оспинками... он был хмур.
     Он сказал: "Да, нет великого  Ленина...  Посмотрел бы он  на  нас, кому
судьбу страны  доверил.  От советских  людей  идет  поток  писем,  в которых
справедливо упрекают  нас:  неужели  нельзя  остановить  врага, дать  отпор.
Наверное,  среди  вас  есть  и  такие,  которые  не прочь  переложить  вину,
разумеется, на меня". (Представляю  взгляд его желтых глаз  и  как соратники
заспешили с ответом. - Э. Р.)
     Молотов:  "Спасибо  за  откровенность,  но  заявляю:   если  бы  кто-то
попытался  направить меня против тебя,  я  послал бы этого дурака к чертовой
матери...  Мы  просим  тебя вернуться  к делам, со  своей стороны  мы  будем
активно помогать".
     Сталин: "Но все-таки  подумайте: могу ли  я дальше оправдывать надежды,
довести страну до победного конца. Может, есть более достойные кандидатуры?"
     Ворошилов: "Думаю, единодушно выражу мнение: достойнее никого нет".
     И сразу же раздались дружные голоса: "Правильно!"
     Они усердно умоляют. Знают: кто не будет усерден - обречен.
     Игра закончена: теперь, когда в очередной раз они сами умолили его быть
Вождем, он как бы вновь облечен ими вла-стью.
     По Журналу регистрации  посетителей проверяю написанное Чадаевым...  Он
ошибся всего на один день. 28 июня Сталин еще принимал посетителей. Но  29 и
30 июня записей в Журнале нет.
     В это время Сталин действительно отсутствовал в Кремле и вернулся вновь
только 1 июля.
     КОРОТКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ СОСО
     3 июля облеченный новой властью Сталин выступил по радио с долгожданным
обращением к народу.
     "Товарищи, граждане! Братья и  сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам
обращаюсь я, друзья мои..." - так он  начал. Да, вместе с главным обращением
революции  -   "товарищ"  появилось  христианское,   из  семинарской  памяти
возникшее "братья и сестры".
     "Братья  и  сестры"  должны  защитить  Родину-мать. И  в художественных
фильмах той поры зазвонил церковный колокол...
     На   даче   у  него  было  время  все  продумать,   и  он  провозгласил
Отечественную войну - священную  войну народа с  за-хватчиками, как когда-то
Александр I против вторгшегося Наполеона. Будто подсказывая эту идею, Гитлер
начал свой поход почти день в день с Наполеоном - 22 июня... Аналогия должна
была вселять надежду: в 1812 году так же отступали, даже отдали Москву врагу
- но победили.
     Конечно, и  партия фигурировала  в  его  речи - был  призыв "сплотиться
вокруг партии Ленина -  Сталина".  И  эта фраза  никому  не казалась дикой в
устах самого Сталина. Обычное понятие - как "голубое небо".
     "В газетах -  странная галиматья из марксизма  и  царского полицейского
православия, фатально  сопутствовавшего  всякой  русской власти  в  лице  ее
нерусских правителей", - писала в дневнике современница.
     На самом  деле все было  значительнее  и  сложнее.  В  таинственные дни
уединения  бывший семинарист решил  призвать на помощь отвергнутого им Бога.
Он узнал, что Патриарх Антиохийский обратился с посланием ко всем христианам
о помощи России.
     На   книге  об  Иване  Грозном  есть  запись:  "Поговорить  с  Шапошн."
(Шапошниковым - тогдашним главой Генштаба).  "Сталин называл его  только  по
имени-отчеству, в разговорах  с  ним никогда не  повышал  голоса...  он  был
единственным,  которому он разрешал курить в  своем кабинете",  -  вспоминал
Жуков.
     Борис Михайлович  Шапошников, бывший  царский  полковник,  был  открыто
религиозным человеком. Сыном священника был и другой руководитель Генштаба -
Василев-ский. В первые дни войны эти люди особенно близки к Сталину. Видимо,
от них он узнал о случае, потрясшем православный мир.
     Илия,  митрополит гор Ливанских, затворился в каменном подземелье и без
сна и еды  стоял на коленях  с молитвой  Божьей Матери о России. И  было ему
чудесное  видение  (о котором  он написал письмо главам Русской  церкви): на
третьи  сутки в огненном  столпе  к нему явилась  Богородица  и передала ему
определение Божие: "Должны быть открыты  по  всей  стране  храмы  и духовные
монастыри. Священники должны быть возвращены из тюрем. Ленинград не сдавать,
но обнести город Святой иконой Казанской  Божьей Матери. Потом икону везти в
Москву и совершить там молебен, и далее везти ее в Сталинград..."
     Как звучали для Сталина все эти слова, будто из забытого детства, - для
него, объявившего столь недавно  "безбожную  пятилетку",  в конце которой (в
1943  году)  должен  был  быть закрыт  последний храм  и уничтожен последний
священник.
     Хозяин решил  исполнить  видение Илии. Так  начался его удивительный  и
такой короткий возврат к Богу.
     Но возврат ли? Прозрение? Или просто страх,  бросивший  его к Отцу? Или
марксистский Богочеловек решил попросту использовать веру народа в Бога? Или
все вместе? Но с того таинственного уединения он внешне мирится с Богом.
