па  болезни  у  Алексея он  был вынужден  приоткрыть  ис­тинное
положение дел.

     Возвращение в столицу
     Николай ясно дал  понять  Александре  Федоровне, что  враги  трона  не.
оставляют  попыток использовать  отца как орудия нападения  на их семью. Это
для царицы но­востью не было.  Однако  у нее имелись  более веские до­воды в
пользу возвращения отца. Что, если у Алексея случится новый приступ болезни,
а отец окажется вне пределов  досягаемости? Николаю нечего было ответить  --
жизнью царевича рисковать нельзя.
     Вскоре  мы (отец,  Дуня,  я  и  моя  младшая  сестра  Варя) выехали  из
Покровского в Петербург.
     Через несколько  часов после приезда  в  нашей квар­тире  на  Гороховой
зазвонил телефон. Обычно трубку снимала прислуга, но сейчас я успела первой.
Мне  не  терпелось  знать,  кто  это.  Звонила  Александра  Федоров­на.  Она
справилась,  как мы доехали, все ли у нас благо­получно и  пригласила отца и
меня на ужин в Царское Село.  Когда я сказала ей, что  с нами приехала Варя,
Александра Федоровна позвала и ее.
     Пока  ехали  из  Покровского,  было  видно,  что  отец  волновался,  не
переменились  ли к нему  во  дворце,  хотя  одно уже то,  что его  попросили
приехать,  говорило  о  добром   отношении.   После  звонка  он   совершенно
успо­коился.
     Теперь  в  Варе я  увидела себя,  какой  собиралась на  первый ужин  во
дворец.
     Она  едва  ли  понимала, что  мы  с  Дуней  пытались ей  втолковать.  Я
показывала  Варе,  как делать  придворный  реверанс,  в то  время  как Дуня,
обжигаясь,   укладывала  локоны  на  ее  голове.   Так  что  прическа  вышла
кривобо­кая. Но что это значило рядом с Вариным восторгом...
     Варю  очень волновало, как обойдутся первые мину­ты -- ведь  надо будет
представиться, произнести  ка­кие-то слова. Она страшно  боялась смутиться и
опозо­рить папу.
     Отца  смешили  наши  приготовления. Он  брызгал  на нас водой,  как  бы
приводя в чувство, и говорил,  что сразу двух барышень на  руках  не унесет,
если у нас от волнения подкосятся ноги.
     Наверное, он так шутил, потому волновался не мень­ше нас.
     Наконец собравшись и закалывая на  ходу  последние шпильки, мы вышли  к
ожидавшей нас карете.
     12-летняя  Варя  была  ровесницей великой княжны Анастасии, и та  сразу
взялась ее опекать. Теперь нас было двое, и царским детям понадобилось вдвое
больше вре­мени, чтобы удовлетворить свое любопытство.

     Глава 22
     РАСПУТИН -- ПОЛИТИК БЕЗ ПОЛИТИКИ
     Губительная медлительность царя -- Что нужно
     делать -- Ничьим агентом не был -- Распутин
     не лез во дворец, его туда звали -- "Он всегда
     умеет сказать мне то, что нужно"
     Губительная медлительность царя
     При других обстоятельствах ни за что бы не взвалила на себя непосильную
ношу изображения чисто  полити­ческих картин Российской империи начала века.
Но сей­час деваться  некуда.  Однако все равно  буду говорить не от себя,  а
только повторю то, что слышала от людей знающих.
     Это  был 1912 год. Предпоследний год "добрых  старых  времен". Политика
царя в отношении простого народа  никуда не годилась. Но  точно также никуда
не годилась  она  и  в  отношении  других  сословий и  политических  партий.
Результат -- царя не поддерживал никто.
     Как можно  при таком положении рассчитывать на удержание порядка? А тем
более на успех реформ вслед за Европой.
     Николая нельзя  было  отнести  к  сильным  характе­рам,  и  это  уже  я
показывала. А время  требовало  именно силы и  твердости, решимости выйти из
порочного кру­га. И в прямом смысле. Николай же снова медлил.
     Если  бы Николай не прятался  от  своих  подданных,  если  бы он  ближе
подпустил их к себе, за его спиной труднее было бы интриговать против трона.
У  революционеров были развязаны руки, газеты писали что  хо­тели, а Николай
только раз принял в этом отношении меры. Но, очевидно, недостаточные. К тому
же все уже очень хорошо успели понять натуру царя.
