чины. С удовлетворением отметив, что
тот мертв, он отбросил ногой винтовку убитого и отступил назад.
   - Вы ранены? - хрипло прошептал он.
   - Мои дети! Господи, пожалуйста, мои де...
   - Вы ранены?
   - Нет. Я... я не думаю. Мои дети наверху. Пожалуйста, не допустите, чтобы
они пострадали.
   - Послушайте, ползите к двери и потом на улицу. Там есть врачи.
   - Мои дети. Прошу вас...
   - С вашими детьми все будет в порядке. Я специальный  агент  ФБР,  я  все
сделаю как надо.
   Но Бет не поверила, что ему удастся  что-то  сделать.  Уж  очень  он  был
молодой и испуганный. Она посмотрела, как он направился к лестнице.
   - Акли! - раздался голос с улицы. Он остановился.
   - Да?
   - Парень на кухне убит, но и  Дельта-2  тоже.  Дельта-1  ранен,  так  что
действуй сам.
   - Ладно, - ответил Акли. - Вызови сюда эту чертову полицию штата.
   Бет внезапно с ужасом поняла, что этот человек вовсе не хочет делать  то,
что должен делать, но все-таки  делает.  Держа  пистолет,  словно  волшебную
палочку, с помощью которой можно было стать храбрее и сильнее,  он  заставил
себя ступить на первую ступеньку лестницы, потом поднялся на  вторую,  держа
перед собой свой большой серебряный пистолет.
   - О Боже, - подумала Бет, - Боже, спаси моих детей!
   Акли поднялся до верха лестницы и бросил быстрый взгляд вниз. Держа перед
собой обеими руками "смит энд вессон",  он  искал  глазами  цель,  но  видел
только двери - некоторые открытые, другие закрытые; опасность могла  таиться
за любой из них.
   Его учили никогда, ни в коем случае не бродить по комнатам, не переходить
из одной в другую, если в доме  скрывался  вооруженный  человек.  Надо  было
ждать подкрепления. Всегда в таких  случаях  следовало  ждать  подкрепления,
потому что преимущество было у противника: он  мог  слышать  шаги,  в  любой
момент мог неожиданно напасть. Тот, кто начинает, обычно всегда и побеждает.
   Все это теория. Здесь же Акли понимал, что у него  нет  выбора.  Операция
вышла из-под контроля в первые же секунды, сразу как  началась  стрельба,  и
сейчас важнее всего было остаться в живых и не убить кого-нибудь не того.  В
душе Акли сомневался, хватит ли у него мужества. Это была работа  для  людей
из группы Дельта, для специально подготовленных солдат. И где же  они?  Один
из них лежал на улице.
   - Эй! - крикнул он. - Я специальный агент ФБР Джеймс Акли. Дом окружен.
   Сдавайтесь! - Он слышал, как гулко раздавался его голос в старом доме.
   Большим пальцем Акли взвел курок револьвера.
   Сознание то покидало его, то вновь возвращалось. Сидя  в  луже  крови  за
дверью спальни Джека и Бет Хаммел, Герман старался удержать  пистолет  43-75
ослабевшей  левой  рукой,   так   как   раненая   правая   рука   совершенно
бездействовала.
   Болела голова, Герман был очень расстроен, но страха не испытывал.
   - Сдавайтесь! - снова раздался крик.
   И тут Герману стало смешно. Он понял,  что  должен  сделать.  Так  просто
избавить себя от ужасных допросов и от опасности проявить  слабость.  Способ
был известный.
   Но почему бы не прихватить с собой еще одного? - подумал Герман. - Почему
бы не добавить к  стольким  убитым  еще  и  этого  трусливого  полицейского,
застрелившего моих людей? Он с трудом поднялся и проверил  пистолет.  Все  в
порядке, подумал он, все в порядке, мистер полицейский.
   Герман выбрался в дверной проем, рассчитывая увидеть его внизу, в дальнем
конце гостиной. Сколько их там? Должно быть, сотни и сотни, очень много,  но
сейчас ему нужен всего один. Он услышал вой сирен подъезжавших к дому машин,
заметил в окнах отблески красных и синих мигалок.
   Ослабевшей рукой Герман поднял пистолет и прицелился  в  то,  что  должно
было быть человеком, но затянутые пеленой глаза могли принять за человека  и
тень. Он нажал на спусковой крючок.
   Акли до смерти напугался, когда рядом  просвистела  пуля  и  врезалась  в
стену позади него, обсыпав штукатуркой.  Прозвучало  еще  два  выстрела,  он
отпрянул назад, а  затем  рванулся  вперед,  паля  во  все  стороны,  словно
сумасшедший.
