го на полтуловища Лисицы. А
между этими двумя дырками - одной для воли, другой  -  для  наслаждения,
сидела моя распрекрасная рыжая соседка по Оттобрунновскому дому Шредеров
- Лисичка и улыбалась мне всеми своими страшненькими зубками!..
   - [dieresis]лки-палки! - потрясенно сказал я по-нашему, по-Животному.
- Ты-то откуда здесь взялась, подруга?!.
   - Потом, потом... - нетерпеливо проговорила Лисица. -  Потом  я  тебе
все объясню, расскажу... Все - потом! А сейчас... Давай!!!
   И она мгновенно нырнула мордой в "слепую"  дыру,  вырытую  специально
для того, чтобы я мог ее безбоязненно трахать.
   Мне, честно говоря, было совершенно не до ЭТИХ ДЕЛ, но когда я увидел
ее задранный хвост с беленьким  кончиком,  широко  расставленные  задние
лапки, нежный бело-золотистый пушок вокруг ЭТОГО САМОГО места, я не смог
побороть искушения и...
   Выспаться мне, конечно, не удалось. В дом я вернулся только под  утро
на дрожащих лапах, с висящим хвостом и  невероятным  головокружением.  А
уже через два часа почувствовал Баськину руку у себя  в  промежности  и,
еще не открывая слипающихся глаз, услышал ее голос:
   - Ой, нагулялся, видать, парень! Ой, нагулялся!.. Ну-ка,  просыпайся,
кавалер чертов! Мне тут пылесосить нужно. И  потом,  сейчас  мастера  из
"Телекома" приедут - какую-то новую телефонную систему нужно проверять -
по всему дому будут шастать. Вставай, Кыся, вставай!.. ...От этих масте-
ров "Телекома" полицией пахло, по-моему, километра за три! Хотя они  все
делали очень квалифицированно и ни у кого из наших  домашних  подозрений
не вызвали...
   А я, за всем этим, чувствовал лапу Рэкса и руку Клауса, и был  однов-
ременно и обрадован, и огорчен. Сейчас я попытаюсь объяснить мое  стран-
ное состояние.
   Появление полиции в нашем доме уже само по себе создавало некую иллю-
зию безопасности и успокоения. И это меня радовало. Хотя, вслушиваясь  в
их якобы "веселую" и якобы "болтовню" с Баськой, с  фрау  Розенмайер,  с
герром Лемке, я понимал, что они невероятно скованы своими ролями и поп-
росту обыскать дом и обезвредить бомбу пока ни за что не  могут.  А  вот
упустить момент взрыва - это запросто! Что меня очень огорчало.
   А еще меня огорчало то, что даже если полиция вовремя перехватит  все
дело в свои руки и арестует  Мозера  и  Хартманна,  то  начнется  долгое
следствие, всякие там суды, защитники и прочая хреновина, которую я сот-
ни раз видел во всех телевизионных фильмах.
   С моей же, Котовой точки зрения, эти два типа  -  Хартманн  и  Мозер,
заслуживали совершенно другого: вы жаждете чьей-то смерти?! Так понюхай-
те сами, чем это пахнет!..
   На какое-то время я даже слегка пожалел, что посвятил  Рэкса  во  все
подробности. Но тут же отмел эту мысль, как несостоятельную  и  неблаго-
дарную. В конце концов, если бы не Рэкс со своей профессиональной  поли-
цейской выучкой, я мог бы и по сей день не найти эту "Матрешку".
   Теперь же я просто обязан взять дело в свои лапы, и не дожидаясь раз-
ных полицейских вывертов с  обязательным  соблюдением  ихнего  законода-
тельства, сочинить для Мозера и Хартманна  что-нибудь  свое.  Отвечающее
моим, Котовым представлениям о законах чести и справедливости!