     Александра Федоровна  обладала цельностью  большей,  чем  Николай.  Но,
благодаря усилиям старого двора, она  ограничилась заботами  о семье, к тому
же царица была отягощена страхом за жизнь сына и наследника.
     Имея перед собой  множество примеров  нечестности ближайших сановников,
она  панически   боялась   появ­ляться  на  публике.   В  ее   представлении
безопасность су­ществовала лишь в стенах дворца.
     Что нужно делать
     Не думаю, чтобы отец отчетливо представлял себе все это. Но у него было
безошибочное  чутье  и   искреннее  желание   помочь  Николаю  и  Александре
Федоровне. Не занимаясь политикой как  политик, отец  по сути был таковым. В
том смысле, что хорошо представлял себе нужды людей и представлял, что  надо
делать. При  этом он  не  переступал  черты  даже  не  советчика,  а  только
рисовальщика некой картины.
     Симанович,  проводивший  с отцом  времени больше, чем кто-либо  другой,
свидетельствует: "За грубой мас­кой мужика скрывался сильный дух, напряженно
заду­мывавшийся над государственными проблемами.
     Распутин явился в Петербург готовым человеком. Образования  он не имел,
но  он  принадлежал к тем людям, которые только собственными силами и  своим
разумом  пробивают  себе жизненную дорогу, старают­ся разгадать тайну жизни.
Он  был мечтатель,  беззабот­ный  странник,  прошедший вдоль и  поперек  всю
Рос­сию  и дважды побывавший  в Иерусалиме. Во время своих странствований он
встречался с людьми  из всех классов и вел  с ними долгие разговоры. При его
ог­ромной  памяти он из этих разговоров мог многому на­учиться. Он наблюдал,
как жили люди разных классов, и над многим мог задуматься. Таким образом, во
время его долгих паломничеств созрел его особенный фило­софский характер.
     После проявления его решающего значения на царя Распутин  не разменивал
его на мелкую монету. Он  имел  собственные идеи, которые старался провести,
хотя ус­пех был очень  сомнителен. Он не стремился  к  внешнему блеску и  не
мечтал   об  официальных  должностях.  Он  ос­тавался  всегда  крестьянином,
подчеркивал  свою мужиц­кую  неотесанность  перед  людьми,  считавшими  себя
мо­гущественными  и  превосходящими  всех,  никогда  не  за­бывая   миллионы
населяющих русские деревни крестьян. Им помочь и разрушить возведенную между
ним и царем стену было его страстным желанием и пламенной мечтой.
     Долгие часы, проведенные им в  царской  семье, да­вали ему  возможность
беседовать  с  царем  на всевозмож­ные политические  и религиозные темы.  Он
рассказывал   о  русском  народе   и  его   страданиях,  подробно   описывал
крестьянскую  жизнь,  причем царская семья  его внима­тельно  слушала.  Царь
узнал от него многое, что осталось бы без Распутина для него скрытым.
     Распутин  горячо  отстаивал  необходимость  широкой  аграрной  реформы,
надеясь, что она должна привести русского крестьянина к новому материальному
благо­состоянию.
     -- Освобождение крестьян проведено неправильно, -- говорил он часто. --
Крестьяне освобождены, но они не имеют достаточно земли. Обычно крестьянская
семья  численно велика и состоит  из десяти  членов, но учас­ток земли  мал.
Из-за земли сыновья ссорятся с родите­лями, и им приходится  отправляться  в
город в  поисках работы, где  они ее не находят.  Крепостные  крестьяне жили
лучше. Они получали свое пропитание и необхо­димую одежду. Теперь крестьянин
не  получает  ничего  и должен  платить  еще подати.  Его последняя скотинка
описывается и продается с торгов. До десятого года кре­стьянские дети бегают
голыми.  Вместо сапогов  они  по­лучают деревянные  колодки.  Не  хватает  у
крестьянина земли. Замирает вся жизнь в деревне.
     Распутин  жаловался  на  то,  что  правительство  не стро­ит  в  Сибири
железных дорог.
