Поразить Англию? Любопытно - в какое место? Но зверь проснулся, и  пора
стричь ему когти...
   Летом он с царем  срочно  выехал  в  Киссинген,  где  отдыхали  кайзер  с
президентом. Неизвестно, какую инъекцию впрыснул Бисмарк своему  королю,  но
старикашка,  поначалу  робкий,  как  заяц,  теперь  обнаглел  и  озирался  с
беспокойством - где бы  еще  отрезать  кусок  для  Пруссии?  При  встрече  с
племянником Вильгельм I сказал,  что  стоит  ему  двинуть  мизинцем,  и  вся
Германия - от Немана до Рейна! - поднимется, охваченная тевтонской  яростью.
Бисмарк деликатно не стал развивать этой темы.  Царь  заговорил  с  дядей  о
неограниченных возможностях средств уничтожения, какие ныне  уже  имеются  в
арсеналах Европы.
   - Нельзя закрывать глаза, -  сказал  он,  -  и  на  колоссальные  жертвы,
которые  могла  бы  принести  миру  всеобщая  война.  Сейчас  один   снаряд,
разорвавшись, способен унести жизни сразу трех человек... Нельзя же  с  этим
не считаться!
   Горчаков тихим голосом вставил:
   - Россия не останется безучастным зрителем. Случись еще одна "экзекуция",
и мы не останемся в стороне, как равнодушные наблюдатели.
   - Неужели, -  закричал  кайзер,  вскакивая,  -  вы  способны  стрелять  в
пруссаков, в своих верных и добрых друзей?
   - Я не говорю сейчас о стрельбе. Но  политически  мы  не  поддержим  вас.
Бросая перчатку через Ла-Манш, вы (я понимаю  это)  не  столько  ратуете  за
национальное  единство,  сколько  желаете  посредством  военного  энтузиазма
приглушить внутри Пруссии сдавленные вопли оппозиции.
   Глупый король, не подумав, ляпнул:
   - Да! Мы хотели бы свернуть болтунам головы... Шрам над губою Бисмарка из
белого сделался багровым, но он терпеливо смолчал.
   - Для нас, - продолжал Горчаков, словно не заметив оговорки кайзера, - не
суть важен сам датский вопрос - мы заинтересованы в сохранении мира. Еще раз
напоминаю: России не всегда  удается  сохранить  нейтральное  положение.  Вы
хлопочете о том, чтобы все немцы жили одной семьей. Но послушайте  вой,  уже
оглашающий Шлезвиг и  Голштинию,  жители  которых  и  не  мечтали  сделаться
пруссаками.
   - С этим мы справимся,  -  хмуро  сказал  Бисмарк.  В  частной  беседе  с
президентом Горчаков дал ему понять: без  одобрения  Петербурга  королевская
Пруссия не сделает лишнего шага; Бисмарк рассвирепел, и на вокзале, прощаясь
с Горчаковым, он сказал:
   - Не слишком-то вы доверчивы к друзьям! Такие выговоры, какие получили  я
и мой кайзер, делают лишь провинившимся лакеям, если они с опозданием подают
барину ночные туфли...
   Горчаков потрепал его по плечу:
   - Ну-ну, Бисмарк! Что вы так обидчивы? Кстати, - спросил  он,  -  как  вы
собираетесь разделить с Австрией завоеванное?
   Поезд тронулся, и Бисмарк помахал рукою. Потом приложил руку к сверкающей
каске и крикнул:
   - Как-нибудь разделим!

