Я поглядел на халат, соображая, не отдать ли  эту  чертовщину  кому
следует.  Отдать,  чтоб  отвязались?  Вот  только  кому?  Остроносому?  Либо
вчерашнему мормонышу? Либо  иродам  и  поганцам,  убившим  Сергея?  Пожалуй,
найдутся и другие желающие? А раз ситуация смутная, если неясно, что отдаешь
и кому, то лучше не спешить. Как гласит народная мудрость, поспешность нужна
при ловле блох. С этой нехитрой мыслью я покинул дом,  где  на  полу  белели
контуры мертвого тела, и зашагал к станции. Уже переминаясь на  платформе  в
ожиданиии приозерской  электрички,  потянулся  к  карману  за  сигаретами  и
обнаружил  там  нечто  твердое  и  гладкое.  Маленький  черный  цилиндрик  с
обсидиановой спиралькой? Не амулет ли смерти? Но я глядел на него и  остался
жив. Значит? Пронзительный гудок всколыхнул  прохладный  вечерний  воздух  и
раскатился гулким вибрирующим эхом. Приближалась электричка.

Глава 4

   В воскресенье утром, после завтрака, я наконец познакомился  с  оолитами.
Оказалось, что это мелкие округлые зерна из углекислой извести  или  окислов
железа концентрически-скорлуповатого, иногда  радиально-лучистого  строения.
Кто  бы  мог  подумать!  В  общем,  почти   бесполезные   сведения,   однако
прилагательное ?концентрически-скорлупоратый? меня восхитило, и  я  произнес
его вслух два или три раза, добиваясь легкости  звучания.  После  оолитов  в
словаре шла ?оология?, наука о птичьих яйцах, но тут пришлось  остановиться,
чтобы  позвонить  Жанне.  После  вчерашних  событий   не   имело   значения,
прослушивается ли ее телефон. Самое страшное уже случилось, и  в  чем  бы  -
истинно или ложно - ни обвиняли Сергея, факт его смерти перевешивал все  его
прегрешения, а также всю правду и ложь.  Я  позвонил,  но  безуспешно  -  ни
Жанны, ни Машеньки не было дома.  Потом  начались  звонки  ко  мне.  Звонили
заказчики: двое - из новых, один  -  из  старых  клиентов.  Старым  оказался
Андрей Аркадьевич Мартьянов, мужчина во всех  отношениях  положительный:  не
пьющий, не курящий и не бедный. Он отзывался на кличку Мартьяныч и  торговал
бытовой  техникой,  в  основном  ?Сименсом?   и   ?Бошем?:   холодильниками,
стиральными машинами, пылесосами, чайниками и утюгами. Были  у  него  четыре
больших магазина, приносивших немалый доход, и при всем  том  мафия  его  не
трогала: Мартьянов, мужик предусмотрительный, из бывших милицейских,  первым
делом обзавелся крепкой стражей и теперь не только сам себя берег и защищал,
но и оказывал  знакомым  всякие  полезные  услуги.  Его  охранное  агентство
называлось ?Скиф? - то ли  потому,  что  скифы  наши  предки,  то  ли  из-за
пристрастия Мартьяныча к поэзии и  персонально  к  Александру  Блоку.  Девиз
агентства был таким:
   "И хрустнет их скелет в могучих наших лапах?. Чей именно скелет,  однако,
не уточнялось.
   Месяцев шесть назад я сделал для Мартьянова прогноз о сроках предстоящего
обвала. Должен заметить, что такие предсказания весьма  трудны;  здесь  надо
учесть огромное  количество  факторов,  от  позиции  МВФ  и  ставок  ГКО  до
состояния президентской печени и тому подобных кремлевских интриг.  Но  я  с
этим  справился  и  определил,  что  падение  курса   рубля   произойдет   в
сентябре-октябре девяносто восьмого. Возможно, в июле-августе, если кабинету
Черномырдина сделают харакири, что отнюдь не исключалось. Во всяком  случае,
мой клиент должен был сбросить рублевую массу не позже мая и  обратить  свои
капиталы в валюту и товар. С валютой не предвиделось проблем, а  вот  насчет
товара Андрей Аркадьевич и хотел со мной посовещаться.