   Выпустив  из  "смит  энд  вессона"  все  шесть  пуль,   он   добежал   до
противоположной двери, перезарядил револьвер и вытащил из-за пояса  пистолет
45-го калибра, полученный от Дельта-3. Оружие было новым для него,  он  даже
точно не знал, как  с  ним  обращаться,  поэтому  пистолет  пугал  Акли.  Он
выглянул в холл, но увидел только темноту.
   - Мамочка, - позвал кто-то. - Мамочка, помоги мне.
   Ох, черт, подумал  Акли.  И  тут  боковым  зрением  он  заметил  какое-то
движение, отпрыгнул назад и выстрелил из пистолета (что  оказалось  довольно
просто).
   Но это была мать, она поднималась по ступенькам, а он не услышал ее.  Это
была не его ошибка! Он же приказал ей покинуть дом! Бет сидела возле  стены,
неестественно поджав ноги, голова свесилась так, как не могла бы свеситься у
живого человека. Была она вся в крови.
   Ох, проклятье, проклятье! Я убил ее!
   Акли не мог оторвать взгляда от женщины, чувствуя  стыд  и  отвращение  к
себе. Ноздри щекотал резкий и едкий запах пороха.
   Я же говорил тебе - не подниматься! Я не слышал, что ты идешь. Не слышал!
   Послышались шаги в его направлении.
   Акли повернулся, упал на колени, ища глазами цель...
   Это,  спотыкаясь,  брел  ребенок,  маленькая  тень  в  темноте,  кричащая
"мамочка!" и надвигающаяся на него.
   - Назад! - крикнул Акли, потому что позади ребенка  он  увидел  еще  одну
тень с пистолетом в руке. И он прыгнул, сбив девочку с ног.
   - Ложись, ложись! - закричал Акли. Прыгая, он здорово ударился головой  о
стену, оружие отлетело в сторону. Акли чувствовал,  как  девочка  извивается
под ним, и в это время услышал шаги. Человек стоял прямо над ним.
   - Мама, мамочка! Моя мамочка умерла! - кричала девочка.
   Акли прижал ее крепче к себе.
   Он поднял голову.
   Над ним стоял истекающий кровью человек. Светловолосый  парень,  прическа
"ежиком", круглое лицо...
   - Отпустите ребенка, ради Бога, отпустите ребенка, - взмолился Акли.
   Парень повернулся и пошел прочь.
   - Беги вниз. Беги! - приказал Акли девочке. Он подобрал оружие и, держа в
одной руке револьвер, а в другой пистолет, направился вниз. И в этот  момент
услышал выстрел.
   - Если вы уже говорили с Питером, - начала Меган Уайлдер,  -  то  знаете,
что наши отношения начали драматически рушиться в конце. Я даже не  уверена,
его ли тут вина или моя.  Может,  это  какой-то  причудливый  взрыв  нервной
энергии со стороны каждого из нас. - И она улыбнулась, явно  иронизируя  над
этой туманной фразой.
   Трое агентов смотрели на нее молча, даже не шелохнувшись. Меган окрестила
их для себя тупицами. "Три Тупицы".  Они  слушали  ее  с  унылыми,  мрачными
лицами.
   Не сняли даже плащи, хотя в студии была прямо-таки тропическая жара.
   Меган наклонилась вперед, пытаясь  найти  новый  угол  зрения  для  своей
конструкции. Теперь она видела, что в самом начале допустила фундаментальную
ошибку в дизайне. Решив использовать схемную плату персонального компьютера,
которая ей очень понравилась: такая запутанная, такая привлекательная, такая
насыщенная, полная значения, Меган поместила ее прямо в центр  композиции  и
выкрасила пульверизатором в ярко-розовый цвет. Она  так  и  напрашивалась  в
центр, это был непреложный, абсолютный факт, для нее не было другого  места.
Но теперь стало ясно, что все было не так. Плата  буквально  бьет  по  лицу,
словно грубая  правда,  которая  не  уйдет,  которая  настолько  очевидна  и
болезненна, что заставляет признать ее, дает понять, что ты  трус,  если  не
признаешь ее.
   - А вот это, - обратилась Меган к  Трем  Тупицам,  -  нужно  убрать.  Это
слишком умно.
   Она отковырнула плату с доски, поранив при  этом  палец  шпателем.  Пошла
кровь. Меган отшвырнула плату, и та с громким стуком  шлепнулась  на  пол  в
дальнем углу студии На месте платы остался только розовый контур да  розовые
пятнышки в тех местах, где сквозь плату  краска  попала  на  доску.  Это  ей
понравилось, так было гораздо лучше - что-то вызывающее, эллиптическое, а не
бессмысленное.
