эр. Был капитаном в 101-м полку, командовал ротой.
   - Что ж, считайте, что вы снова вернулись во Вьетнам, полковник,  правда,
здесь чуток похолоднее, да и задача наша неизмеримо важнее.
   Уоллс выстрелил. Еще раз.  И  еще.  Рядом  с  ним  Уидерспун  стрелял  из
пистолета, звуки его выстрелов напоминали Уоллсу собачий  лай.  В  них  тоже
стреляли из автоматического оружия, пули свистели над головами и отскакивали
от стенки, которой заканчивался тоннель. Совсем как на горячей сковородке, а
вокруг пляшут пузырьки кипящего жира. Уоллс представил себе  такую  картину,
хотя, естественно, все было  иначе.  Ведь  это  был  просто  тоннель.  Чарли
отступили.
   - Отлично, - буркнул Уоллс. - Проклятье, хоть  на  этот  раз  я,  похоже,
свалил одного. Парень, их должно  бы  уже  мало  остаться.  У  нас  кончился
тоннель, но  у  этих  ребят  скоро  кончатся  люди,  слышишь,  да?  -  И  он
рассмеялся, довольный собственной шуткой.
   - Да я успею перебить целый взвод, прежде чем они прикончат меня! - Уоллс
снова засмеялся, но смеялся он один. Уидерспун молчал. Уоллс  дотронулся  до
него и понял, что молодой солдат умер во время боя.  Он  просто  тихо  истек
кровью.
   Огорченный Уоллс покачал головой. С кем он  теперь  будет  разговаривать?
Да, это хуже, чем карцер.
   Впереди снова послышались голоса и клацанье  оружия,  проверяемого  перед
боем. Понятно, белые мальчики предпринимают еще одну попытку. Уоллс старался
думать о них как о куклуксклановцах, как о здоровых громилах  в  машинах,  с
топорами и пылающими крестами. Или как о здоровых  ирландцах-полицейских  из
Балтимора, краснорожих, восседающих на лошадях и готовых раздавить тебя даже
взглядом. Или как о белых пижонах, глядящих на тебя  так,  словно  ты  кусок
собачьего дерьма, валяющийся на улице.
   Он снова засмеялся и передернул  затвор  "моссберга",  почувствовав,  как
патрон вошел в патронник.
   - Эй, ну давайте, ублюдки! - крикнул Уоллс со смехом.  -  Давайте,  белые
ублюдки, я приготовил для вас дерьма!
   И тут его осенило, что он может  сыграть  с  ними  куда  более  серьезную
шутку.
   Он может взорвать их! Разве у Увдерспуна, у  этого  маленького  отважного
солдата, не было с собой взрывчатки  С-4?  Уоллсу  приходилось  во  Вьетнаме
рвать тоннели этой штукой, так что он знал, как с ней обращаться. Он подполз
к телу Уидерспуна. "Извини, парень, но мне надо у  тебя  кое-что  поискать".
Уоллс торопился, опасаясь, что белые  мальчики  убьют  его  раньше,  чем  он
подготовит  для  них  большой  сюрприз.  Наконец,  в  нижних  карманах  брюк
Уидерспуна он обнаружил кирпичик величиной примерно с книгу. Вытащив его, он
начал сильно разминать его, пытаясь передать пластику тепло и гибкость.
   Сейчас я сделаю бомбу и взорву этих ублюдков к чертовой  матери,  подумал
Уоллс.
   Комок у него вышел в виде приплюснутого мячика весом примерно в  фунт.  У
него еще оставалась граната. Уоллс  снял  ее  с  ремня,  осторожно  вывинтил
взрыватель, а корпус отбросил в сторону. Наклонившись  над  Уидерспуном,  он
снова обшарил его карманы в поисках пентритового детонирующего шнура.  Найдя
шнур, Уоллс осторожно  намотал  его  кончик  на  капсюль  взрывателя,  сунул
взрыватель  в  вязкую  массу  взрывчатки   и   быстро   обмазал   взрыватель
взрывчаткой, не трогая при этом предохранитель, чтобы он был свободным и мог
сработать, когда будет вырвана чека. Он работал энергично, зная, что времени
у него очень  и  очень  мало.  Для  начала  нападающие  выпустили  несколько
трассеров в заднюю стенку:  теперь  они  знали,  что  тоннель  заканчивается
тупиком.
   - Эй, белые ублюдки, не хотите ли потрахаться? Ха, у старины Уоллса  есть
для  вас  несколько  симпатичных  сучек.  Есть  сексапильная  мулатка,  пара
беленьких цыпочек, есть рыжая, отличные телки. Идите сюда, белые мальчики, и
вы их получите.
