Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
ь старую партию. И Ежов трудится... 12
ноября 1938 года он на клочках грязной бумаги (нет времени - расстрелы идут
днем и ночью) торопливо пишет: "Товарищу Сталину. Посылаю списки
арестованных, подлежащих суду по первой категории" (расстрел). И резолюция:
"За расстрел всех 3167 человек. Сталин, Молотов".
Подпись Хозяина на 366 списках - это 44 тысячи человек.
Редко, но он вычеркивал людей из страшных списков. Так он вычеркнул
Пастернака, Шолохова - еще пригодятся в Хозяйстве. Он работал без устали,
разгоняя маховик репрессий.
На июньском пленуме 1937 года были арестованы 18 членов ЦК. Они покорно
пошли на плаху - и перед смертью дружно славили Вождя. Столь усердствовавший
в репрессиях Рудольф Эйхе, признав все ложные обвинения, умер с криком: "Да
здравствует Сталин!"... Объявленный немецким шпионом Якир написал в
последнем письме: "Родной, близкий товарищ Сталин! Я умираю со словами любви
к вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма".
На этом объяснении в любви Хозяин, играя в ярость Отелло, переживающего
измену очередного Яго, написал: "Подлец и проститутка. Сталин". После чего
отправил письмо соратникам... "Совершенно точное определение. Молотов".
"Мерзавцу, сволочи и бляди - одна кара: смертная казнь. Каганович".
Кагановичу пришлось особенно усердствовать - Якир был его другом.
В КРОВИ РОЖДАЛОСЬ БЕЗУМИЕ
В начале 1938 года в Большом театре готовили правительственный концерт.
Шла ночная репетиция.
А. Рыбин, переведенный из охраны Сталина в Большой театр охранять
правительственную ложу, рассказывает: "Накануне концерта была арестована
половина начальников правительственной охраны в театре..." Во время ночной
репетиции Рыбин прилег немного подремать, и... "Проснулся - и вторая
половина моего начальства уже за решеткой. Так за одну ночь я стал военным
комендантом Большого театра", - не без гордости вспоминал он.
Безумие стало бытом. Рядовые работники НКВД, видящие гибель товарищей,
поверили: чтобы уцелеть - нужно усердствовать. И они старались: шпионов
находили даже среди детей и в самых неожиданных для шпионажа профессиях.
Например, в Ленинграде арестовали всех знаменитых астрономов - почти всю
Пулковскую обсерваторию.
Был взят и блестящий молодой астроном Николай Козырев. Но и в страшной
Дмитровской тюрьме, и в вагоне для скота, который вез его в лагерь, Козырев
продолжал работать - размышлял... о вулканах на Луне!
Козырев был отправлен в ад - в лагеря Туруханского края, где когда-то
отбывал ссылку сам Коба. Но и в этом аду он продолжал думать. Как-то в
ночной беседе с другим зеком-интеллектуалом он объявил, что никак не
согласен с Энгельсом, утверждавшим, что "Ньютон - индуктивный осел". К
сожалению, интеллектуал оказался стукачом. Козырев был вызван к начальству и
после короткого идеологического диспута приговорен к расстрелу за недоверие
к классику марксизма. Но у расстрельной команды было тогда слишком много
работы. Козырева поставили в очередь на смерть. Пока он ждал, Москва
отменила приказ, ограничившись новым сроком. И Козырев продолжил размышлять
о вулканах на Луне.
Он выжил, и после освобождения именно эта работа принесла ему славу.
А на воле с астрономами произошел анекдотический и страшный случай.
В это время Хозяин окончательно поменял день на ночь. Теперь он работал
ночью - и вместе с ним не спали начальники всех учреждений. И вот глубокой
ночью в Московский планетарий позвонили с Ближней дачи. Там шло полуночное
застолье у Хозяина, во время которого товарищи Молотов и Каганович
поспорили. Молотов утверждал, что звезда над дачей - это Орион, Каганович
назвал ее Кассиопеей. Хозяин велел позвонить в планетарий. К сожалению,
бодрствовавший директор планетария был не астрономом, но офицером НКВД
(директора-астронома давно арестовали). Он попросил немного времени, чтобы
узнать о звезде у оставшихся астрономов.
