гордо
пренебрегает учеными высказываниями. Мулы, кои привозят вас в недобрый  час,
- лесенка темной масти, что ведет  прямехонько  на  виселицу.  *Пришла  пора
правду молвить: орудовал бы я не кинжалом, а рецептами, не попал бы я  сюда,
даже если б поубивал всех, кто на меня глазеет. Попрошу вас заказать  дюжину
месс: вы легко включите их в один из бесчисленных параграфов  любого  наспех
составленного завещания.

                                  XXVI

                    ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МОСКОВИИ И ПОДАТИ

     Великий князь Московии, разоренный войной с татарами и их грабежами,  а
также частыми набегами турок, вынужден был  обложить  новыми  податями  свои
земли и владения. Собрал он приближенных и слуг, министров и  советников,  а
также простой люд своего двора и  поведал  им,  что  расходы  по  содержанию
войск, долженствующих защищать их от алчных  происков  соседей  и  недругов,
ввергли его в крайнюю нужду; что ни республики, ни монархии не могут прожить
без податей, а подати сии, будь они  легкими  или  обременительными,  всегда
оправдывают себя, ибо превращаются в средства  защиты  народа,  с  коего  их
взимают, и тем самым приносят  ему  мир,  благосостояние  и  жизнь  за  счет
ничтожно  малой  доли,  жертвуемой  каждым  при  справедливом   и   разумном
распределении сих обложений. А в заключение добавил он, что собрал сюда всех
ради их же блага и выгоды.
     Приближенные  и  министры  поспешили   заявить,   что   согласиться   с
предложением является делом святым  и  необходимым  и  посему  в  ответе  не
приходится сомневаться; что все достояние надлежит отдать на нужды  князя  и
оборону отчизны, а князь, мол, пусть соизволит править по своему разумению и
взыскивать с подданных своих сколько вздумается, ибо  тот,  кто  отдаст  ему
свое имущество, покупает себе же покой и процветание, и чем выше налог,  тем
больше чести и радости народу от сознания, что князь так в нем уверен.
     Великий князь выслушал их с удовольствием, но несколько усомнился в  их
словах и пожелал услышать, что скажет народ; а  народ,  пока  высокие  особы
разглагольствовали, перешептывался да помалкивал. Наконец избран  был  среди
них один, коему поручено было высказать общие  помыслы.  Вышел  он  с  видом
весьма независимым и произнес следующее:
     - Всевластный повелитель наш, твои  верные  подданные  в  моем  лице  с
величайшим почтением припадают к стопам твоим и благодарят за  рачительность
твою об их жизни и безопасности; будучи рождены в твоих владениях и  получив
от отцов в наследство любовь к своему владыке, просят они передать тебе, что
готовы слепо выполнять твою волю,  как  делали  доныне  во  все  дни  твоего
царствования, да продлится оно и впредь. Известно им, сколь  неусыпно  бдишь
ты, дабы защитить их от бед, и печешься о них не только как самодержец, но и
как отец родной, и благодарны они тебе за сию благосклонность и опеку  свыше
всякой меры. Разумеют они, каковы настоятельные причины, побуждающие тебя  к
новым неизбежным расходам, от коих уклониться ты не можешь  без  ущерба  для
себя и для нас и кои понести не в силах вследствие крайней нужды.  От  имени
моих соотечественников предлагаю тебе все, что  есть  у  нас,  без  остатка,
однако прошу взять во внимание два соображения, а именно:  во-первых,  ежели
ты заберешь себе все имение подданных своих, ты тем самым  истощишь  родник,
долженствующий питать как тебя,  так  и  твоих  наследников;  иначе  говоря,
прикончив их, ты сам совершишь  то,  чем  грозит  тебе  недруг,  и  это  тем
опаснее, что неизвестно, разорит ли нас  ворог,  а  уж  ты-то  разоришь  нас
наверняка. И тот, кто советует тебе погубить себя, дабы спастись от  гибели,
тот пособник врага, а  не  добрый  советник.  Вспомни  о  землепашце,  коему
Юпитер, по словам Эзопа, подарил курицу, которая кормила его, принося что ни
день по золотому яичку,  пока  хозяин,  поддавшись  наущениям  алчности,  не
решил, что птица, дающая по золотому  яйцу  в  день,  хранит  в  лоне  своем
богатые залежи сего металла, а посему  выгоднее  будет  забрать  его  сразу,
нежели получать мало-помалу, как заблагорассудилось богам. Убил он курицу  и
лишился тем самым и ее, и золотых яиц. Владыка, не  дай  же  совершиться  на
деле тому, что у философа было  притчей;  иначе  ты  и  народ  твой  станете
притчей  во  языцех.  Властвовать  над  нищим  народом  -  значит  быть   не
властителем, а бедняком. Князь,  который  содействует  обогащению  подданных
своих, имеет столько же тугих кошельков, сколько подданных, а у  властителя,
повинного в их бедности, столько же болезней и тревог, сколько подданных,  и
даже  меньше  подданных,  нежели  врагов  и  бедствий.  С  богатством  можно
распроститься когда захочешь, с бедностью - никогда.  Однако  вряд  ли  кому
захочется  избавиться  от  богатства,  от  бедности  же  -  всякому.  Другое
соображение: острая нужда, что  терзает  тебя,  порождена  двумя  причинами.
Первая кроется в непомерных кражах и грабежах,  совершаемых  теми,  кого  ты
взял себе в помощь; вторая - в тяготах, что добавились нынче. Нет  сомнения,
что та причина - первая; твое дело дознаться,  не  является  ли  она,  кроме
того, и главной. А затем распредели по усмотрению своему и на  благо  казны,
какую часть награбленного должны возвратить твои приспешники, а  какая  доля
придется на подати. И тогда сетовать будет единственно  тот,  кто  был  тебе
изменником.
     На этих словах застиг  их  Час,  и  князь,  поднявшись  во  весь  рост,
промолвил:
     - Вы, грабители казны моей, немедля верните недостачу  и,  сверх  того,
оплатите все нужды народные, А дабы не было  долгих  проволочек,  приказываю
вам и присным вашим, кои издалека,  через  посредничество  ваше,  впитывали,
подобно губке, все мое достояние, оставить себе только то, что досталось вам
у меня на службе, за вычетом жалованья.
     Столь доброе и справедливое решение князя вызвало великое и единодушное
ликование простолюдинов, которые  приветствовали  его  громкими  возгласами,
именуя августейшим, и, павши на колени, сказали ему:
     - В знак признательности нашей мы готовы отдать тебе  не  только  долю,
коей ты от нас потребуешь, но добавить к ней еще ровно столько же,  и  пусть
порядок сей установлен будет навечно, для всех случаев, когда придется  тебе
покрывать то, что у тебя отнимут; тогда и хапуги призадумаются, принимать ли
твои дары.

