асск, присоединившиеся к большевикам донские казаки под
начальством Голубова; что этот Голубов, хотя и мерзавец, убивший Чернецова, но
его Назарова, не тронет, так как он за него как-то заступился и освободил из
тюрьмы... Мои уговоры были напрасны; ген. Назаров еще раз сказал, что он
убежден, что его не посмеют тронуть, а затем добавил, что если он ошибается и
погибнет, то погибнет так -- как завещал покойный Атаман Каледин, сказавший, что
выборный Атаман не смеет покидать своего поста" 40).
Возможно, что было так, как утверждает ген. Лукомский, но поражает уверенность
ген. Назарова, что большевики не посмеют его тронуть и что оставшись, он этим
спасет город от разграбления.
Факты и действительность того времени говорили совершенно обратное и, кроме
того, по крайней мере, раньше у ген. Назарова такой уверенности не было. Ведь
настаивая на военном совещании в ночь на 12 февраля на необходимости дать
большевикам последний решительный бой, Атаман Назаров тем самым, показывал, что
с большевиками другим языком, кроме языка пушек и пулеметов, говорить нельзя и
никакая сентиментальность с ними не допустима.
Правильнее предположить, что на ген. Назарова в последний момент повлияло
постановление Круга оставаться в городе, питавшего еще, я думаю, смутную надежду
на благоприятный исход своей делегации, посланной к большевикам для переговоров.
Но как и нужно было ожидать, пока делегация -вела переговоры, большевики заняли
город и начали жестокую расправу с мирным: населением. Надо думать, что именно
это решение Круга, морально связав Донского Атамана, обрекло его на бесцельную
жертву. В значительной степени повинно и Донское командование, не сумевшее
отступление из города провести планомер-
39) В предсмертном письме жене ген. Назаров, между прочим, писал: "...смешнее
всего было зрелище 100-200 человек Круга (Верховной власти), вытянувшихся в
струнку перед Бонапартом XX века".
40) "Воспоминания" ген. Лукомского. "Архив Русской Революции". Том V, страница
150.
124



но и систематически и допустившее беспорядочное бегство. Бежать из столицы Дона
Атаману и Кругу -- позорно, но во временном отступлении ничего постыдного нет.
Произойди отход не так внезапно и сколько-нибудь организовано, а не так как на
самом деле было, и прояви Походный Атаман ген. Полов немного решительности и
настойчивости, нет сомнения, что и Донской Атаман и Круг легко бы отказались от
своего необоснованного решения и ушли бы в Задонье.
Еще более туманен вопрос с вывозом из Новочеркасска довольно значительного
золотого запаса Государственного Казначейства. В течение утра 12 февраля вопрос
этот поднимался несколько раз, происходили длительные переговоры по телефону
штаба с Донским Атаманом, готовились уже подводы для погрузки золота, назначался
уже конвой, затем вдруг все отменялось, чтобы через некоторый срок начаться
снова.
В общем, колебались и в конечном итоге часть золота досталась большевикам.
В "Донской Летописи" 41) Ис. Быкадоров старается оправдать такое решение,
указывая, что золотой запас был Государственным достоянием, а не Донским, что с
вывозом его в Донской отряд отступавший в степи, терялась бы моральная ценность
самого похода, а сверх того, наличие в отряде золота составляло бы приманку и
вызывало бы у большевиков настойчивость и энергию в преследовании. С этим можно
было согласиться, если бы, во-первых, -- входившие в Новочеркасск большевики
являлись законными представителями Российской общепризнанной власти, а не
простой бандой деморализованной черни, во-вторых, -- моральная ценность похода
не только не пострадала бы, но возросла, если бы Государственное достояние было
спасено от расхищения его разбойниками и грабителями, наконец, можно было бы, по
частям передать его на хранение в наиболее стойкие станицы, чем устранилась бы
опасность разжигать аппетиты у большевиков в преследовании отряда в расчете на
золотую наживу.
