уть на синьки, то дело нечисто!"

Дощатый забор,  которым был обнесен пустырь,  доходил Джейку до подбо-
родка. Забор покрывали афиши - концерт Оливии Ньютон-Джон в "Радио-си-
ти",  выступление группы под названием "Г.Гордон Лидди  энд  Гротс"  в
ист-вилледжском клубе,  фильм "Война зомби",  вышедший на экраны и со-
шедший с них в начале весны.  Таблички "ПОСТОРОННИМ  ВХОД  ВОСПРЕЩЕН",
через  равные  промежутки  прибитые к забору,  почти все были заклеены
претенциозными рекламными плакатами.  Чуть дальше  виднелась  надпись,
сделанная  при помощи распылителя (когда-то краска,  несомненно,  была
ярко-красной,  но выцвела,  потускнела и теперь приобрела приглушенный
меланхолический оттенок поздних летних роз). Широко раскрыв глаза, за-
вороженный Джейк шепотом повторил вслух выведенные на заборе слова:



 "ЧЕРЕПАХА-великанша держит Землю на спине,

 Неохватная такая - не приснится и во сне.

 Если хочешь приключений, если ты устал скучать -

 не откладывай на завтра, прогуляйся вдоль ЛУЧА!"



По разумению Джейка,  догадаться  о  происхождении  (если  не  постичь
смысл)  странного четверостишия не составляло большого труда.  В конце
концов,  эта часть восточного Манхэттена была известна как  "Черепашья
бухта". Однако это не объясняло ни того, почему при виде намалеванного
на заборе стишка по спине Джейка вдоль позвоночника шершавой  полоской
побежали  мурашки,  ни отчетливого ощущения,  что он нашел еще одну из
вех,  расставленных вдоль неведомой,  таящейся от чужих глаз сказочной
дороги.

Расстегнув рубашку,  Джейк  спрятал за пазуху обе только что купленные
книжки. Потом он огляделся, увидел, что никому нет до него дела, и ух-
ватился за верх забора.  Подтянувшись, он перекинул через забор ногу и
спрыгнул на другую сторону,  приземлившись левой ногой на рыхлую горку
кирпичей.  Те немедленно разъехались;  щиколотка,  на которую пришлась
вся тяжесть тела Джейка, подвернулась, и ногу мальчика пронзила острая
боль.  Он  упал  - и вскрикнул от обиды и удивления:  кирпичи,  словно
чьи-то крепкие шершавые кулаки, вонзились ему под ребра.

Лежа там,  где упал,  Джейк подождал секунду-другую, чтобы отдышаться.
Он не думал,  что пострадал серьезно;  однако ногу он все-таки подвер-
нул, и вскоре, вероятно, эта подвернутая нога опухнет. Домой он явится
уже хромым.  Впрочем, придется улыбаться и терпеть: денег на такси со-
вершенно точно нет.

"Ты что, серьезно собрался домой? Да там тебя с потрохами съедят".

Съедят ли,  нет ли - это,  насколько понимал Джейк, решат без него. Но
потом.  А  сейчас он собирался обследовать пустырь,  притянувший его к
себе так же надежно, как магнит притягивает железные опилки. Джейк по-
нял:  все вокруг по-прежнему дышит неведомой ему силой - он чувствовал
ее остро как никогда.  Он подозревал, что это не просто пустырь. Здесь
что-то происходило - что-то очень значительное.  Джейк чувствовал, как
здешний воздух едва слышно звенит,  наэлектризованный этой  безвестной
мощью,  словно разрядами, летящими на волю с крупнейшей в мире силовой
установки.

Поднявшись на ноги,  Джейк увидел,  что в действительности упал весьма
удачно.  Неподалеку опасно поблескивала россыпь битого стекла. Если бы
он угодил туда, то мог бы очень сильно порезаться.

