закивала своей изящной головкой. Ну как я мог  пригрозить  ей,
что перекушу ее тоненькую прелестную шейку?! Господи, ну не сволочь ли я
после этого?! Тьфу! Сам себе противен...
   - Дженни, лапочка! И не затягивай, умоляю тебя...
   - А как мне это тебе сообщить?
   - Через пару дней я найду тебя сам.
   - Аллес кляр! - сказала Дженни, что по-нашему, по-русскому означало -
"Все ясно!"
   На обратном пути от "Тантриса" в Грюнвальд я мысленно попросил  Фрид-
риха приказать Мозеру не обгонять машину Моники и Гельмута. Мне хотелось
увидеть их дом и запомнить к нему дорогу. Я же обещал Дженни, что  наве-
даюсь к ним в ближайшее время...
   ...А потом, уже к ночи, когда мы с Фридрихом остались  во  всем  доме
только вдвоем, мы поднялись на лифте к спальне, у дверей которой  стояла
миска с чистой водой и было постелено сложенное в несколько раз  клетча-
тое одеяло.
   - Это для тебя, как ты и просил, - сказал мне Фридрих. - А  теперь  я
хотел бы тебя кое-чему научить. Идем.
   Мы прошли в спальню. Над прикроватным столиком с очками Фридриха, ма-
леньким радиоприемником с часами, таблетками, книгой  и  бутылкой  мине-
ральной воды, в стену был вмонтирован небольшой пульт с  тремя  кнопками
величиной с пиджачные пуговицы.
   Две кнопки - красная и голубая, были расположены в ряд  и  чуть  выше
третьей кнопки - желтой. Под желтой кнопкой в кружочке с  кофейное  блю-
дечко было высверлено штук сто маленьких дырочек - словно небольшое  си-
течко.
   - Эта прелестная женщина - фрау Шредер, с гордостью говорила, что  ты
превосходно пользуешься дистанционным пультом управления телевизора. Сам
включаешь, сам выключаешь, сам меняешь программы. Это верно?
   - Да, - ответил я. - Верно и удивительно несложно.
   - Превосходно! В таком случае мои объяснения будут предельно лаконич-
ны. Красная кнопка - включение специальной  системы  полицейской  охраны
всего дома, сада, прилегающих служб, ограды, ворот и так далее... Вплоть
до каждого окна в отдельности.
   Фридрих нажал красную кнопку и она вдруг засветилась  изнутри  мягким
слабым розовым светом.
   - Вот теперь мы с тобой - под охраной специального отдела нашей грюн-
вальдской полиции. И пока мы с тобой не нажмем вот эту голубую кнопку, к
нам никто не сможет сюда проникнуть. Ну уж если ухитрится все-таки - его
здесь уже будут ждать очень решительные ребята из этого специального от-
дела. Я надеюсь, что именно таким способом сумею сберечь и знакомого те-
бе Матисса, и Пикассо, и Дюрера, и Сезанна, и еще многих и  многих...  И
ряд работ Эгона Шиеле - я его очень люблю! Прелестный был  немецкий  ху-
дожник начала века. Я тебе его потом  обязательно  покажу.  Поразительно
современен! Да мало ли что хотелось  бы  уберечь  от  грязных  вороватых
рук... Мы с тобой смотаемся как-нибудь в наш фамильный замок на  Ригзее.
Я там устроил небольшой музейчик для местных жителей и туристов,  и  из-
редка пополняю его за счет своей домашней коллекции...
   - А что это за желтая кнопка? - спросил я.
   - А эта кнопка - дань моей  старческой  трусости,  -  грустно  сказал
Фридрих. - Именно тебе  я  и  хотел  поручить  эту  желтую  кнопку.  Мне
шестьдесят пять лет, и я прожил бурную и прекрасную жизнь! По  сей  день
меня не покинуло ни одно желание молодого человека. К несчастью, мне уже
недостает сил для исполнения этих желаний, и это меня безумно огорчает и
старит еще больше!.. Знаешь, когда я почувствовал себя  стариком?  Когда
три года назад особая летная комиссия отобрала у меня  пилотское  свиде-
тельство, посчитав, что я и так на два  года  превысил  свой  возрастной
летный ценз. И я был вынужден продать свой самолет...
