ми и освободили столицу Дона. Простые
казаки видели, что эти люди 148) без лишних слов, на деле, ведут казачество к
цели -- прямой, кратчайшей линией, а не причудливыми зигзагами. Наконец, сами
факты доказывают противное утверждениям К. Каклюгина. Ведь северную половину
области пришлось с боем очищать от большевиков и от казаков, причем "порыв"
последних выразился разве в том, что они пополнили собой казачьи красные дивизии
и с необыкновенным ожесточением защищали от нас свои станицы и хутора. Только
направлением в этот район отборных казачьих полков (с большим количеством
артиллерии) преимущественно из тех станиц, которые особенно сильно пострадали от
грабежей красных, боем были достигнуты желательные результаты. Мало того, нужно
было еще и убеждать казаков, что они посылаются помочь своим сбросить
большевиков, которые силой мобилизуют своих же братьев. А сколько было отказов
от повиновения, нежеланий исполнять боевые приказы, нежеланий удаляться от своих
станиц, дезертирств и распылении целых частей. Обычно станичники рассуждали так:
свою станицу освободили, противника близко нет, ну, значит, нет и опасности моей
хате, а потому можно идти по домам.
Освещая донские события так, как они фактически были в начале освободительного
движения, я далек от мысли уменьшать неисчислимые заслуги казачества, в
частности Донского, в Белом движении, ибо каждому участнику гражданской борьбы
хорошо известно, что именно казаки составили основу и наиболее надежный остов
Белых Армий и жертвы казачества были огромны. Кроме того, постепенно втягиваясь
в борьбу, казачество, в конечном результате, поголовно, боролось с красными,
тогда как из многомиллионной массы русского народа, только тысячи восстали на
защиту попранных большевиками законности, прав и порядка. Заслуги Донцов отнюдь
не умаляются тем обстоятельством, что в начале восстания в казачестве
преобладала психология самосохранения, выливавшаяся в форму вспышек народного
гнева и горячего порыва изгнать непрошенных гостей из своей станицы. Для
направления казачества в целом к общерусским, национальным целям, требовалось
время изжить революционные настроения, возбудить в массе нужные чувства и
видоизменить казачье сознание. И то, что не удалось сделать Каледину и Назарову,
то выполнил Атаман Краснов.
Весьма интересны психологические этапы переживаний казачества того времени.
В первых восстаниях, я бы сказал, побудительный мотив -- задетое чувство
казака-собственника, накопление у него ненависти к красным и, как результат, --
его желание освободиться от пришлого, чуждого элемента, хозяйничающего в
станице. Дальнейшие цели были еще туманны. При встрече с красными казаками
Голубова, восставшие станичники не считали их в полном смысле слова неприятелем,
хотя и знали, что они -- большевики, но это были свои -- донские.
148) С. Денисов, Г. Янов, И. Поляков, К. Греков, А. Фицхелауров и др.
230



Второй этап -- стремление сбросить опеку той советской власти, которая, засев в
главных пунктах области, своими декретами продолжала натравливать на казаков
иногородних и всякий пришлый сброд.
Третья фаза казачьего настроения характеризовалась постепенным ростом сознания,
конечно, под непосредственным давлением руководящего центра -- Донской власти,
что освободить свою станицу от большевиков еще мало, надо помочь то же сделать
соседнему хутору и станице.
Постепенно, это сознание властью углубляется в казачестве, приводя его к
убеждению, что пока красные где-либо в области, невозможно перейти к мирному
труду.
В пятой стадии, казачьей массе прививается мысль, что пока казаки не будут
владеть большими пограничными центрами, лежащими вне области и крупными
железнодорожными узлами, до тех пор нельзя ждать полного успокоения в Крае --
иначе говоря подготовляется вывод казаков за пределы области.
Наконец, последний этап -- внедрение в казачью массу целей общерусских,
национальных и осторожная подготовка общественного мнения, что казачество
обязано участвовать в освобождении России, если не целиком, то хотя бы строевым
элементом, т. е. молодой армией (около 40 тыс.) и корпусом донских добровольцев.
