тя, на свете не бывает!
   - Уважаю, - сказал Митя и мы поехали в порт.
   В порту, у причала не было ни одного русского судна.  Стоял  какой-то
пароход, но Митя сказал, что это "чухонец". Так у нас в Питере  называют
финнов.
   - Наверное, Рудик в море, - расстроился я. - Плывет, наверное, сейчас
толстожопый и страсбургский паштет трескает со своим подонком-Барменом!
   Митя почувствовал мое состояние и так успокоительно говорит:
   - Что на твоем Рудике свет клином сошелся? Во-первых, я могу кое-чего
совершенно официально узнать, а во-вторых, сам оглянись, пошуруй глазка-
ми - нет ли какого другого местного Кота или Кошки? Их порасспрашивай...
   Я и оглянулся вокруг себя. И точно! Смотрю, так деловито  и  безбояз-
ненно какая-то жутко грязная, тощая и клочкастая  Кошка  чешет.  Явно  -
местная, портовая. Но уж такая замызганная!.. Прямо какая-то  АнтиКошка!
Я б такую даже на необитаемом острове не стал бы...
   Ну как можно так не следить за собой?! Поразительно! Тем более в  та-
ком месте, как пассажирский порт Санкт-Петербурга. Морские  ворота  Рос-
сии, можно сказать! Вот по такой Кошке-грязнуле любой вшивый  иностранец
будет судить обо всей нашей стране...
   Но я превозмог свою брезгливость, догнал ее, а она, дура, сразу спину
выгнула, уши прижала и свои грязные клыки мне показывает! Будто я  соби-
раюсь ее насиловать...
   - Ладно тебе, - говорю. - Не скалься. Ты местная?
   - А что? - говорит, но уши не поднимает и спину не выпрямляет.
   - Ты здесь такого Кота - Рудольфа не знаешь?  Толстый  такой,  пушис-
тый... В Германию со своим Барменом плавает. Может, встречала?
   - Может и встречала, - говорит эта портовая курва. - А тебе зачем?
   - Друг я его, - говорю. - Повидать хотел, покалякать...
   Она посмотрела на меня так подозрительно и спрашивает:
   - Ты - "Кыся", что ли?
   - Кыся... - говорю. А сам думаю: "Ни хрена себе, как я популярен! Ну,
в Мюнхене - оно понятно: телевидение, газеты, фамилия фон Тифенбах...  А
здесь-то, в Питере, с каких дел?!"
   - Иди за мной, - говорит эта грязнуха. Привела она  меня  в  какой-то
теплый подвал - там по верху толщенные трубы шли. От них все тепло и бы-
ло. И повела меня в самый конец подвала, к грязному маленькому окошечку.
Чувствую - Котом пахнет! И Котятами. И пылью. И еще чем-то... Приглядел-
ся - в тусклом свете крохотного окошка, действительно, Кот сидит.  Худю-
щий - прямо скелет один с хвостом и усами! От недоедания  -  шерсть  без
блеска, но лапы жилистые, мускулистые.
   А вокруг него четверо тощеньких Котят играют, напрыгивают на него, за
облезлый хвост его таскают.
   Меня Кот не видит, я в полоску света не попадаю, но и  не  чувствует,
вот что странно!
   - Достала что-нибудь? - спрашивает Кот Кошку.
   - Нет, - говорит Кошка. - Любка-буфетчица на склад поехала товар  по-
лучать, буфет закрыла. Потом, попозже сбегаю еще разок...
   - Ох-хо-хо... - горестно так вздыхает Кот и с жалостью оглядывает Ко-
тят.
   А вокруг - нищета беспросветная! Подвал моего бесхвостого кореша  Ко-
та-Бродяги по сравнению с этим подвалом - просто Дворец роскоши и изоби-
лия!
   Я жду в полутьме. Что тут скажешь?.. И вдруг эта грязнуха-Кошка гово-
рит:
   - Рудольф! А к тебе твой друг явился не запылился. "Кыся" твой разлю-
безный...