   Три автомата ударили одновременно, вокруг  засвистели  пули,  ударяясь  в
стенки, вздымая облака угольной пыли с пола. Уоллс выдернул чеку и  каким-то
неуклюжим движением швырнул бомбу. Он чувствовал, как она  вылетает  из  его
руки, летит медленно и падает не очень далеко. И тут до Уоллса дошло, что он
тоже погибнет от взрыва. И он начал карабкаться назад,  подальше,  подальше,
хотя на самом деле двигаться дальше уже было некуда...
   В таком тесном пространстве взрыв был просто ужасным. Уоллса приподняло и
швырнуло сквозь спертый воздух, сквозь грязь и камни. Казалось, рухнул  весь
мир, старая гора дрогнула, и потолок тоннеля обсыпался. Уоллс  почувствовал,
как его засыпает землей. Он  не  мог  двигаться.  Тоннель  обвалился.  Уоллс
оказался похороненным в полнейшей темноте.
   Питер подумал, что пора бы ему уже что-нибудь  поесть.  Его  потрясывало,
появилась головная боль Прошло уже много часов с того момента, когда  он  ел
последний раз, и было это в той, другой жизни.
   Но его держала дверь.
   Проклятая дверь.
   На самом  деле,  идея  была  довольно  бесхитростна,  требовалось  просто
написать  программу,  вот  и  все.  В  этой  простоте  и   заключалась   вся
гениальность.
   Если группе  Дельта  предстояло  пробиться  к  дверям  лифта,  то  Питеру
следовало вычислить код, чтобы открыть эти двери. Многотонные,  суперпрочные
двери. Но чтобы открыть их, следовало знать код из двенадцати цифр. Агрессор
же наверняка поменял код с  помощью  терминала  компьютера,  который  был  в
центре запуска, делалось это довольно просто.
   Так какой же он установил код?
   В этом и была вся загвоздка. Новый код мог состоять  из  двенадцати  букв
или цифр или  их  комбинаций.  Питер  предполагал,  что  здесь  должна  быть
сознательно  выбранная  последовательность,   потому   что...   потому   что
по-другому и быть не могло. Код был частью  игры,  которую  вел  Агрессор-1.
Именно так и работал его мозг. Питер начинал понимать ход его мыслей.
   Вся трудность сводилась именно к программе компьютера. Эта программа была
придумана  и  написана  Питером  Тиоколом,  руководителем   группы   моделей
базирования ракет МХ, и предназначена была именно для  предотвращения  того,
чем он сейчас вынужден был заниматься.  Да,  ему  требовалось  проникнуть  в
систему всего с трех попыток. Если не набрать правильный код с трех попыток,
компьютер воспримет это  как  действия  посторонних  людей,  код  немедленно
сменится  на  цифры  произвольной  последовательности,   и   тогда   другому
компьютеру понадобится как минимум 135 часов постоянной  работы  с  огромной
скоростью, чтобы перебрать миллионы и миллионы возможных комбинаций.
   Всего три попытки, подумал Питер.
   Но сделать их было  необходимо,  потому  что  шахта  Саут  Маунтин  могла
самостоятельно  произвести  пуск  ракеты.  Может   быть,   объект   захвачен
специально подготовленным  подразделением  по  захвату  ракетных  шахт?  ЦРУ
сообщало, что русские создают подобные подразделения. А может,  это  Каддафи
прислал команду смертников? А может быть, - нет, это уж слишком! - правые из
числа американских военных захватили шахту, чтобы нанести  упреждающий  удар
по "красным"? И во всех этих сценариях, как и предсказывалось в его книге  о
сценарии Джона Брауна, главным были дверь  и  хранилище  для  ключей,  а  не
служба охраны и система радаров.
   Смехотворность ситуации состояла в том, что Питер боролся против себя же.
   Его неверная жена снабдила Джона Брауна, Агрессора-1  или  как  там  его,
всем - идеями, секретами, теоретическими расчетами. Он знает абсолютно  все,
что знаю я, подумал Питер. Ужасно, но он - это я.  Меня  подменили.  У  меня
появился близнец, поглотивший мою личность.
   Питер вернулся к документам, подобранным экспертами-психиатрами на "Джона
Брауна". Читая психологические выкладки, Питер видел, что  они  применимы  к
нему самому. Ужасно. Это означает, что все началось с него самого, или с его
книги, или, возможно, с его  знаменитого  эссе.  А  потом  уже  Джон  Брауна
разработал свой план, не вкладывая столько труда в Саут Маунтин, сколько его
вложил Питер Тиокол.
