тобой преломим по  рюмашу.
Совсем понемногу. А то мне уже скоро идти на мостик...
   Я вспомнил, как в Германии, в Оттобрунне под Мюнхеном,  мы  надрались
ночью с добрым и глуповатым ветеринаром-недоучкой Эрихом Шредером, заку-
сывая сырым мясным фаршем, который был приготовлен его сестрой для завт-
рашних котлет.
   Вспомнил, как на следующее утро мне было плохо  -  как  тошнило,  как
раскалывалась голова, как не хотелось ни одной Кошки, - и вежливо откло-
нил предложение Мастера.
   Но для того, чтобы не огорчать его, попросил перенести  идею  поддачи
на приход в Нью-Йорк и сделать это ВТРОЕМ - вместе со  встречающим  меня
Шурой Плоткиным, о котором я успел уже многое рассказать Мастеру.
   Тем более что до Нью-Йорка теперь оставалось всего двое  с  половиной
суток...

   ...Но через двое с половиной суток не было выпивки  втроем,  не  было
слез умиления, всхлипываний, заглядывания в глаза, облизываний. Не  было
щемяще-сладкого узнавания после долгой и тягостной разлуки...
   Не мчались мы с  Шурой  навстречу  друг  другу  с  воплями:  "Мартыш-
ка-а-а!..", "Шу-ри-и-ик!.." - не оглядывали с головы до ног, он -  меня,
а я - его, с одинаковыми туповато-радостными вскриками: "Ах, как ты  по-
худел!.."  или:  "Боже...  Ну  совершенно  не  изменился...",  "Ну,  как
ты?!..", "Нет, а ты-то как?.."
   Ничего этого не было.
   И не зарывались мы носами - он мне в подмышку, а я ему  под  подборо-
док, не бормотали разные нежные бессвязные глупости... Так, чтобы  никто
вокруг не услышал. Потому что эти слова должны были  быть  только  наши,
наши - и ничьи больше!..
   Не было ничего этого.
   И Нью-Йорка никакого не было.
   Был самый обычный торгово-грузовой морской порт - как  в  Петербурге,
как в Киле, как в Абердине, как в Сент-Джонсе...
   Только этот порт был в Нью-Джерси. И грязнее,  чем  все  стальные.  И
очень... Ну, просто очень большой! А так - все то же самое, что и там, -
те же причалы, та же техника, те же запахи.
   Та же убийственная похожесть: в этом порту, как и во всех  остальных,
НЕ БЫЛО ШУРЫ ПЛОТКИНА.

   НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО МОЕГО ШУРЫ ни на  одном  причале  Нью-Джер-
сийского порта Нью-Йорка!!!
   - ШУРА!!! ШУ-РА-А-А!!! ШУРА ПЛОТКИН!.. ГДЕ ТЫ?!! ГДЕ ТЫ?!..
   Господи! Боже мой!.. Мамочки родные!!! Что же делать?!! Что же с  НИМ
такое произошло?!.. Господи, спаси ЕГО и помилуй...
   Я снова оказался примерно в том состоянии, в каком я был тогда в  Пе-
тербурге, когда мы с милиционером Митей увидели в НАШЕЙ с Шурой квартире
чужих Людей и узнали, что сам Шура уехал в Америку.
   Но тогда мне хотелось только одного - умереть. А сейчас - найти Шуру!
Найти во что бы то ни стало!.. Любой ценой!!!

   ...Куда я только не бегал, где меня только не носило, в какие дырки я
только не заглядывал, кого только не  встречал  на  своем  суматошном  и
горьком пути!.. А ведь ЗНАЛ, ЗНАЛ, ЗНАЛ уже, что ЕГО вообще НЕТУ в порту
- иначе он бы откликнулся...
   Я чудом уйму раз не попал  под  колеса  грузовиков,  автопогрузчиков,
чуть не был раздавлен на рельсах портального крана, в последнее  мгнове-
ние выпорхнул из-под опускающегося контейнера величиной с трамвай... Ме-
ня чуть не убило дикой струей воды из пожарного монитора,  которым  куча
болванов тушила загоревшиеся тюки с хлопком!