   - Послушай, друг мой Кыся, - спустя три дня сказал мне Фридрих. - Для
нашей с тобой поездки в Россию все уже готово. Мы получили подтверждение
от русских, и сегодня я уже звонил в банк, чтобы они перевели кому  сле-
дует деньги за эту поездку - билеты на "Люфтганзу" экстра-классом,  пре-
восходный отель в Петербурге с отменным, как они  утверждают,  пансионом
для путешествующих Котов и Собак, переводчики, автомобили с  шоферами...
Короче, целая программа.
   - Пансион-то зачем? - недовольно спросил я. - Только  деньги  на  ве-
тер...
   - А вдруг я тебе ужасно надоем и ты захочешь побыть в одиночестве?
   - Ну что ты, Фридрих... - фальшиво проговорил я, и подумал, что у ме-
ня нет сил сказать ему, что я не вернусь вместе с ним в Германию.
   Но увлеченный идеей будущего путешествия, обычно  чуткий  Фридрих  не
уловил фальши в моей насквозь лживой фразе.
   - А почему бы и нет? Я хорошо представляю ту  нагрузку,  которая  не-
вольно ляжет на твои плечи. Тебе, наверняка, придется мне многое  объяс-
нять. То, о чем я могу постесняться спросить переводчика. Или буду заве-
домо знать, что он мне солжет. И ничего удивительного, если ты вдруг за-
хочешь от меня отдохнуть...
   - Ох, Фридрих... Мы рано начали говорить об этом.
   Мне хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. Ибо меня  уже
самого тошнило и от собственной фальши, и от того, что  в  Петербурге  я
собираюсь его предать.
   Если мы туда, конечно, попадем! Если в ночь с двадцать четвертого  на
двадцать пятое декабря мы с Фридрихом не взлетим на воздух. Лишь бы день
рождения Иисуса Христа (это мне все объяснили Баська с фрау  Розенмайер)
не совпал бы с днем нашей смерти. Моей и Фридриха. Потому что в эту ночь
я не собираюсь отходить от него ни на шаг.
   На полицию у меня уже никаких надежд не было. После посещения  нашего
дома теми псевдотехниками "Телекома" я больше никаких активных  проявле-
ний их деятельности не видел и не замечал...
   Разве что на наших с Фридрихом прогулках  по  лесу  или  по  окраинам
Грюнвальда нам то и дело стали попадаться на пути два  молодых  паренька
на велосипедах. Это в такой-то холод!.. И однажды, когда  они  останови-
лись около нас, и один давал прикуривать другому, мне показалось, что от
них попахивало оружием. А может быть и  просто  велосипедами.  Металл  и
смазка... Тут перепутать - раз плюнуть!
   А еще у нас герр Лемке, с разрешения Фридриха, на пару  недель  нанял
себе помощника - для работы в парнике и оранжерее. Чтобы приготовить нам
какой-то сюрприз к Рождеству. Помощник оказался вполне покладистым и со-
лидным дядечкой, на которого Франц Мозер поначалу очень косился, а потом
попривык, и даже стал его "одалживать" у герра Лемке - для всякой  авто-
мобильной возни в гараже. А тот, безответная душа, даже ни разу не отка-
зал этому гаду...
   И от Рэкса не было ни слуху ни духу. Тоже - свинья порядочная! Набол-
тал, натрепался... С Собаками вечно так - полнейшая  безответственность.
Как выяснилось, даже у Полицейских Собак, мать их за ногу!
   В тот вечер мы с Фридрихом валялись у телевизора с экраном, примерно,
с наше кухонное окно в Петербурге. Фридрих на диване, я - в кресле.  Это
кресло как-то само по себе закрепилось за мной, и в него,  как  и  в  ТО
КРЕСЛО - в Шуриной квартирке на Гражданке, - уже никто не садился.
   Шли последние известия по программе РТЛ, и вдруг от одного  сообщения
мы оба, уже совсем было задремавшие, встрепенулись как ужаленные!