   По телу Питера пробежал озноб, становилось холодно. Он посмотрел на часы,
цифры торопливо перескакивали на циферблате:

   6:34.32
   6:34.33
   6:34.35

   Оставалось менее шести часов.
   "Джон Браун. Джон Браун, ты и твоя дверь. Всего три попытки".
   Он начал машинально писать в блокноте:
   Питер Тиокол - Джон Браун - 12 - 9 - 12 -9?
   Проклятье, был бы какой-то  смысл,  если  бы  в  имени  Джон  Браун  было
двенадцать букв...  как,  например,  в  имени  Питер  Тиокол  (В  английском
написании 12 букв.) Большее время генерал говорил по телефону с находившимся
наверху Алексом, спокойно выслушивая его доклады.  Или  стоял  позади  Джека
Хаммела, наблюдая, как тот резал  титановый  блок,  отделявший  генерала  от
второго ключа, необходимого для запуска ракеты.
   Джек к этому времени уже значительно продвинулся в своей работе,  но  чем
глубже он проникал в титановый блок, тем сложнее это давалось. Болели  руки,
по лицу струился пот и. Господи, ему хотелось есть.
   - Мистер Хаммел, как, на ваш взгляд, продвигается работа?
   - Можете сами посмотреть. Я уже врезался довольно глубоко.
   Джек почувствовал, как генерал заглядывает через его плечо,  рассматривая
похожую на рану щель в металле.
   - Вы режете по прямой?
   - Совершенно верно. Режу прямо в центре, и если эта камера, или  как  там
вы ее называете, находится в центре, то я как раз попаду в нее.
   - Долго еще?
   -  Не  могу  знать.  Вы  говорите,  что  диаметр  у  блока  двести  сорок
сантиметров, а я углубился примерно на треть. Так что уже  близко.  Еще  два
или три часа. Посмотрим.
   Джек следил за пламенем, с  завидным  аппетитом  пожиравшим  титан.  Даже
сквозь плотные затемненные очки он чувствовал его необычайную мощь. Ничто на
земле не могло противостоять ему,  все  плавилось,  испарялось  и  отступало
перед напором его температуры.
   Он попытался представить себе это маленькое  пламя,  выросшее  в  миллион
раз, гигантcкое, пожирающее все пламя, движущееся по земле. Словно  огромная
горелка, оно терзало земной шар, города и деревни, превращая мужчин,  женщин
и детей в пепел. Он попытался представить всех  мертвыми,  мертвую  планету.
Мир превратится в пустыню, если не остановить это пламя.
   В его  голове  возникали  картины,  словно  из  кинофильмов:  грибовидное
облако, разрушенные города, горы трупов, выжившие  мутанты,  кучки  голодных
людей-крыс, рыскающих в руинах... а теперь наша  реклама:  "Жидкая  слоновая
кость для истинно гладких рук".
   Я не могу видеть, как все это будет, подумал Джек.  Просто  не  могу.  Он
постарался отогнать от себя мысль о  том,  что  увиденная  картина  является
прямым следствием его собственных действий.
   Это не моя вина, сказал себе Джек. Что мне оставалось  делать,  позволить
им убить моих детей? Конечно, можно сказать, что судьба детей  менее  важна,
чем судьба всего мира, но это легко говорить любому, кроме отца этих детей.
   Возможно, это и было бы по плечу какому-нибудь необычному человеку.
   Но я самый обычный человек. Бомба, не бомба, война, не война  -  это  мои
дети!
   Он снова посмотрел  на  пламя,  которое  жадно  лизало  металл,  стремясь
навстречу полуночи.
   - Но я же говорила вам, - пыталась втолковать Меган Трем Тупицам. Сколько
раз надо повторять? Они сказали, что они израильтяне. Клянусь вам, я думала,
они израильтяне. Евреи, просто евреи. Может, кто-нибудь из вас еврей?
   Трое Тупиц покачали головами.
   - В ФБР нет евреев? - недоверчиво спросила Меган. - Даже в наше  время  в
ФБР нет евреев?
   - Вы отвлеклись, миссис Тиокол, - оборвал ее самый грубый из агентов. - У
нас очень мало времени. Давайте вернемся к нашему разговору. Вы рассказали о
том, как вас завербовали, рассказали о своем  душевном  состоянии,  пояснили
характер переданной информации, описали Ари Готтлейба и загадочного  офицера
разведки из израильского консульства.
   - Это все, что я знаю. Я рассказала вам все. Пожалуйста, спрашивайте,  но
я все рассказала.