Для поддержания же порядка в области намечалась вторая очередь казаков.
Вот те стадии, которые пережило и должно было пережить Донское казачества",
чтобы быть в состоянии подойти к главным, общерусским целям. Только при
последовательном переходе казачьего самосознания из одной фазы в другую, можно
было надеяться, что процесс произойдет безболезненно. Приходилось чрезвычайно
внимательно следить за оттенками настроений казачества, дабы своевременными
мерами парировать неожиданности и сглаживать шероховатости. Малейший промах
грозил тяжелыми и непоправимыми последствиями. С целью, например, прекратить
дезертирство, было установлено, что за всякого дезертира соответствующая станица
немедленно выставляет другого казака старшего возраста, а в полку не
производится увольнение от службы и в отпуск до тех пор, пока не будут заполнены
места бежавших. Такая мера дала отличные результаты. Казаки из-за шкурного
вопроса, сами следили один за другим и спешили выдать начальству каждого
пойманного или намеревавшего дезертировать.
Что касается неказачьего населения области, то право смешно серьезно говорить о
каком-то среди него воодушевлении. Наглядной иллюстрацией высказанного служат
хотя бы слободы Орловка и Мартыновка, превращенные иногородними в своеобразные
цитадели, о которые в течение долгого времени разбивались все казачьи атаки.
Отношение иногороднего элемента к казачеству, как нельзя лучше, характеризует и
то, что 5 мая 1918 года, т. е. тогда, когда у казаков был очевидный успех и они
уже освободили от большевиков гор. Новочеркасск, а гор. Ростов около двух недель
прочно занимала казачья конница и немецкая пехота, наводя там нужный порядок, --
иногороднее население Ростовского округа нелегально созывает съезд с целью
"создания ударной армии против контрреволюции, поднятой казака-
231



ми и добровольцами". И результат таков: из 27 наказов, данных делегатам, в 15
требовалась немедленная мобилизация против казаков, в 3-х указывалось
присоединиться к большинству и только 9 было против мобилизации 149).
Не менее ярко показывает настроение иногородних и следующий факт. Иногородние
новобранцы, в количестве нескольких тысяч человек, предназначенные для
укомплектования молодой армии, под охраной казаков были размещены в бараках
Хотунка (предместье Новочеркасска). В первый день их прибытия случайно погасло
электричество. Воспользовавшись наступившей темнотой, они начали неистово петь
"интернационал" и дикими криками "ура" приветствовать Советскую власть в лице
Ленина, Троцкого и КЁ. Извещенный об этом комендантом, я приказал не применять к
ним пока никаких репрессивных мер, а одновременно отдал распоряжение, ввести в
их состав, под видом отставших новобранцев, несколько надежных казаков
контрразведывательного отделения. Мера оказалась удачной. Наши разведчики вскоре
обнаружили будирующий элемент, который постепенно был изъят (между ними
оказалась часть матросов, не подлежавших призыву, но вступивших под вымышленными
фамилиями добровольно, исключительно с агитационной целью), а методическое затем
обучение, строгое воинское воспитание, пунктуальность казарменной жизни и
настойчивая работа офицерского состава -- в конечном результате, переродили
психологию этих новобранцев и из них вышли отличные солдаты.
В общем могу утверждать, что только самый незначительный процент иногородних был
на стороне казаков. Если же в тылу области было относительное спокойствие и
порядок и при генерале Краснове не имели места большевистские восстания, что
часто происходило в тылу Добровольческой армии, то это объясняется отнюдь не
горячими симпатиями неказачьего населения к Донской власти или к
антибольшевистскому движению, а исключительно разумными мерами, своевременно
принятыми военным командованием. Естественно, что поверхностный наблюдатель,
легко мог впасть в ошибку, объясняя спокойствие в тылу чувством
благожелательного отношения неказачъего населения к существующей власти 150).