   Гляжу - батюшки, да ведь этот скелет с хвостом и ушами и впрямь - Ру-
дольф!..
   - Рудик... - говорю я растерянно. - Это я - Кыся.
   ...На третий день после того, как мы с Водилой съехали  с  корабля  в
Киле, и после того, что с нами случилось по дороге в Мюнхен, когда паро-
ходу оставалось всего несколько часов ходу до Санкт-Петербурга, ночью  в
закрывшийся уже бар вошли двое бычков - один русский  и  один  немец,  и
сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном.  Поэтому  Бармену  тоже
нечего делать на этом свете, и на глазах ошалевшего от ужаса Рудольфа  в
упор расстреляли Бармена из своих длинных и тихих пистолетов.
   Заперли бар изнутри и взломали все, что можно было  взломать.  Искали
деньги и какие-то бумаги. Бумаги нашли и тут же их сожгли.  А  деньги  -
только двухсуточную выручку бара. И все.
   Так и не купил Бармен домик на юге Франции. Лежат теперь три миллиона
его долларов где-то без малейшего движения и пользы...
   - Жадность фрайера сгубила! - желчно вставила Кошка. Наутро уже в Пе-
тербургском порту был страшный шухер! Народу понаехало - из бывшего  Ка-
ГэБэ, из милиции!.. Ходят по бару, прилипают подошвами  к  полузастывшим
кровавым лужам, фотографируют, записывают, всех  допрашивают,  обыскива-
ют..
   Перепуг на судне - ужаснейший! Все же контрабанду везут - и командный
состав, и рядовые матросики... А ну как найдут и с корабля спишут?!. Как
жить тогда?..
   Рудольф не стал дожидаться, пока и его за жопу возьмут, и смылился  с
судна. Но так как города не знал (практически уже сколько лет  на  берег
не сходил!) то так и остался жить в порту.
   Хорошо вот Кошка Маня взяла его к себе... Теперь вот  Котята  у  них.
Живут, перебиваются. Маня жратву достает, Рудик Котят воспитывает...
   - Погоди, Рудик! - сказал я ему. - Я сейчас вернусь...
   Пулей промчался по подвалу на выход, рванул за рекордное время к  на-
шей черной "Волге", говорю Мите:
   - У тебя деньги есть?
   - Есть, - говорит Митя. - Сколько тебе?
   - Мне-то они на кой?! - говорю. - Ты смотайся в лавочку,  купи  соси-
сок, рыбки какой-нибудь, и молока побольше. А потом  скажешь  Пилипенко,
что на меня истратил. Он тебе эти деньги отдаст. Так в контракте догово-
рено...
   - В гробу я видал этого Пилипенко! Жди, - Митя сел за руль, завел ма-
шину и рванул с места. Вернулся минут через десять с огромным  пластико-
вым пакетом.
   Выскочил из "Волги", спрашивает:
   - Куда нести?
   - За мной, - говорю. - Сейчас я тебя с одним Котом  познакомлю.  Я  с
ним вместе из России в Германию плыл...
   Маня увидела, чту принес Митя и даже заплакала! Давай  кормить  Котят
сосисками и молоком, сама стала приводить себя в порядок, умываться взя-
лась, прилизываться.
   Митя ей помогает с Котятами управиться, мы с Рудиком беседуем.  Расс-
казал я ему вкратце свою историю, и говорю:
   - Теперь мне в Америку надо, Рудик. В город Нью-Йорк.
   - Задачка... - говорит Рудик. - От нас,  из  Пассажирского  порта,  в
Америку никто не ходит. Только из Торгового - за зерном. Но условия там,
конечно, не такие. Попроще.
   - Черт с ними, с условиями, - говорю. - Как туда попасть?
   - Я ж и говорю - задачка. Торговый порт - это у  черта  на  куличках!
Через весь город...