   На улице уже было темно, Меган видела сквозь окна огни в соседних домах.
   - Кто-нибудь хочет кофе? - предложила она. Ответа не последовало.
   - Ну а для себя я могу сварить кофе?
   - Разумеется.
   Она подошла к шкафчику, где хранилась кофеварка,  вытащила  ее,  вставила
фильтры, насыпала кофе, налила воды и включила. Когда готовый напиток  начал
капать в чашку, загорелась лампочка.
   Один из агентов вышел поговорить по телефону, затем вернулся.
   - Миссис Тиокол, я  дал  указание  отделу  контрразведки  доставить  сюда
фотографии. Есть у нас и несколько фотографий из Пентагона, на  которые  вам
надо будет посмотреть. Мы хотим, чтобы вы попытались опознать завербовавшего
вас человека и того, с кем разговаривали в консульстве. Хорошо?
   - У меня ужасно плохая память на лица.
   - Желательно, чтобы вы очень постарались. Как я уже говорил, у нас  очень
мало времени.
   - А что происходит?
   - Сейчас мне трудно вам это объяснить, миссис Тиокол.
   - Но что-то случилось, да? И это случилось из-за  того,  что  я  сообщила
этим людям, верно? Наверняка это связано с Саут Маунтин, не так ли?
   Наступила пауза. Трое Тупиц  смотрели  друг  на  друга,  потом,  наконец,
старший произнес:
   - Да, это так.
   - Кого-нибудь убили?
   - Боюсь, что так.
   Меган уставилась на кофеварку. Ты  должна  испытывать  какие-то  чувства,
сказала она себе. На твоих руках кровь, значит, ты должна  чувствовать  это,
ведь так? Но она чувствовала только усталость. Только усталость.
   - А Питер, он ведь там, да? Он ведь нужен вам там, правда?
   - Гм, да, я думаю, доктор Тиокол находится там, на позициях.
   - На позициях? Вы сказали, на позициях? То есть он там, где стреляют?
   Знаете, он ведь ужасный трус. От него не будет  никакой  пользы  в  такой
обстановке. Лучше всего Питер может проявить себя в  кабинете,  заставленном
книгами. Вот это он любит, читать  и  размышлять  в  одиночестве.  Он  такой
нервный.
   Но ведь его не пустят туда, где стреляют, да?
   - Послушайте, миссис Тиокол, мы не знаем, как на самом деле обстоят дела.
   Операцией руководят другие люди. Не знаем, где он, там, где стреляют, или
в безопасном месте. Но если понадобится, ему придется  находиться  там,  где
идет бой. Уверен, что, понимая всю важность происходящего, он не струсит.
   - Наверное, этого я и хотела. Может быть, я на самом деле  хотела,  чтобы
его убили.
   - Об этом вы поговорите со своим психиатром, миссис Тиокол. Фред, позвони
еще раз контрразведчикам, эти чертовы альбомы должны быть здесь немедленно.
   - Да я только что звонил им, Лео.
   - Еще раз позвони, делай что-нибудь, не сиди здесь.
   - Хорошо.
   - Кофе готов, - объявила Меган. - Может быть, кто-нибудь  все-таки  хочет
кофе?
   - Я бы выпил, если можно, - попросил один из Тупиц.
   Она налила ему кофе.
   - Миссис Тиокол, давайте поговорим вот о чем. Как вы связывались с вашими
друзьями и как передавали им документы? Через Ари?
   - Через него только один раз,  несколько  недель  назад.  А  так  главным
образом в Нью-Йорке... вам действительно надо  это  знать?  Я  имею  в  виду
всякие детали, понимаете, мне это казалось таким странным и глупым.
   - Расскажите; пожалуйста. Меган отхлебнула кофе.
   -  Ну,  все  было  глупо  и  сложно.  Мне  все  тщательно  объяснили.   Я
просматривала "Санди Пост", находила рекламное  объявление  универмага,  где
имелся бы книжный отдел. Потом помещала в "Пост" объявление, платя при  этом
наличными. Они велели мне всегда платить наличными.  В  объявлении  я  кодом
сообщала название универмага. Потом брала напрокат  машину,  ох,  вспомнила,
всегда надо было иметь при себе что-то клетчатое. Потом в  назначенный  день
шла в универмаг - обычно где-нибудь в районе Белтвей, - писала  на  листочке
бумаги цифры и клала его на страницу 300 "Унесенных ветром". Я очень  любила
эту книгу в юности, а в продаже она всегда имеется. А потом...
   - А кто забирал ваше сообщение? Вы знаете?