   На полутораметровом экране появился какой-то  тип  лет  пятидесяти  и
сказал, что криминальная  полиция  Баварии  при  содействии  специальных
служб России вновь возвращается к расследованию "Русской кокаиновой тра-
гедии", произошедшей осенью на автобане номер девять под  Мюнхеном.  Как
удалось выяснить, оказалось, что эта  трагедия,  считавшаяся  делом  рук
только одном русской наркомафии, своими корнями уходит глубоко  в  почву
Германии...
   - О Боже!.. - вздохнул Фридрих и с жалостью  посмотрел  на  экран.  -
Слова в простоте не скажут... Нет, чтобы открыто заявить: в это деле за-
мешаны и наши немецкие бандиты - так нет же! "...корнями уходит  глубоко
в почву Германии..." Как только полицейский, или любой другой  чиновник,
доберется до поста общегосударственного уровня, - так ему сразу  хочется
говорить образно и мыслить философски! А он по своему уровню  -  обыкно-
венный колбасник. И это прет из каждого его слова, черт их всех  побери!
Кыся, по-моему, они хотят раскрутить снова то дело, в котором ты  прини-
мал самое живое участие! Тебе не кажется?..
   - Да, вроде бы... - процедил я. - Бог им в помощь. Вот оно! Проклюну-
лось, наконец! И подумал, что, может быть, я напрасно качу уж такую здо-
ровенную бочку на немецкую полицию?
   Лишь бы они, увлеченные глобальностью проблемы международной наркома-
нии, не позабыли бы об одном, казалось бы  незначительном,  частном,  но
очень важном для нас с Фридрихом пустячке - о двух наших жизнях! А то мы
можем не успеть узнать об успешном ходе их нового расследования...
   Уже перед отходом ко сну, когда Фридрих пошел принимать душ, я  неза-
метно смотался в гараж, с невероятным  трудом  слегка  приподнял  крышку
ящика с Новогодне-рождественскими ракетами (этот гад  Мозер  навалил  на
крышку ящика пустые коробки от  каких-то  "Роллс-Ройсовских"  деталей!),
убедился, что "матрешка" на месте, и успокоился. Важно, чтобы этот гадю-
чий Франц ее никуда не перепрятал!
   На всякий случай сбоку крышки, у самой стены,  я  сумел  зацепить  за
торчащую шляпку гвоздя небольшой кусок тоненькой веревочки, которую  на-
шел на полу гаража. А второй конец так аккуратненько запихал за  чуточку
отколовшуюся планку на самом корпусе ящика...
   Таким образом я освободил себя от необходимости ежедневно (вернее,  -
еженощно) проверять - на месте ли бомба с лицом  русского  президента  в
пакете под названием "Русский сувенир". Достаточно  взглянуть  сбоку  на
ящик и увидеть, что веревочка на месте.  Если  же  она  будет  выдернута
из-за отколовшейся планки - пиши пропало, и начинай поиски  бомбы  зано-
во!..
   На обратном пути хотел было выскочить в сад - погадить на ночь. Высу-
нул морду в "свой" проходик в гаражных воротах, сделанный добрыми руками
герра Лемке, а там - ледяной дождь со снегом, ветер  воет,  холодрыга  -
спасу нет!
   Да еще из угла сада моя ненасытная подруга Лисичка тявкает - так  жа-
лобно, так призывно, что хоть беги к ней с дымящимся членом наперевес!..
   Ну уж нет, думаю! Я лучше утречком все свои дела сделаю. А до утра уж
как-нибудь перетерплю. Я лучше сразу сейчас спать  пойду,  чем  в  такую
омерзительную погоду Лисицу трахать. Ей-то хорошо, она почти вся  в  эту
трахательную спецнору залезет, только хвост и задние лапы наружу, а я  -
давай, старайся на благо ее сексуально-половых потребностей на  холодном
ветру под хлещущим ледяным дождем со снегом... Дудки,  думаю!  Обойдется
Лисичка. Может быть, какого-нибудь Лиса себе подыщет...
