ошек как Божественные Создания, укра-
шали их драгоценностями, и ни один Человек не имел права  причинить  Ко-
шачьему существу ни беспокойства, ни тем более страданий...
   Вот было Время! Вот были Люди!.. Не то, что эти постсоветские подонки
- Пилипенко и его вонючий Васька...
   - Боюсь, всех нам не выручить, - сказал я Бродяге, когда поделился  с
ним планом предстоящей операции.
   - Спасение утопающего - есть дело лап самого утопающего, - безжалост-
но ответил Бродяга.
   И я подумал, что в чем-то Бродяга прав. Действительно,  всем  помочь,
практически невозможно. Но...
   За шесть с половиной лет моей достаточно бурной жизни,  я  перетрахал
такое количество Кошек, которое обычному рядовому домашнему  Коту  и  во
сне не приснится! Я никогда не шел на поводу у сочиненной Людьми  весьма
распространенной и унизительной теорийки, будто "брачным" месяцем у  Ко-
тов и Кошек считается только март. А все остальные одинадцать месяцев  в
году они, дескать, даже и не помышляют о совокуплении. Какой-то  собачий
бред Людей-импотентов, подсказанный им пухлыми и пушистыми  Котами-каст-
ратами!
   Да я все триста шестьдесят пять дней в году, просыпаясь каждое  утро,
только и думаю - кого-то я сегодня оприходую?! Что мне сегодня за  Киска
попадется между лап?.. А не смотаться ли мне в соседний квартал, в  парк
при спортивном комплексе "Зенит"? Говорят, там  недавно  появилась  одна
такая сиамская лапочка, которая никому не дает, да еще и огрызается, как
стерва...
   И я иду в этот их спортивный парк, нахожу там эту недотрогу  и  через
семь секунд трахаю ее на глазах у всех наших изумленных Котов-пижонов, а
потом эта сиамская дурочка бегает за мной все лето, как умалишенная.
   Так что все эти теории про "брачный период" и  про  "март  месяц"  ни
хрена не стоят! У меня "март" - с января по  декабрь  включительно.  Мне
лично всегда хочется. Я, как говорит мой Шура, "завсегда об этом думаю".
Он, кстати, тоже...
   Ну, и конечно, время от времени то одна, то другая Кошка с уже отвис-
шим брюхом вдруг начинает с неуклюжим кокетством валиться на спину и так
печально-выразительно поглядывать на меня. Но я беременных принципиально
не трогаю. Не дай Бог, еще повредишь им там чего-нибудь...
   Так что сколько Котят посеяно мною во чревах невероятного  количества
Кошек - я и понятия не имею. Конечно, прав Бродяга, всем  помочь  невоз-
можно...
   И к большинству Кошек, которых я употреблял когда-то, честно  говоря,
у меня отношения никакого - спасибо и привет! Но, когда на нашем пустыре
я вдруг вижу какого-нибудь скачущего Котенка-несмышленыша, я почти  бес-
сознательно тянусь заглянуть ему в мордочку - а вдруг, это мой? А вдруг,
он произошел от меня?! Вот ведь чудо-то какое!
   В такие моменты мне всегда хочется накормить его, защитить от  Собак,
от Котов-идиотов, от больших и злобных Крыс, от всего на свете...
   Одного такого бесприютного я даже как-то привел к нам домой.  На  что
Шура Плоткин торжественно сказал:
   - Ах, Мартын, дорогой мой друг! Хоть ты и  половой  бандит  и  сексу-
альный маньяк, хоть ты и разбойник и  ебарь  без  зазрения  совести,  но
сердце у тебя мягкое, интеллигентное, я бы сказал... Существо, ощущающее
комплекс вины за содеянное, уже благородное существо!
   И подарил этого замухрышку одной своей московской знакомой. Как-то он
там теперь в Москве поживает? Вырос, небось, засранец...