Чтобы не обсуждать по телефону столь ответственный вопрос, директор
велел немедленно привезти в планетарий известного астронома А. Но с ним
получился конфуз. Он был другом недавно арестованного ленинградского
астронома Нумерова и поэтому по ночам теперь не спал - ждал. И когда за
окном услышал звук подъехавшей машины, понял - конец.
Потом в дверь позвонили - страшно, требовательно позвонили... Он пошел
открывать и умер на пороге от разрыва сердца. Пришлось отправлять машину ко
второй оставшейся знаменитости.
Астроном Б. был ближайшим другом того же Нумерова. Звук подъехавшей
машины он услышал в половине третьего - это был тот час. В окно он увидел
черную машину - ту самую. И когда в его дверь позвонили, он уже принял
решение и, открыв окно, полетел к любимым звездам. Правда, не вверх, а
вниз...
Только в пять утра, потеряв к тому времени еще одного астронома,
директор узнал название звезды и позвонил на дачу:
- Передайте товарищам Молотову и Кагановичу...
- Некому передавать - все спать давно ушли, - ответил дежурный.
Эту историю, весело смеясь, мне рассказал писатель Каплер, отсидевший
несколько лет в лагерях за любовь к сталин-ской дочери.
Множество людей пишут доносы друг на друга подчас просто из страха -
чтобы зафиксировать лояльность, не попасть в Ночную жизнь. Доносительство
объявляется синонимом гражданственности. Выступая в Большом театре на
торжественном заседании, посвященном 20-летию ВЧК, Микоян сформулировал: "У
нас каждый трудящийся - работник НКВД".
Именно в это время обсуждается идея - установить на Красной площади
памятник Павлику Морозову, донесшему на отца-кулака. Но бывший семинарист
помнил историю о Хаме - видимо, оттого ограничился установкой памятника во
всех парках. Скульптур Павлика потребовалось великое множество, и все
кончилось очередным трагифарсом: скульптора Викторию Соломонович, которая на
них специализировалась, подвел каркас, и один из гипсовых Морозовых
обрушился на бедную женщину и убил ее гипсовым горном.
Ночное безумие...
"Нам известны факты, когда вражья рука в обыкновенный снимок тонко
врисовывала портреты врагов народа, которые отчетливо видны, если газету или
снимок попытаться внимательно просматривать со всех сторон", - писал журнал
"Большевик" в августе 1937 года.
По всем областям секретари партийных организаций во-оружились лупами -
и было много достижений. К примеру, на Ивановском текстильном комбинате
секретарь парткома забраковал годами выпускаемую ткань, потому что "через
лупу обнаружил в рисунке свастику и японскую каску".
Так что повсюду Хозяин мог видеть одно похвальное рвение.
ПРИНОСЯЩИЕ СВОИ ГОЛОВЫ
Одновременно он чистил заграницу. Там было главное осиное гнездо - туда
он прежде направлял оппозиционеров, выключая их из политической борьбы.
Теперь он захотел вернуть их обратно.
И конечно, он не мог не разгромить разведку, так тесно связанную с
дипломатами и Коминтерном. Разведка формировалась в период владычества
Зиновьева - Бухарина в Ком-интерне и Ягоды в НКВД. Как на них полагаться?
Как доверять? Так что они должны были исчезнуть.
Действуют одинаково: вызывают людей в Москву на повышение. Те не верят.
Но надеются. И едут.
Антонов-Овсеенко вызван из Испании для назначения наркомом юстиции (и
назначают, чтобы успокоить коллег за границей). Лев Карахан вызван из
Турции, ему предлагается должность посла в Вашингтоне. Оба были арестованы и
расстреляны в Москве.
Сокамерник Антонова вспоминал: "Когда его вызвали на расстрел, Антонов
стал прощаться с нами, снял пиджак, ботинки, отдал нам и полураздетый ушел
на расстрел".