***

   Франц-Иосиф имел бухгалтерскую память на  события  и  факты  истории.  Но
стоило ему из этого материала начать лепить храм австрийской  политики,  как
все разваливалось на отдельные детали, среди которых император и  оставался,
будто ребенок среди разбросанных по углам игрушек. В душе кесаря царила мгла
постоянного уныния, и он  пребывал  в  предчувствии  того,  что  если  не  в
соседних комнатах Шенбрунна, то уж в соседнем государстве кто-то  непременно
желает  ему  напакостить.  Впрочем,  в  этом  он  мало  ошибался...   Сейчас
Франц-Иосиф страдал, не зная, как проглотить обретенное на войне.
   - Я вот смотрю на карту, - сказал он Рехбергу, - и не понимаю - ради чего
мы с вами воевали? Здесь Дания, а здесь моя  империя.  Между  ними  пролегла
Пруссия и германские княжества... Об этом мы раньше не подумали!
   Между тем уже началось "онемечивание" немцев самими  же  немцами.  Немец,
освободивший немца из-под мнимого датского гнета, выгонял брата по  крови  в
скотский хлев, а сам занимал дом  для  военного  постоя.  Вместе  с  немцами
Бисмарк унаследовал 200 000 чистокровных датчан и фризов, которым  запретили
читать датские газеты и петь свои песни. Но когда шлезвиг-голштинцы запевали
хором  свой  "Schleswig-Holstein",  прусская  полиция   разгоняла   хористов
палками. Тюрьмы и  штрафы  очень  помогали  "взаимопониманию"  одних  немцев
другими... В отвоеванных провинциях всюду вспыхивали драки и поножовщина!
   Бисмарк был строго последователен и никогда  не  приступал  к  выполнению
второй задачи, пока не разрешена первая. Сначала он создал  предпосылки  для
союза с Австрией, теперь надо было загнать Австрию в безвыходное  положение.
Отрезанный от Дании пирог лежал на германском  столе  и  аппетитно  дымился,
Бисмарк и Рехберг точили ножи, дабы совместно приступить к его справедливому
разделению...
   Дележ начали на курорте Гаштейн; пруссаки с австрийцами уселись за  стол,
все  прилично  одетые,  взаимно  любезные,  и   в   ходе   приятной   беседы
договорились, что Голштейн - Австрии, а Шлезвиг - Пруссии (у  датчан  отняли
еще и герцогство Лауэнбургское, которое пока не делилось).
   Но пришло время австрийцам взвыть...
   - Господь видит, - начал Рехберг, - что Голштейн для нас  вроде  данаевых
даров, ибо мы не знаем, что с ним делать. Вы получили Шлезвиг, обживаете для
флота Кильскую гавань, хотите рыть канал... А что нам?  Вене  гораздо  легче
укусить себя за локоть, нежели обладать Гол штейном.
   "Будьдог с тремя волосками" издал рычание:
   - В чем дело? Я вас не обманывал. Или вы завидуете, что мы  ковыряемся  в
земле? Да переройте хоть завтра весь Голштейн, Пруссия вам и слова худого не
скажет.
   - Но так же нельзя! - возмутился Рехберг. - Заберите себе уж и  Голштейн,
а взамен отрежьте нам самый завалящий  клочок  своей  земли,  примыкающей  к
нашим рубежам, чтобы мы могли с нею  управляться..,  ну,  хотя  бы  графство
Глац!
   Бисмарк суровым оком высмотрел Глац на карте:
   - Один из заветов дома Гогенцоллернов гласит, что земля, единожды побывав
в наших руках, уже никогда не может  быть  отдана...  Я  оскорблен  венскими
капризами!
   Он сознательно выводил Вену из терпения, заставляя ее взяться за  оружие,
- так и понял его Франц-Иосиф.
   - Благодарю вас, граф,  -  сказал  он  Рехбергу,  -  за  всю  ту  датскую
карусель, на которой вы меня так славно прокатили. Я  не  желаю  вас  больше
видеть.  Вы  дурак,  но,  к  сожалению,  я  догадался  об  этом  с   большим
опозданием...
   Рехберга выгнали, а Бисмарк получил титул графа.
   - За то, - сказал ему кайзер, - что вы не поссорили меня  с  Австрией,  а
Вену сделали большим другом Берлина.
   Глупец так и не  понял,  что  Бисмарк  добивался  (и  добился!)  как  раз
обратного. Вскоре президент принял в Берлине делегации  Баварии  и  Гессена,
которых  начал  возбуждать  противу  Австрийской  империи...  Со  смехом  он
рассказал им:
   - Вот послушайте, какая шлюха эта Вена и как она легко продается. Когда в
Гаштейне я с Рехбергом заключал шлезвиг-голштейнский кондоминиум, мы  с  ним
крепко выпили и за два миллиона риксдалеров я  перекупил  у  него  бесхозное
герцогство Лауэнбургское... Вообще-то оно мне нужно, как лягушке зонтик!  Но
этим актом спекуляции я хотел показать всей Германии, что  Австрия  способна
торговать даже тем товаром, который завалялся на чужих прилавках...
   Сосредоточенный  Мольтке,  прибирая  к  своим  рукам  управление  армией,
выковывал стратегию уничтожения Австрии:
   - Тяжба разрешится на полях Богемии! Вот здесь...