   Мы договорились о рандеву - через час, на моей квартире, -  и  я  положил
трубку. Почти тут же раздался новый звонок: некая дама, директор  страхового
общества ?Гарантия и  покой?,  мечтала  получить  у  меня  консультацию.  Мы
поговорили о том о сем; из ее намеков было понятно,  что  даме  не  терпится
схарчить пару-другую конкурентов, тоже подвизавшихся  в  страховом  бизнесе.
Дело это тонкое, непростое, и я, уведомив просительницу о расценках, сказал,
что возьмусь за него, но не  сейчас,  а  через  две  недели,  когда  отгуляю
отпуск. Она удивилась:  разве  у  людей  моей  профессии  бывают  отпуска?..
Бывают, ответил я, ибо крысоловы - тоже люди.
   Последним позвонил какой-то старец с рекомендациями от Петра Петровича, а
может,  от  Абрам  Абрамыча.  Этот   интересовался,   что   ему   делать   с
обязательствами ?МММ?, ?Хопра? и ?Гермес-Финанса?. Я сказал, что делать, и в
утешение добавил, что за этот свой совет не требую гонорара.
   Тем  временем  подъехал  Мартьянов  -  на  скромных  ?Жигулях?,   никакой
помпезности, никаких золоченых бамперов. Комплекция его  впечатляла:  повыше
меня и пошире в плечах, с  брюхом  шестидесятого  размера.  Он,  безусловно,
относился к сословию ?новых русских?, но был не из тех навороченных мужиков,
у коих пальцы веером, а уши трубочкой. Это был боец!  Конквистадор  Писарро,
ковбой с Дикого Запада! Дни стояли теплые, но он облачился в  плащ,  карманы
которого подозрительно отвисали. Этот старый  милицейский  дождевик  являлся
его обычной униформой, и я знал, что в левом кармане хранится  кастет  -  на
случай мелких разборок, а в правом - ?беретта?, на случай крупных.  Еще  под
плащом скрывался обрез с чем-то колюще-режущим, так что Мартьянов  мог  хоть
сейчас идти в штыковую атаку или залечь и отстреливаться в траншеях.
   Он стиснул мою ладонь, пробормотал: ?Люблю тебя, предвестник рока,  люблю
твой неподкупный вид? - и величественно проследовал  на  кухню,  к  столу  с
крепким чаем и бисквитами. Мы сели и занялись делом.
   В данный момент бизнес Андрея Аркадьевича процветал, но не было сомнений,
что после обвала его ожидают полный  застой  и  диссипация.  Причин  к  тому
имелось две: во-первых, холодильник ?Бош? не самый  нужный  из  предметов  в
эпоху кризиса, а во-вторых, с падением рубля  правительство  тут  же  начнет
аннексировать выручку в твердой  валюте.  А  это  означало,  что  с  ?Бошем?
придется раздружиться: ?Бош? не делает поставок  за  фуфу.  С  учетом  всего
вышесказанного  я  посоветовал  клиенту  переменить  товар.  Лучше  заняться
топливом и продовольствием, мясом или зерном; можно подумать о птицефабрике,
о  свиноферме,  пивном  заводике  либо  бензоколонках.  Мартьянов  слушал  и
горестно вздыхал. В холодильниках и утюгах он разбирался неплохо, а к  мясу,
зерну и бензину испытывал недоверие. Оно и  понятно:  мясо  портится,  зерно
гниет, а бензин приходится разбавлять -  иначе  какая  выгода?  Дослушав  до
конца,  мой  гость  вздохнул  в  последний  раз,  наморщил  крутой   лоб   и
поинтересовался гулким басом:
   - Предложишь еще что-нибудь?