   - Ничего, - говорю. - У нас с Митей машина есть. Раньше бы, точно, не
удержался,  сказал  бы  -  черная  "Волга"!  А  теперь,  наездившись  на
"Вольво", "Опеле", на "Роллс-Ройсе", "Мерседесе" и "Чероки", даже  и  не
заикнулся. Сказал просто - "машина", и все.
   - Тогда-то - запросто! - говорит Рудик. - То есть, конечно,  не  зап-
росто, там еще нужно одного типа отловить и уговорить.  От  него  в  том
Торговом порту очень многое зависит. Он и судно может хорошее подобрать,
и капитана приличного, и команду - не хамскую. И рассказал мне  Рудольф,
что в Торговом порту есть один Кот без имени, который все и всех  знает,
крутит свои дела, как хочет, но в лапу берет со страшной  силой,  а  без
этого даже усом не шевельнет.
   А так как он, страшное дело как упакован и избалован, то с чем к нему
соваться - Рудольф понятия не имеет. На что он клюнет - неизвестно...
   Тут Кошка Маня возьми да и подскажи:
   - Я помню, ему кто-то теплую попонку на зиму из Норвегии привез,  так
он из этой попонки до августа месяца не вылезал. Уже вся пропотевшая бы-
ла, вонючая, а он все в ней выпендривался. Пижон, каких  свет  не  виды-
вал!.. И взяточник.
   Как только Маня это сказала, так я сразу понял - я уже одной лапой  в
Америке!
   - Поехали! - говорю. - Все поехали! Котят берите тоже. Мы вас обратно
привезем в лучшем виде, а Котятам проехаться в автомобиле  -  одно  удо-
вольствие. Не возражаешь, Митя?
   - Ноу проблем, ребята! - отвечает Митя. - Вперед!!!
   Этот жлобяра, этот взяточник из Торгового порта, Котяра без имени - с
меня ростом, за счет ожирения - раза в полтора тяжелее, как только  уви-
дел своим воровским глазом мою Рождественскую красно-золотую жилеточку -
так и выпал в осадок!
   Он от нее глаз не мог отвести! Он за нее готов был весь Торговый порт
отдать, только бы заиметь ее в собственное пользование!
   Он даже хотел ее сразу же на себя и напялить, но тут Рудольф с  Маней
очень решительно ему воспрепятствовали:
   - Кыся - на борту судна, идущего в Нью-Йорк, ты - получаешь  жилетку.
А сейчас лапы прочь!
   И пока Митя в машине играл с Котятами, мы  обо  всем  договорились  с
этим жучилой.
   Выяснилось, что времени у нас не так уж много. Ровно через  два  часа
один наш грузовой пароход под свеженьким названием - "Академик Абрам  Ф.
Иоффе" (раньше он назывался "Заветы Ильича") уже загружен карельским ле-
сом и отчаливает в Америку, именно в Нью-Йорк, в чем этот Котяра-жулябия
клялся чем угодно.
   И капитан там - изумительный, и команда - двадцать семь Божьих  анге-
лов, а кок - Человек с большой буквы!..
   И если уважаемый господин Кыся согласен  отдать  свою  красно-золотую
жилетку, то он господину Кысе устроит отплытие  в  Америку  в  ближайшие
тридцать минут...
   Все переговоры с Котом Торгового порта происходили у  нас  в  машине,
что, не скрою, тоже сыграло свою положительную роль и произвело  должное
впечатление на этого жулика. Всем своим видом он показывал, как  приятно
иметь дело с серьезными и солидными Котами, даже если  их  просто  зовут
"Кыся". Ах, если бы он знал,  что  я  теперь  еще  некоторым  образом  и
"...фон Тифенбах!.."
   Так как времени до отплытия оставалось совсем мало,  а  судно  стояло
где-то на дальнем причале, я попросил Митю немедленно соединить  меня  с
Мюнхеном.