     --  Боятся железных дорог и путей сообщения, -- по­яснял он. -- Боятся,
что железные  дороги  испортят кре­стьян. Это пустой  разговор. При железной
дороге крес­тьянин  имеет возможность искать себе лучшее существо­вание. Без
железной  дороги  сибирский  крестьянин дол­жен сидеть  дома, не может же он
пройти всю Сибирь пешком. Сибирский крестьянин ничего не знает и  ни­чего не
слышит.  Разве   это  жизнь?  Сибирь   пространна,  и  сибирский  крестьянин
зажиточен. В России же  (Распу­тин  понимал европейскую Россию) крестьянские
дети так редко видят белый хлеб, что  считают его лаком­ством. Крестьянин  в
деревне не имеет ничего. Пшенич­ную муку он иногда получает к Пасхе, мясо он
даже по  праздникам  получает  очень  мало. Ему не  хватает одеж­ды, обуви и
гвоздей, но  он  ничего не может  заказать. В деревне нет мастеровых. Если в
деревне появляется не­русский мастеровой, то его прогоняют.  Почему? Пото­му
что он изготовил лопату, плуг или подкову или по­тому что он починил сапоги?
Боятся  чужого мастерово­го.  Боятся, что крестьянин мог  бы  разбаловаться,
поже­лать денег или земельного надела!  Поясняют, что все это может привести
к революции. Все это глупости. Дво­рянство имеет  слишком много.  Дворянство
ничего не делает, но мешает и другим. Если появляется образо­ванный человек,
то кричат, что он  революционер  и бун­товщик, и в конце концов сажают его в
тюрьму. Кресть­янину не дают образования. Эта господская политика к добру не
приведет.
     Распутин  мечтал   о  крестьянской   монархии,  в  кото­рой  дворянские
привилегии не имели бы места.
     По его мнению, монастырские и  казенные земли следовало разделить между
безземельными  крестьянами.  Частные помещичьи земли, по  его  мнению,  тоже
сле­довало  отчудить и распределить среди крестьян. Для уп­латы помещикам за
отчужденные  земли следовало бы исхлопотать крупный внешний  заем.  Распутин
был очень высокого  мнения о земледельческих  способностях и бла­госостоянии
немецких колонистов. Их  чистоплотность и опрятная добротная  одежда  сильно
выделяла их среди русских крестьян.
     Попадая  в немецкую колонию, Распутин  всегда удив­лялся  богатству  их
стола. Его особенно поражало, что колонисты пили  не только чай,  но и кофе.
Эти  наблю­дения  сильно врезывались в  душу Распутина, и  при раз­говорах с
русскими  крестьянами он  всегда заводил раз­говор о благосостоянии немецких
колоний. Он  совето­вал русским  брать в жены девушек  из немецких коло­ний.
Такие браки оказывались всегда как-то очень счас­тливыми.
     -- Крестьянин рад, -- говорил он, -- если у него в доме  немка, тогда в
хозяйстве порядок и  достаток. Тесть гордится такой снохой и расхваливает ее
перед своими соседями.
     Уважение Распутина к Германии возросло  еще  боль­ше  после  того,  как
Распутин  узнал,   что  большинство   употребляемых   русскими   крестьянами
земледельческих машин германского происхождения.
     Кроме Германии, Распутина очень влекло  к  Амери­ке.  И это  имело свои
причины. В  России имелось  доволь­но много  крестьян,  родственники которых
жили  в  Аме­рике  и  присылали  оттуда  своим  родным  в  Россию  де­нежные
вспомоществования.  Много  бедных выходцев  стали в  Америке  состоятельными
фермерами,  но остав­шиеся  и там  простыми рабочими  были  довольны свои­ми
заработками.  Для  бедного русского крестьянина Аме­рика  казалась сказочной
страной.  Поэтому Америка им­понировала Распутину,  и он  советовал  жить  с
Амери­кой в дружбе и мире".
     Ничьим агентом не был
     Мало кто знает,  что отец  совсем уже был готов уда­литься  в Палестину
(там Симановичем был  прикуплен  небольшой кусок  земли)  и вести уединенную
жизнь. Разве так поступает идейный политик?
     Вот очень  важный вывод Белецкого о  том, что,  при­смотревшись к моему
отцу, тот вынес убеждение: "У Распутина идейных побуждений не существовало",
"идей­ных", то есть чисто политических.
     Ручаюсь, что  такой  манипулятор, как Белецкий,  имей он хоть  малейший
повод, расписал бы политическое лицо отца в ярчайших красках.