   По радио в этот момент передавали увертюру к ?Баядерке?, и я сказал:
   - Можно девочками торговать? Или контрабандными сигаретами.
   Мартьянов ухмыльнулся и процитировал:
   - По рыбам, по  звездам  проносит  шаланду;  три  грека  в  Одессу  везут
контрабанду? Нет уж, Дима, друг дорогой, стар я для этаких выкрутасов. Я  уж
лучше в Канаду  эмигрирую  и  займусь  каким-нибудь  законным  промыслом.  К
примеру, вешалками из лосиных рогов.
   - Тоже дело, - согласился я.
   Наступила пауза. Мы  прихлебывали  крепкий  горячий  чай  -  единственный
напиток, который признавал Мартьянов, - и размышляли каждый о своем.  Андрей
Аркадьевич думал, вероятно, о предстоящем кризисе, о холодильниках, бензине,
вешалках и рогах; мои же мысли текли сразу по нескольким направлениям:  одно
ответвлялось к Андалусии, другое - к амулету, прихваченному с дачи, а третье
- к новым моим  знакомцам,  ко  всяким  мормонышам  и  остроносым.  Наконец,
вспомнив о милицейском прошлом гостя, я спросил:
   - Мартьяныч, ты в нашем УБОПе кого-нибудь знаешь? - Знаю. Примерно  всех.
Видишь ли, мой ?Скиф? это и есть УБОП. Или, если угодно, наоборот.  Людям-то
жить надо? -  Он  с  удовольствием  вдохнул  курившийся  над  чашкой  пар  и
сощурился:
   - А что, есть проблемы?
   - Собственно, никаких. Про майора  Скуратова  не  слыхал?  Иван  Иваныча?
Тощий, жилистый, лет сорока пяти и с носом, как у Буратино?
   С обстоятельной неторопливостью Мартьянов допил чай,  вытер  испарину  со
лба, подумал и вынес заключение:
   - Не наш. Даже не из Питера. И не из нашего УБОПа. Если ему за сорок, так
я его должен знать. А раз не знаю, выходит, что фрукт со столичной елки.  Их
сюда понагнали целый батальон, только не в УГРО, не в УБОП и УБЭП. Я  думаю,
твой Иван Иваныч не с Петровки, а с Лубянки.
   - А Танцор кто такой? Мартьянов помрачнел.
   - Редкая гнида! Авторитет купчинской группировки?  Ко  мне  подкатывался,
?крышу? сулил? Ну, парни мои его наладили! Двигай, говорят, пока твоя  крыша
протекать не начала! Запихнули в ?Мерседес? и дали пинка  под  бампер.  -  В
?Мерседес??
   - А куда ж еще? Он в вишневом ?мерcе? разъезжает. Приметная тачка!  Любит
шляться по кабакам, форсить и девочек  снимать?  Правда,  льстятся  на  него
немногие.
   Он замолчал, с невозмутимым видом разглядывая потолок. Мол,  спрашивай  -
отвечу? Такой уж у него стиль, и мне он импонирует.  Не  лезет  в  душу,  не
хитрит и не пытается разнюхать, зачем тебе эти сведения  и  что  ты  на  них
наваришь; но если возникнет проблема, поможет. Само собой, не  всякому  и  с
соблюдением деловых интересов. Я налил ему чаю и спросил:
   - А почему немногие льстятся?
   - А потому, друг мой, что рожей он не вышел. Или мама таким  родила,  или
по пьянке кирпич приложили? Уродлив как черт!  И  хамоват.  Ни  обаяния,  ни
вежества? Говорили, он даже у экстрасенсов лечился, чакры подкачивал - чтоб,
значит, симпатию в девушках пробуждать. Только я в это не верю. Чего бы  ему
ни накачали в эти чакры, наружу вылезет одно дерьмо.