                                 XXVII

                                 ШУЛЕР

     Вооружившись колодой карт, более меченной, чем  лицо  болевшего  оспой,
некий шулер, когтистый как мартовский кот, решил обчистить  другого  жулика.
Игра  велась  на  фишки,  поскольку   шулер   придерживался   взгляда,   что
несчастливый игрок так легче переносит свой проигрыш, чем когда на глазах  у
него забирают его  кровные  денежки.  Шулер  предоставил  своему  противнику
ставить туда, куда ему будет угодно: хоть направо, хоть налево, -  ибо  куда
бы он ни поставил, все неизменно выходило не по его желанию: карта, которая,
по его расчетам, должна была лечь  направо,  ложилась  налево,  и  наоборот.
Искусство шулера можно было лишь сравнить с талантом Апеллеса, -  игра  была
поистине художественной, между тем как противнику везло как утопленнику:  он
пускал последние пузыри. Счет очков  первого  неизменно  составлял  двадцать
четыре, а у второго, перевалив  за  полдень,  так  до  часу  ни  разу  и  не
дотягивал. Тут-то и застиг их Час. Шулер, пересчитав фишки, объявил:
     - Ваша милость должна мне две тысячи реалов.
     На что жулик, пересчитавший, в свою очередь,  фишки,  словно  собирался
раскошелиться, ответствовал:
     - В фейерверке талантов ваших, государь мой, не хватает одной  штуки  -
шутихи. А штука эта весьма несложная - проигрывать и не платить. Включите ее
в ваше великолепное собрание, и вам ни в чем не придется завидовать  Дарахе.
Посчитайте, что сейчас вы вели игру с кустом  бузины,  на  котором  удавился
Иуда со своими тридцатью сребрениками, - а с покойников, вы  знаете,  взятки
гладки. То, что здесь было безвозвратно утрачено, так это время, но  в  этом
отношении мы оба в проигрыше, как я, так и ваша милость.