   - Ну-у, однажды я  решила  проверить,  из  любопытства.  Толстый  нервный
мужчина средних лет. На вид довольно недалекий. Он...
   Открылась дверь и в комнату вошли несколько агентов, нагруженные папками.
   Это прибыли фотоальбомы.
   Арбатов без всякой цели ехал по шоссе ј1 к Белтвей и уже почти доехал, но
в последний момент развернулся и очень обрадовался, что поступил именно так,
потому что заметил впереди громадную дорожную пробку; все машины  стояли  на
месте, освещая фарами шоссе.
   Ох уж эти американцы, пьяно хихикнул Григорий. Они наделали больше всех в
мире машин, а теперь загоняют их в жуткие  дорожные  пробки.  Но  еще  более
чокнутые, чем американцы, русские, у них нет дорожных пробок, потому что нет
машин.
   Он подумал, что надо бы еще  раз  позвонить  Молли.  Проехав  вперед,  он
остановился в небольшом местечке в Колледж Парк. Там Григорий зашел в  точно
такой же бар, из которого недавно ушел. Да,  здесь  было  ничуть  не  лучше,
такой же забитый людьми убогий  бар,  полно  дыма  и  одиноких  пьяниц.  Но,
правда, в этом баре Григорий увидел танцовщицу, толстую женщину  вроде  тех,
по которым он и  специализировался.  Она  была  похожа  на  женщину-водителя
грузовика. Стоя на маленькой сцене, танцовщица трясла  телесами  под  жуткую
рок-музыку с тупым выражением на бычьем лице. Но самое ужасное заключалось в
том, что она была немного похожа на Молли Шройер.
   Григорий разыскал  телефон-автомат  и  набрал  номер.  Послышался  гудок,
второй, третий, четвертый... проклятье! Да где же она? Ведь не может же  она
до сих пор торчать на работе! Что происходит?
   Он почувствовал, что удача ускользает от него. А  если  Молли  вообще  не
смогла ничего выяснить? Эта мысль ввергла Григория в  панику,  рушились  все
его радужные планы.
   И все же он надеялся,  что  Молли  отыщет  для  него  отличную  секретную
информацию, и завтра он пойдет к этой маленькой  обезьяне  Климову,  швырнет
ему на стол документы и скажет: "Вот тебе, поросенок, посмотри, что  откопал
Григорий Арбатов. Великий Григорий Арбатов проник  в  самое  сердце  военной
машины капитализма,  он  добыл  очень  важные  документы  о  происшествии  в
Мэриленде. А ты думаешь, что он просто плаксивый болван. Что ж,  щенок,  это
тебе скоро придется плакать,  тебе  и  твоему  всесильному  дядюшке  Аркадию
Пашину, который ничем не сможет помочь  тебе.  И  именно  тебя  отправят  на
Родину, а не великого Григория Арбатова".
   Картина была настолько привлекательной, что ужасно не хотелось, чтобы она
исчезала из сознания, но в этот момент Григория толкнул какой-то подвыпивший
американец, которому тоже надо было позвонить. И до Григория дошло,  что  он
стоит в прокуренном баре в Колледж Парке, американская шлюха трясет грудями,
похожими на коровье вымя, а он стоит и вдыхает табачный  дым,  вцепившись  в
трубку телефона, но ему никто не отвечает.
   Уоллс был мертв и начал уже разлагаться. Запах гнили и грязи  достиг  его
мертвых ноздрей, и, даже будучи в могиле, Уоллс непроизвольно дернул  рукой,
чтобы зажать нос и не чувствовать этого запаха. К  его  великому  изумлению,
рука двигалась,  хотя  и  была  завалена  грязью.  Зловоние  было  настолько
сильным, что просто могло свести человека с ума. Уоллс  натужно  закашлялся,
по телу пробежала дрожь, его затрясло, что позволило стряхнуть  тонкий  слой
покрывавшей его угольной пыли.
   Живой!
   Уоллс заморгал.
   Боже, но что за ужасный запах!
   Он с трудом поднялся. Голова болела, одна рука онемела, ушибленные колени
дрожали, ужасно хотелось пить. В воздухе было полно пыли, язык,  губы,  зубы
все было покрыто ею. Уоллс попытался шагнуть вперед, но что-то держало  его,
не пускало. Он обернулся и обнаружил, что это чертов обрез, ремень  которого
был  намотан  на  руку.  Хмыкнув,  Уоллс  вытащил  из  кучи  земли  обрез  и
одновременно пошарил на ремне в поисках фонарика. Фонарик оказался на месте.
   У-ух, а идти-то некуда, ни туда, ни  сюда.  Тоннель  обв