   Рудик и Маня с трудом утихомирили всех своих Котят, чтобы они не  ме-
шали "телефонному разговору дяди Кыси с заграницей", и Митя  нажал  Мюн-
хенскую кнопку.
   При всей своей решительности и здоровом цинизме,  взращенном  в  Мите
службой в Государственной автомобильной инспекции, при телефонном соеди-
нении с другим государством Митя вдруг  начинал  чувствовать  повышенную
ответственность за свою страну, и это придавало его голосу оттенки  бла-
городного волнения. Вот и сейчас...
   - Доктор Кох? Здравия желаю! Младший лейтенант Сорокин Дмитрий Павло-
вич! С вами тут господин Кыся поговорить хотят...
   - Здравствуйте, Димочка! - услышал я Танин голос в трубке. - А мы  уж
тут ждем-ждем вашего звонка. Дайте ему трубочку, пожалуйста!
   - Говори! - сказал Митя и подсунул трубку мне под ухо.
   - Танечка!.. Это я. Можешь подключить к разговору Фридриха?
   - Я уже подключен, - услышал я Фридриха фон Тифенбаха.
   - У меня новости... - сказал я упавшим голосом, совершенно не  предс-
тавляя себе, как я им сообщу о своем отъезде в Америку.
   - У нас тоже, - сказал Фридрих. - Выслушай их, пожалуйста. Как я  по-
лагаю, тебе потом будет легче сообщить нам свои  новости.  Мы  разыскали
твоего Александра Плоткина в Нью-Йорке через Конгресс  Соединенных  шта-
тов. Помог мой вашингтонский приятель.
   - Ой... - сказал я, уж и не помню по-какому.
   - Мы также выяснили, что из Петербурга пассажирские суда в Америку не
ходят. А на самолеты, вылетающие за пределы России, Котов без  сопровож-
дающих их Людей, почему-то не сажают. Может быть,  ваши  власти  боятся,
что Кот может угнать самолет в другую сторону? Так он и так вроде бы ле-
тит "ИЗ", а не "В"... Не знаю. Мы поняли только одно -  тебе,  наверное,
придется плыть грузовым пароходом. Завтра у  меня  назначены  телефонные
переговоры с каким-то очень важным господином  из  Балтийского  морского
пароходства, и я надеюсь...
   - Не нужно, Фридрих! - прервал я его. - Через полтора часа я уже  уп-
лываю именно на таком пароходе.
   - Ах, Кыся! Я знал, что ты - гениальный Кот! Но то, что ты еще и  та-
кой администратор...
   - Это не я, - честно признался я Фридриху. - Тут  очень  помогли  мои
друзья и один новый знакомый Кот из Торгового порта.
   - Как называется судно? - тут же деловито спросила Таня.
   - Как называется судно? - переспросил я у Кота Торгового порта по-Жи-
вотному, от волнения напрочь забыв название своего парохода.
   - "Академик Абрам Ф. Иоффе"... - почтительным шепотом  подсказал  мне
этот жулик.
   - Судно называется "Академик Абрам Ф. Иоффе"!  -  повторил  я  уже  в
трубку по-Шелдрейсовски.
   - Записываю... - сказал Фридрих. -  Странное,  правда,  название  для
российского флота, но... Времена меняются, и мы надеемся, что к лучшему.
Итак, Кыся, слушай меня внимательно! Мы сейчас же снова свяжемся с твоим
Плоткиным, и он будет встречать тебя в Нью-Йоркском  грузовом  порту.  В
регистровом отделе компании Ллойда я постараюсь точно выяснить сроки ва-
шего прибытия в Штаты, чтобы твой Шура не бегал бы в порт  каждый  день.
Так что плыви спокойно. И я позволю себе дать один небольшой совет - по-
моги своему Шуре, поддержи его... Первые год-полтора эмиграция  -  очень
трудная штука. Важно, чтобы кто-то был все время рядом. Ты меня понял?