"Да это же бывшая витрина,- подумал  Джейк.-  Когда  "Деликатесы"  еще
стояли здесь,  можно было остановиться и с тротуара разглядывать через
нее всякие колбасы,  сыры и куски мяса. Их подвешивали на веревочках".
Бог  весть,  с чего он это взял,  однако факт оставался фактом - Джейк
знал это, и знал твердо.

Он в задумчивости огляделся,  а затем сделал несколько шагов  в  глубь
пустыря. Почти в центре заброшенной стройплощадки, на земле, едва вид-
ная в буйных зарослях молодого бурьяна,  лежала еще одна доска  с  ка-
кой-то надписью.  Джейк опустился возле нее на колени, потянул кверху,
стряхнул землю. Буквы были выцветшими, бледными, и все же он сумел ра-
зобрать:  "ДЕЛИКАТЕСЫ ОТ ТОМА И ДЖЕРРИ. СПЕЦИАЛИЗИРУЕМСЯ НА ОБСЛУЖИВА-
НИИ ЗВАНЫХ УЖИНОВ И ВЕЧЕРИНОК!"

А ниже, нанесенная из распылителя той же красной-потускневшей-до-розо-
вого краской,  красовалась огорошивающая сентенция: "ОБО ВСЯКОМ-КАЖДОМ
ПОМНИТ, ЗНАЕТ ВСЕХ НАПЕРЕЧЕТ".

"Это то самое место,- сказал себе Джейк.- Да, да, да".

Он выпустил из рук вывеску,  поднялся и пошел дальше в глубь пустыря -
не спеша,  ко всему присматриваясь.  Чем дальше он заходил, тем острее
становилось ощущение присутствия силы.  На что бы ни упал взор Джейка,
будь то бурьян, битое стекло или горки кирпичей, все словно бы обрета-
ло некую напористую яркость,  выделяясь из общего фона.  Даже пакетики
из-под  хрустящей  картошки  казались чудом красоты,  а пивную бутылку
солнце превратило в цилиндрический сгусток коричневого пламени.

Джейк отчетливо слышал собственное дыхание,  отчетливо  видел  тяжелое
золото солнечного света, в котором купался пустырь. Он внезапно понял,
что стоит на пороге великой тайны, и его пронизала дрожь - дрожь ужаса
и удивления.

"Все это здесь. Все. Все это до сих пор здесь".

Сорная трава расступалась перед Джейком,  отвечая на вторжение невесо-
мыми касаниями стеблей,  к носкам цеплялись репьи.  Ветер погнал перед
ним обертку от "Ринг-Динг",  солнце отразилось в ней, и на миг обертка
вспыхнула страшным, прекрасным внутренним сиянием.

- Все здесь,  никуда не делось,- повторил мальчик вслух,  не сознавая,
что и его лицо наполняется внутренним сиянием.- Все.

Джейк вдруг  расслышал  какой-то звук - собственно,  он слышал его уже
давно, с того самого момента, как ступил на пустырь. Этот дивный хрус-
тальный напев, полный невыразимой прелести и невыразимого одиночества,
можно было бы уподобить песне ветра,  летящего над пустынной равниной,
если  бы не одно "но":  он был живой.  Джейку он казался звуком тысячи
голосов,  поющих некий величественный открытый аккорд. Мальчик опустил
глаза к земле,  и его точно ударило: в низком кустарнике, в неопрятных
зарослях бурьяна, среди холмиков кирпича проступали лица. Лица.

- Что вы? - прошептал Джейк.- Кто вы?

Ответа он не получил,  но за хором голосов как будто бы расслышал стук
копыт по пыльной земле, револьверные выстрелы и пение ангелов, возгла-
шавших из полумрака осанну.  Притаившиеся в развалинах лица, казалось,
поворачивались  ему  вслед.  Они как будто следили за его продвижением
вперед - не питая,  однако,  никакого злого умысла.  Джейк видел Сорок
шестую улицу и край резиденции ООН на Первой авеню, но ему не было де-
ла до этих зданий - ему не было дела до  Нью-Йорка.  Город  побледнел,
стал бесцветным, как оконное стекло.