   Среди всего этого бедлама, этого портового  кошмара,  сопровождаемого
какофонией жутчайших звуков, я метался как ошпаренный в  поисках  своего
Шуры Плоткина и не находил его, не находил его, НЕ НАХОДИЛ...
   А в моем воспаленном мозгу все время звучал Шелдрейсовский голос Мас-
тера:
   "Вернись, Мартын! Возвращайся на судно. Я жду тебя. Сейчас мы вызовем
твоего Шуру по громкой связи. Я уже обо всем договорился с нашим русским
представителем и диспетчерами порта. Возвращайся на  судно,  Мартын.  Мы
все ждем тебя..."
   И словно в подтверждение слов Мастера, с нескольких причалов,  перек-
рывая шум и лязг крановых блоков, визг и  скрежет  тросов,  рык  автомо-
бильных двигателей, лающие короткие взрывные взвой сирен маленьких суде-
нышек с бело-красными полосатыми флагами на корме, -  могучие  динамики,
при помощи которых можно было бы запросто докричаться до Петербурга,  до
Мюнхена, до самого Господа Бога, стали спокойно и внятно вещать  по-анг-
лийски и по-русски на весь белый свет:
   - МИСТЕР АЛЕКСАНДР ПЛОТКИН! ВАС ЖДУТ НА ЧЕТВЕРТОМ КОНТЕЙНЕРНОМ ПРИЧА-
ЛЕ НА СУДНЕ "АКАДЕМИК АБРАМ ИОФФЕ". МИСТЕР ПЛОТКИН, ПОЖАЛУЙСТА, СЛЕДУЙТЕ
К ЧЕТВЕРТОМУ КОНТЕЙНЕРНОМУ ПРИЧАЛУ. ВАС ЖДУТ НА РОССИЙСКОМ СУДНЕ "АКАДЕ-
МИК ИОФФЕ"! ЕСЛИ ВЫ ПО КАКИМ-НИБУДЬ ПРИЧИНАМ НЕ СМОЖЕТЕ ПРИЙТИ НА  СУДНО
САМИ, ОБРАТИТЕСЬ К ЛЮБОМУ СЛУЖАЩЕМУ  ПОРТА  -  ПРЕДСТАВИТЕЛЬ  "МОРФЛОТА"
РОССИИ И КАПИТАН СУДНА ТУТ ЖЕ ПРИЕДУТ ЗА ВАМИ В ТО МЕСТО, ГДЕ ВЫ  БУДЕТЕ
НАХОДИТЬСЯ. ПОВТОРЯЕМ...
   Снова в моей помутившейся башке прозвучал голос Мастера: "Ты  слышал,
Мартын? Возвращайся на судно. Будем ждать вместе. Или  хотя  бы  отклик-
нись..."
   Но я не мог вернуться на судно! Я не мог  откликнуться  Мастеру!..  Я
был уже НАСТРОЕН НА ШУРИНУ ВОЛНУ и дико боялся утерять ту нить Контакта,
которой уже так давно не имел  возможности  пользоваться.  А  отсутствие
практики в поддержании Шелдрейсовского Контакта - губительно! Я и так-то
уже выбивался из последних сил, чтобы сохранить в себе  эту  способность
связи с моим Шурой... Связи, которая не находила своего подтверждения!..
   Да мало ли что могло случиться с Шурой?!.. А вдруг он упал от  недое-
дания или еще от чего-нибудь?.. Упал, ударился головой и лежит сейчас  в
луже собственной крови, и ни черта не слышит - ни русского, ни  английс-
кого, ни Шелдрейсовского?!..
   Нет, нет... Его нет в порту! ОН бы МНЕ ответил в любом состоянии.  Он
может не отозваться на призывы всех громкоговорителей мира; он - гордый,
независимый и талантливый - может плюнуть в морду любому хаму-чиновнику;
может разорвать многолетнюю дружбу с Человеком, совершившим, с его точки
зрения, всего один, пусть даже небольшой, но предательский поступок;  он
запросто может ввязаться в любую драку с тремя "бычками", каждый из  ко-
торых будет сильнее его в несколько раз... Он будет избит до полусмерти,
но он никогда не будет обвинен в трусости и унижен! И  я  за  шесть  лет
жизни с ним видел это много раз. А главное, ЕМУ известно, что ОН  значит
для МЕНЯ! Поэтому я точно знаю: если бы ОН был сейчас в порту, - МНЕ  ОН
БЫ ОТВЕТИЛ...