   - Я тебя очень люблю, Фридрих... - сказал я.  -  Я  вас  всех  очень,
очень люблю!
   Мой телефонный разговор с Мюнхеном прямо из машины окончательно добил
Кота Торгового порта...
   Когда же после долгого пути к нужному причалу, потом проскок на судно
по трапу при помощи разных отвлекающих маневров мимо вахтенного и погра-
ничника, после поиска наиболее укромного и теплого местечка  в  машинном
отделении, куда, как сказал Кот Торгового порта, "даже таможня не загля-
дывает", я был спрятан глубоко за пазухой этого  "Академика...",  и  Кот
Торгового порта получил мою Рождественскую красно-золотую жилетку из мо-
их собственных лап, он мне выдал последние инструкции:
   - Полсуток - не высовываться! Почувствовал под собой  открытое  море,
сразу же вылезай и иди представляться капитану. И постарайся ему  понра-
виться. Как - это уже твое дело. Ну, а дальше, как говорится, - счастли-
вого плавания... Чао!
   - Погоди, - спросил я его на прощание. - А почему ты  сам  сидишь  на
берегу, а не плаваешь на этих судах  по  всему  свету?  При  твоих  зна-
комствах, связях, возможностях.
   - А на хрена мне это?! - усмехнулся этот Кот, пытаясь напялить на се-
бя мою жилетку. - Во-первых, я с детства боюсь воды, а во-вторых,  зачем
мне плавать, когда ко мне все само плывет? Как видишь, за такой жилеткой
мне совсем не обязательно было плыть в Германию...
   А еще через полчаса я из своего теплого  закутка  услышал  отрывистые
команды, веселый мат, смех, разные технические крики, и резко усиливший-
ся грохот корабельных двигателей.
   Затем сквозь все эти звуки  -  еле  слышный  плеск  воды  за  бортом,
кто-то, кажется, что-то запел, и я понял, что мы отошли от причала.
   Я лихорадочно стал вспоминать - все ли я  сделал  в  Петербурге,  обо
всем ли сказал Мите - младшему лейтенанту милиции Дмитрию Павловичу  Со-
рокину, по совместительству - водителю черной  "Волги"  и  телохранителю
высокопоставленных Котов дальнего зарубежья?
   То, что Митя выполнит все мои просьбы в лучшем виде, сомнений не  бы-
ло. Важно - не забыл ли я сам поручить ему что-то важное, вот в чем  де-
ло! Потому что прощание происходило в какой-то торопливой сумятице дел и
чувств, при постороннем Коте Торгового порта, и я  вполне  мог  что-либо
упустить из виду!..
   Первое! Спутниковый телефон я оставил Мите.  Вдруг  нужны  будут  ка-
кие-нибудь лекарства для Водилы. Митя позвонит в Мюнхен и Таня  все  ле-
карства пришлет с "Люфтганзой".
   Второе. О Рудольфе и его семействе Митя сам  обещал  позаботиться.  Я
втихаря предложил было Рудику - давай, мол, вместе в Америку! А он пока-
зал глазами на Котят, на Маню, и только лапами развел...
   Третье. Моему бесхвостому корешу Коту-Бродяге  передать  привет!  Ему
помогать не надо. Очень самостоятельный Кот, тонко чувствующий и момент,
и ситуацию...
   Четвертое. Спустя  месяц  позвонить  в  Мюнхен,  узнать  у  Тани  наш
Нью-Йоркский адрес и прислать все свои данные, чтобы мы с Шурой могли бы
выслать Мите приглашение в Америку. Хоть он и шутил, но, по-моему, шутил
совершенно серьезно. Кажется, все... Вроде бы ничего не забыл.
   А вот уже и двигатели работают не так громко, и вода за бортом  слыш-
нее, и в моем закутке под ремонтным верстаком на  дне  инструментального
ящика тепло и уютно, и спать хочется - сил нет! Видать, умудохался я  за
эти два петербургских дня, передергался.