Напев ширился.  Теперь  в  едином  звуке сливалась не тысяча голосов -
миллион;  разверстой воронкой подымались они из  глубочайшего  колодца
вселенной.  В этом общем хоре Джейк ловил отдельные имена,  но какие -
сказать не мог.  Одно,  возможно, было "Мартен". Одно, возможно, "Кат-
берт". Еще одно, возможно, "Роланд" - "Роланд из Галаада".

Имена, журчанье речи, в которой причудливо сплелись, быть может, сорок
сороков разнообразнейших историй,  и над всем - привольно разливающий-
ся, необычайно красивый напев; звенящие ноты, которые хотели наполнить
голову Джейка ослепительным белым светом.  И, распираемый такой огром-
ной радостью,  что она грозила разорвать его на части,  мальчик понял:
это голос Согласия, голос Света, голос Вечности. Великий хор подтверж-
дения, поющий на пустыре. Поющий для него.

И тут в колючих зарослях репейника Джейк увидел ключ. а следом - розу.









Ноги у Джейка предательски подкосились,  и мальчик упал на колени.  Он
смутно сознавал,  что плачет,  и еще более смутно - что слегка намочил
штаны.  Не вставая с колен, он пополз вперед и потянулся к лежавшему в
зарослях репейника ключу. Это его простые очертания снились Джейку:



Он подумал:  "Маленькая,  похожая на s кривулька на конце - вот в  чем
секрет".

Пальцы Джейка  сомкнулись на ключе,  и голоса возвысились в мелодичном
крике торжества;  возглас Джейка потонул в этом стройном хоре. Мальчик
увидел, как ключ в его пальцах на миг вспыхнул нестерпимой сияющей бе-
лизной; ощутил, как вверх по руке судорогой пробежал невероятно мощный
разряд.  Словно  Джейк  схватился  за  провод под высоким напряжением,
только боли не было.

Раскрыв "Чарли Чух-Чуха",  Джейк вложил ключ в книгу.  Взгляд мальчика
вновь  остановился на розе,  и он понял:  вот подлинный ключ - ключ ко
всему. Не вставая с колен, Джейк двинулся к цветку; лицо его лучилось,
глаза пылали, как озерца слепящего голубого огня.

Роза росла из пучка невиданной лиловой травы.

Стоило Джейку приблизиться к этому нездешне-лиловому островку, как ро-
за начала раскрывать бутон.  Лепесток за потаенным лепестком отверзала
она  темно-алое  горнило,  и  каждый из них сжигала собственная тайная
ярость.  Джейк в жизни не видел ничего столь насыщенно,  напряженно  и
абсолютно живого.

Он потянулся  грязной  рукой  к этому диву.  Голоса принялись выпевать
его,  Джейка,  имя.  и в самое сердце к мальчику проник  убийственный,
беспощадный страх. Холодный, как лед, и тяжелый, как камень.

Что-то было не так.  Джейк чувствовал некий диссонанс, подобный глубо-
кой уродливой царапине на бесценном произведении искусства  или  губи-
тельной горячке, тлеющей под хладным челом больного.

Это было что-то вроде червя.  Червя,  прогрызающего себе путь.  Что-то
сродни неясной тени, рыщущей за поворотом дороги.

Тут, явив желтый слепящий свет,  для Джейка раскрылось сердце розы,  и
все мысли мальчика смыла волна недоверчивого изумления.  На миг Джейку
почудилось,  будто он видит обычную пыльцу,  наделенную тем  сверхъес-
тественным  сиянием,  какое жило в каждом предмете на этой заброшенной
стройплощадке,- вот что он подумал,  пусть даже никогда  не  слыхал  о
пыльце у роз. Он нагнулся поближе и разглядел, что кружок - средоточие
слепящей желтизны - никакая не пыльца.  Это было солнце:  в середке  у
розы,  росшей  среди лиловой травы,  дышал жаром исполинский кузнечный
горн.