   - Ага!.. - подхватил я, лишний раз поражаясь своей догадливости. -  И
этой желтой кнопкой ты теперь  вызываешь  наемный  самолет,  как  такси?
Да?..
   И тут же понял, что "обгадился - по самое некуда!..", как говорил Во-
дила. А ведь Фридрих не рассмеялся надо мной, не заржал, как это  сделал
бы Руджеро Манфреди, не ухмыльнулся, - как Шура, не огорчился моей ошиб-
ке, как огорчились бы Таня Кох или Хельга. Вот что значит  действительно
воспитанный и высокообразованный Человек! Я же видел, каких  трудов  ему
стоило сдержать улыбку, но он этого себе не позволил  ни  на  миллионную
долю секунды!..
   - Нет, Кыся, - спокойно и мягко сказал мне Фридрих. - Наемный самолет
я вызываю обычно по телефону. А эта желтая кнопка  -  для  моментального
вызова "Нотартца".
   Это по-ихнему - "Скорая помощь".
   - А вот эти маленькие дырочки - переговорное  устройство,  -  добавил
Фридрих. - Как только мы нажмем желтую кнопку, нас тут же спросят:  "Что
с вами, герр фон Тифенбах?". Если я буду в состоянии ответить, они прие-
дут минуты через четыре. Если я уже не смогу ответить, они примчатся сю-
да через две минуты. Не больше. К сожалению, последнее время я стал  по-
чему-то больше нервничать... Ночами, когда я остаюсь совсем один, в  го-
лову начинает лезть черт знает что, - какая-то неясная тревога, мне ста-
новится трудно дышать... И в сердце вползает страх смерти!.. Страх, раз-
рушающий разум, логику мышления, трезвость оценок... Я  начинаю  лихора-
дочно вспоминать всех, кто умер, не дожив до моего возраста, тупо  подс-
читываю на сколько лет я пережил того или иного своего приятеля, и  это,
я чувствую, действительно приближает меня к смерти... Вот я и боюсь, что
не успею нажать эту желтую кнопку. Пожалуйста, Кыся, если ты вдруг  уви-
дишь, что мне плохо... Очень плохо, - нажми эту желтую кнопку и  отключи
полицейскую сигнализацию.
   Значит, он тоже в какой-то степени  обладает  Нашим  даром  ПРЕДВИДЕ-
НИЯ!.. А то откуда бы эти ночные нервные  всплески,  ужас  надвигающейся
смерти?.. Он недостаточно отчетливо понимает то, что ПРЕДВИДИТ, но на то
он и Человек, а не Кот. Но зато какой Человек!
   - Не беспокойся, Фридрих, - максимально спокойно сказал я. - Все сде-
лаю вовремя. Тут, как говорят в России - "Муха не пролетит!". А если  ты
почувствуешь себя неважненько (я сознательно употребил  такое  легкомыс-
ленное словечко - для успокоения Фридриха) в гостинной или  в  кабинете,
или в биллиардной, или в келлере?
   - Эта кнопка продублирована во всех комнатах, ваннах  и  туалетах,  -
смущенно улыбнулся Фридрих. - Я тебе потом все покажу. Да, кстати, ты не
голоден? После "Тантриса" - это совершенно нормальное явление.
   - Нет, спасибо, - отвечал я вежливо. - Как раз "Тантрисом" я абсолют-
но сыт.
   И улегся на свою клетчатую постель, зазывно пахнущую польской  секса-
пилочкой Баськой Ковальской. Фридрих присел передо мной на корточки, ос-
торожно погладил меня за рваным ухом и тихо сказал:
   - Ты даже не представляешь себе, Кыся, как я тебе благодарен  за  се-
годняшний вечер... А теперь я пойду приму душ. Не возражаешь?