Говоря о моральной ценности степного похода, на чем я остановлюсь подробнее в IV
части моих "Воспоминаний", нельзя упускать, что его возглавители в то время
меньше всего об этом думали и ничего не сделали, чтобы придать походу больший
удельный вес. Если бы вопрос стоял иначе, то нет сомнения, что оставление
Новочеркасска выполнили бы планомерно и продуманно, предоставив всем желающим
возможность участия в походе, а население было бы открыто оповещено, что отряд
уходит в степи, где будет ожидать выздоровления казачества от большевистского
угара (существование отряда для красных главарей все равно не было тайной) и
будет служить светлым маяком для всех горячо любящих Дон и тем ядром, к которому
должны примыкать все обиженные и угнетаемые большевистским произволом и
насилием. Подобное обращение к населению, молниеносно разнеслось бы по Донской
земле, поддержало бы дух казачества, а наличие отряда служило живым
доказательством намеренного непризнания Советской власти верхами казачества. На
самом деле, выход из города, превратившийся в бегство, стремились обставить
ненужной таин-
41) "Донская Летопись". Том II. стр. 222-223.
125



ственностью, создав в населении впечатление личного спасения небольшой группы
офицеров и учащейся молодежи. В этом отношении, надо признать, Добровольческая
армия высоко держала знамя, определенно говоря, что уходит в неизвестную даль,
глубоко веря в близкое оздоровление казачества от большевистского угара.
В конечном результате, главная причина невывоза золота заключалась в тон
бестолоче, какая существовала в городе 12 февраля. Сначала получилось разрешение
на вывоз золота, затем "кто-то" звонит по телефону, передавая от имени ген.
Назарова отмену первоначального распоряжения. Ищут Атамана и долго его не
находят; начинаются снова разговоры, новые решения и новые отмены, а время шло и
в конце концов много золота осталось в городе и досталось красным.
Кстати сказать, "благородный жест" Донской власти большевики расценили по своему
"Белогвардейская сволочь" -- говорили они -- "так улепетывала, что не успела
захватить "свои" деньги". Не спасла эта щедрая благотворительность и город от
разграбления и красные, начав вводить свои порядки и заливать Донскую землю
кровью лучших сынов казачества, бесцеремонно расхищали золотой запас, не входя в
рассмотрение -- Государственный он или Донской. Когда же нависла угроза захвата
нами Новочеркасска, большевики предусмотрительно вывезли остаток золота и так
умело его скрыли, что все тщательные розыски, остались безуспешными.
126



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОД БОЛЬШЕВИКАМИ
12 февраля--31 марта 1918 г.
Хозяйничанье большевиков в Новочеркасске. Жестокая расправа с населением. Охота
на офицеров и партизан. Расстрелы и убийства. Образование "Донской Советской
республики". Конструкция новой власти. Расстрел большевиками Донского Атамана
ген. Назарова и председателя Круга Е. Волошина. Мои мытарства в Новочеркасске.
Самоотверженная работа женщин. Регистрация большевиками офицеров. Городская
жизнь. Настроение новочеркассцев. Красные казаки отряда Голубова. Донские
события в советском освещении. Письмо М. П.. Богаевского к Донским партизанам.
Недоумение вызванное письмом. Неправильное толкование этого факта в Донской
Летописи. Выступление М. Богаевского в Новочеркасске на митинге в Кадетском
корпусе. Настроение казаков в станицах. Наростание недовольства большевистскими
порядками. Тревога у советских заправил. Первые весенние вспышки казачьего
гнева. Новая волна террора в городе Новочеркасске.
12 февраля 1918 года, около 5-ти часов вечера, столица Дона без боя перешла в
руки казаков-большевиков под начальством Голубова. Вслед за ними, в город вошли
и красногвардейские банды. Темная, тревожная ночь спустилась над Новочеркасском,
создав напряженное состояние беспокойства и страха за будущее. Город замер. В
томительном предчувствии жестокой расправы со стороны красных победителей, все,
кто не успел бежать или вынужден был остаться, глубоко ушли в норы, тщательно
закрылись, потушили огни и бодрствуя всю ночь, чутко прислушивались к тому, что
происходит на улице, волнуясь за себя и за судьбу ушедших из города своих
близких.