Страх вернулся - теперь он перерос в подлинный ужас.  "Она такая,  как
надо,- проносилось в голове у Джейка,- здесь все такое,  как надо,  но
она может заболеть, по-моему, уже заболевает. Мне позволено почувство-
вать столько ее боли,  сколько я могу вынести.  но в чем ее болезнь? И
чем я могу помочь?"

Что-то вроде червя.

Джейк чувствовал - вот оно бьется,  точно больное гадкое сердце, восс-
тает  на  безмятежную красоту розы,  визгливо сквернословит,  заглушая
утешивший и подбодривший его хор голосов.

Он нагнулся к розе еще ближе и увидел,  что ее сердцевина - не одно, а
множество солнц.  быть может, в яростной, но хрупкой скорлупке помеща-
лись все сущие солнца.

"Но роза больна. Она в страшной опасности".

Зная, что прикосновение к этому сияющему  микрокосму  почти  наверняка
означает смерть,  но не в силах остановиться,  Джейк потянулся вперед.
Жест этот был продиктован не любопытством, не ужасом - сильнейшей, не-
изъяснимой потребностью защитить розу.









Когда Джейк  вновь  пришел в себя,  то поначалу понял только две вещи:
прошло очень много времени и голова у него раскалывается от боли.

"Что произошло? Меня ограбили?"

Он перевернулся и сел. Голова опять взорвалась болью. Джейк поднес ру-
ку к левому виску,  а когда отнял,  на пальцах осталась кровь. Мальчик
опустил глаза и увидел высовывающийся из сорной травы кирпич. Его зак-
ругленный угол был чересчур уж красен.

"Хорошо еще,  не острый. Иначе я, верно, был бы уже на том свете или в
коме".

Взглянув на запястье,  Джейк с удивлением обнаружил там свои часы.  Не
сверхдорогие, "Сейко", но в Нью-Йорке нельзя улечься баиньки на пусты-
ре и не лишиться своего имущества,  дорогого ли,  нет  ли  -  неважно.
Всегда  найдется кто-нибудь,  кто с величайшей радостью избавит вас от
него. Джейку, похоже, повезло.

Часы показывали шестнадцать пятнадцать.  Он пролежал здесь,  ничего не
сознавая и не воспринимая, самое малое шесть часов. Вероятно, отец уже
отрядил за ним фараонов.  Ну и пусть.  Джейку казалось,  что за пайпе-
ровский порог он вышел примерно тысячу лет назад.

На полпути к забору,  отделявшему пустырь от Второй авеню, Джейк оста-
новился.

Что же все-таки произошло?

Память по крупице воскрешала события.  Прыжок через забор. Он посколь-
знулся,  подвернул ногу. Джейк нагнулся, потрогал щиколотку и сморщил-
ся. Да, что было, то было, сомневаться не приходится. Что потом?

Какое-то волшебство.

Подобно старцу,  ощупью пробирающемуся по  полутемной  комнате,  Джейк
пустился блуждать среди воспоминаний - и нашел. Все было напоено собс-
твенным светом.  Все - даже пустые обертки и бутылки из-под пива. Зву-
чали голоса - они пели и наперебой рассказывали тысячи историй.

- И  лица,-  пробормотал Джейк,  невольно озираясь.  Никаких лиц он не
увидел.  Кучи кирпича были просто кучами кирпича,  а заросли бурьяна -
зарослями бурьяна. Никаких лиц, но.

.они были. Твое воображение тут ни при чем.