   Я улегся на бок, прижал лапой свое рваное ухо и  на  секунду  прикрыл
глаза...
   ...И сразу же увидел своего любимого Шуру  Плоткина!  Шура  стоял  на
сверкающем желтом берегу и смотрел в синюю океанскую даль, из которой  я
должен был приплыть к нему...
   А вокруг него сидели штук пятнадцать потрясающих,  соблазнительных  и
не вероятно сексапильных АМЕРИКАНСКИХ КОШЕК!.. И все они, вместе  с  Шу-
рой, ждал и меня!


                            Владимир Кунин
                        Кыся 3: Кыся в Америке


                       Предисловие кота Мартына
                   к третьей части его жизнеописаний
                      под общим названием "Кыся"

   Когда я узнал, что В. Кунина уговорили писать третью книгу  обо  всех
моих дальнейших заморочках, в которые  я  постоянно  влипаю  и  которые,
кстати сказать, могли бы произойти с любым уважающим себя Котом, не  си-
дящим на собственной жопе в домашней теплоте и пресности, а живущим нор-
мальной, активной половой и общественной жизнью, я, честно  говоря,  за-
сомневался - а потянет ли старик Кунин эту третью часть?..
   С первыми двумя его, слава Богу, как-то пронесло. И то к концу второй
части было уже заметно, что Автор малость подвыдохся. Явно  проглядывало
желание побыстрее свести концы с концами и как можно  быстрее  закончить
всю эту хреновину, в которую его всяческими авансами, посулами и многок-
ратными совместными поддачами втравил друг-приятель Кунина  -  Александр
Житинский.
   Я лично с А. Житинским никогда не сталкивался, но  мой  Человек  Шура
Плоткин несколько раз с почтением упоминал его имя  среди  ленинградских
писателей. И кажется, где-то вместе с ним даже выпивал и закусывал. Тог-
да еще был Ленинград и Житинский был Писателем.  Теперь  Ленинград  стал
Санкт-Петербургом, а Житинский - Издателем.
   Но если с А. Житинским я знаком лишь косвенно: то  с  В.  Куниным  за
время работы над первыми двумя частями "Кыси" я познакомился  достаточно
хорошо. И поэтому на третью часть "Кыси" больших надежд я не возлагал.
   Старик сам не раз говорил, что сегодня в рыночной чести  и  нарасхват
идет тот вид литературы, куда он никак не может вписаться. То есть, дес-
кать, может, но не хочет. Но я-то подозреваю, что уже и не может...
   Да и чего ждать от Человека, который тридцать лет подряд сочинял  для
СОВЕТСКОГО кино этакие СОВЕТСКИЕ Сказочки, очень похожие на Правду? А  я
слышал, как мой любимый Шура Плоткин по пьянке пытался втолковать одному
типу, что успех СОВЕТСКОГО писателя или киносценариста В ТО ВРЕМЯ  опре-
делялся именно по этому признаку: похожа твоя Сказочка на Правду, а твоя
Правда на Сказочку - живи относительно спокойно. Не похожа  -  пеняй  на
себя.
   Хотя иногда, признавал справедливый Шура, вдруг КТО-ТО, КОМУ  ПОЛОЖЕ-
НО, углядывал в якобы невинной Сказочке истинную Правду, и тогда сочини-
телю приходилось так кисло, что лучше об этом и не вспоминать! Не приве-
ди Господь.
   Это сейчас каждый пишет что хочет. Сейчас можно кого угодно  обгадить
- хоть самого Президента. И ничего тебе не  будет.  В  лучшем  случае  -
набьют морду, в худшем - пристрелят. А так - дерзай,  твори,  выдумывай,
пробуй! Полная свобода творчества. Абсолютная отвязанность...
   И конечно, сильно пожилому Человеку окунаться  во  всю  эту  мутотень
жутко неохота. Тем более что сейчас, как говорил Житинский, книжки нужно
сочинять максимально быстро - на одном ды