***

   Именно  здесь,  по  зеленым  проселкам  австрийской   Богемии,   бродяжил
неунывающий человек. Он выступал под видом странствующего  фотографа,  влача
на своих плечах по деревням тяжелый  ящик  фотокамеры;  показывал  фокусы  с
шариком на сельских ярмарках и в солдатских казармах. Но  чаще  всего  катил
перед собой тачку, наполненную доверху малосовместимыми товарами для продажи
- молитвенниками и порнографическими  открытками.  Расчет  был  на  слабость
человеческой психики: всегда найдется человек, который из двух  зол  выберет
для себя самое меньшее... Это дело вкуса! Бродягою был Вилли Штибер.
   Все шло замечательно. Штибер загорел и окреп на свежем воздухе, тщательно
собирая сведения о шоссе и гарнизонах Австрии, о калибре встреченных  пушек,
о приемах подковывания кавалерийских лошадей. Ничто  не  ускользало  от  его
бдительного ока, а на деньги, полученные  от  Бисмарка,  он  вербовал  среди
населения тайных агентов для прусского генштаба... Конечно,  в  таком  деле,
каким занимался Штибер, без неприятностей не обойтись, и в поганом городишке
Траутенау, где Штибер зашел  в  харчевню  похлебать  лукового  супа,  кто-то
крикнул:
   - Вот и собака Штибер..,  что  он  тут  нюхает?  Его  узнал  коммивояжер,
бывавший наездами в Берлине. Штибер перестал хлебать суп  и  подставил  себя
под  удары  кулаков.  Когда  его  избили,  а  молитвенники  с   порнографией
растащили, он отдался в руки австрийской полиции. Два верховых жандарма  всю
ночь напролет гнали его пешком до границы. На рубежах империи они  развязали
шпиону руки, повернули лицом на восход солнца и поддали сапогами под зад:
   - Вот тебе сосиски с капустой! Беги и запей их пивом... Не унывая, Штибер
прибыл в Берлин и попал на прием к Мольтке, которого просто  очаровал  своей
осведомленностью.
   - Ваш шпион - это чудо! -  сказал  он  Бисмарку.  -  Мы  узнали  все,  не
прибегая к похищению документов венского генштаба... Просто удивительно!
   - Я не держу плохих исполнителей, - ответил  Бисмарк  и  поручил  Штиберу
приступить к созданию тайной полиции,  пронизывающей  все  ткани  внутренней
жизни королевства.
   - А я, как начальник тайной полиции, взываю к вашему благоразумию: носите
пуленепробиваемый панцирь.
   - Вы думаете... - неуверенно начал Бисмарк.
   - Все так думают, - ответил Штибер.

РАЗВИТИЕ АГРЕССИИ

   Горчаков прихворнул - вершил политику дома...
   - А герцог Морни умер, - сообщил Жомини.
   - Вот как? Жаль вдову.., бедная девочка, - вздохнул вице-канцлер.  -  Где
она еще найдет такого мужа,  который  бы  с  равным  успехом  мог  управлять
политикой Франции или стоять за прилавком, торгуя хурмой из Алжира... Однако
со смертью Морни не  стало  в  Париже  главного  политического  спекулятора.
Боюсь, теперь Наполеон будет обманут Берлином...
   Его навестил военный министр Милютин, опять упрекавший Горчакова  в  том,
что он вроде бы извиняется перед Англией за  проникновение  России  в  пески
Средней Азии:
   - Англичане ведь не церемонятся, они  захватывают  целые  царства,  чужие
города и страны, и мы не спрашиваем у них, по какому праву они это делают.
   - Так-то оно так, - отвечал Горчаков, - но основное правило  политической
культуры - уважение чужого мнения при сохранении своих убеждений.  Если  это
правило когда-либо исчезнет из обихода,  то  идейного  противника,  даже  не
выслушав, будут сразу бить кулаком в фас, чего делать,  -  сказал  князь,  -
нельзя... Не старайтесь поссорить меня с Англией!
   Нэпир, легок на помине, не замедлил явиться.
   -  Итак,  -  сказал  он,  сразу  наступая,   -   все   ваши   миролюбивые
разглагольствования о том, что Россия не желает обретения новых пространств,
в финале имеют захват вами кокандского Чимкента, и я,  не  боясь  показаться
скучным, все-таки напомню, что Россия снова придвинула свои рубежи к Индии.
   - Оставьте вы меня со своей Индией, - отвечал Горчаков, глотая  микстуру.
- Я не собираюсь на старости лет  лазать  через  хребты  Афганистана,  чтобы
отнимать самую драгоценную жемчужину из вашей короны... Чимкент! Господи, да
это такая дыра, где не живут даже кошки! Чимкент -  это  точка;  здесь  наши
войска остановятся как вкопанные.
   - Помните наш предыдущий разговор? Я ведь предупреждал, что самое трудное
в этом деле - остановиться.
   - В цивилизованных странах на что-то ведь существуют не только  генералы,
но и правительства, их обуздывающие...
   Но телеграф тут же принес известие, что  генерал  Черняев  взял  Ташкент!
Отношения с Англией обострились, и  Горчаков  жаловался,  что  теперь  он  в
положении повара,  у  которого  на  плите  кипят  сразу  несколько  горшков.
Конечно, размышлял он, лежа в  постели,  в  будущем  возможна  опасность  со
стороны Германии, но  дети  не  скоро  становятся  взрослыми.  Перенести  же
симпатии в Вену, чтобы с помощью Австрии  сдерживать  рост  Пруссии,  -  это
исключено!  Франция  проявила  враждебность  в  польском   вопросе,   Англия
противник в делах, что творятся за пустынными барханами.
   Вскоре он порадовал Нэпира:
   - Довожу до  вашего  кабинета,  что  генерал  Черняев  за  самоуправство,
выразившееся в самовольном захвате  Ташкента,  смещен  со  своего  поста,  а
вместо него в Туркестан назначен генерал Романовский, весьма  исполнительный
и послушный...
   "Послушный" генерал сразу же  штурмовал  Ходжент!  К  немалому  удивлению
Горчакова, Романовский смещен за  самоволие  не  был  и  даже,  более  того,
получил от царя Георгия, - Певческий  мост  порою  не  ведал  тайных  планов
Зимнего дворца. Анализируя обстановку в Еропе, Горчаков  в  эти  дни  писал:
"Чем более я изучаю политическую карту, тем более убеждаюсь, что серьезное и
тесное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная!"
Александр Михайлович не строил приятных иллюзий - его политика опиралась  на
точные факты.