Зловещая тишина ночи часто нарушалась дикими криками пьяной черни, исступленно
приветствовавшей, входившие в город отряды красных. Временами раздавалась
стрельба, -- то большевики расстреливали партизан и офицеров, пойманных ими на
окраине города.
127



Заняв Новочеркасск, прозванный "осиным гнездом", большевики опьяненные победой,
свое вступление в город, ознаменовали устройством целого ряда кутежей и пьяных
оргий, спеша буйно отпраздновать красную тризну.
Следует напомнить, что в то время Новочеркасск был единственным местом, не
признавшим власти совнаркома и большевикам пришлось затратить огромные усилия и
понести большие потери, прежде чем сломить последний оплот "контрреволюции".
Этим обстоятельством, главным образом и надо объяснить ту беспредельную злобу и
чрезвычайную ненависть, проявленные красными, когда они, наконец, ворвались в
город, уже давно приковывавший внимание всей Советской России. Кроме того,
побудительным мотивом, двигавшим солдатский сброд на Новочеркасск, являлось и
чаяние богатой добычи и возможности безнказанного грабежа. Для Советской власти
падение Новочеркасска открывало дорогу на юго-восток и Кавказ с их природными
богатствами и, кроме того, имело еще и моральное значение, поднимая престиж
"рабоче-крестьянской власти", сумевшей усмирить и непокорное войско Донское.
Чуть только забережил свет, как победители, еще не отрезвившись приступили к
насаждению революционного порядка, искоренению контрреволюции и сведению счетов
с населением ненавистного им Новочеркасска.
Уже с раннего утра на улицах появились отдельные кучки вооруженных солдат и
рабочих. Предводительствуемые прислугой (кухарки, горничные) или уличной
детворой, за награду 1--2 рубля, указывавших дома, где проживали офицеры и
партизань, красные палачи врывались в эти квартиры, грубо переворачивали все,
ища скрывавшихся.
Несколько раз я лично видел, как несчастных людей, в одном белье, вытаскивали на
улицу и пристреливали здесь-же, на глазах жен, матерей, сестер и детей, под
торжествующий вой озверелой черни.
Жуткие кровавые дни наступили в Новочеркасске. Сотнями расстреливали детей,
гимназистов и кадет, убивали стариков, издевались над пастырями церкви,
беспощадно избивали офицеров. Великое гонение испытала интеллигенция; дико
уничтожалось все исторически ценное и культурное, хулиганство развилось до
пределов, воцарился небывалый произвол, грабежи и разбои были словно узаконены,
жизнь человеческая совершенно обесценена. Широким потоком лилась кровь невинных
людей, приносимых в жертву ненасытному безумству диких банд.
По всей России шел красный террор, кровавый ужас, жители прятались в подполье и
не смели выходить из него.
А в это время, Добровольческий отряд ген. Корнилова и Донской ген. Попова
совершали крестный путь. Один по Кубани, другой по Донским степям. Первый,
обремененный при этом большим обозом раненых, вынужден был отбиваться от
наседавшего со всех сторон противника.
Доносы, предательства, обыски, аресты и расстрелы стали в городе обычным
явлением. Бесчинства разнузданных солдат, грубые вымогательства и разбои
превзошли всякие ожидания. Население, конечно,
128



еще ранее слышало о зверствах, чинимых большевиками в России, но едва ли кто
помышлял, что красные репрессии могут принять такие чудовищные размеры. Днем и
ночью красногвардейцы врывались в частные дома, совершали насилия, истязали
женщин и детей. Не щадили даже раненых: госпиталя и больницы быстро разгружались
путем гнусного и бесчеловечного убийства, лежавших в них партизан и офицеров.
Кощунствовали и над религиозными святынями, устраивая в церквах бесстыдные оргии
и тем умышленно оскверняя религиозное чувство граждан42). Не было конца и
предела жестокостям и дьявольской изобретательности красных владык. Приходилось
удивляться неисчерпаемости запаса утонченных издевательств, которым большевики
подвергли население города, бесстыдно и нагло глумясь над его беззащитностью.