   На доли секунды причудилось странное и страшное видение - зеленые-зе-
леные Люди...
   Все в них было зеленым - туловища, ноги, лица, руки... Но  руки  были
еще и в крови...
   ...и стоят они вокруг высокого узкого зеленого стола, покрытого зеле-
ной скатертью... Или покрывалом?
   ...и там кто-то лежит... Кто это?.. Я не вижу лица... Оно  закрыто...
Только трубки, трубки - мягкие, извивающиеся, а  по  ним  что-то  течет,
идет, движется куда-то...
   ...И много приборов вокруг... Как на Капитанском мостике.
   А сверху -  яркий-яркий  свет!..  Он  ослепляет  меня...  Я  перестаю
что-либо различать... ЭТО ТЫ, ШУРИК?..

   Мой мозг заполняется настойчивым голосом Мастера: "Я жду  тебя,  Мар-
тын... Возвращайся на судно... Мы завтра же поедем с тобой  в  Совете...
Тьфу, ети их мать! В русскую миссию - мы найдем твоего Шуру!..
   - Обязательно найдем. Только вернись!.. Ты  помнишь,  где  мы  стоим?
Четвертый контейнерный... А завтра разыщем твоего Плоткина, и...  Ты  не
забыл, что мы хотели еще втроем немного выпить - ты, я и твой Шура?..  Я
тебя очень прошу, вернись, Кыся..."
   Меня так встревожили и поразили интонации Мастера, что чуть глотку не
перехватило... Совсем слабак стал! Я проглотил подступивший к горлу  ко-
мок и огляделся.
   Конечно, я находился уже черт знает на  каком  расстоянии  от  нашего
четвертого причала! В своих метаниях по порту,  в  истерических  поисках
Шуры я не замечал ни направления, ни расстояний, ни времени...
   Только сейчас я увидел, что повсюду уже горят  фонари  и  прожекторы,
пришвартованные суда игрушечно сверкают  светом  иллюминаторов,  а  небо
стало темно-фиолетовым.
   По запахам я сообразил, что нахожусь рядом с какой-то  портовой  хар-
чевней, около которой росли три чахлых, промерзших деревца  без  единого
листочка.
   Вот когда я понял, что сегодня Шуру мне уже не найти. Я  переключился
на Шелдрейсовскую волну Мастера и сказал ему: "Я все слышал, Мастер... Я
просто не мог ответить. Мне тошно так, что и не  высказать!  Полный  за-
вал... Ощущение, что я приплыл в пустоту. И я сегодня ночью хочу  побыть
один. Простите меня, Мастер".
   Мне подумалось, что раз я в этот момент нахожусь не на судне, то  мне
не нужно спрашивать у неге на это разрешения. Здесь, на земле,  я  волен
распоряжаться собою сам. Помоги мне, Господи, делать это как можно  пра-
вильней!..
   "Но завтра ты придешь?" - спросил меня Мастер.
   Я вдруг явственно увидел то, что пару раз уже видел - и в  Английском
порту Абердин, и в Канадском Сент-Джонс. Я увидел, как Мастер  с  кем-то
болтает по-английски, с кем-то - по-русски, отдает различные приказания,
бегло просматривает документацию, подписывает кучу бумаг, проверяет, как
идет разгрузка контейнеров, отвечает на сотни вопросов команды, Помощни-
ков, Представителей порта, фирмы, с кемто о чем-то договаривается...
   А сам мысленно, по-Шелдрейсовски, по-нашему, я бы  даже  не  побоялся
сказать - по-Животному, хрен знает через какое расстояние  разговаривает
со мной!
   Сильный и умный КОТОЧЕЛОВЕК, с которым я, к сожалению, был  так  мало
знаком и вынужден так быстро расстаться...