   - Нет, - муркнул я ему в ответ и с жалостью проследил, с каким трудом
он разогнулся и выпрямил ноги.
   Фридрих ушел в ванную, а я лежал и думал, что сыт не только  "Тантри-
сом", но и всей рухнувшей на меня сегодня информацией - и той, которую я
сам ПОЧУВСТВОВАЛ, и той, которую услышал от Дженни, да, пожалуй, и  той,
которую только что мне грустно поведал Фридрих...
   Как же мне связаться с Рэксом?! Неужели он не догадается внушить сво-
ему Человеку, что меня следовало бы навестить?! Догадался же  он  позво-
нить к Шредерам!.. После той чудовищной ночи  на  автобане,  ей-Богу,  я
вправе рассчитывать хотя бы на небольшое внимание немецкой полиции...
   Теперь, самое главное, - не упустить момент вероятного взрыва! Точнее
- момент попытки убийства Фридриха. Естественно,  что  Фридриху  я  даже
слова про это не вымолвил! Достаточно того, что он сам что-то ОЩУЩАЕТ  и
пребывает в достаточно нервном состоянии. Не хватает мне подливать масла
в огонь...
   Помню, как-то Шура с приятелем притащил домой свежей корюшки  и  литр
водки. Всю ночь пили водку и жарили корюшку. Это такая рыбка у нас в Не-
ве водится... Так вот, когда они начали вторую бутылку пить, Шура -  уже
хорошенький, - плеснул на сковородку подсолнечного масла чуть ли не  це-
лый стакан. Но на сковородку не попал, а попал точненько на соседнюю го-
рящую газовую конфорку.
   Что тут было!.. Огонь до потолка, я на буфете, Шура с приятелем сразу
стали трезвыми - заливают огонь водой, брызги во все стороны, потолок  -
черный, на соседней конфорке на второй сковороде - корюшка горит уже си-
ним пламенем, как угли... Я на буфете под потолком  задыхаюсь  от  дыма,
кашляю, Шура меня вниз стаскивает, окно распахивает, а на улице - холод-
рыга жуткая!..
   - Картинка маслом!.. - как сказал потом умудоханный  Шура  и  добавил
счастливо: - Хорошо, что почти целая бутылка водки еще есть!  Немедленно
наливаем и снимаем к черту этот пожарный стресс!..
   Опять отвлекся... Не идет у меня Шура из головы. Водилу забыть не мо-
гу, Питер...
   Теперь вот, чувствую, с Фридрихом всякие душевные заморочки начнутся.
Как его оставишь в таком состоянии, рядом с этими суками? Мало мне  было
своей российской преступности, я теперь, кажется, и в немецкую  вляпыва-
юсь...
   Ладно, разберемся. Значит, эти гады хотят взорвать Фридриха в то вре-
мя, когда он в Рождественскую ночь станет запускать в небо эти  огненные
штуки...
   Стоп! Стоп! Стоп!!! В какую ночь - в Рождественскую или  Новогоднюю?!
Вот где нельзя завалить ухо! Ведь еще Таня Кох говорила, что между  Рож-
дественской ночью и Новогодней - вроде бы целая неделя... Вот, елки-пал-
ки, где можно пролететь "как фанера над Парижем"!..
   Как бы не вышло, что я буду готовиться к взрыву в Новогоднюю ночь,  а
он раздастся в нашем доме на наделю раньше - в Рождественскую!
   Завтра же выяснить, сколько суток  осталось  до  Новогодней  ночи,  а
сколько до Рождественской! Господи, да у нас в Петербурге ни одному Коту
в голову не придет даже думать - которая из этих ночей раньше, и чем они
вообще отличаются друг от друга!.. А здесь вот - приходится. И не просто
так, из пресловутого Кошачьего любопытства, а ради спасения Человеческой
жизни и самого себя - я же буду рядом с Фридрихом в  момент  взрыва.  Да
хотя бы ради того, чтобы Моника фон Тифенбах-Хартманн не  умерла  бы  от
"разрыва сердца" на могиле своего отца...