21 год назад, в шляпе набекрень, с волосами до плеч, он объявил
низложенным Временное правительство. Теперь его босого вели к расстрельной
камере.
Карахана расстреливали в славной компании "немецких шпионов". Вместе с
ним, бывшим послом, бывшим заместителем наркома, пошел на расстрел и бывший
секретарь ВЦИК Авель Енукидзе. Оба пожилых красавца были весьма неравнодушны
к балету, а точнее - к балеринам. Имена Карахана и Енукидзе часто
объединялись в эротических рассказах о жизни придворного Большого театра.
Так что, объединив их в смерти, "добрый Иосиф" был настроен шутливо.
Их расстреляли в декабрьскую ночь накануне дня рождения Хозяина, на
котором так часто веселился его друг Енукидзе.
Весь 1937 год продолжалось истребление дипломатов и разведчиков.
Отравили главу разведки Слуцкого и устроили ему пышные похороны, чтобы не
пугать сотрудников. И отзывали, отзывали резидентов... По возвращении они
тотчас получали назначение в новую страну, о чем и успевали сообщить
коллегам за рубеж. Перед новым назначением им давали заслуженный отпуск. Они
уезжали отдохнуть в роскошный санаторий, вернувшись, получали документы для
новой работы. Их провожали друзья на вокзале. Поцелуи, прощание. На первой
же станции в их купе входили...
Слухи об уничтожении коллег докатывались до резидентов, и все-таки они
продолжали покорно возвращаться. Отказались вернуться считанные единицы.
В 1937 году два кадровых советских разведчика - Рейсс и Кривицкий -
стали невозвращенцами. Вскоре к ним прибавился уже неоднократно
упоминавшийся нами генерал Александр Орлов (настоящее имя - Лев Фельдбин).
Во второй половине 20-х годов он руководил резидентурой в Париже, в
1933-1935 годах действовал в Германии, Австрии, Швейцарии. В 1936 году - в
период открытых процессов - был отправлен в Испанию, где шла кровавая
гражданская война. Хозяин не только посылал в Испанию советское вооружение,
он наводнил республиканскую армию своими военными советниками, подлинными и
мнимыми - агентами НКВД. Из Испании сталинские шпионы расползались по
Европе, вербовали новых агентов.
Орлова назначили заместителем Главного военного советника
республиканской армии. Его официальной задачей было организовать разведку,
контрразведку и партизанскую войну в тылу Франко.
Но была и неофициальная. Как рассказал в своей книге воспоминаний
генерал НКВД Судоплатов, Сталин в Испании осуществлял еще одну тайную цель -
расправиться со сторонниками Троцкого, съехавшимися со всего мира сражаться
за испанскую революцию. Хозяин устроил там кровавую охоту: агенты НКВД и
верные коминтерновцы обвиняли троцкистов в шпионаже и беспощадно
расстреливали. Так что пришлось Орлову участвовать и в этой "войне между
коммунистами", как назвал ее Судоплатов.
Но главной заслугой Орлова стала другая, сверхсекретная миссия. Когда
силы Франко приблизились к Мадриду, Орлов получил шифрованную телеграмму от
"Ивана Васильевича" (так иногда подписывался Сталин в секретных телеграммах
- именем своего любимого героя, царя Ивана Гроз-ного). Орлову было приказано
уговорить правительство Испанской республики вывезти в СССР золотой запас, и
ему это удалось. Золото хранилось в приморском городке Кар-тахена, в пещере.
До конца своих дней Орлов помнил, как, войдя в пещеру, увидел гору ящиков -
600 тонн золота...
Хозяин потребовал, чтобы при вывозе золота не осталось никаких "русских
следов", так что Орлову стало понятно: Сталин не собирался когда-либо его
возвращать. Видимо, бережливый Хозяин считал это золото справедливой платой
за помощь в войне.
Орлов вывез испанское золото под именем Блэкстона - представителя
Национального банка США.