   Вот почему я показал Бродяге на забившегося в  угол  клетки  насмерть
перепуганного Котенка и решительно заявил:
   - Но этого пацана мы все-таки вытащим! Сколько у нас времени?
   - До сигнала или до приезда?- деловито спросил Бродяга.
   - До сигнала.
   - Около пяти минут.
   - Порядок. Подгони пацана поближе к дверце клетки, а я пока  дотрахаю
эту рыжую падлу! Не пропадать же добру...
   Я прыгнул сзади на верещавшую рыжую Кошку, жестко прихватил ее зубами
за загривок, примял к полу клетки задними лапами, и на  глазах  полутора
десятков уже обреченных Котов и Кошек и нескольких Собачек, я стал драть
ее, как сидорову козу!
   Нежности, обычно сопровождающей этот акт, не было и в  помине.  Нена-
висть к этой "подсадной утке", к этой предательнице  вдруг  сублимирова-
лась в такое жестокое и могучее желание, что я готов  был  проткнуть  ее
насквозь и разорвать на куски. Я знал, что причиняю ей сильную боль сво-
ими зубами и когтями задних лап, но это знание еще больше усиливало  мое
наслаждение - и на миг у меня в мозгу  промелькнуло,  что  подобного  со
мной никогда не бывало! Уж не сбрендил ли я на секспочве?!
   Теперь рыжая не орала, а только хрипела, прижатая к полу. На долю се-
кунды я вдруг увидел ухмыляющегося Бродягу,  потрясенную  Старуху-Кошку,
насмерть перепуганного Котенка, с  отвалившейся  от  удивления  челюстью
и...
   ...в момент пика моих трудов, в пароксизме  страсти,  я  еще  сильней
сжал зубы у нее на затылке и услышал, как она тихонько  взвизгнула  подо
мной...
   Когда же я кончил и, как ни в чем не бывало, слез с нее - она  так  и
не смогла встать на лапы. Со всклокоченной шерстью, с безумными глазами,
негромко постанывая, она, словно раздавленная, поползла на брюхе в  угол
клетки. На мгновение сердце мое кувыркнулось от жалости,  но  я  тут  же
вспомнил про пятнадцать замученных Котов, погибших из-за нее в лаборато-
рии института, и моя слабость уступила место гадливому презрению. Я дол-
жен был быть у нее шестнадцатым...
   Неожиданно мы почувствовали, что наш автомобиль стал притормаживать.
   Я тут же подскочил к дверце клетки и вопросительно посмотрел на  Бро-
дягу. Неужели мы уже подъехали к институту, к  этому  Кошачьему  лобному
месту?! Неужто Бродягу так подвела знаменитая  наша  интуиция?  А  может
быть, от постоянного многолетнего недоедания он утратил ощущение  Време-
ни, Предвидения, и все те качества, которые ставят  нас  в  недосягаемое
интеллектуальное превосходство над всеми остальными живыми существами?!
   Бродяга и сам недоумевал.
   Автомобиль еще катился по инерции, когда раздался  негромкий,  испол-
ненный злобой, голос Пилипенко:
   - Вот, ссссука!.. Чего этому-то козлу от нас надо?!
   - Чего, чего!.. А то ты не знаешь - "чего"? - ответил Васька.
   Но тут наш "москвич" окончательно остановился и кто-то сипло прогово-
рил:
   - Здравия желаю, граждане. Па-апрашу документики!
   Я почувствовал новый букет запахов, ворвавшийся в наш тюремный мир: и
запах устоявшегося, многодневного водочного перегара;  и  кислые  запахи
маленьких, но сильных аккумуляторов для переносных  радиостанций;  ни  с
чем не сравнимый запах оружия;  пропотевшей  кожаной  амуниции;  и  сла-
бенький запашок мятной жевательной резинки, наивно призванной  заглушить
все остальные запахи.
   Нет, это не институт, слава Богу!.. Это милиционер. Или бандит.  Что,
впрочем, с моей точки зрения, одно и то же - человек с оружием.  У  меня
сразу отлегло от сердца - значит, время еще есть.