Такому наблюдателю не было, конечно, известно, что начальник штаба Войска уделял
добрую половину своего времени и во всяком случае не менее, чем фронту, на под-
149) Полагаю, что этот факт известен К. Каклюгину, как члену Круга. Кстати
сказать, К. Каклюгин часто впадает в противоречие. Так, например, сначала он
утверждает, что казачий порыв увлек за собой и все иногороднее население
области, за небольшим исключением (стр. 73), а на стр. 102 он уже говорит
обратное, заявляя: "Казачество только своими силами изгоняло большевиков из
области, спасая от советского ига и себя и неказачье население. Между тем, вся
тяжесть борьбы лежала на плечах казаков. Иногороднее население в массе своей, за
некоторыми исключениями, не признававшее Советской власти, все же косо смотрело
на казаков, не доверяло им, чувствовало себя "бесправным" и чуждым казачеству, в
борьбе казаков с большевиками активного участия не принимало". Такое
противоречивое освещение исторических событий крайне затруднит будущему историку
отыскание истины.
150) Число иногородних почти равно числу казаков в Донской области, но
значительная часть казаков была на фронте и, следовательно, в тылу в
преобладающем количестве оставались иногородние.
232



держание образцового порядка в тылу, зорко следя за настроением в нем и всемерно
стремясь в корне задушить случайный бесшабашный разгул и ввести жизнь в
нормальную колею. В больших и даже малых населенных пунктах, особенно в первое
время, пока не стихли страсти, стояли воинские гарнизоны, железные дороги
охранялись, была восстановлена милиция, а население определенно знало и видело,
что исполняющих законы и распоряжения Донской власти никто не смеет тронуть,
никто не смеет грабить, насиловать и в каждый момент их защитит существующая
власть; наоборот, с ослушниками и нарушителями закона и порядка, эта власть
поступает сурово и беспощадно.
Что это не были только слова или обычная угроза, укажу хотя бы на случай
нападения в октябре месяце 1918 года в слободе Степановке на казачий разъезд
постоянной армии. В это время революционный угар казалось, как будто бы прошел и
потому во многих местах воинские гарнизоны были отозваны. Когда об этом
нападении стало известно в Новочеркасске, штабом Всевеликого Войска Донского
было издано такое объявление: "По приказанию командующего Донской армией,
объявляю населению Таганрогского округа нижеследующее:
28 октября сего года от окружного Атамана Таганрогского округа получена
следующая телеграмма: "27-го октября, в слободе Степановке на офицера с 6
казаками выступила с оружием вся слобода. Убит один казак, два ранено, офицер в
плену заложником". Командующий армией на этой телеграмме положил следующую
резолюцию: "за убитого казака приказываю в слободе Степановке повесить десять
жителей, наложить контрибуцию в 200 тысяч рублей, за пленение офицера сжечь всю
деревню. Денисов. Начальник штаба ген.-майор Поляков".
В тот же день командиру одного из казачьих полков было отдано приказание
немедленно оцепить слободу и привести в исполнение распоряжение командующего
армией. Правда, в это дело почему-то вмешались разные делегации и члены Круга,
копировавшие Керенского. Они осадили Атамана просьбами о помиловании, что
вынудило несколько смягчить меру наказания, но все же, контрибуция была собрана,
а зачинщики и подстрекатели были судимы и на месте повешены.
Вместе с огромной организационной работой по созданию Постоянной армии,
выполненной большей частью в мае месяце, а частью намеченной и выполнявшейся
строго систематически в течение июня и июля, военный отдел, продолжая операции
по очистке области от красных, одновременно с этим проводил реорганизацию
действующей Донской армии, переформировывая дружины и сотни в 4-х сотенные полки
с полковой артиллерией и сводя их в более крупные войсковые соединения, согласно
выработанным штатам. В результате месячной напряженной работы, удалось сломить
упорство отдельных самостоятельных начальников и свести многочисленные
действующие отряды в 6 групп 151), подчиненных непосредственно центру.