***

   Мольтке спросил Бисмарка, как отнесется Франция к предстоящей  схватке  с
Австрией, и получил ответ:
   - Полагаю, когда двое дерутся, третий  должен  радоваться.  Делайте  свое
дело, а политику я потащу на себе. Бисмарк поддержки в обществе не  имел.  В
эти дни он бросил в лицо ландтагу упрек в отсутствии патриотизма.
   - Партийная фракционность заменила вам любовь к отечеству!
   С места ему крикнули, что он будет повешен.
   - Это меня нисколько не волнует, - ответил Бисмарк. - Лишь бы веревка, на
которой я стану болтаться, навеки  связала  дом  прусских  Гогенцоллернов  с
будущей Германией!
   Осенью 1865 года он выехал к Бискайскому заливу, где на курорте  Биаррица
отдыхал французский император. Теплые  ветры  Атлантики  широко  и  протяжно
задували  над  апельсиновыми  рощами,  но  красоты  природы   не   волновали
Бисмарка...
   - Бисмарк, - сказал Наполеон III жене, - отнюдь не  такое  наивное  дитя,
каким казался в Париже. У него совсем нет души. Зато  много  ума.  Сознаюсь,
что он покорил меня.
   - А что он просил у тебя?
   - Нейтралитет Франции, и только.
   - А что за это обещал тебе?
   - Да так.., объедки...  Люксембург,  немножко  от  Баварии,  частичку  от
земель на Рейне.., ерунда!
   В разговоре с Бисмарком  император  почти  с  гневом  отверг  Люксембург,
заявив, что нейтралитет такой великой страны,  как  Франция,  стоит  гораздо
большего. Бисмарк чуть ли не клещами  вытянул  из  него  признание  -  нужна
Бельгия! После этого Наполеон III круто изменил тему разговора,  а  Бисмарку
стало ясно, что император твердо  убежден  в  поражении  Пруссии:  когда  же
победа Австрии станет явью, тогда он под шумок заграбастает  Бельгию  и  все
то, что на него смотрит...
   В Берлине Мольтке встретил Бисмарка словами:
   - Вы привезли мне нейтралитет Франции?
   -  Я  привез  вам  коробочку  с  барбарисовым  мармеладом..,  ешьте!  Это
единственное, что удалось вывезти из Биаррицы, да и то не от Наполеона, а от
его обворожительной супруги.
   Мольтке с удовольствием съел мармеладинку:
   - Вкусно! Но как же нам теперь быть?
   - А как? - переспросил Бисмарк.
   - Я не понимаю вашего спокойствия.
   - А я - ваших тревог.  Скажите  честно,  Мольтке:  разве  вы  собираетесь
проиграть войну Австрии?
   - Упаси нас бог.
   - Тогда волнения неуместны... Генштаб работал как проклятый дни  и  ночи,
выковывая победу, в которой не должно  быть  изъянов.  На  смену  крикливому
Роону приходил замкнутый "молчальник" Мольтке. Со стороны могло  показаться,
что у этого человека три любимых дела - помалкивать, танцевать  и  охотиться
на зайцев в силезском Крейзау. Но главным для Мольтке была война, как высшее
проявление мозговой и нервной деятельности  человека.  Даже  не  Бисмарк,  а
именно Большой генштаб Берлина  должен  стать  головою  будущей  Германии...
Между прочим, офицер прусского генштаба считался  до  конца  подготовленным,
если он проходил стажировку в русских войсках (лучше всего - на Кавказе). Из
богатейшего опыта русских войн немцы скрупулезно выбрали самое  рациональное
и, переварив в своем соку, не механически, а творчески  перенесли  на  почву
фатерлянда.  Прибавим  к  этому   феноменальную   склонность   пруссаков   к
организации, и получится тот сплав боевой мощи,  который  обеспечит  Пруссии
победы...
   - Наполеон Третий, - рассуждал  Мольтке,  -  надеется,  что  в  свалке  с
Австрией нам не миновать беды. Франции выгодно,  если  война  превратится  в
затяжную, изматывающую. Именно поэтому война  должна  быть  скоротечна,  как
вспышка  молнии.  Если  Фридрих  Великий  сражался  семь  лет,   мы   должны
расправиться с этим делом за семь недель, и тогда Наполеон Третий не  успеет
сдать мочу на анализ, как от Австрии останется один горький пепел... Кстати,
а что делать с побежденной Веною?
   - На аншлюс я не согласен, - ответил Бисмарк. - Брать  на  себя  всю  эту
обузу из чехов, венгров, словаков, сербов, цыган и хорватов -  значит  брать
на свою душу многовековые грехи Габсбургов, а  Германия  от  притока  буйной
славянской крови  не  усилится,  напротив,  ослабится...  Скажите,  что  вам
необходимо, дабы война была краткой, как удар меча?
   - Разделение армии Австрии на два фронта.
   - О! Для чего же тогда существует Италия?
   - Без нашей помощи Италия будет разбита.
   - Жалеть ли об этом? Ведь главное для нас, чтобы они открыли второй фронт
на юге.
   - А что вы пообещаете итальянцам?
   - Я люблю дарить лишь то, что мне  не  принадлежит.  Вот  Венеция..,  чем
плохо? Пусть идут и воюют за Венецию...
   Мольтке писал, что эта война "не  вызвана  необходимостью  защищать  наше
угрожаемое  существование:  это  был  конфликт,  признанный  необходимым   в
кабинете, задолго продуманный и постепенно подготовлявшийся.., дело шло не о
завоевании новой территории, а о господстве над Германией".