                                 XXVIII

                               ГОЛЛАНДЦЫ

     Голландцам по милости моря достались в удел  ничтожные  лохмотья  суши,
кои они сумели украсть у  волн  морских,  отгородившись  песчаными  холмами,
именуемыми плотинами. Сей народ, восставший против бога на небе и короля  на
земле,  замесивший  свой  мятежный  дух  на  дрожжах  политических   козней,
добившийся  посредством  грабежей  свободы  и  преступной  независимости   и
приумноживший свои владения за  счет  хитроумных  и  кровавых  предательств,
достиг успеха и процветания, а посему стал известен  всему  миру  как  народ
воинственный и богатый.  Хвалясь,  что  Океан  признал  их,  голландцев,  за
первородных сынов своих, и уверовав, что он, давший им на  жительство  сушу,
которую сам прежде покрывал, не откажет им и в землях, кои он  омывает,  они
решили, укрывшись в судах и населив их великим множеством корсаров, грызть и
подтачивать со всех сторон Запад и Восток. Двинулись они в поисках золота  и
серебра на наши корабли, подобно тому как наш флот идет  в  Индию  за  этими
сокровищами, ибо рассчитали, что куда быстрее и дешевле отобрать у того, кто
везет, нежели у того, кто добывает. Беспечность  иного  капитана  или  буря,
сбившая корабль с пути, принесли им миллионы с  меньшими  затратами,  нежели
труд на золотых приисках. А зависть, которую все  монархи  Европы  питают  к
славе и величию Испании, еще поощряла да подхлестывала их алчность.
     Расхрабрившись от поддержки многочисленных  сторонников,  завязали  они
торговые сношения с Португальской Индией, а затем проникли и в Японию. И  то
падая, то вновь подымаясь с благоразумным упрямством, завладели  они  лучшей
частью Бразилии, где прибрали к рукам, как говорится, не  только  власть  да
право, но вдобавок и табак да сахар, и если от сахарных заводов  ума  им  не
прибавилось, то денежки у них завелись без сомнения, и притом немалые, а  мы
остались голые и горькие. Засели они в сих  краях,  горловине  обеих  Индий,
подобно голодному чудовищу, падкому на суда  и  корабли,  и  грозят  Лиме  и
Потоси (скажем, дабы уточнить географию), что вот-вот подойдут,  не  замочив
ног, к их  высоким  берегам,  едва  только  им  наскучит  плавать  по  морю,
скользить  по  реке  Ла-Плата,  вгрызаться,  подобно   раку,   в   побережье
Буэнос-Айреса и неусыпно сторожить эти воды.
     Итак, сии прожорливые разбойники немало времени потратили, крутя глобус
и перебирая морские карты. Раскрыв циркуль во всю ширь, то  и  дело  прыгали
они через страны, высматривая и подбирая чужие земли.  А  принц  Оранский  с
ножницами  в  руках  кромсал  карту  вкривь  и  вкось,   согласно   велениям
собственной прихоти.
     За этим занятием застиг их Час; и некий старец, согбенный бременем лет,
отобрал у принца Оранского ножницы, сказав:
     - Ненасытные обжоры, жадные до  чужих  провинций,  всегда  помирают  от
несварения желудка; и ничто так не вредит кишечнику,  как  власть.  Римляне,
выйдя из ничтожной борозды,  куда  не  посеять  было  и  полселемина  зерна,
собрали вокруг себя все окрестные земли и, дав волю алчности,  впрягли  весь
мир в ярмо своего плуга. А поелику известно, что чем шире  разольешься,  тем
скорее иссякнешь, случилось так,  что  римляне,  как  только  им  стало  что
терять, стали это терять. Ибо жажда  к  умножению  богатств  всегда  больше,
нежели возможность сии богатства сохранить. Пока  римляне  были  бедны,  они
побеждали имущих; а те, отдав им  свое  достояние  и  сами  превратившись  в
бедняков со всеми вытекающими отсюда последствиями,  наделили  их  пороками,
кои влекут за собой золото и страсть к наслаждениям, и  тем  самым  погубили
римлян, отомстив им с помощью своих же  богатств.  Что  для  нас  ассирийцы,
греки и римляне, как не черепа,  напоминающие  о  бренности  всего  земного?