   И пошел на свое клетчатое красное одеяло, сложенное вчетверо у дверей
спальни Фридриха.
   Дверь в спальню была слегка приоткрыта, и я осторожно заглянул  туда.
Все ли в порядке с Фридрихом? Фридрих, уже в пижаме, с  мокрыми,  прили-
занными после душа волосами, лежал в постели и читал книгу.
   - Ты принял "Бромазанил"? - спросил я. Фридрих оторвал глаза от  кни-
ги, посмотрел на меня поверх очков, и ласково улыбнулся:
   - Да, спасибо.
   - А эти полтаблетки от давления?
   - Тоже. Заходи, поболтаем...
   - Да нет. Спасибо. Спать очень хочется, - и я  убрал  свою  морду  из
дверей спальни Фридриха. Но не притворил дверь, а оставил слегка приотк-
рытой. На всякий случай. Мало ли что...
   Ночью мне приснился жуткий сон! Зал суда...
   Мы только накануне смотрели с Фридрихом какой-то фильм  про  судебное
заседание, и я очень хорошо запомнил обстановку.
   У стены стоят, как вещественные доказательства, вскрытая упаковка фа-
неры с кокаином внутри и "Матрешка" со взрывчаткой. На скамейке для под-
судимых, за загородкой - Гельмут Хартманн, Бармен,  живой  Лысый,  но  с
кровавой дыркой над бровью, еще не погибший Алик,  незнакомые  мне  люди
иностранного и русского вида...
   И мой окровавленный неподвижный Водила с остановившимися глазами!
   А в зале сидим мы - Фридрих фон Тифенбах, Моника с Дженни, мой  люби-
мый Шура Плоткин, Хельга и Эрих Шредеры, Танечка Кох с  профессором  фон
Дейном, Руджеро Менфреди, Клаус, Рэкс, несколько знакомых уже по Мюнхену
Кошек, и мой дорогой питерский друг, бесхвостый Кот-Бродяга... И я.
   И вдруг я вижу, что за нашими спинами прячется Франц Мозер  и  ужасно
толстая девица - его дочь. Я в растерянности - почему он  не  на  скамье
подсудимых?! Почему он в зале?
   Судья снимает с головы свой парик с белыми завитушками,  вытирает  им
вспотевшее лицо и стучит большим деревянным молотком по столу. Он  вызы-
вает меня как свидетеля... А Фридриха, Таню и Шуру - как моих переводчи-
ков.
   Эрих Шредер тоже рвется в переводчики, размахивает  книжками  Ричарда
Шелдрейса и Конрада Лоренца, на на него никто не обращает внимания...
   Я поднимаюсь со своего места на задние  лапы,  передней  лапой  сразу
указываю на Франца Мозера и спрашиваю, почему он не на  скамье  подсуди-
мых?
   Фридрих, Таня и Шура нестройным хором переводят мои слова на  Челове-
ческий язык, но в эту секунду толстая девица и Франц  Мозер  выхватывают
автоматы и начинают нас всех расстреливать!..
   Падает Фридрих, падает фон Дейн, Таня, Шура с  простреленным  животом
корчится на полу... Я чувствую, как в мое тело впиваются несколько пуль,
слабею, и угасающим сознанием вижу Рэкса и Кота- Бродягу, летящих  через
весь зал на толстую девку и Франца Мозера...
   Слабо вижу рыдающую, почему-то мокрую и очень холодную Дженни...  Она
старается зализать мои раны, но все время соскальзывает языком с  крово-
точащих дырок в моем теле - вниз, к ЭТОМУ САМОМУ МЕСТУ!..
   Я хочу сказать ей, что в такой момент  это  кощунственно  и  отврати-
тельно, но силы меня покидают, я не могу вымолвить ни слова - ни  по-Жи-
вотному, ни по-Шелдрейсовски, и я, понимая, что умираю, в ужасе...
   ...ПРОСЫПАЮСЬ!