Все это время он внимательно читал в "Правде" отчеты о московских
процессах и понял: шло уничтожение ленинской партии. Так что ему - старому
большевику, работавшему в ГПУ с 1924 года, нетрудно было предвидеть
собственную судьбу. И когда в 1938 году Орлов получил срочный вызов на некое
секретное совещание на советском теплоходе, он не сомневался: его час
наступил. И вслед за Рейссом и Кривицким остался на Западе. Зная, как
беспощадно карал Хозяин перебежчиков, Орлов написал письмо, где предложил
ему сделку: если Сталин не предпримет попыток расправиться с ним или его
близкими, он обязуется молчать обо всем, что знает. Хозяин не ответил, но
Орлов остался жить. И только после смерти Сталина опубликовал свою книгу о
тайнах НКВД, которую мы так часто цитируем.
Отказался вернуться и посол в Болгарии - знаменитый Федор Раскольников.
Впоследствии он опишет, как, посетив в 1936 году кремлевскую столовую, был
поражен необычайной молчаливостью высокопоставленных посетителей: партийные
функционеры буквально боялись раскрыть рот, боялись друг друга, страх
парализовал всех...
Впрочем, весьма молчалив был в то время и сам Раскольников. В своих
воспоминаниях его жена М. Канивез описывает, как, проснувшись среди ночи,
часто находила Раскольникова сидевшим, сгорбившись, у радиоприемника - он
слушал сообщения о процессах.
Он отлично понимал, что все происходящее там - чудовищная ложь.
Например, он знал, что Пятаков, который рассказывал на процессе о своей
встрече с Троцким в Норвегии, на самом деле был в это время в Германии и,
как пишет жена Раскольникова, обедал в одной компании с ее мужем. Но
Раскольников молчал и мучился, пока не нашел свою книгу "Кронштадт и Питер в
1917 году" в списке запрещенных, и понял: пришел его час.
Только тогда он заговорил и написал "Открытое письмо Сталину", в
котором были такие строки: "Над порталом собора Парижской Богоматери есть
статуя святого Дениса, который смиренно несет собственную голову".
Раскольников отказался следовать примеру святого Дениса - остался на Западе.
"Вы культивируете власть без честности, социализм без любви к
человеку... Вы сковали страну жутким страхом... С помощью грязных подлогов
вы инсценировали судебные процессы, превосходящие своей вздорностью
обвинения, знакомые вам по семинарским учебникам, - средневековые процессы
ведьм..." - обличал Раскольников Сталина.
Хозяин мог только усмехаться, читая это письмо, ибо где была "любовь к
человеку", когда в Кронштадте матросы под водительством молодого мичмана
Раскольникова убивали своих офицеров? И не только "средневековые процессы
ведьм" напоминали сталинские судилища, но и, например, процесс правых эсеров
в 1922 году, где по требованию Ленина приговорили к смерти 11 невиновных.
Его проводил прокурор Крыленко - добрый знакомый Раскольникова...
Как и прочие невозвращенцы, Раскольников был объявлен вне закона. Для
исполнения приговоров в НКВД создали "подвижные группы".
Уже в сентябре 1937 года невозвращенец Рейсс был зверски убит в
Швейцарии.
В 1939 году умер в Ницце Раскольников, официально - от болезни, хотя
тотчас возникла версия убийства. Не мог же Хозяин оставить без ответа
дерзкое письмо!
В феврале 1941 года еще одного невозвращенца - Кривицкого - нашли в
номере вашингтонского отеля в луже крови, рядом валялся пистолет. Полиция
объявила случившееся самоубийством, но адвокат Кривицкого Ральф Вальдман
остался уверен: это было убийство.
ЧИСТКА "ВАВИЛОНСКОЙ БАШНИ"
В 1937 году Хозяин должен был уничтожить и старый Коминтерн, неразрывно
связанный со всеми его расстрелянными врагами. Как всегда, он играл длинные
шахматные партии. Уже тогда он думал о резком изменении внешней политики, о
союзе с Гитлером. Мог ли он быть уверен, что такой поворот будет покорно
встречен Коминтерном, яростно боровшимся с фашизмом? Начиная чистку, Хозяин
задумал создать международную организацию, где сама мысль о дискуссии по
поводу его решений должна будет казаться кощунственной. Только с таким
Коминтерном он мог осуществить Великую мечту.