Трупы сих монархий должны служить нам  скорее  пугалами,  нежели  примерами,
достойными  подражания.  Чем  старательнее  мы  будем  на   безмене   власти
приближать наш малый  груз  к  тому  великому  грузу,  с  которым  мы  хотим
сравняться, тем меньше мы сможем уравновесить его, а  чем  дальше  мы  будем
стремиться  от  него  уйти,  тем  легче  наш   незначительный   вес   сможет
уравновесить тяжелые кинталы;  если  же  мы  поставим  безмен  в  предельное
положение, то малый наш вес уравновесит и тысячу кинталов.  Траян  Боккалини
изложил сей парадокс в своем труде "Пробный камень",  а  подтверждением  ему
служит испанская монархия, чей вес мы жаждем уменьшить  за  счет  увеличения
нашего; но сия прибавка  к  нашему  весу  ведет  только  к  его  утрате.  Из
подданных чужого государства мы сделались свободными  -  сие  было  поистине
чудом; теперь задача наша сохранить это чудо. Франция и Англия  помогли  нам
отпилить от Испании изрядный кусок ее владений, коим наводила она  страх  на
соседей, но по той же причине сии державы не потерпят, чтоб  мы  доросли  до
той степени, когда станем  для  них  опасны.  Топор,  опутанный  срубленными
ветвями, уже не орудие, а только помеха. Франция и Англия будут поддерживать
нас, пока мы в них нуждаемся; но стоит нам понадобиться им, как  они  тотчас
примутся искать разорения нашего и скорейшей гибели. Тот,  кто  увидит,  что
нищий, которому он подавал милостыню,  разбогател,  либо  потребует  у  него
обратно  свои  деньги,  либо  станет  у  него  занимать.  Стоит  нам  чем-то
завладеть,  как  на  эти  владения  принимаются  точить  зубы   всевозможные
властители, на глазах которых мы богатеем.  Разорившегося  соседа  презирают
все, разбогатевшего - боятся. Ежели мы станем попусту расточать  свои  силы,
мы только сыграем на руку королю Испании в ущерб  самим  себе;  а  ежели  он
задумает разделить и ослабить нас, он даст нам отнять у него часть владений,
почтет  это  уловкой,  а  не  утратой  и  без  труда  отнимет  все,  некогда
завоеванное нами, позволив забрать у него земли, отстоящие от него столь  же
далеко, сколь и от нас. Голландия исходит кровью в Бразилии,  а  сил  ей  не
прибавляется. Коли мы  уж  взялись  воровать,  нам  должно  уметь  сохранить
награбленное и не воровать впредь, ибо ремесло сие ведет скорей на виселицу,
нежели на трон.
     Принц Оранский, раздосадованный такими речами, отнял у старца ножницы и
сказал:
     - Рим погиб, зато жива Венеция, хотя в свое время крала чужие земли  не
хуже, чем мы. Петля, о коей ты упомянул, чаще достается в удел  неудачникам,
чем ворам, и мир так устроен, что крупный вор посылает на виселицу  мелкого.
Тот, кто срезает кошельки, всегда зовется вором;  тот  же,  кто  присваивает
провинции и королевства, от века зовется королем. Право монархов зиждется на
трех  словах:  "Да  здравствует  победитель!".  Ежели   разложившийся   труп
порождает в самом себе  жизнь,  это  явление  естественное  и  не  противное
природе. Труп не сетует на червей, которые его  пожирают,  ибо  сам  дал  им
жизнь. Пусть каждый поостережется, как  бы  ему  не  сгнить  и  не  породить
собственных червей. Всему приходит конец, и малому  быстрее,  чем  великому.
Когда нас станет бояться тот, кто некогда жалел, наступит наш  черед  жалеть
того, кого некогда боялись мы. Мне такая мена по вкусу. Уподобимся же,  коли
сможем, тем, кто был в свое время подобен нам.  Все,  что  ты  тут  говорил,
следует сохранить в тайне от королей Англии и Франции; и помни  впредь,  что
изначальная помеха становится опорой, когда вырастает.
     Говоря таким образом, кромсал он ножницами направо и налево,  выстригая
наудачу куски то побережий, то заливов, а потом соорудил из обрезков  корону
и возвел самого себя в бумажные короли.