   И сразу же композиция начала нравиться ей, возможно, она все-таки  решила
ее, уравновесила общий вид.
   - Понимаете, он лгал, и я тоже лгала, но в конце я лгала больше него, все
мои действия и слова были ложью. Но Питер начал лгать  первым,  и  его  ложь
была гораздо хуже. Более того, он был трусом.  Он  ничего  не  говорил  мне,
потому что не мог сказать. Он знал, что я буду против него, против того, что
он делает. И в этом он был прав, так и случилось, и, наверное, поэтому  я  и
оставила его. Но я действительно ничего не знала толком, пока была  влюблена
в него, пока мы были женаты и пока наш союз не стал настолько  сложным,  что
уже не находилось простых ответов.
   Меган помолчала - Понимаете, он ничего не говорил мне, потому что где-то,
в самой глубине души, стыдился. Вот в этом весь Питер.
   Трое Тупиц просто  смотрели  на  нее,  у  них  были  вытянутые,  угрюмые,
типичные среднезападные лица, как на картинах Гранта Вуда.
   - И я вышла замуж за этого создателя бомбы  с  коэффициентом  умственного
развития в несколько тысяч, потому что любила его так сильно, что  думала  -
умру от этой любви. Но у него всегда была любовница. Эта сука. Питер никогда
не бросал ее, он был ужасным эгоистом. Заполучив его, я заполучила и  ее  О,
они так подходят друг другу, надо сказать, что они на самом деле могут  быть
просто отвратительными. Поэтому я...
   - Вы говорите о Мэгги Берлин? - оборвал ее один из агентов.
   Меган расхохоталась. Идиот!
   - Нет, нет, Мэгги просто еще один чокнутый гений. Нет,  это  была  другая
сука. Понимаете, я всегда думала о ней, как  о  женщине,  и  я  до  сих  пор
считаю, что в основе всего лежал секс. Питер смеялся надо мной. Может  быть,
Фрейд устарел и был не прав, но я думаю, что всегда  в  основе  всего  лежит
секс, все время, с самого начала,  еще  с  Гарварда,  когда  Питер  не  знал
женщин, а его сосед по комнате был  ярым  сторонником  мира.  Да,  это  она.
Бомба. Он никогда не бросал ее, не переставал думать о  ней,  она  была  его
Цирцеей, его Алисой в Зазеркалье, его Джинджер Линн.  Питер  на  самом  деле
по-своему любил ее. А поскольку она причиняла мне боль, я  решила  причинить
ему боль через нее. Вот  в  этом  и  заключается  вся  патология,  ведь  это
совершенно ясно. Вы, наверное, постоянно сталкиваетесь с подобным?
   Трое Тупиц молчали.
   - Ну что ж, в любом случае это только контекст. Но он поможет понять вам,
почему я оказалась уязвимой для Ари Готтлейба.
   Меган снова склонилась над своей  конструкцией.  Она  уже  пожалела,  что
вырвала из нее компьютерную  плату,  ей  захотелось  вернуть  ее.  Но  Меган
понимала, что выставит  себя  полной  идиоткой  в  глазах  этих  людей.  Она
посмотрела на часы.
   Как летит время, уже около пяти. Мы все стареем и будем стареть  до  того
дня, когда эта любовница Питера разинет рот, чтобы сожрать весь мир.
   Меган засмеялась, но это вышло у нее более нервно, чем  она  ожидала,  на
самом деле ей захотелось заплакать.
   - Как бы там ни было, Питер стал сенсацией месяца в вашингтонских кругах,
потому  что   его   концепция   угрозы   русским   ядерной   бомбой   вполне
соответствовала тому, что хотел слышать Рейган и его  окружение.  Они  сразу
ухватились за эту  концепцию,  повысили  Питеру  жалованье,  он  сразу  стал
"мистером Бомба", получил работу в этом ужасном комитете и отдал ей все свое
время и всю свою любовь.