Было ясно, что советская власть от льстивых обещаний, перешла теперь к делу,
заставляя подчиниться себе не силой слова и убеждения, а силой оружия и террора.

Так углубляла революцию и вводила свои порядки социалистическая власть,
проповедовавшая мир, прекратившая войну на внешнем фронте, чтобы начать таковую
внутри государства.
Особенно усердствовали в жестокостях латыши, мадьяры и матросы. Мне памятен
случай, как мальчишка 15--16 лет, в матроской форме, вооруженный до зубов, едва
держась в седле, предводительствовал группой солдат, совершавших обыски на
Базарной улице. Истерически крича, он требовал всех арестованных немедленно
приканчивать на месте. Было только непонятно за какие услуги и почему этот юнец
пользуется таким авторитетом, среди здоровенных солдат. Когда один из последних,
видимо, не согласился с ним относительно арестованного по-видимому еще совсем
юнца-ребенка, он выхватил маузер и выстрелил в несчастного мальчика сам. Но не
умея обращаться с оружием, сделал это так неудачно, что оружие выпало у него из
рук. Тогда, скатившись с коня, он подхватил револьвер и стреляя в упор,
прикончил свою несчастную жертву. Даже на красногвардейцев-палачей, как я
заметил, это зверское убийство произвело отвратное впечатление. Они не смеялись,
как обычно, не делали пошлых замечаний, а наоборот угрюмо храня молчание,
отвернулись и поспешили к следующему дому.
К сожалению, мне не удалось выяснить фамилию этого малого садиста. Единственно
было установлено, что в город он прибыл с матросами и за несколько дней до
занятия нами Новочеркасска бежал в Ростов и далее, чем избегнул заслуженной
кары.
Вспоминаются и такие картинки: на козлах извозчика, спиной к лошади, сидит
пьяный матрос, в каждой руке у него по нагану, направленному на несчастные
жертвы, по виду офицеры. Их везут к злосчастной вокзальной мельнице, где
большевики производили расстре-
42) На состоявшемся 13 февраля 1918 года заседании Новочеркасского Совета
рабочих депутатов и исполнительного комитета Северного Военно-революционного
отряда (Голубова) под председательством неизвестной мне Кулаковой, было вынесено
между другими и такое постановление: "в виду возможных эксцессов с целью
избежать их, арестовать архиерея Гермогена и архиепископа Донского и
Новочеркасского Митрофана". "Известия" от 18 февраля 1918 года.
129



лы. Бледные, изможденные лица, впавшие глаза, блуждающий и безумный взгляд, как
бы ищущий защиты и справедливости. Ухаб на мостовой вызывает неожиданный толчок,
раздается выстрел, пролетка останавливается. Матрос ругается, еще больше
негодует извозчик. Первый потому, что нечаянным выстрелом раньше времени
покончил с одним "контрреволюционером", чем лишил товарищей удовольствия
потешиться, а второй -- недоволен, что кровью буржуя испачкано сиденье. Жертва
еще дышащая, выбрасывается на мостовую, а шествие с остальными, обреченными на
смерть, продолжает путь дальше.
На другой день по занятию Новочеркасска, Войско Донское было переименовано в
"Донскую Советскую республику" во главе с "Областным военно-революционным
комитетом", в котором на правах "Президента-диктатора" председательствовал
подхорунжий Л. Гв. 6-й донской батареи Подтелков 43), избравший вскоре центром
советского управления областью город Ростов.
О создании республики и лицах ее возглавляющих, население было оповещено через
"Известия" Новочеркасского совета рабочих и казачьих депутатов, в которых на
первой странице крупным шрифтом объявлялось для общего сведения нижеследующее:
"Вся власть в Донской области впредь до съезда Донских советов, перешла к
областному военно-революционному комитету Донской области, который объединяет
трудовое казачество, рабочих и крестьян области. Вся власть в Новочеркасске
перешла к совету рабочих и казачьих депутатов. Революционный порядок и
революционная дисциплина должны быть восстановлены как можно скорее: все, что
препятствует этому должно быть беспощадно устранено. К революционной работе,
товарищи".