     Подтверждает  слова Белецкого  и  Жевахов:  "Был  ли  Распутин  агентом
интернационала,  игравшим  полити­ческую, роль  и  выполнявшим  определенные
задания, оправдывал ли он свою славу наличностью выдающих­ся качеств  или из
ряда выходивших преступлений?  Нет, ничего подобного не было. Ничьим агентом
Распутин  не был, никакой политической роли не играл,  никаких особенностей,
отличавших  его  от  заурядных представи­телей  его среды, не имел;  никаких
выдающихся пре­ступлений не совершал"
     Важно  привести слова Гурко: "Дела,  которые брался проводить Распутин,
делились на две  резко различные категории. Одни из них касались  устройства
судьбы  срав­нительно  маленьких  людей:  выдачи  им   пособий,  увели­чения
получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях.  По отношению
к таким  людям  он,  в  большинстве  случаев,  ограничивался  снабжением  их
короткими записками  к  знакомым и незнакомым ему  высокопоставленным лицам.
Записки  эти,  неизменно  начинавшиеся  со   слов  "милый",  "дорогой",  для
неко­торых лиц -- увы! -- имели такую  обязательную силу, что снабженные ими
просители были обеспечены в удов­летворении своих ходатайств.
     Но была и другая  категория дел,  исполнение  коих  приносило Распутину
крупную  выгоду.  Просьбы  эти  ка­сались  различных  денежных  дел, как-то:
концессий, получения поставок и казенных подрядов.
     Прямых  ходатайств  со стороны Распутина  о  предос­тавлении  кому-либо
ответственных  должностей, одна­ко, не поступало. Известен лишь один случай,
когда,  по просьбе  Распутина, покровительствуемый  им управля­ющий пермской
казенной палатой Ордовский-Танаевс-кий был назначен губернатором, и притом в
его род­ную Тобольскую губернию,  о чем Распутин известил его облетевшей всю
Россию столь характерной для него телеграммой: "Доспел тебя губернатором".
     Руднев: "Следствием  был  собран  многочисленный материал  относительно
просьб,  проводимых  Распути­ным   при  дворе.  Все  эти  просьбы   касались
назначений,     перемещений,     помилований,    пожалований,     проведения
железнодорожных  концессий  и  других  дел; но решитель­но  не  было  добыто
никаких указаний о вмешательстве Распутина в политические дела, несмотря  на
то,  что  влияние  его  при  дворе,  несомненно,  было  велико. Все  записки
Распутина  касались  исключительно  просьб  об  оказании личных протекций по
поводу разных случаев из жизни лиц, о которых ходатайствовал Распутин".

     Распутин не лез во дворец, его туда звали
     Укреплению же в свете мнения, будто отец забирает  в свою руку  Царское
Село,  поневоле  содействовали  бо­лее   частые,   чем  раньше,  встречи   с
Александрой  Федо­ровной.  Она говорила  Анне  Александровне, что хотела  бы
присутствия  на  этих  встречах и  Николая. Но тот был  напуган  и  всячески
уклонялся.
     Врагам трона была в действительности выгодна нере­шительность Николая в
ведении  государственных  дел.  Они  полагали,  что  смогут  в нужный момент
подсунуть ему документ,  передающий им  всю  власть в империи. (Так  в конце
концов  и получилось,  только  по  слабости уже соб­ственной  они  вырванную
власть тут же упустили.)
     Никакого  политического влияния  отец во дворце не имел, иметь не мог и
не желал.  Он видел свой долг толь­ко  в  том,  чтобы укреплять волю царя  и
поддерживать жизнь наследника.
     Для того, чтобы именно влиять, надо бывать в нуж­ном месте тогда, когда
тебе надо. Отец же  приходил  во дворец только, когда его туда звали. К тому
же это быва­ло совсем не регулярно и не совпадало с известными точками.
     Коковцов  в записках признает, что  отец во  дворец  "не лез,  его туда
звали". И звали не ради сугубых поли­тических разговоров.
     Белецкий пишет: "После долгого размышления я все­сторонне взвесил склад
мистически  настроенной  духов­ной  организации государя,  который  видел  в
даровании ему  долгожданного наследника проявление милости  к  нему высших и
таинственных сил Провидения вслед­ствие его молитв и общения с  людьми,  как
бы  имевши­ми особый дар предвидения будущего.  Я учел постоян­ные  опасения
государя и императрицы за жизнь наслед­ника и единственную веру их в то, что
только одна не­зримая мощь тех же  сил и лиц способна спасти и про­длить эту
дорогую им жизнь".