   "Завтра я обязательно приду попрощаться, - сказал я. -  И  поблагода-
рить. Для моей благодарности вам, Мастер, у меня вряд  ли  хватит  слов,
но..."
   "Мне не нужна твоя благодарность, - прервал меня Мастер. - Мне  нужен
ты. Приходи".
   И Мастер от меня отключился. Будто положил телефонную трубку.
   Не скрою, отключился и я. Чуть ли не в прямом смысле слова: такая ус-
талость вдруг на меня навалилась, такое тупое оцепенение, что мне ничего
не оставалось делать, как подогнуть дрожащие задние ноги и  усесться  на
собственный хвост. Из меня будто воздух выпустили, так я вымотался  -  и
физически, и нервно.
   А из харчевни - разные съедобные запахи, и двери  открываются  в  обе
стороны - куда толкнешь. Я такие в Германии видел. И жрать абсолютно  не
хочется, хотя и понимаю, что подкрепиться я просто обязан, иначе  вообще
протяну лапы.
   Встать же на все четыре лапы и войти в харчевню начисто нету сил. Ну,
не оторвать задницу от холодного асфальта - и все тут!..
   В это время из-за угла харчевни прямо на меня  выворачивается  этакая
довольно крупная грязная и лохматая Псина и с диким  лаем  бросается  ко
мне!
   Однако я успеваю заметить, что бросается Псина не с  большим  запасом
храбрости. И поэтому с места не двигаюсь. Псина припадает к земле на пе-
редние лапы в метре от меня и гавкает как ненормальный. А у меня, честно
признаться, нет даже сил разогнуть задние лапы и встать в  боевую  стой-
ку...
   Как когда-то говорил Шура: "Об убежать - вообще не могло быть  и  ре-
чи..."
   И вот этот мудак гавкает, я сижу сиднем и отчетливо понимаю, что, ес-
ли я сейчас хоть что-нибудь не предприму, этот грязный и лохматый  дурак
осмелеет и может здорово меня тяпнуть...
   Но от дикой усталости в голову мне ничего не приходит, и я вдруг, со-
вершенно неожиданно для самого  себя,  говорю  этому  идиоту  по-нашему,
по-Животному:
   - Слушай, у тебя пожрать нечего? А то я совсем без сил...
   Пес на мгновение балдеет от моей наглости, а потом очухивается и орет
хамским приблатненно-хрипловатым голосом на весь порт:
   - Ты сюда жрать пришел, Котяра вонючий?!.. Да я тебе  пасть  порву!!!
Ты у меня счас отсюда без хвоста кувыркаться будешь!.. Это кто  же  тебе
разрешил появиться у кормушки старика Кана?!! Я два года контролирую эту
точку, а тут является какой-то задроченый Кот и...
   - Ну, чего ты разгавкался? - говорю я вполне мирно, но чувствую,  как
у меня на загривке начинает вставать шерсть дыбом. - Я ваших порядков не
знаю, я - иностранец...
   - Нашел, чем хвастать! - лает этот кретин. - Ты в Америке,  засранец!
Здесь все иностранцы!.. Все - эмигранты! А вы едете и едете сюда к  нам,
сволочи!!! Вы что думаете - здесь сосиски  на  каждом  углу  валяются?!!
Добро бы Собаки ехали, а то, глядите, - еще и Коты со всего мира  попер-
ли!.. Скоро продыху от вас не будет!..
   Тут я вспомнил, как в Мюнхене Таня Кох как-то цитировала одного русс-
кого писателя, живущего в Германии много-много лет. Он, по словам  Тани,
говорил: "Нет более страшного врага для эмигранта-новичка, чем  эмигрант
со стажем, приехавший сюда на несколько лет раньше..."
   Вспомнил я эту цитатку и чувствую - верхняя губа сама собой  поднима-
ется, уши прижимаются к затылку, в лапы вливается невесть откуда взявша-
яся мощь и упругость, и тело становится легким и сжатым в комок. Ну, как
обычно у меня перед генеральной дракой.