Джейк был убежден в этом.  Красота и запредельность,  составлявшие су-
щество воспоминания, ускользали от него, но случившееся казалось впол-
не реальным. Просто мгновения, предшествовавшие обмороку, память маль-
чика запечатлела так,  как фотоаппарат фиксирует на пленке лучший день
вашей  жизни:  по фото можно будет (во всяком случае,  в общих чертах)
припомнить, каким был этот день, но остановленные объективом мгновения
пресны, скучны и почти безжизненны.

Джейк оглядел  заброшенный  клочок  земли,  где  уже множились лиловые
предвечерние тени, и мысленно произнес: "Хочу, чтобы ты вернулась. Хо-
чу, чтобы ты опять стала такой, какой была".

И увидел  розу - она росла из пучка лиловой травы в двух шагах от того
места, где он упал. Сердце Джейка подкатило к горлу. Не обращая внима-
ния  на  резкую боль,  простреливавшую ногу при каждом шаге,  мальчик,
спотыкаясь,  побрел назад,  к розе. Как язычник у алтаря, он пал перед
розой на колени и, широко раскрыв глаза, подался вперед.

"Это просто роза. Самая обычная роза. А трава."

Джейк увидел,  что и трава самая обычная. Просто трава. Нормальная зе-
леная трава, забрызганная чем-то лиловым. Взгляд Джейка скользнул чуть
дальше и натолкнулся на островок бурьяна в синих брызгах. На раскидис-
том кусте репейника справа от Джейка виднелись следы сразу  двух  кра-
сок,  красной  и желтой.  А за кустом небольшой горкой валялись пустые
банки из-под краски. Сорта "Глянцевая", если верить этикеткам.

"Вот оно, твое чудо. Обыкновенные брызги краски. Просто в голове у те-
бя была такая каша, что ты вообразил, будто видишь."

Ерунда.

Джейк знал, что видел и что видит сейчас. "Маскировка,- прошептал он.-
Роза была здесь; была-была. Все было. И. есть, никуда не делось".

Теперь, когда к нему  постепенно  возвращалась  ясность  мысли,  Джейк
вновь  ощутил  присутствие  неиссякаемой гармонической силы,  присущей
этому месту.  Хор по-прежнему звучал,  многоголосье не утратило  своей
ласкающей слух стройности,  хотя сейчас напев был еле слышен и долетал
словно издалека.  Поглядев на гору строительного мусора,  Джейк увидел
притаившееся среди кирпича и битых пластов старой штукатурки едва раз-
личимое лицо женщины со шрамом на лбу.

- Элли? - пробормотал мальчик.- Ведь ты - Элли?

Вопрос остался без ответа.  Лицо исчезло.  Перед глазами Джейка  снова
была только малопривлекательная куча кирпича и штукатурки.

Мальчик опять посмотрел на розу. И заметил, что в ней нет того темного
багрянца, какой живет в сердце пылающего горна; венчик был словно при-
сыпан пылью - тускло-розовый,  с крапинками.  Этой красоте недоставало
совершенства.  Некоторые лепестки свернулись,  у других края засохли и
побурели.  Такого  не встретишь у ухоженных цветов в цветочных магази-
нах. Джейк решил, что эта роза - дикая.

- Ты очень красивая,- сказал он и еще  раз  потянулся  притронуться  к
цветку.

Ветра не было и в помине,  но роза кивнула ему, вытянулась, подставляя
головку.  Всего на миг подушечки пальцев Джейка коснулись лепестков  -
гладких,  бархатистых, на диво живых - и мальчику почудилось, что зву-
чавший вокруг хор голосов набрал силу.

- Роза, ты больна?

Конечно, ответа Джейк не получил. Мальчик убрал пальцы от блекло-розо-
вой чашечки цветка, и роза еще раз качнула головкой, возвращаясь в ис-
ходное положение,- спокойная,  роскошная, но всеми позабытая красавица
среди заляпанных краской сорняков.

"А разве розы цветут в это время года?  - удивился Джейк.- Дикие розы?
И вообще,  с чего бы дикой розе расти на пустыре? А если здесь выросла
одна, почему нет других?"