     Из  этого следует, что выгоды отца, получаемые при дворе, исчерпывались
тем,  что  он  своей духовной мо­щью  ограждал царскую  семью от смертельной
угрозы.
     "Он всегда умеет сказать мне то, что нужно"
     Гурко:  "Если  у  государыни  вера  в  Распутина  была  без­гранична  и
всеобъемлюща,   то  вера  государя  в   него  огра­ничивалась,  по-видимому,
убеждением, что он обладает целительной  силой по отношению к наследнику. На
го­сударственный разум Распутина, на  его умение распоз­навать людей Николай
Второй не  полагался, и  если тем  не  менее  его  кандидаты  назначались на
высокие посты, то лишь благодаря усиленным настояниям царицы. Од­нако и этим
настояниям  он стремился не  подчиняться и, во всяком  случае,  не сразу  им
следовал. Из переписки царской четы ясно видно,  что царице приходится долго
и упорно настаивать на  назначении или увольнении того или иного лица, чтобы
наконец этого достигнуть, при­чем некоторые ее кандидаты так  и не проходят,
а другие назначения делаются вопреки ее желанию".
     Гурко говорил о равнодушии Николая к советам  Александры Федоровны  и о
том, что тот не склонен был  полагаться  на дар  отца распознавать  людей, в
по­хвалу царю.  Хотя  ко времени  написания  записок  знал, чем  закончилось
подобное  небрежение.  Правильнее  и  честнее  было  бы  писать  об  этом  с
сожалением.
     Однако правда и в том, что, по словам Евреинова, "Николай Второй считал
Григория  Ефимовича  Распу­тина-Новых за праведника, за  "человека Божьего",
рав­ного святому, быть может даже за равного Христу".
     Он же  приводит и такое: "Вот, посмотрите,  -- гово­рил однажды Николай
Второй  одному  из  своих  адъютан­тов. -- Когда  у  меня забота,  сомнение,
неприятность,  мне  достаточно  пять  минут  поговорить с Григорием,  что­бы
тотчас  почувствовать  себя  укрепленным  и  успокоен­ным.  Он всегда  умеет
сказать мне то,  что мне нужно ус­лышать.  И действие его слов  длится целые
недели".
     Отец был для Николая лекарем, а не советчиком.
     Родзянко  дополняет: "Мне  говорил следующее  мой товарищ по  Пажескому
корпусу   и  личный  друг,  тогда  дворцовый   комендант,   генерал-адъютант
В.Н.Дедюлин.  "Я избегал постоянно знакомства с Григорием Распу­тиным,  даже
уклонился  от  него,  потому  что  этот  гряз­ный мужик  был мне органически
противен. Однажды  после  обеда  государь  меня  спросил: "Почему вы,  В.Н.,
упорно избегаете встречи и знакомства с Григорием Ефимычем?" Я чистосердечно
ему ответил, что  он  мне  в высшей степени  антипатичен, что его  репутация
да­леко не чистоплотная и что мне как верноподданному больно видеть близость
этого проходимца к священной особе моего государя. "Напрасно вы так думаете,
--  от­ветил  мне  государь, --  он хороший,  простой, религи­озный  русский
человек.  В минуты сомнений  и душевной  тревоги я люблю с ним беседовать, и
после такой бесе­ды мне всегда на душе делается легко и спокойно".
     Мне пересказывали случай, описанный, кстати, и Белецким. Как-то Алексей
спросил  у  Николая Второго,  правда  ли, что  Григорий Ефимович  --  святой
человек?  Николай  сам не  ответил  на поставленный  вопрос, а  обратился за
разъяснением к  находившемуся  в  тот  мо­мент  рядом  священнику.  Тот стал
объяснять каноничес­кие требования к тому, кто желает приблизиться к Богу.
     Здесь надо отметить,  что  Николай сам не взялся от­вечать  на  вопрос,
чтобы это не выглядело назиданием. Но  он  и  не  возразил священнику, когда
тот, пусть и в неявном виде, отнес сказанное к отцу.

     Глава 23
     ЗАМЫСЕЛ УБИЙСТВА РАСПУТИНА
     Старшая  сестра  царицы   --  Могущественная   недоброжелательница   --
Заговорщики -- -- Любовник Феликса -- Феликс затаился
     Старшая сестра царицы
     Правила русской жизни таковы, что чем тяж