   - Здравия желаем, товарищ начальник! Научно-исследовательский  инсти-
тут физиологии приветствует нашу доблестную милицию, - одновременно про-
пели Васька и Пилипенко такими сладкими, липкими голосами, как  если  бы
вдруг заговорило растаявшее мороженое.
   Я как-то жрал такое. Гадость - чудовищная, оторваться  -  невозможно!
Та-ак... Значит, это все-таки милиционер. Тоже неплохо...
   - Документы попрошу, - повторил милиционер.
   - Пожалуйста... - голос Пилипенко совсем упал. - Какие проблемы-то?
   - Счас посмотрим, - сказал милиционер. - Не будет проблем - создадим.
Все в наших руках. Тэ-зк-с... Пилипенко Иван Афанасьевич?.. Вот и ладуш-
ки, Иван Афанасьевич, пришлите двадцатничек от греха подальше,  и  поез-
жайте с Богом.
   - Какой "двадцатничек"?.. - растерялся Пилипенко.
   - Зелененький, - пояснил милиционер.
   - За что-о-о?.. - простонал Пилипенко.
   - Дымление двигателя, прогар глушителя,  левый  "стоп"  не  работает,
коррозия по низу дверей и крыльев, машина грязная, номера ржавые, правое
наружное зеркало отсутствует... Еще нужно?
   - Нет... - выдохнул Пилипенко. - Может, рублями возьмете?
   - Ты чего? Мне, при исполнении, взятку предлагаешь, что ли?
   - А доллары - не взятка?! - слышно было, что Пилипенко разозлился.
   - А доллары - это доллары.
   - Товарищ начальник... - заныл Пилипенко. - Мы бедные научные сотруд-
ники, мы сейчас работаем над одной диссертацией...
   - Ты, "научный сотрудник"! Ты мне мозги не пудри и лапшу  на  уши  не
вешай, - тихо сказал милиционер. - Я вот сейчас открою двери твоего фур-
гона, и вся твоя "диссертация" враз с мяуканьем и лаем по городу  разбе-
жится. А я тебя еще и прав лишу, и техпаспорт отберу, мудила. Черт с то-
бой, гони червонец и вали отсюда на хуй, "диссертант" ебаный...
   - Нет вопросов! - бодро ответил Пилипенко, чем-то пошелестел  и,  на-
верное, отдал милиционеру десять долларов.
   Милиционер удовлетворенно крякнул и интеллигентно сказал:
   - Получите ваши документы и к следующему  разу  прошу  привести  ваше
транспортное средство в порядок, товарищ водитель.
   Тут Пилипенко ничего не ответил и мы снова поехали.
   - Вот где надо сейчас работать, - завистливо вздохнул Васька. - А  мы
эту срань болотную сачком ловим...
   - Погоди, погоди, Васька... - Пилипенко даже зубами скрипнул. - Будет
и на нашей улице праздник. Сейчас время революционное! "Кто  был  ничем,
тот станет всем..." Есть, есть у меня одна мыслишка!.. А уж тогда не  на
этом говне, а на белом "мерседесе" ездить будем!.. Этот же ментяра,  ко-
торый сейчас с нас ни за что, ни про что десять долларов слупил, на  мо-
тоцикле, бля, с сиреной и мигалками, бля, впереди будет ехать и  дорожку
нам расчищать...
   Бродяга услышал это и презрительно ухмыльнулся.
   А я подумал - все может быть... Сейчас, как раз, время для таких, как
Пилипенко. Наглых, напористых, неглупых,  неотягощенных  интеллектом,  а
поэтому и не стесняющих себя в выборе средств для достижения цели.
   Мы много раз болтали об этом с Моим Шурой. Особенно, когда он  где-то
выпьет, придет домой и начнет передо мной извиняться, что,  дескать,  он
мне даже приличной рыбы не может купить, что его доходов только на  этот
"хек мороженый" и хватает... Ну, и всякие такие дурацкие излияния.