   Честно говоря, после всего того, что я  сегодня  услышал  под  столом
"Тантриса" от Дженни, - я совершенно не против взрыва. Только взрыв дол-
жен произойти чуточку раньше, чем Фридрих запустит свою первую ракету  в
ночное праздничное небо. И совсем в другом месте. Ну совершенно не  там,
где рассчитывают это сделать Гельмут Хартманн и Франц Мозер...
   ____________________
   Уже на следующий день произошло маленькое событие, которое  утвердило
меня в правильности моего решения...
   Но сначала об обстановке в доме.
   Во всех многочисленных выходах в сад, внизу дверей и  гаражных  ворот
уже были аккуратно вырезаны небольшие квадратные проходы, сквозь которые
я мог покидать дом и возвращаться в него, когда мне  вздумается.  Сверху
этих проходиков герр Лемке предусмотрительно прикрепил заслонки из плот-
ных листов резины против никчемушных сквозняков. Мне же было  достаточно
слегка надавить головой или лапой на нижний край заслонки и она  любезно
отгибалась, пропуская меня туда, куда нужно.
   Каждый служащий дома фон Тифенбаха имеет свой  автомобиль.  Не  очень
новый, не очень дорогой, но собственный. И когда служащие ездят  на  них
по Фридриховым делам, то Фридрих оплачивает  им  и  бензин,  и  какую-то
"амортизацию". Что это такое - понятия не имею.
   Так вот, фрау Ингрид Розенмайер - кухарка, уже с раннего утра  успела
смотаться в ближайшую лавочку и накупила мне  разных  ихних  немецких  и
английских Кошачьих жратв...
   Можно так сказать - "жратв"? Или нужно  говорить  "жратвы"?..  Ладно,
наплевать... Купила она "Катценменю алле зортен" - то есть, "Кошачье ме-
ню всех сортов" и "Кэтс динер" - "Кошачий завтрак". И  еще  "Мультивита-
минпасте" фирмы "Гимперт".  И  бутылочку  той  же  фирмы  под  названием
"Тринкмильх". Что значит - "Питьевое молоко". Кретины, а какое еще может
быть?.. Кстати, вполне приличное! Это был единственный продукт  из  куп-
ленных, который мне хоть как-то подходил. На все остальное я, к  огорче-
нию фрау Розенмайер, даже смотреть не мог.
   Слава Богу, к завтраку в это время в  столовую  спустился  Фридрих  и
предложил на выбор пару венских  сосисок  или  половину  свежей  форели.
Здесь эта рыбка в большой чести! Я сожрал и то, и  другое,  и  выхлестал
целую бутылку этого "гимпертовского" молока для Котов.
   Фрау Розенмайер увидела, сколько я сожрал только за один завтрак, за-
паниковала и заперлась в  кухне  с  карандашом,  бумагой  и  электронным
калькулятором. У Шуры Плоткина - точно такой же...
   А через час сложнейших расчетов она представила Фридриху новую  повы-
шенную смету на питание, которую Фридрих не глядя утвердил.
   Герр Лемке поинтересовался у меня - хороши ли размеры проходов в  дом
и из дома, и я в благодарность теранулся своим рваным ухом о брючину его
комбинезона.
   Баська, стерва, совершенно бесцеремонно опрокинула меня  на  ковер  в
гостиной, где орудовала огромным пылесосом, и стала гладить меня по  жи-
воту, все больше и больше опуская свою блудливую  ручищу  в  промежность
моих задних лап, прямо ТУДА!.. Да еще при этом, нахалюга, пришептывала:
   - Ах, мне бы такого хлопака!.. Ну, и яйки!.. Как у хорошего мужика...