Все необходимые церемонии были соблюдены: истребление Коминтерна Хозяин
начинает по сигналу... его главы. Георгий Димитров пишет письмо в ЦК:
"Руководством Коминтерна была проведена проверка всего аппарата, и в итоге
около 100 человек уволены, как лица, не имеющие достаточного политического
доверия... Ряд секций Коминтерна оказались целиком в руках врага".
С врагом тотчас начинают бороться - Коминтерн ста-новится ареной
действий НКВД. Уже в первой половине 1937 года следуют бесконечные аресты
членов германской, испанской, югославской, венгерской, польской,
австрийской, эстонской, латвийской, литовской и прочих компартий.
Знаменитый Бела Кун, лидер погибшей Венгерской республики, близкий к
Зиновьеву и Троцкому, весной 1937 года вызван на заседание Исполкома
Коминтерна. За столом сидели главы западных компартий: Тольятти, Пик, Торез.
Секретарь Исполкома Мануильский объявил, что по представленным НКВД
сведениям Бела Кун с 1923 года завербован румынской разведкой. И никто из
них - давних знакомцев Куна - не объявил это безумием, не выразил протеста,
не потребовал доказательств... Так они выдержали экзамен на право остаться в
живых и работать в новом Коминтерне.
Куна уже ждала у подъезда машина НКВД... За расстрелянным лидером
последовали 12 бывших комиссаров Венгерской республики.
Теперь каждый день Димитрову приходилось доказывать свое право на жизнь
- и доказывал, санкционировал аресты своих сподвижников по болгарской
компартии, а в ответ на протесты только беспомощно пожимал плечами,
объяснял: "Это не в моей власти, все в руках НКВД". После чего Ежов, по его
собственным словам, "ликвидировал болгар, как кроликов"...
Фриц Платтен - основатель компартии Швейцарии, организовавший прибытие
Ленина и его сподвижников в Россию, - умер в лагерях. Из 11 лидеров
компартии Монголии остался один Чойбалсан. Уничтожены руководители компартий
Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана. Из руководства германской компартии
уцелели лишь Пик и Ульбрихт. Ежов заявил: "Не будет преувеличением сказать,
что каждый немецкий гражданин, живущий за границей, - агент гестапо".
Большая группа немецких коммунистов была выдана Гитлеру. Ирония
истории: многие из них выжили в фашистских лагерях, а за колючей проволокой
в стране социализма погибли все. Отбыли в Ночную жизнь итальянские
коммунисты, арестован был зять Тольятти, чтобы старался итальянский
генсек... И он старался.
Леопольд Треппер, еврейский коммунист, впоследствии знаменитый
советский разведчик, описывал коминтерновский быт в те дни: "В нашем
общежитии, где были партийные активисты из всех стран, не спали до трех
ночи. С замиранием сердца ждали. Ровно в три свет автомобильных фар пронзал
тьму и скользил по фасадам домов... живот сводило от безумного страха, мы
стояли у окна и ждали, где остановится машина НКВД... и поняв, что едут к
другому концу здания, обретали успокоение до следующего вечера".
Беспощадно расправились и с друзьями Треппера - еврейскими
коммунистами. Один за другим ликвидированы все руководители палестинской
компартии. Эфраим Лещинский, член ее ЦК, которого зверски избивали, чтобы он
сознался и назвал соучастников по шпионажу, сошел с ума, бился головой об
стенку и выкрикивал: "Какое имя я еще забыл? Какое имя я еще забыл?"
Даниэль Авербах, один из организаторов палестинской компартии, в 1937
году был в СССР, в Коминтерне. "Уже погибли его сын, брат, - пишет Треппер,
- а за ним все не приезжали. Он сходил с ума от жуткого ожидания. Брат его
жены бегал по квартире и кричал: "Боже мой! Узнаем ли мы когда-нибудь, за
что нас хотят арестовать?"
Много лет спустя, уже в хрущевское время, Треппер встретил жену
Авербаха. Старуха прижимала к груди поношенную сумк