Он еще  немного  постоял на четвереньках;  потом сообразил,  что можно
проторчать здесь,  глядя на розу, до вечера (а то и до скончания века)
и ни на йоту не продвинуться к разгадке тайны.  Джейку посчастливилось
на секунду увидеть цветок так,  как он видел все на этом заброшенном и
захламленном пятачке городской земли - без маски, в настоящем обличье,
отринувшим камуфляж - и теперь ему хотелось увидеть это снова.  Но хо-
теть - не всегда значит мочь.

Пора было идти домой.

Джейк увидел, что неподалеку лежат книжки, купленные им в "Манхэттенс-
ком пиршестве ума". Когда он поднимал их, из "Чарли Чух-Чуха" высколь-
знул и упал в лохматые сорняки какой-то блестящий серебристый предмет.
Осторожно,  стараясь щадить больную ногу,  Джейк нагнулся  и  подобрал
его.  Хор голосов как будто бы вздохнул и зазвучал громче, затем моно-
тонный напев вновь стал почти неслышен.

- Значит, и это тоже было на самом деле,- пробормотал мальчик. Он про-
вел кончиком большого пальца по бородке ключа, касаясь грубоватых выс-
тупов, спускаясь в незамысловатые выемки. Погладив плавный изгиб зако-
рючки,  которой заканчивалось последнее углубление, Джейк засунул ключ
в боковой карман штанов,  на самое дно,  и захромал обратно к  дощатой
изгороди.

У самого забора, когда он уже собирался перелезать, его вдруг настигла
ужасная мысль.

"Роза! Что, если кто-нибудь забредет сюда и сорвет ее?"

У мальчика вырвался тихий стон ужаса. Он обернулся и почти сразу нашел
глазами розу;  теперь она притаилась глубоко в тени соседнего здания -
крохотное розовое пятнышко в полумраке, беззащитная, прекрасная и оди-
нокая.

"Я не могу оставить ее - я должен ее охранять!"

Но в голове у него зазвучал чей-то голос - несомненно, голос человека,
встреченного Джейком на постоялом дворе, в странной иной жизни. "Никто
ее не сорвет. Никакой вандал не сомнет ее каблуком, ибо ее красота бу-
дет нестерпима его тусклому взору.  От подобных напастей она умеет за-
щищаться сама. Опасность в другом".

На Джейка нахлынуло чувство глубокого облегчения.

"Можно мне снова придти сюда и взглянуть на нее?  - спросил он у приз-
рачного голоса.- Когда будет муторно на душе, или если голоса вернутся
и снова начнут спорить.  Можно мне будет снова придти сюда,  взглянуть
на нее и немножко отдохнуть?"

Голос не отвечал,  и,  несколько секунд понапрягав слух,  Джейк решил,
что беседа закончена. Он сунул "Угадай-дай-дай!" и "Чарли Чух-Чуха" за
пояс штанов (увидев при этом,  что они перемазаны  грязью  и  обсыпаны
репьями)  и  крепко ухватился за забор.  Он подтянулся,  перемахнул на
другую сторону и вновь соскочил на тротуар Второй авеню, позаботившись
о том, чтобы приземлиться на здоровую ногу.

Движение на улице заметно оживилось, прибавилось и машин, и пешеходов:
рабочий день закончился,  все спешили домой.  Кое-кто обратил внимание
на  неуклюже спрыгнувшего с забора чумазого парнишку в порванном блей-
зере и вылезающей из-под него незаправленной  рубахе,  но  таких  было
немного. Чудаки для жителей Нью-Йорка зрелище привычное.

Джейк на  секунду  задержался  у забора,  охваченный ощущением утраты.
Впрочем,  до него дошло и кое-что другое: спорящих голосов по-прежнему
было не слыхать. Небольшое, но достижение.

Мальчик поглядел на забор,  и намалеванные с помощью распылителя вирши