   Признаю, что я ничего не смогла с этим  поделать.  И  кому,  как  не  Ари
Готтлейбу, было суждено  появиться  в  этот  момент.  Если  бы  я  создавала
идеального еврейского  мужчину,  то  создала  бы  Ари.  Идеальный  еврейский
мужчина. Я имею в виду, он был, как Алан Бейтс в "Незамужней женщине"  -  то
есть слишком хорош, чтобы быть настоящим. Невероятно симпатичный, но  не  из
тех красавцев, которые сводят с ума.  Никогда  не  повышал  голос,  а  когда
смеялся - ох, послушайте, я говорю так, словно играю роль в мюзикле, - когда
он смеялся, то заставлял тебя чувствовать, что только ты и он  смеетесь  над
этой самой прекрасной шуткой. Мне нравились его морщины у глаз в  виде  двух
маленьких треугольников, похожих на  кремневые  наконечники  стрел.  Он  был
очень вежливым, очень уверенным в себе, не испытывал страха.  Питер  страдал
от страха и чувства вины, а Ари ничего не боялся. Когда он смотрел на  тебя.
Боже, как он весь светился! У него был просто дар концентрировать взгляд. Он
заставлял тебя чувствовать, что ты один в этом мире, что больше никого  нет.
Я встретилась с ним на вернисаже два года назад.
   - Уточните дату, пожалуйста.
   - Да кто же запоминает даты?
   - Могло это быть в январе?
   - Нет. Погода была теплой, очень теплой, я это помню, потому что мы с Ари
пили кока-колу в палатке на улице рядом с галереей Коркоран и...  нет,  нет,
точно, это был январь. Удивительно теплый январский день.  Питер  был  очень
занят, в его группе все с ума посходили. Конгресс как раз принял  решение  о
размещении МХ в старых шахтах...
   - Одиннадцатое января?
   - Возможно.
   Она ненавидела этих агентов.
   - Но в любом случае это была моя идея, а не Ари. Это была моя  идея.  Ари
был гражданином Израиля, он  служил  в  их  воздушно-десантных  войсках  или
что-то в этом роде и, насколько я слышала, там это довольно почетно. Он  был
знаком с работниками посольства. Я просто хотела... навредить Питеру.
   - Он заинтересовался?
   - Нет. Сначала нет. Считал это глупостью. Он говорил, что у  Израиля  нет
крупных ракет, что Израиль крупные ракеты не интересуют. Но я  сказала,  что
информация  очень  ценная,  Израиль  смог  бы  ее  как-нибудь  использовать.
Придумали бы, евреи всегда были умными.
   - И он согласился?
   - В конечном итоге да. Понимаете, для меня  это  был  шанс  сделать  хоть
что-то. Я не собиралась передавать документы коммунистам, я хотела отдать их
людям, которые на нашей стороне. Просто другим евреям.
   - Понимаю.
   - И Ари пошел к ним, они согласились посмотреть на документы, а потом Ари
сообщил, что этот человек хочет встретиться со мной. Но он не  хотел,  чтобы
меня видели  около  посольства,  поэтому  попросил  приехать  в  Нью-Йорк  и
встретиться с ним в консульстве. В консульстве Израиля.
   - Ясно.
   - Да, я так и сделала. Я встретилась с израильским  офицером  разведки  в
консульстве Израиля, и все прошло очень хорошо. Это был  умный,  решительный
человек, очень внимательный и обаятельный. Он сказал, что не хочет, чтобы  у
меня были неприятности, спросил, уверена ли я  в  том,  что  делаю.  Еще  он
напомнил, что Джонатан Поллард был арестован и  наше  правительство  подняло
вокруг этого ужасный шум, добиваясь для него  максимального  наказания,  так
что если меня арестуют, то они, пожалуй, не смогут мне помочь.
   - И...
   - Меня это не волновало, я была уверена в том,  что  делаю.  И  я  начала
осуществлять свой план. Это было легко. - Сказав  это,  Меган  почувствовала
глубокое удовлетворение. Ее очень заинтересовал этот момент. Сможет  ли  она
воплотить свое признание в то, что Питер  обычно  называл  "поделками"?  Да,
сможет.
   Она почувствовала на себе взгляд Трех Тупиц.
   - В конце концов, это были всего лишь израильтяне. Ведь они наши  друзья,
я совсем недавно читала об этом в "Вашингтон Пост".
   - Миссис Тиокол... вы не против, что я вас так называю?
   - Нет, все в порядке.
   - Миссис Тиокол, не могли бы вы подробнее рассказать об Ари Готтлейбе?
   Насколько я понимаю, его фотографий у вас нет?
   - У меня есть три его портрета, но они  выполнены  в  стиле  абстрактного
импрессионизма. Он не очень любил, забавно,  что  вы  об  этом  упомянули...
фотографии. Нет, к сожалению, его фотографий у меня нет.
   - Можете вы рассказать о нем?
   - Он был всем тем, чего я желала. За исключением одного недостатка.
   - Какого недостатка?