Не была забыта и Донская военная флотилия, настоятельная потребность в которой
сказалась уже в первые дни. Состоя еще первого мая только из одного вооруженного
парохода "Вольный казак", она примерно через месяц, представляла довольно
внушительную, по то-
151) Генералов: Фицхелаурова, Мамантова, Семенова и полковников: Алферова,
Киреева и Быкадорова.



233
му времени, силу, насчитывая 4 канонерских лодки и несколько вооруженных
пароходов и катеров и принимая деятельное участие в очистке от красногвардейцев
полосы по реке Дону.
15-го мая 1918 года состоялось первое свидание Донского Атамана с высшими
руководителями Добровольческой армии, которая, в это время, спешно пополнялась,
реорганизовывалась, собиралась с силами, готовясь обновленной вновь выступить на
восстановление законности и порядка. В ее ряды со всех сторон текли добровольцы.
К этому времени, значительный процент нашего офицерства уже в достаточной
степени испытал на себе ужасы советского режима. Непрекращавшиеся расстрелы
офицеров, гонение на них, истязания, оскорбления и глумления -- возымели свое
действие. Система устрашения, применяемая большевиками к офицерскому составу,
дала положительные для Советской власти результаты: часть офицерства, не
выдержав ужаса окружающей обстановки, заколебалась и стала искать спасение на
путях покорности Советской власти и службе в рядах красной армии. Более стойкие,
однако, еще не сдавались. Забившись в подполье, порой без куска хлеба, воздуха и
света, они нетерпеливо ждали момента, когда стихнет красный террор и когда
явится возможность бежать куда-нибудь в другое место. Для них весть о восстании
на Дону была приятной и дорогой вестью. Но Дон тогда не мог принять и вместить
всех желающих. Донская армия была невелика, неказачьих частей в ее составе еще
не было, да и к тому же, казаки, за небольшим исключением, недоверчиво
относились к неказачьим офицерам. Формирование исключительно офицерских частей,
как то было в Добровольческой армии, не входило в расчеты Атамана и Донского
командования. Руководящим соображением было то, что для создания корпуса
кадровых офицеров, потребуется не один, два года, а много лет, погубить же
уцелевшие от войны и зверств большевизма, остатки этого корпуса, поставив
офицеров в роли рядовых, можно было в одном, двух сражениях. Такое использование
офицерского состава Донским командованием было признано нецелесообразным. Вместе
с тем, предусматривалось, что в дальнейшем, при расширении территории и
увеличении армии, понадобится большое количество офицеров на разнообразные
командные и тыловые должности, не говоря утке о необходимости пополнения потерь
в армии. Все эти мотивы побуждали нас весьма бережно относиться к офицерскому
вопросу, не базироваться лишь на данном моменте, но думать и о будущем. Таким
образом, офицеры, которые по причинам, указанным выше, не могли попасть в
Донскую армию, в большинстве отправились в Добровольческую армию, значительно
пополнив ее ряды.
Первая встреча представителей Донского и Добровольческого, командования
произошла в станице Манычской. Не помню почему, но в этот день я не мог оставить
Новочеркасск и потому, вместо себя, послал 1-го генерал-квартирмейстера. От Дона
в совещании принимали участие: Атаман, председатель совета Управляющих ген. А.
Богаевский, генерал-кратирмейстер -- полк. Кислов и начальник Задонского
казачьего отряда полк. Быкадоров, а со стороны Добровольческого командования
генералы: Алексеев, Деникин, Романовский и два офицера генерального штаба. Кроме
перечисленных лмц, в роли молчаливого свидетеля присутствовал Кубанский Атаман
полк. Филимонов, по-
234



ехавший в станицу Манычскую вместе с П. Н. Красновым. В то время вся Кубань еще
была под властью большевиков и полк. Филимонов жил в г. Новочеркасске. Когда
совещание кончилось и полковник Кислов вернулся в Новочеркасск, кстати сказать,
весьма удрученный и расстроенный, он сделал мне подробный доклад о ходе
переговоров с представителями Добровольческого командования. Затем на эту тему
мне пришлось говорить с Атаманом. В итоге, я вынес впечатление, что ничего
положительного это совещание не дало и лишь поставило под знак вопроса
взаимоотношения Донского и Добровольческого командований.