***

   Никакого сочувствия войне!  Канцелярию  президента  завалили  адресами  в
пользу мира, с церковных кафедр его называли "учеником дьявола", архиепископ
из Майнца заклеймил  Бисмарка  как  разжигателя  братоубийственной  бойни...
Германские часы были заведены еще в глубокой древности, а механизм их  часто
смазывался кровью  покоренных  народов.  Бисмарк  решил,  что  часы  вот-вот
остановятся, если их обильно не смазать своей кровью - немецкой!
   7 мая, в самый  канун  войны  Бисмарка  обстреляли  на  Вильгельмштрассе.
Будущий "железный канцлер", волчком кружась под пулями,  и  впрямь  оказался
железным - семь пуль подряд расплющились об его панцирь (спасибо Штиберу  за
совет!). Опомнясь, Бисмарк ударом кулака свалил покусителя на панель.
   Это был берлинский студент Карл Блинд!
   - Дурак, ты стрелял в будущее великой Германии... С этими словами Бисмарк
скрутил ему руки  за  спину  и  доставил  Блинда  в  полицай-президиум.  Там
студент, рухнув на пол, разгрыз стекло в печатке перстня. К нему кинулись  -
он был уже мертв... Бисмарк вытер со лба холодный пот.
   - Едем в Бабельсберг, - сказал он  Штиберу...  Вильгельму  I  он  навязал
Штибера на время войны в начальники полевой полиции при главной квартире,  -
персона!
   - Но позвольте мне, - сказал Штибер, - завести цензуру для писем и особый
отдел для распускания слухов, чтобы воодушевлять Пруссию и сбивать  с  толку
ее противников...
   Война нависала над немцами, словно капля росы на кончике  ветки,  готовая
вот-вот сорваться. Австрийцы,  уверенные  в  победе,  желали  войны  гораздо
больше пруссаков. А немецкие герцоги, боясь потерять короны  (что  неизбежно
для них при объединении Германии), тянулись к Вене, как дети к матери,  видя
в ней защитницу от немецког