   Мартьянов поднялся и стал собираться, пыхтя и прилаживая свой арсенал  по
местам. Отзвучала  музыка  из  ?Баядерки?,  приемник  прокашлялся  и  хрипло
вздохнул; затем пошли новости -  о  таджикских  сепаратистах,  о  кавказских
неурядицах, о схватках в Приморье между мэром и губернатором, об импичменте,
интригах Чубайса, угрозах  Зюганова  и  президентских  болезнях.  Мой  гость
послушал-послушал и мрачно произнес:
   - ?Мой дядя - самых честных правил; когда не в шутку занемог, он  уважать
себя заставил, и лучше выдумать не мог?.
   На этой многозначительной цитате мы и  распрощались.  Я  послушал  радио,
размышляя о нашей сегодняшней жизни, являвшей забавную  смесь  российских  и
зарубежных реалий - большей частью американского производства. У  нас  разом
появились городовые и  полицейские,  губернаторы  и  мэры,  черная  сотня  и
мафиози, импичмент, дефолт, бизнесмены и могила последнего монарха; все  это
смешалось в кашу, достигло точки  кипения,  а  затем  выплеснулось  за  край
кастрюли  обычным  российским  беспределом,  сдобренным  клейкой   подливкой
коррупции. Этот последний штрих роднил нас со странами  Черного  континента,
которые мы успешно догоняли в сфере повального воровства  и  взяток.  Отсюда
резюме: если мой покойный сосед проворовался бы в самом деле, то  я  его  не
осуждаю. Ведь все воровали - и Центробанк, и просто банки, и депутаты  Думы,
и министры,  и  Пенсионный  фонд,  и  таможенники,  и  генералы.  Словно  по
мановению  палочки  злого  волшебника,  наша  держава  превратилась  в  один
гигантский лохотрон, где честь и совесть были самым бросовым товаром.
   Начались криминальные новости, и среди прочих угонов, аварий  и  грабежей
мелькнула пара фраз  о  Сергее  Арнатове,  сотруднике  Психоневрологического
института. Труп найден за городом, убийство  случилось  дней  десять  назад,
причина неизвестна, стреляли из пистолета ?Макаров?, версии  отрабатываются?
Все. Я вздохнул и снова набрал номер Жанны. На этот  раз  она  была  дома  и
рыдала навзрыд - мне удалось лишь понять, что ее вызывали на опознание,  что
Машенька у подруги и что родители Сергея приедут вечером. Отплакавшись,  она
немного успокоилась, и мы смогли поговорить. Кажется, ей было очень  стыдно,
что все приключилось на моей даче, что  я  каким-то  образом  втянут  в  эту
историю, что пострадали мое имущество и реноме, а также я сам -  если  не  в
физическом, то в моральном смысле, поскольку вид трупа никого не  радует,  а
погружает в шок, и ей, как медику,  это  понятно,  а  потому?  -  Кончай,  -
прервал я  этот  водопад  сожалений  и  извинений.  -  Скажи-ка,  твой  отец
собирался приехать?
   - Собирался, - пробормотала она сквозь слезы, - но только в  сентябре.  А
что такое, Дима?
   - Ничего, - ответил я. - Так, любопытствую.
   Выходит, Сергей скрывался на моей фазенде не от кавказских родичей! И уж,
конечно, не потому, что похитил мифический  миллион  с  хвостиком  в  двести
тысяч. Все это были сказки да байки, народный  фольклор,  лапша  от  липовых
остроносых майоров.
   - К тебе приходили? Жанна всхлипнула.
   -  Еще  две  недели  назад,  когда  Сережа  исчез?  Сказал,  что  у  него
неприятности и надо месяц пересидеть в каком-нибудь тихом  месте.  Я  ругать
его принялась? знаешь, не нравилось мне, что  он  Косталевского  бросил,  из
института ушел, и дело его не нравилось, вся эта магия с эзотерикой, и люди,
которые к нам ходили? Вот, говорю, доигрался! Наверное, бандиты  наехали!  А
он хохочет - не бойся, с бандитами я разберусь, век  будут  помнить!  Вот  и
разобрался? Телефонная трубка нагрелась. Пришлось поднести ее к другому уху.