Зобачь, маш бабо пляцек!..
   Я от нее еле вырвался. Лапы дрожат, хвост - трубой, ТАМ  все  звенит!
Поставь пять Кошек в ряд - ни одной мало не будет!!!
   А что такое "маш бабо пляцек" я только потом сообразил. Это вроде на-
шего - "Вот тебе бабушка и Юрьев день!".
   Уже в саду, когда мы с Фридрихом  выходили  пройтись  по  Грюнвальду,
встретили мы и Франца Мозера. Они перебросились с Фридрихом  двумя-тремя
ничего не значащими словами, и Мозер решил меня погладить. Но я непроиз-
вольно прижал уши к затылку, слегка приподнял шерсть на загривке и  сов-
сем немножко показал ему свои клыки.
   Мозер в испуге отдернул руку. И в то же мгновение я ПОЧУВСТВОВАЛ, что
он ПОЧУВСТВОВАЛ во мне ВРАГА!
   Я отчетливо понимаю всю полуграмотность и нелепость  построения  пос-
ледней фразы. Наплевать! Стиль мне потом Шура выправит, когда я доберусь
до Петербурга. А пока - пусть будет так. Так хоть и неграмотно, но  мак-
симально точно.
   Перед выходом из дома, в прихожей величиной с гостиную  Шредеров,  из
высокой ажурно-литой круглой бронзовой корзины, в которой торчали  зонты
и трости, Фридрих вытащил одну трость с желтой костяной ручкой, и сказал
мне:
   - Я хочу показать тебе наш Грюнвальдский лес. К несчастью, он излишне
цивилизован - водопровод, дорожки, туалеты, указатели, но все же  это  -
лес. И превосходный! У меня там уйма знакомых деревьев, которые состари-
лись вместе со мной...
   И тогда я подумал, что Человек, способный искренне сказать такую фра-
зу, достоин счастливой и нескончаемой жизни! И мой  долг  Кота-граждани-
на...
   Не хочу впадать в излишнюю патетику, но Я не буду Я, если я этим тва-
рям - Хартманну, Мозеру, и тому, ТРЕТЬЕМУ, не заделаю  такую  козу,  как
выражался Водила, что чертям тошно станет.
   Когда мы вышли за калитку, Фридрих меня сразу же предупредил:
   - Кыся, не откажи в любезности, пожалуйста, иди  рядом  со  мной.  Не
убегай далеко. Здесь очень многие выгуливают своих собак и ...
   - Не боись, Фридрих! - прервал его я в нашей с Шурой российской мане-
ре. - Всех ваших Собак я видел в гробу и в белых тапочках.
   - Как?! - не понял Фридрих. - В каких тапочках? Повтори,  пожалуйста,
еще раз.
   - Ну, это только так говорится, - поспешил я его заверить. - Дескать,
пусть только сунутся!..
   - Прелестно, - сказал Фридрих. - Я ценю твою  храбрость,  но  все  же
попрошу тебя держаться рядом со мной.
   Причем это было сказано тоном, противоречить которому просто не имело
смысла.
   И я пошел рядом с Фридрихом, поражаясь такому  отточенному  сочетанию
интеллигентной вежливости с непреклонной волей  Человека,  привыкшего  к
неукоснительному исполнению своих распоряжений.
   Разные мелкие приключения начались сразу же, как только  мы  направи-
лись к лесу.
   Откуда ни возьмись перед нами вдруг возникла очень  пожилая  и  очень
высокая дама с аккуратно уложенными букольками седых  волос.  Дама  была
завернута в красное клетчатое одеяло - точно такое же, как и то, на  ко-
тором я спал сегодняшней ночью. В одной руке дама держала длиннющую  ко-
ричневую сигарету, вставленную в полуметровый мундштук, а в другой  руке
- туго натянутый поводок, уходящий куда-то в траву.