   Но я все еще себя сдерживаю... Вернее, пытаюсь  сдерживать  и  говорю
этому шлемазлу подрагивающим от напряжения голосом,  тщательно  стараясь
придать голосу спокойные модуляции:
   - Ты бы уж так не надрывался, Песик. А то  ведь  недолго  и  по  рылу
схлопотать.
   Этот дурак не врубается в то, что я говорю, принимает дрожь моего го-
лоса за проявление испуга, смелеет и с диким криком: "Разорву  падлу!.."
- бросается на меня.
   Ну и, естественно, тут же получает серию ударов  когтями  по  харе  -
раз, два, три, четыре!..
   От неожиданности и боли Пес переворачивается через голову и  с  воем,
срывающимся в обиженный визг, отлетает в сторону.
   Я уже собираюсь было войти в харчевню, в расчете на то,  что  уж  там
этот "боец" не посмеет  продолжить  драку.  А  я  смогу,  потеревшись  о
чьи-нибудь ноги, спокойненько стяжать себе чего-нибудь съестного. Но  не
тут-то было...
   На вой этого обалдуя, откуда ни возьмись, мчится такая  же  беспород-
ная, разноликая и грязная "Собачья свадьба".
   Сейчас я попытаюсь объяснить, что это такое.
   Так как Собаки, за очень редким исключением, в большинстве случаев  -
скопище кретинов, подхалимов и тупиц, не умеющих  даже  нормально  трах-
нуться,  то  собирается  компашка,  примерно  шестьсемь  разнокалиберных
Псов-Кобелей, и начинает бездарно, помногу часов бегать за ОДНОЙ грязну-
лей Сучкой, которая, опустив голову к земле и делая вид, что она там че-
го-то отыскивает, неторопливо убегает от этой унылой своры Кавалеров-Те-
оретиков.
   Кавалеры же - от Кобелька-самосерьки, величиной с пивную бутылку,  до
провонявшего помойками Дворняга ростом с теленка - сутки покорно  бегают
за Сучкой, считая за счастье, когда кому-нибудь из них удается  понюхать
у нее под хвостом!
   Я вообще удивляюсь - как это у них еще Щенки рождаются...
   Это вместо того, чтобы прихватить эту Суку за шкирятник клыками, при-
тиснуть, чтоб и не шелохнулась, и оттрахать за милую душу. Да так, чтобы
потом она за тобой полгода бегала!
   Короче, "Собачья свадьба" - зрелище жалкое и комическое.  Со  стороны
смотреть - обхохочешься!..
   Но когда на ТЕБЯ летит вот такая "Собачья свадьба",  распаленная  не-
состоявшейся сексополовухой и исконно-посконной жлобской  ненавистью  ко
всему Котово-Кошачьему роду, а впереди всех мчится на ТЕБЯ грязная  Сука
с отвисшими сосками от еще недавних родов и  собственной  Сучьей  злобой
задает тон остальным своим Ухажерам-Дилетантам, - тут, извините,  не  до
смеху. Не до хохоту.
   Сами понимаете, что, когда вся эта  сексуально  озабоченная  блохатая
компашка примчалась на выручку отлупленного мною Пса, я уже сидел  высо-
ковысоко на дереве. Это же счастье, что кто-то эти деревья когда-то сюда
посадил!..
   Скопище Собак-дебилов обступило мое дерево, задрало свои морды  вверх
и, пронзая меня злобными взглядами, подняло жуткий гвалт, неся  меня  по
всем кочкам. Причем лаяли они нормально - по-Животному, но  с  абсолютно
разными акцентами: преобладал (как я уже потом понял...) испанский.  Был
и венгерский, и польский, и болгарский, и турецкий, и еще -  черт  знает
какой!...
   Воспользовавшись суматохой и полным переключением внимания всей своры
с половых проблем на меня, самый маленький Кобелек-самосерька  попытался
втихаря совершить половой акт с коленным суставом задней левой ноги  Су-
ки. Выше он не доставал...
   Но Сука повернулась, злобно щелкнула у него над башкой зубами, и  ко-
белек немедленно задрал морду вверх и влил свой визгливый  лай  в  общий
хор. Сделал вид, что тоже очень, очень возмущен моим присутствием на де-
реве, в порту, вообще - в Америке!..