   А потом - несколько многословный, но уже почти трезвый  анализ  всего
происходящего сегодня в нашей стране. И кто в это прекрасно вписывается,
а кто - вроде нас с Шурой Плоткиным, - никак не может вписаться, да  ни-
когда и не впишется, хоть за бугор уезжай!..
   Один раз, когда от него уж очень сильно пахло алкоголем, (чего  я,  к
слову сказать, не перевариваю!) он даже заплакал, когда мы снова загово-
рили об этом...
   Помню, я так разнервничался! Мне его так стало жалко!.. И несмотря на
то, что от него буквально разило водкой, я принес ему остатки моего  сы-
рого хека и лизнул его в щеку. А он еще сильнее заплакал,  лег  на  пол,
прижал меня к себе и заснул.
   Он тогда так храпел!.. Как я вынес все это в течении нескольких часов
- уму непостижимо! Навалился, пьяница чертов, на меня, храпит  так,  что
лампа под потолком качается, запахов от него отвратительных - неисчисли-
мо... Только два-три приличных. Остальные - не приведи  Господь!  Тут  и
водка, и пиво, и какое-то ужасное вино, и селедка, и дешовая колбаса  (я
ее, кстати, никогда не ем), и тошнило его, видать,  по  дороге  домой...
Кошмар!!!
   Только я попытаюсь вылезти из-под его руки, как он приоткрывает глаза
и в слезы: "Мартынчик... Родимый! Ты-то хоть не бросай меня..." Ну, что?
Мог я уйти?..
   Под утро я все-таки сумел выползти  из-под  Шуры.  Писать  захотел  -
удержу нет!
   Обычно, когда со мной такое происходит дома, а Шура еще спит, я  пос-
тупаю очень просто: сажусь на Шурину подушку точненько перед его  физио-
номией, и начинаю не мигая, неотрывно смотреть на его закрытые глаза. Не
проходит и тридцати-сорока секунд, как Шура просыпается и говорит  хрип-
лым ото сна голосом:
   - Что, обоссался, гипнотизер хренов?
   Я молча спрыгиваю на пол и иду к дверям. Шлепая босыми  ногами,  Шура
бредет за мной в чем мать родила, и выпускает меня на лестницу. Дальше -
дело техники. Я сбегаю на первый этаж и начинаю орать дурным голосом:
   - А-а-аааа! А-а-аааа!
   Обязательно кто-то из жильцов первого этажа выйдет, откроет мне дверь
парадной, и со словами "А, это ты Мартинчик?! Ну, выходи,  выходи..."  -
выпустит меня на улицу.
   Почему-то соседи называют меня на иностранный манер -  "Мартин".  На-
верное, считают, что у такого человека, как Мой Шура Плоткин - литерато-
ра и журналиста, Кот с обычным плебейским именем "Мартын"  быть  не  мо-
жет...
   В нашем доме меня знают все. Особенно после того, как я  набил  морду
огромной овчарке наших нижних соседей. Она теперь ко мне то и дело  под-
лизывается, но я и ухом не веду в ее сторону.
   Но в тот раз, когда Шура надрался до положения риз, мой гипноз так  и
не достиг цели. Не скрою, я запаниковал! Напрудить в квартире - я такого
себе даже Котенком, не позволял. Еле-еле выцарапал на себя дверь в Шурин
туалет, вспрыгнул на горшок и сделал свои дела. Помню,  потом  встал  на
задние лапы и, опираясь одной передней о сливной бачок, второй лапой на-
жал на рычаг и спустил за собой воду...
   - Внимание, Мартын! Осталось ровно три минуты! -  услышал  я  команду
моего кореша Бродяги.