   Сердце колотится так, словно вот-вот разорвется на тысячи частей! Но,
кажется, сон продолжается... Потому что около меня лежит мокрая и холод-
ная Дженни и что-то лепечет мне в ухо!..
   Я окончательно открываю глаза. Рядом, действительно, Дженни! Действи-
тельно, жмется ко мне, стараясь согреться в моей шерсти...  И,  действи-
тельно, мокрая и холодная!
   - Боже мой... Откуда ты, Дженни?! - шепчу я ей,  боясь,  что  Фридрих
услышит нашу возню и проснется. А у Дженни зуб на зуб не попадает.
   - Ма-ма-ма-мартынчик!.. - говорит она. - У ме-ме-меня  жуткие  новос-
ти!..
   - Что?! Что случилось?! - испугался я и лапой прикрыл дверь в спальню
Фридриха. - Говори!
   - Ма-ма-мартынчик, я так бежала... Дождь, снег, очень мокро, и я про-
лезла под вашими воротами, а у вас в саду меня чуть  не  съела  какая-то
ужжжжасная Собака! Вся рыжая, а кончик хвоста белый... Я чуть не  погиб-
ла!.. Так страшно... Хорошо, что ты мне показал все проходы в дом!
   (Дженни с Моникой позавчера к нам заезжали за чем-то, и  я  просветил
Дженни насчет всех моих входов и выходов в дом и из дома.)
   - И эта рыжая Собака лает таким тоненьким голосом, а зубы у  нее!  Ты
бы видел эти зубы!.. Кошмар...
   - Видел, видел! Это не Собака. Это одна моя знакомая Лисица.  Что  за
новости? Не отвлекайся!..
   Дженни лежит у меня под лапой, жмется ко мне,  трясется,  бедняга,  и
рассказывает следующее: с вечера Гельмут  посмотрел  по  телевизору  ка-
кую-то передачу и ужасно разнервничался! А потом сказал Монике, что  ему
все равно нужно заехать в одно место по делам фирмы и он может  выгулять
заодно и Дженни. Моника была только рада! Но поехал Гельмут  не  выгули-
вать Дженни, а прямо в Берг-ам-Лайм, к своей девке - дочке Франца  Мозе-
ра...
   - Она толстая? - тут же спросил я.
   - Кто? - не поняла Дженни.
   - Дочка Мозера.
   - Нет, что ты! Тоненькая, с очень хорошей фигуркой. Слушай дальше...
   Дальше было вот что: дочки Мозера в квартире не  оказалось,  а  сидел
там ее отец - Франц. Слава Богу, Гельмут взял Дженни с собой, а не оста-
вил ее в машине! И она слышала все-все-все!
   Незадолго до начала празднования Рождества Гельмут сделает вид, что у
него не заводится его серебристый "Мерседес", и позвонит фон  Тифенбаху,
чтобы тот прислал за ними Мозера на любой из машин Фридриха. Когда Мозер
приедет за ними, Гельмут попросит Монику сесть за руль папиной машины  и
вместе с Дженни ехать в дом Фридриха. А они с Францем Мозером,  дескать,
все-таки попробуют завести "Мерседес" и подъедут двадцатью минутами поз-
же... Моника забирает Дженни, садится в отцовский автомобиль и  уезжает,
чтобы помочь своему папочке приготовить фейерверочные  ракеты  к  началу
праздника. Они всегда, еще с детства Моники, делали это вместе...
   Гельмут с Францем рассчитают время, необходимое для проезда от одного
дома до другого, приплюсуют еще пятнадцать минут на поцелуи  и  вручение
рождественских подарков, а потом запрут Хартманновский дом и  выедут  на
дорогу. Там они на секунду остановятся,  Гельмут  вытащит  свой  замеча-
тельный пультик, созданный русскими умельцами, и нажмет заветную кнопоч-
ку. В гараже фон Тифенбаха раздастся мощный взрыв и сразу же  унесет  на
тот свет и папу, и дочь - Монику фон Тифенбах! И не нужно будет  травить
Монику отдельно, чтобы потом имитировать разрыв сердца на могиле отца...