- В самом деле бандиты пришли?
   - Нет, из милиции. С Литейного? из отдела организованной преступности?  -
Борьбы с преступностью, - уточнил я. - Ты уж Нашу милицию так не  обижай?  А
кто приходил-то?
   - Майор?  -  чувствовалось,  что  она  лихорадочно  вспоминает,  -  майор
Скулаков? нет, Скуратов,  Иван  Иванович.  Допрашивал,  где  Сергей,  а  его
помощники всю квартиру перевернули, искали какие-то деньги и документы. Я им
показала, где доллары лежат, две тысячи, Сережа на жизнь оставил,  а  они  -
никакого внимания и снова ищут? Я потом три дня прибиралась? - Погоди-ка? Он
что же, обыск у тебя учинил? С санкции прокурора? С понятыми?
   - А разве ему нужны какие-то санкции? Я  и  не  знала?  Этот  Скуратов  -
большой милицейский начальник? сказал, Сергей в чем-то плохом замешан и надо
квартиру обыскать? Тут я испугалась, Дима? не обыска испугалась, а того, что
Сергей попал в историю? Он ведь изменился, понимаешь?  Сильно  изменился  за
последний год. Не из-за денег этих шальных, а как-то по-другому? будто  силу
почувствовал? власть над людьми? и надо мною тоже?  Мы  все  вместе  решали,
вдвоем, а теперь он по-своему делает и не спрашивает?  то  есть  делал?  Она
опять всхлипнула. Я молчал, вслушиваясь в полубессвязное  бормотание,  давая
ей выговориться. Мы не были особенно близки, но  горе  есть  горе,  и  я  ее
понимал. Мне самому доводилось чаще терять, чем находить. - Понимаешь,  Дим,
я этой милиции больше напугалась, чем  бандитов?  Этого  Иван  Иваныча?  Раз
пришел, значит, защиты искать негде? ведь он - власть? Ну и? - Ну и гони его
в шею, если еще раз придет, - посоветовал я. - Терять  тебе  больше  нечего,
так что лучше признайся отцу во всех грехах. Он теперь  твоя  защита.  Пусть
приезжает с братьями в Питер  и  объяснит  Иван  Иванычу,  что  такое  закон
шариата.
   - Я? я? - кажется, она снова собралась заплакать, -  наверное,  я  так  и
сделаю. Я только за Машутку боюсь? - Не зверь же Саид-ата,  признает  родную
внучку! Скажи ему, что твой Сергей на самом деле был Сулейман и  правоверный
татарин. За татарина тебе можно замуж? - Н-наверно, м-можно? не знаю я?  Она
заплакала, и мне пришлось ее утешать, что  не  совсем  удобно  по  телефону.
Телефон не предназначен для этаких деликатных переговоров, так что, когда мы
закончили, я был в испарине, будто ишак, перетащивший тонну груза.
   К вечеру похолодало, небо затянули тучи, и стал моросить мелкий противный
дождик - напоминание о том, что лето, в сущности, на  исходе,  осень  не  за
горами, а за нею - долгая, ветреная и сырая петербургская зима.  Но  это  не
вызывало у меня сожалений. В перспективе ожидалась  солнечная  Андалусия,  а
здесь и сейчас я был вовлечен в сферу событий,  от  коих  тянуло  загадочным
ароматом мистики и опасности.
   Какое соблазнительное сочетание!  Хоть  я  не  отношусь  к  авантюристам,
разгадка тайн всегда влекла  меня:  тайна,  в  сущности,  один  из  немногих
моментов, что придают  остроту  нашей  пресной  -  а  временами  страшной  -
обыденности. К тому же сам процесс разгадки является захватывающей игрой,  и
главная ее прелесть в том, что эта  процедура  не  алгоритмизируется.  Иными
словами, ее нельзя положить на компьютерный язык и расписать  по  пунктам  -
делай то, затем это и в результате с неизбежностью  получишь  верный  ответ.