   - Но это была не его вина, с этим он ничего не мог поделать.
   - О чем вы?
   - Он не был  Питером  Тиоколом.  Но  в  любом  случае,  Ари  был  слишком
идеальным: красивый, любящий, всегда в хорошем настроении и очень сексуален.
   - Он бросил вас?
   - Недавно, после того странного уик-энда в гостинице  в  Виргинии.  Очень
странного.
   - В каком смысле странного?
   - Даже не могу сказать. Я все время  спала,  потому  что  выпила  слишком
много шампанского. Ари очень обиделся и уехал на следующий  день.  Ему  надо
было возвращаться в Израиль. К жене.
   - Когда это было?
   - Примерно две недели назад, точно не помню. Кто же помнит даты? -  И  вы
остались одна.
   - Я была одна, даже будучи замужем.
   - Расскажите об этом офицере израильской разведки.
   - Ох, вы знаете, очень умный человек, очень сердечный. Очаровательный.
   Загадочный. Прямо-таки живая легенда, даже для  сотрудников  консульства,
они все буквально в рот ему смотрели. Очень необычный человек. Я помню,  как
после нашей встречи мы вышли на  Семьдесят  третью  улицу  и  он  помог  мне
поймать такси. С ним чувствуешь себя в безопасности, и он.
   - Простите, миссис Тиокол, - это вмешался самый молодой из Трех Тупиц. Он
был несколько вежливее своих коллег и понял, как неприятно  ей  то,  что  ее
оборвали.
   - Да?
   - Вы сказали. Семьдесят третья улица.
   - Да.
   - Мне приходилось бывать в нашем бюро в Нью-Йорке. Вы, наверное, имели  в
виду Восемьдесят четвертую улицу?
   Меган смутилась, почувствовав твердую уверенность в его голосе.
   - Ну, не исключено, что я перепутала адрес Кто запоминает адреса? И какая
разница... нет, простите, это точно была Семьдесят третья улица! Вы меня  не
собьете. Между Мэдисон и Парком. Красивый особняк, звезда Давида  на  флаге,
фотографии Бен-Гуриона, Голды Меир, Бегина и Шимона Переса. Там  было  много
людей, рабочих, все...
   Меган чувствовала на себе внимательный взгляд агента.
   - Извините, я очень хорошо знаю здание консульства. Да, это  особняк,  но
на Восемьдесят четвертой улице, между Мэдисон и Пятой авеню, рядом с музеем.
Я там работал, и мне приходилось часто бывать в этом здании. Мы сотрудничали
с Моссадом по вопросам обеспечения безопасности.
   - Я... я имею в виду...
   Меган даже не знала, что и сказать.
   - Вы уверены, что это была Семьдесят третья улица?
   Она только тупо кивнула.
   - Понимаете, все это можно было очень просто устроить. Снять  особняк,  в
одно прекрасное утро вывесить  флаг,  развесить  фотографии,  какие-то  люди
крутятся внутри, изображая деловую обстановку.  А  через  час  после  вашего
ухода все исчезает.
   Меган почувствовала, что под ней разверзлась дыра,  громадная  и  темная.
Она падала туда, но никто ее не ловил.
   Питер! - подумала Меган. - Боже, Питер!
   - Они обманули меня. Просто обманули.
   - Да, мадам, боюсь, что так, - согласился один из Трех Тупиц.
   И Меган тихонько заплакала.
   - Ох, Питер, Боже мой, что я натворила?

17.00

   Акли в одиночестве сидел перед полицейской  машиной.  Он  замерз.  Кто-то
принес ему одеяло, и он закутался в него. Он сидел в сиянии огней, казалось,
сюда съехались полицейские машины со всего мира, свет от их красных и  синих
мигалок метался по домам и деревьям. У Акли болела голова, ныло  все  внутри
от ударов пуль по бронежилету, и в конце концов его вырвало.
   Все держались в сторонке от него, по крайней мере, в этот  момент,  и  он
был благодарен им за этот небольшой знак  сострадания.  Глядя  перед  собой,
Акли ничего не видел. Он умотался, был в прострации, которая его устраивала,
потому что если бы он думал о случившемся, то захотел бы  умереть,  лишь  бы
все кончилось.
   Дети находились с полицейскими, но никто не знал, что делать с ними и где
их пропавший отец. Акли слышал,  как  кто-то  предлагал  отправить  детей  к
бабушке в Хагерстаун. Он не мог смотреть на  них,  на  этих  двух  маленьких
девочек, сущих ангелочков, не испорченных еще злом. Акли лишь  бросил  в  их
сторо