Военным комиссаром Новочеркасска по борьбе с контрреволюцией, иначе говоря, во
главе всей административной власти, был поставлен товарищ Медведев (бывший
каторжанин-матрос), а командующий войсками Донской области хорунжий Смирнов (из
вахмистров Л. Гв. Казачьего полка). О Голубове, чье предательство сыграло видную
роль в падении Новочеркасска, не было упомянуто ни слова.
В отношении создания советов в станицах и коренного изменения всего уклада
станичной жизни, большевистские заправилы не рискнули сразу отдать
категорическое приказание, а ограничились лишь широкой рассылкой возвания III-го
Всероссийского съезда советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, в
котором между просим говорилось: "Всероссийский съезд С. К. Р. и С депутатов
зовет вас трудовые казаки, создавайте свои советы казачьих и крестьянских
депутатов и вместе с крестьянами берите всю власть в свои руки, все помещичьи
земли, весь инвентарь в свои руки".
Но прошло некоторое время и когда Советская власть немного укрепилась, а главное
сильно обнаглела, она начала засыпать станицы грозными декретами. Она угрожала и
требовала немедленного проведения в жизнь таких мероприятий, которыми, в
сущности, в корне уничтожалось все, что даже только напоминало о казачьей
привилегии обособленности казаков от неказачьей части населения. Она видимо
43) См. Воспоминание. Часть II.



стремилась искоренить и самое слово "казак", связанное с понятием об особом
казачьем быте и казачье" общине. Естественно, что эти нововведения не нашли в
казачьей массе, еще крепко державшейся старых порядков и обычаев, сочувствия.
Скорее, можно сказать, они вызвали глухое недовольство и ропот и расценивались
казаками, как неуважение к казачьему укладу жизни и грубую попытку власти,
навязать казакам новые, чуждые им порядки. Чаще всего, советские декреты в
станицах внимательно прочитывались казаками, аккуратно складывались и прятались
под сукно на неопределенное время. Только среди иногороднего населения области,
советские мероприятия встречали живой отклик. Иногородние видели, что новая
власть на их стороне, они чувствовали под собой твердую почву и уже несколько
раз, в разных местах, порывались за старое рассчитаться с казаками.
От большевиков не могло укрыться такое настроение казачьей массы и ее
пренебрежительное отношение к советским распоряжениям, но тогда еще большевики
не располагали достаточными силами, чтобы всюду проследить за исполнением своих
приказов и, в случае нужды, силой принудить их выполнять.
Иное положение было в Новочеркасске. Здесь красные главковерхи, опираясь на
штыки, зорко наблюдали за исполнением своих приказов. Они сразу, под страхом
расстрелов, потребовали в трехдневный срок сдать все наличное оружие и военное
снаряжение, карая также смертной казнью укрывание офицеров и партизан, каковым
было предписано немедленно заявить о себе и лично зарегистрироваться, что, с
моей точки зрения было равносильно добровольно подвергать себя возможности
расстрела.
Таковы, в общих чертах, были первые шаги советской власти. Сбросив с себя маску,
рабоче-крестьянская власть, стала неуклонно проводить в жизнь, очевидно заранее
намеченную программу. Прежде всего, началось систематическое разоружение
казачества и одновременно -- вооружение иногороднего элемента. Стали проводить
массовой террор над зажиточным казачеством и крестьянством, поголовно истреблять
верхи казачества, уничтожать казачьи привилегии и сравнивать казаков с
иногородними и, главным образом, с "крестьянской беднотой".
18-го февраля стало известно, что прошлой ночью красногвардейцы, преимущественно
шахтеры, под видом перевода с гауптвахты в тюрьму, вывели за город ген.
Назарова, председателя Круга Е. Волошинова, а с ним 5 Донских генералов и там их
всех зверски убил. Несчастным участь их объявили, подойдя к уединенному от
нескромных взоров людских мрачному кирпичному заводу. Объявили и прик