Разумеется, здесь  нужна  логика,  но  в  не  меньшей  степени  -  интуиция,
подсознательный инстинкт, искусство правильной оценки событий и фактов - все
то, чего не объяснишь компьютеру ни на одном алгоритмическом  языке.  Крайне
увлекательное занятие! Я раскрыл словарь на термине ?оология?, потом отложил
его и, вытащив из ящика письменного стола  черный  патрончик,  вытряхнул  на
ладонь спиральный амулет. Два опыта с игрушками Сергея  давали  мало  данных
для  гипотез,  но  кое-что  я  уже  понимал.   А   раз   понимал,   то   мог
проанализировать факты, осуществив затем  ретроспекцию  в  прошлое.  Базовым
фактом, конечно, были странные штучки, запрятанные в футлярах: не оставалось
сомнений, что Серж использовал их  для  магических  процедур  и  что  они  -
причина драмы с летальным исходом в последнем акте. От них,  как  из  начала
координат, тянулось множество версий-векторов - и к  прежней  работе  Сергея
Арнатова, и к его эзотерической практике, к его внезапному богатству, к  его
патрону Косталевскому, к Танцору  на  вишневом  ?Мерседесе?  и,  наконец,  к
необходимости скрываться и к тому, что им  активно  занимались  три  команды
разом. Я обозначил их как альфа, бета, гамма, расположив по мере поступления
заявок: сначала остроносый,  затем  мормоныш,  а  на  последнем  месте  икс,
пробивший дырку в черепе Сергея. Что-то - пожалуй,  интуиция  -  нашептывало
мне, что этот икс - особая величина, не связанная ни с альфами, ни с бетами;
от них он отличался слишком своеобразным почерком - не вел  душеспасительных
бесед и не строчил протоколов,  а  сразу  стрелял  на  поражение.  Что,  как
отмечалось выше, выглядело чрезвычайно странным.
   Я поборол искушение пройтись по каждому из векторов,  ибо,  при  дефиците
информации, все они  вели  в  никуда,  в  область  беспочвенных  домыслов  и
фантастических гипотез. Из всех фактов, какими  я  располагал,  только  один
являлся объективным и вполне надежным: белый амулет подействовал на меня,  а
черный - тот, который лежал  сейчас  в  моих  ладонях  -  казался  столь  же
безобидным, как подвеска от хрустальной люстры.
   И что бы это  значило?  Что  амулеты  обладают  какой-то  селективностью?
Правом выбора? Что эта черная спиралька безопасна для  меня,  но  на  других
людей - каких? - воздействует с необоримой силой, погружая в транс или лишая
памяти?
   Я размышлял над этими проблемами, когда раздался звонок. Не телефонный:
   Кто-то желал пообщаться со мною face to face -  иными  словами,  лицом  к
лицу.
   Это была моя соседка Дарья, серый мышонок с повесткой в зубах. - Дима, вы
ко мне не зайдете? - произнесла она дрожащим от волнения голоском.
   Я, разумеется, зашел. На первый взгляд в  квартире  Арнатовых  ничего  не
изменилось: все та же полутемная прихожая с  маленьким  диванчиком,  стенным
шкафом и вешалкой, прямо - кухня, налево - спальня, направо - гостиная,  она
же - бывшая детская. Мебель тоже была прежней: в спальне  -  широкая  тахта,
трельяж, гардероб и тумбочка с вычурной лампой, в гостиной -  стол,  стулья,
книжные полки, два кресла и диван. Исчезла лишь кроватка Машеньки, а  вместо
нее я увидел новый  телевизор  и  древний  комод  с  большой  цилиндрической
клеткой, в которой сидел на жердочке  хохла