   Затем Гельмут с Мозером подъезжают к дому фон Тифенбаха -  охи,  ахи,
полиция... И так далее. Явная экономия сил и средств. Сведение  риска  -
до минимума. Во всем виноват этот несчастный взбалмошный старик фон  Ти-
фенбах со своими идиотскими ракетами!..
   Но для того, чтобы двадцать четвертого декабря "поломка" Хартманновс-
кого "Мерседеса" выглядела бы естественно, Хельмут за пару дней до  Рож-
дества заедет в Тифенбаховский дом будто посоветоваться с Мозером, и  во
всеуслышание пожалуется на то, что его машина стала плохо заводиться.  А
в мастерских перед рождественскими каникулами страшная  очередь,  и  они
могут его записать только на конец будущей недели. Да еще и сдерут  кучу
денег!
   Тогда звонок двадцать четвертого вечером с просьбой  прислать  к  ним
Мозера с машиной будет самым лучшим алиби, которое можно только предста-
вить...
   - Я все поняла, кроме "алиби"... - сказала Дженни. -  Ты  не  знаешь,
что это такое? Что такое "алиби" - я не имел понятия, но сообразил,  что
настала пора действовать и мне. Другого такого случая не представится.
   Рано утром, в слезах и истерике, позвонила  Моника  -  ночью  пропала
Дженни! С вечера Гельмут ездил с ней прогуляться, они вернулись как ни в
чем не бывало, а потом Дженни исчезла...
   - Папочка!.. - плакала в телефон Моника. - Гельмут уехал по делам,  я
одна дома и могу тебе сказать, что жизнь с ним стала для меня  невыноси-
мой... А тут еще это трагическое исчезновение  Дженни!  Дженни,  которая
была единственной отдушиной в моей жизни...
   - Успокойся, детка, - сказал ей Фридрих, и я увидел, как у него  зад-
рожал подбородок. - Твоя отдушина сидит напротив меня и  мы  все  втроем
завтракаем - Дженни, Кыся и я.
   Тут Моника совсем разрыдалась, но уже от счастья, и попросила  Дженни
к телефону. Фридрих положил трубку перед Дженни, и та, наклонив головку,
выслушала за одну минуту столько ласковых слов, сколько я не  слышал  за
шесть лет своей жизни!
   Оставшиеся несколько дней до Рождества я был постоянно занят ожидани-
ем приезда Гельмута с "жалобами" на свой "Мерседес".
   Только не нужно думать, что я просто так сидел и ждал, когда же прие-
дет этот вонючий Гельмут.
   Каждую ночь я спускался в гараж и проверял  сохранность  своей  конт-
рольной веревочки, и однажды днем, возвращаясь из сада в дом  через  га-
раж, собственными глазами увидел, как Франц  Мозер,  порвав  зацепленную
мною веревочку, поднял крышку ящика с ракетами и проверил - на месте  ли
русская "Матрешка"! А потом зарыл ее поглубже, на  самое  дно  ящика,  и
забросал сверху пакетами с фейерверком...
   Кроме всего прочего, в оранжерее, где стоял душный тошнотворный запах
цветов и влажной зелени, я случайно обнаружил под ящиком от рассады  ма-
ленькую радиостанцию с магнитофоном и наушниками. Я такие штуки во  всех
полицейских фильмах видел еще в Петербурге. Причем все эти приборы  были
пропитаны запахами нового помощника герра Лемке и слегка отдавали  запа-
хами Рэкса и Клауса. Из чего я логически заключил, что  наемный  дядечка
для работы в оранжерее и парнике - полицейский, который время от времени
общается и с Клаусом, и с Рэксом.
   Это как раз было неплохо. В какой-то степени  успокаивало  и  вселяло
н