   Я быстро вонзил когти правой передней лапы в деревянную  опускающуюся
заслонку на передней стенке клетки, что было сил потянул  ее  вверх,  и,
когда между полом клетки и заслонкой образовалась щель, я тут же  поддел
заслонку второй, левой лапой.
   - Помогай, браток! - крикнул я Бродяге.
   Тот мгновенно просунул в щель и свою лапу. Вдвоем - в три лапы,  (од-
ной Бродяга держал Котенка) мы приподняли тяжеленную заслонку настолько,
что смогли просунуть туда свои головы.
   Теперь заслонка лежала на наших плечах и шеях,  всей  своей  тяжестью
придавливая нас к полу клетки.
   - Вылезаем одновременно, - приказал я Бродяге. - А то заслонка  тяже-
лая - одному не удержать.
   - А с этим недоноском что делать? - спросил Бродяга.
   - Выталкивай его первым! Внимание... Раз, два, взяли!..
   И мы втроем выскользнули из клетки. Заслонка со стуком опустилась  за
нашими хвостами. Точнее, за моим хвостом и хвостом Котенка. Бродяга  ли-
шился хвоста еще года три тому назад при весьма смутных  обстоятельствах
- то ли был пойман в мясном отделе нашего гастронома, когда  хотел  спе-
реть кусок мяса, то ли еще что-то...
   Во всяком случае, сам он об этом не рассказывал, я не расспрашивал, а
на то, что болтали об этом всякие Коты и Кошки нашего квартала - мне бы-
ло совершенно наплевать.
   Теперь мы - Котенок, Бродяга и я - были вне клетки. Но это составляло
лишь пятую часть операции. И ликовать по этому  поводу  было  более  чем
преждевременно.
   Между Кошачьей и Собачьей клетками и внутренними стенками фургона бы-
ло достаточно расстояния даже для  взрослого  Кота,  а  уж  Котенок  мог
чувствовать себя там совершенно свободно. Но где гарантия, что этот  ма-
лолетка стремглав выскочит из фургона, когда Васька или  Пилипенко  рас-
пахнут снаружи дверцы? Где гарантия  того,  что  Котенок  от  страха  не
забьется в угол фургона и будет там трястись, пока  кто-нибудь  из  этих
сволочей не сгребет его за шкирку и не сунет в мешок?..
   - Как только Васька откроет "воронок" - выталкивай  этого  дурачка  и
сам рви когти, - тихо сказал я Бродяге.
   - А ты? - встревожился Бродяга.
   - За меня не дрейфь. Сейчас я устрою маленький концертик - как отвле-
кающий маневр, а ты с пацаном будь на старте! Я этих "Пилипенков" в гро-
бу и в белых тапочках видел!..
   Это не мое. Это - Шурино. Это он так иногда выражается,  когда  хочет
высказать свое презрение к кому-нибудь или чему-нибудь.
   Я обошел сзади Собачью клетку, просунул туда лапу, на всю  длину  вы-
пустил когти и с размаху хорошенько тяпнул  по  заднице  идиота-Фоксика.
Тот завизжал, забился в истерике, и немедленно укусил моего  приятеля  -
огромного беспородного доброго Пса.
   Как выяснилось, доброта тоже имеет границы,  за  которые  переступать
нельзя: Пес-громадина, не разобрав в чем дело, тут же опрокинул Шпица  и
схватил его за глотку...
   На свое несчастье Пес вывалил свою хвостяру между прутьями  клетки  и
(да простит меня мой друг Пес - это нужно было  для  дела)  я  мгновенно
прокусил его хвост своими клыками!..
   Что тут началась!
   Пес спрыгнул со Шпица и тут же прихватил какого-то Дворнягу!..
   Шпиц бросился на Фоксика!..
   Дворняга вырвал клок из бока Шпица!..
   Вой, лай, рычание, визг,  мяуканье,  шипенье!..  В  нашей,  Кошачьей,
клетке Коты и Кошки на нервной почве сплелись в клубок, из которого  ле-
тели клочья шерсти!.. Трещал штакетник, ходуном ходили клетки!..