                                  XXIX

                      ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ФЛОРЕНТИЙСКИЙ

     Великий герцог Флорентийский, снискавший по  вине  семи  букв  в  слове
"великий" ненависть всех прочих потентатов, беседовал, запершись,  со  своим
верным слугой, коему доверял самые  сокровенные  тайны.  Речь  шла  о  красе
подвластных ему городов, о процветании государства, о торговле с Ливорно и о
победах, одержанных его галерами. Заговорили наконец о блеске  его  рода,  в
жилах которого смешалась кровь всех монархов и коронованных особ Европы, ибо
благодаря многократным союзам  с  Францией  герцог  насчитывал  среди  своих
родичей по материнской линии и королей-католиков, и христианнейшего  короля,
и монарха Великобритании.
     За подведением сих итогов застиг  их  Час,  и  слуга,  побуждаемый  им,
сказал: "Государь! ваше высочество, выйдя из горожан,  достигло  герцогского
трона: "memento homo". Пока о вашей светлости говорили как о властителе,  не
было никого вас богаче;  нынче  же,  когда  говорят  тесте  королей  и  зяте
императоров, "pulvis es" {Ты прах (лат.).}, а  ежели  вам  на  долю  выпадет
счастье стать тестем французской ветви  да  услышать  проклятия  сватов,  in
pulverem  reverteris"  {Во  прах  возвратишься  (лат.).}.  Государство  ваше
процветает,  города  прекрасны,  порты  богаты,  галеры  победоносны,  родня
сиятельна, власть, судя по всему, не ниже королевской: однако бросились  мне
в глаза пятна, кои омрачают и ослабляют блеск сей власти, а именно:  память,
которую  хранят  вассалы  ваши  о  временах,  когда  они  были  вам  ровней;
республика Лукка, что торчит, как бельмо на  глазу;  крепости  Тосканы,  кои
находятся в руках короля  Испании;  и  добавка  "великий"  к  "герцогу",  на
зависть всем соседям. Герцог,  дотоле  не  замечавший  таковых  недостатков,
спросил:
     - Как же вытравить сии пятна? На что слуга ответствовал:
     - Вытравить их невозможно, ибо лепятся они столь близко одно к другому,
что потребно будет вырезать целый лоскут; а способ сей  вовсе  негоден,  ибо
лучше уж ходить в пятнах, нежели в лохмотьях, и коль скоро пятна таковы, что
вывести их можно, только отрезая лоскут, у вас  вскорости  не  останется  ни
единого лоскутка и ваша, светлость сама разлезется на лоскутья.  Скажу  еще,
что пятна сии надлежит загонять вглубь, а не счищать с  поверхности.  Посему
используйте, ваше высочество, собственные  слюни  и  посасывайте  эти  пятна
натощак; а чем  понапрасну  расходовать  деньги  на  приданое  для  королев,
потратьте-ка их лучше на покупку затычек для соседских ушей, дабы не  слышно
им было, как вы разделываетесь с пятнами.

                                  XXX

                                АЛХИМИК

     Некий алхимик, столь жалкого вида, будто плоть его подвергли перегонке,
а одежду испепелили, вцепился  в  другого  бедолагу  у  дверей  угольщика  и
твердил ему:
     -  Я  спагирический  философ  и  алхимик,  знакомый  с  тайными  силами
минералов; по милости  господней  проник  я  в  секрет  философского  камня,
источника жизни и бесконечно воспроизводимой  трансцендентной  трансмутации;
порошок, извлеченный из  сего  камня,  служит  мне  для  превращения  ртути,
железа, свинца, олова и серебра в золото более высокой пробы  и  куда  более
ценное, нежели добытое обычным путем. Я творю  золото  из  трав,  из  яичной
скорлупы, из волос, из человеческой крови и мочи и из всякого мусора;  трачу
я на это немного времени  и  самую  ничтожную  толику  денег.  Я  никому  не
осмеливаюсь  открыться,  ибо  как  только  известие  сие  дойдет  до   слуха
властителей, они заточат меня в тюрьму, дабы не тратиться более  на  морские
походы в Индию и показать кукиш тамошним золотым россыпям и другой  кукиш  -
Востоку. Вижу, что ваша милость  -  человек  рассудительный,  благородный  и
почтенный; посему я и решился доверить вам столь важную и редкостную  тайну.
Ознакомившись с ней, вы через день-другой будете голову ломать, куда бы деть
свои миллионы!
     Бедняга глядел на него с жалкой  собачьей  преданностью,  ибо  воспылал
столь неутолимой страстью к несметным миллионам, ему обещанны