     И началось то, о чем никогда не писали его  историки. По его приказу из
лагерей возвращено множество священников. В вымирающем от голода Ленинграде,
осажденном немцами, к изумлению и воодушевлению горожан, вынесли чудотворную
икону  Казанской  Божьей Матери и  понесли ее  крестным  ходом. Потом  икона
прибыла в Москву, откуда отправилась в осажденный Сталинград. Эти три города
так и не были сданы врагу...
     Будут открыты 20 000 храмов, Троице-Сергиева и Киево-Печерская Лавры. И
напутствие   "с  Богом"  теперь  произносят  перед  сражениями  он   и   его
военачальники.   Впервые  "Правда"  напечатает  сообщение  о  встрече  главы
большевиков с местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием.
     На   встрече,  как  было  сказано,  Сталин   "сочувственно   отнесся  к
предложению  избрать  Патриарха и заявил,  что  со  стороны правительства не
будет никаких препятствий".
     Вернувшись к работе, он неутомимо сосредоточивает власть в своих руках.
     1 июля он создает Государственный Комитет обороны,  которому передается
вся полнота власти в  государстве. И  он -  во главе. Через  десять дней  он
назначает  себя   и  главой  Ставки.   Он   -  Верховный  Главнокомандующий,
председатель Комитета обороны, нарком обороны, председатель Совета  народных
комиссаров и Вождь партии. Он - все...
     Облеченный неограниченной властью, он  решился... начать  переговоры  с
Гитлером! По данным историка Павленко, полученным от маршала  Жукова, Сталин
поручил Берии  пытаться  через  посольство Болгарии  в Берлине начать мирные
переговоры с  немцами.  Об  этом же  рассказывал  маршал  Москаленко со слов
Берии.
     Скорее  всего,  он  попросту  пытался сбить темп молниеносного движения
немцев, дать  войскам  хоть какую-то передышку. Пример Бреста оправдывал эту
акцию перед страной. Но Гитлер, естественно, не захотел.
     СТАРШИЙ СЫН
     В дни военной катастрофы ему суждено было пережить  жесточайшее  горе и
унижение. 19 июля  1941 года  ему передали сообщение  берлинского радио: его
старший сын  попал в плен  к  германским войскам:  "Яков  заявил,  что понял
бессмысленность сопротивления и потому сам перешел на сторону Германии".
     В личном архиве Сталин сохранил сообщение: "С фашистских самолетов была
сброшена листовка...  На ней  были изображены немецкие офицеры, беседующие с
Яковом (в гимнастерке  без ремня) и  подпись:  "Сын Сталина Яков Джугашвили,
старший лейтенант, командир  батареи... сдался в  плен. Если уж такой видный
советский  офицер сдался в плен, то это доказывает  очевидность, что  всякое
сопротивление германской армии совершенно бесцельно. Поэтому  кончайте войну
и переходите к нам".
     7  августа ему переслали новую листовку, которыми немцы забрасывали его
армию. В нее был включен  текст письма, написанного Яковом: "Дорогой отец, я
вполне  здоров,  буду отправлен  в  один  из офицерских лагерей  в Германии.
Обращение хорошее. Желаю здоровья, привет всем. Яша".
     Это был его почерк. Он - предатель, сомнений не было.
     В его архиве  сохранилась  автобиография  Я. Джугашвили: "...жена  Юлия
Исаковна Мельцер... До 1935 года жил на иждивении отца и учился, в 1935 году
окончил  транспортный  институт...  В 1937 году  поступил  в  Артиллерийскую
академию..."
     Его  поступление  в Академию  знаменовало  примирение  с отцом, который
всегда хотел, чтобы  его сыновья были военными. Яков закончил Академию 9 мая
1941 года, за 42  дня  до начала войны, и ушел на фронт в первый  ее день. У
него  не  было времени увидеть отца. Яков позвонил  ему по  телефону  с дачи
младшего брата Василия. Там шли веселые проводы...
     На допросах в плену Яков показал:  "22 июня по телефону... отец сказал:
"Иди и сражайся".
     В  то  время  было  много  солдат,  сдавшихся  в  плен  добровольно,  и
дезертиров, бежавших в  деревни  к  родителям. Однако большинство попадало в
плен после тяжелых боев, часто раненными. Но Сталин решил всех уравнять.  Он
готовит приказ, в  котором все военнослужащие, попавшие в  плен, объявлялись
вне закона, и их семьи подвергались репрессиям.
     Так  он оставил своим  солдатам только две возможности: или сражаться и
победить,  или  - умереть.  И  в  это время, когда  он приготовил приказ,  с
немецких самолетов сбрасывали листовки с фотографией его  сдавшегося в  плен
сына! Он никогда  не  любил его и, конечно же, сразу поверил: волчонок решил
отомстить  за  постоянные  унижения,  за  отцовское  пренебрежение, за арест
родственников его матери - Сванидзе... Теперь он  ненавидел все, что связано
с предателем. И всех Сванидзе.
     Так что не случайно в  следующем  месяце,  20  августа,  был расстрелян
Алеша Сванидзе - дядя "изменника".
     Совершила непоправимую ошибку и Мария.
     Аллилуева-Политковская:  "Маме  с  оказией  привезли  письмо  от  Марии
Анисимовны. В нем было написано,  что она находится в  лагере, там ей  очень
плохо и она умирает. Когда у  Сталина было хорошее настроение, мама дала ему
это письмо. Он прочитал и  сказал:  "Женя, чтобы  вы никогда больше этого не
делали"...
     К  тому времени он уже прочел