   - Что там еще такое?! - раздался голос Пилипенко.
   - Видать, чуют - куда едут, - рассмеялся Васька. - Ладно, счас разбе-
ремся...
   И в это время Бродяга сказал:
   - Приехали!
   Наш "воронок" остановился. На всякий случай, чтобы скандал  не  зату-
хал, и чтобы поддержать панику в необходимом градусе, я просунул лапу  в
собачью клетку и рванул когтями по чьей-то собачьей спине. Этот "кто-то"
укусил моего приятеля-Пса за заднюю ногу. Пес шарахнулся и  выломал  пе-
реднюю стенку клетки как раз в тот момент, когда Васька и Пилипенко рас-
пахнули фургон.
   Одновременно с этим произошла уйма событий: выломав стенку,  огромный
Пес выпал на Пилипенко и щелкнул своей мощной челюстью прямо  перед  его
носом!..
   ...Бродяга вышвырнул Котенка на  улицу,  а  сам,  словно  привидение,
растворился в воздухе!..
   ...в образовавшийся пролом Собачьей клетки  ринулись  обезумевшие  от
страха и злости Собаки!..
   ...идиот-Фоксик оказался не таким уж идиотом и мертвой хваткой  повис
на Ваське!..
   ...белый ухоженный Шпиц очень симпатично тяпнул Пилипенко за ногу...
   - Закрывай фургон!!! Фургон закрывай, мать твою в душу в  гроб,  всех
вас ети!.. - закричал Пилипенко.
   Пытаясь стряхнуть с себя Фоксика, Васька захлопнул одну половину две-
рей фургона и выхватил откуда-то лопату... Тут и Пилипенко очухался, но-
гой сшиб Фоксика с Васьки и бросился  закрывать  вторую  половинку  две-
рей...
   Когда между створками дверей фургона оставалось не больше десяти сан-
тиметров, я с жутким шипением и воплем вылетел оттуда и  всеми  четырьмя
лапами с максимально выпущенными когтями вцепился в голову Пилипенко.
   Пилипенко упал навзничь и, пытаясь содрать меня со своей головы, зак-
ричал так, что к нам стал сбегаться народ.
   - Сейчас, сейчас, Афанасьич... - метался вокруг нас Васька. -  Сейчас
я его лопатой!..
   Я увидел занесенную над собой лопату и подумал, что я и так уже слиш-
ком задержался в компании этих мерзавцев. Пора и честь знать.
   Васька замахнулся.... И тут я прокусил Пилипенко ноздрю и бросился  в
сторону. За моей спиной раздался глухой удар и такой дикий визг Пилипен-
ко, что наше Кошачье преимущество в две октавы - показалось  мне  просто
ничтожным. Пилипенко сумел завизжать на ТРИ октавы выше, чем любая  наша
Кошка-истеричка!..
   Все остальное произошло помимо моего сознания - в сотые доли секунды:
выпрыгивая из-под опускавшейся на меня лопаты, я  взлетел  на  гору  ка-
ких-то ящиков, оттуда молниеносно сиганул еще выше на крышу мрачной дву-
хэтажной пристройки, а уже на крыше, в условиях  относительной  безопас-
ности, я вновь обрел способность четко осознавать происходящее и  видеть
все вокруг.
   Без ложной скромности должен признаться, что мне - автору всего этого
"хипеша" и "халеймеса", как сказал бы Шура Плоткин, вид сверху  очень  и
очень понравился! "Картинка маслом!" добавил бы Шура, увидев...
   ...визжащего и катающегося по земле Пилипенко с  разбитой  головой  и
прокушенной ноздрей...
   ...разбегающуюся во все стороны разномастную Собачню...
   ...стремглав улепетывающего Котенка...
   ...и толпящихся вокруг Пилипенко растерянных Людей.
   Вот только Бродяги не было видно нигде. Но за него я не очень  волно-
вал