   Дверь заведения старика Кана распахнулась, и  из  харчевни  в  потоке
теплого и вкусного воздуха на вечерний холод вышел маленький Мальчик лет
десяти с дивно пахнущим гамбургером в руке.
   Одет он был, как и все мальчишки его возраста в Европе, что в  Мюнхе-
не, что в Петербурге, лишь в до половины зашнурованные старые,  разбитые
кроссовки типа ботинок, джинсы "на вырост", с мотней,  болтающейся  чуть
ли не у колен, стеганую куртку размера на три больше, чем  нужно,  чтобы
свободно прятать руки в рукава, что сейчас невероятно модно у них. И ко-
нечно же, из-под куртки - подол свитера, а уже из-под свитера - низ  ру-
башки!
   Ну и, естественно, традиционный рюкзачок за плечами.
   Все, как у всех... Оказывается, во всем мире.
   Я так подробно описываю, как выглядел этот Мальчик,  по  двум  причи-
нам...
   Во-первых, теперь, сидя на дереве, когда мне уже ничего не  угрожало,
а на этих лающих внизу кретинов я мог, извините за выражение, "хвост по-
ложить", я получил возможность внимательно разглядеть маленького Челове-
ка с гамбургером. За последнее время я вообще заметил  в  себе  какой-то
странный, повышенный интерес к Котятам. Невостребованное отцовство,  что
ли?..
   А во-вторых, что-то мне подсказывало,  что  именно  с  этим  Котен...
Тьфу, черт!.. Именно с этим Мальчиком судьба свяжет меня надолго и проч-
но. Откуда это взялось - понятия не имею!.. Уж если Мастер не может тол-
ково объяснить подобные ощущения предвидения, то я и  браться  не  буду.
Или ОНО есть, или ЕГО нет.
   Итак, Мальчик...
   Мальчик проследил за злобными взглядами всей Псиной своры, увидел ме-
ня на дереве, улыбнулся мне и приветливо помахал рукой.
   Почуяв божественный запах  гамбургера,  портовая  компаха  секснеучей
иполовонеобученных болванов на мгновение заткнулась и  перевела  жадные,
попрошайнические глаза с меня на Мальчика. Вернее, на его  гамбургер.  У
всех, как по команде, из пастей, будто из кранов, потекла слюна...
   - Идите, идите, - вполне миролюбиво сказал им Мальчик по-английски. -
Вы тут день и ночь ошиваетесь. Это не для вас. Это вон для того  Котика,
которого вы загнали на дерево.
   Мальчик поднял голову, снова поманил меня рукой и так же, по-английс-
ки, обратился ко мне:
   - Не бойся. Слезай, слезай, Кыся. Я - с тобой.
   Клянусь вам чем угодно, слово "КЫСЯ" в английской фразе Мальчик  про-
изнес совершенно порусски!!!
   Как только Псы поняли, что гамбургер им не обломится, а, вполне  воз-
можно, будет съеден вон тем "омерзительным Котярой, который сейчас сидит
на дереве", поднялся такой вой, такой лай, такое рычание, что  я  просто
дико испугался за Мальчика!
   Я уже видел, как Сука и еще парочка  Кобелей  покрупнее  стали  прос-
то-напросто подступать к Мальчику с явно гнусными Собачьими намерениями.
"Ну уж дудки!.." - подумал я, как обычно говорил и думал Водила, и  стал
незаметно для Псов спускаться с дерева, чтобы в нужный  критический  мо-
мент спрыгнуть всеми своими когтями на голову самого здоровенного и отв-
ратительного Пса. Не оставлять же Мальчика в такой ситуации...
   Но я и тени страха не увидел на лице маленького Мальчика.
   Мальчик как-то очень  уж  нехорошо  ухмыльнулся,  сунул  гамбургер  в
большой отвисший карман куртки, а оттуда выхватил  черную  металлическую
трубку длиной и толщиной в мой хвост.
   Он резко встряхнул трубкой, и из нее выскочило  еще  несколько