Как выяснилось, Донской Атаман признавал наиболее соответственным, если
добровольцы, облегчив вначале Кубанцам освобождение их земли, довершать начатое
дело предоставят им, а сами двинутся к Волге для захвата Царицына. Владение
Царицыном и прочное обоснование в нем, позволило бы создать здесь базу для
дальнейших действий Добровольческой армии в любом направлении и наиболее
вероятном северо-восточном, где уже происходила борьба Оренбургских казаков и
чехословаков с большевиками. Имелись сведения, что крестьяне Поволжане, казаки
-- Астраханцы и калмыки стонут под большевистским игом, жаждут освобождения и
охотно поднимутся, послужив отличным материалом для пополнения армии.
Овладение Добровольческой армией Царицыном сулило Донской армии те преимущества,
что область прикрывалась с востока, фронт Донской армии сокращался, являлась
возможность сосредоточить больше сил на наиболее угрожаемом северном направлении
и, наконец, Донские казаки видели бы, что они не одиноки в борьбе с
большевиками. Не менее выгодно, нам казалось, это было и для добровольцев. Они
получали хорошую и независимую от казаков базу, громадные запасы воинского
снаряжения, пушечный и снарядный заводы, деньги и сближались с чехословаками и
Оренбургскими казаками, образуя с Донцами единый фронт. Сверх того, Атаман
обещал при движении Добровольческой армии к Царицыну, подчинить все войска
района ген. Деникину. Без выполнения этого, он не признавал возможным, в силу
обстоятельств, допустить подчинение донских частей Добровольческому
командованию, как то хотел ген. Деникин.
Руководители Добровольческой армии держались иной точки зрения. Связанный
обещанием Кубанцам освободить их землю, а главное, опасаясь почему-то при
движении на Царицын встретиться с немцами, ген. Деникин категорически
воспротивился идти на Царицын, заявив, что сначала он обязан освободить Кубань.
Вместе с тем, он выявил и определенное желание взять под свою опеку Дон, что как
я говорил 152), не отвечало ни обстановке, ни настроению казачьих масс, пользы
не принесло бы, а повредить делу могло. Добровольческий лозунг "Москва" для
казаков было еще преждевременен. Сказать его тогда им, значило бы развалить то,
что было уже создано. Надо было сочетать события по времени, подготовить
общественное мнение, выждать окончательного политического оздоровления казачьих
масс и уже после, бережно подойти к этому вопросу. Генерала Деникина поддержал
ген. Алексеев. Последний не отрицал выгод движения на Царицын, но од-
152) См. "Воспоминания", часть IV.
235



нако считал, что Кубанцы никуда из своей области не пойдут. Сама же
Добровольческая армия пока слаба, нуждается в отдыхе и пополнении, в чем ей
должно придти на помощь войско Донское.
Итогом длительных разговоров намечалось расхождение армий в противоположные
стороны: Донцы, очищая область, вынуждены были двигаться на север, к Москве, а
Добровольческая армия уходила на юг, на Кавказ. Здесь же на совещании в ст.
Манычской выяснилась крайняя нетерпимость ген. А. Деникина к немцам, что по
мнению Донского командования, не отвечало ни моменту, ни обстоятельствам.
Генерал Деникин негодовал, например, даже на то, что мною для боя за селение
Батайск, в боевом приказании Задонскому отряду было, между прочим сказано, что
правее нашего отряда будут действовать германцы, а левее -- отряд полк.
Глазенапа Добровольческой армии. Генерал Деникин считал недопустимым и
унизительным действия добровольцев рядом с немцами и требовал уничтожить это
распоряжение. Выполнить его просьбу