   Поначалу я подумал, что там в траве пасется или писает  Собачка  этой
дамы. А еще лучше бы - Кошка... Повел носом, принюхался - ни  хрена  по-
добного! Ни Собакой, ни Кошкой и не пахло. А  пахло  каким-то  неведомым
мне зверем. Причем запах был с явным оттенком опасности...
   Дама вежливо поздоровалась с Фридрихом, тот поклонился ей,  и  в  это
время на звук голоса дамы из травы вынырнуло НЕЧТО!.. Что-то коричневое,
узкое, длинное, очень хвостатое, стелящееся по самой земле, и  с  такими
злобными зубками в маленькой мордочке, что у меня мороз пошел по  спине!
Мало того, ОНО лишь увидело нас, как тут же бесстрашно рванулось ко мне,
сверкая клыками и яростными глазками!
   Не скрою, от неожиданности я шарахнулся метра на полтора вверх и  ми-
нимум метра на два в сторону! Но дама привычно оттащила от нас свою зве-
рюгу, извинилась и пошла. А эта узкая Меховая Гадина все оглядывалась на
меня, словно сожалела, что ей не дали мною перекусить...
   - Что это?.. Кто это?.. - в растерянности спросил я у Фридриха.
   - Это баронесса Штраль со своей ручной норкой, - ответил  Фридрих.  -
Не обращай внимания. Ей уже за восемьдесят, она вегетерианка и  один  из
самых активных членов партии "Зеленых". Сейчас это очень модно, вот  она
и завела себе живую норку... Ты испугался?
   - Очень уж неожиданно, - промямлил я. - Такого я еще никогда  не  ви-
дел...
   Я хотел было еще что-то сказать Фридриху, но в этот момент неподалеку
от нас остановился "Фольксваген-Пассат", и из-за  руля  вылез  немолодой
человек со странно знакомым лицом. Он неторопливо  обошел  свою  машину,
открыл пассажирскую дверь, и оттуда с громким  лаем  выскочила  огромная
овчарка и помчалась мне навстречу!..
   Тут-то и произошло то событие, с которого я начал свой рассказ о сле-
дующем дне после посещения "Тантриса".
   Вот когда я, наконец, понял подлинный смысл слова "Аристократ".
   Не "аристократ" - владелец роскошных домов в Мюнхене, Италии и  Швей-
царии...
   Не "аристократ" - родовой наследник разных там озерных замков и  мно-
гомиллионного состояния, которое позволяет ему мотаться по всем  аукцио-
нам мира - по каким-то там "Сотби" или "Кристи", как  говорил  профессор
фон Дейн, и, не считая бабок, покупать все, что ему там приглянется...
   Нет, это был истинный АРИСТОКРАТ ДУХА - боец и заступник, не ведающий
ни преград, ни страха! Как Шура Плоткин... Как Водила!
   Но мне Фридрих фон Тифенбах показался еще более  героичным  -  потому
что в отличие от Шуры и Водилы, он был маленьким, щуплым, нездоровым,  и
за его худенькими плечами было шестьдесят пять  лет  навыхлест  прожитой
жизни!..
   Когда Фридрих увидел, как на меня мчится огромная овчарка, он, ни  на
секунду не задумавшись, заслонил меня своим телом,  поднял  над  головой
трость и бросился вперед - на овчарку, превосходящую его и в росте, и  в
весе по меньшей мере в два раза.
   - Прочь!!! - грозно закричал Фридрих и замахнулся тростью на огромную
овчарку.
   Но эта овчарка была, видать, так тренирована, что совершенно не обра-
тила ни малейшего внимания на замечательного и решительного Фридриха фон
Тифенбаха, грудью вставшего на мою защиту.
   В гигантском прыжке она просто взвилась в воздух и сходу перепрыгнула
через моего Фридриха с его задранной вверх тростью!
   Это было такое кино!.. Такое кино!.. Обалдеть!!!
   По воздуху летит громадная овчарка...
   ...маленький Фридрих, как кур