ы  уверены  в
своей технике... Обрушим всю смертоносную силу  бомбовых  ударов  на  голову
проклятых фашистов, будем бомбить только в цель, на "отлично".
   Клянемся, что не посрамим нашу землю русскую и боевые Красные  знамена.
Очистим священную советскую землю от гитлеровских бандитов!.."
   Клятву свою авиаторы сдержали. 241-я бомбардировочная  дивизия,  как  и
другие соединения корпуса, воевала с беззаветной храбростью. И  в  том,  что
наземные войска так стремительно гнали врага с родной земли, немалая заслуга
принадлежит авиации.
   Вот выдержка из оперативной сводки за 16 июля 1943 года: "Части 3 бак в
течение дня, действуя группами  по  18-26  самолетов  Пе-2,  под  прикрытием
истребителей  6  иак  одновременными   массированными   ударами   уничтожали
скопления танков, автомашин и живую силу противника в районах Александровка,
Глазунове, Хитрово, Согласный, Широкое Болото, 1-е Поныри (северный),  \268\
на поле между пунктами и в самих пунктах  Сеньково,  Озерки,  Верх.  Тагино,
Архангельское, Новый Хутор.
   Всего летало 115  самолетов  Пе-2.  Произведено  328  самолето-вылетов.
Общий боевой налет 449 часов 05 минут".
   Далее  указывались  расход  боеприпасов  и  результаты   бомбардировок,
подтвержденные аэрофотосъемкой. Было уничтожено и повреждено: 55 танков, 229
автомашин, 11 зенитных орудий и 3 полевых, 12 пулеметных и минометных точек.
Взорвано семь складов с горючим и боеприпасами.
   Всего за июль 3-й бомбардировочный  авиационный  корпус  произвел  1896
самолето-вылетов. Его боевой налет составил  3050  часов  40  минут,  расход
горючего - 1140571 килограмм. За это время было уничтожено  96  танков,  492
автомашины, 14 полевых и 8 зенитных орудий, 17 пулеметных точек, 5 складов с
горючим и 6  с  боеприпасами,  3  дзота  и  немало  живой  силы  противника.
Бомбардировщики сбили 4 вражеских истребителя.
   Наши потери составили 86  человек  летного  состава.  Поистине  дорогой
ценой досталась нам победа.
   Особенно напряженно нашему  летному  и  техническому  составу  пришлось
поработать 15, 16 и 19 июля, то есть  в  первые  дни  наступления  советских
войск.  В  воздух  поднимались  все  самолеты  авиакорпуса   для   нанесения
массированных ударов.  Это  была  чрезвычайно  трудная  задача,  требовавшая
высокой организованности и идеальных расчетов. Но наши товарищи во  главе  с
начальником штаба полковником Власовым справились с нею блестяще.
   Истребительная авиация противника  оказывала  нам  относительно  слабое
противодействие. Хозяевами неба стали наши "ястребки". Они не только надежно
обеспечивали сопровождение бомбардировщиков, но и  непрерывно  барражировали
над районом боевых действий, очищая небо от вражеских самолетов.
   В первый период войны, когда наш корпус находился на  Брянском  фронте,
между бомбардировщиками и истребителями  порой  не  было  согласованности  в
действиях: ввязавшись в бой, "ястребки" оставляли  своих  подопечных,  и  те
оказывались в довольно тяжелом положении.
   Мы  с  начальником   оперативно-разведывательного   отделения   корпуса
подполковником  В.  В.  Голутвиным  специально   ездили   в   истребительную
авиадивизию \269\ договариваться о более тесном взаимодействии. Затем оттуда
группа командиров и летчиков  приезжала  к  нам.  В  деловой  обстановке  мы
выслушали претензии друг к другу, выработали несколько вариантов  совместных
действий.
   После  этого  недоразумений  уже  не  случалось.  Сразу  после   взлета
бомбардировщики сообщали  истребителям  свой  курс,  и  те  встречали  их  в
заданном районе. В воздухе они также действовали согласованно.  Только  один
раз это взаимопонимание было нарушено. 17 июля девятка  наших  пикировщиков,
возглавляемая капитаном Лабиным, встретилась  в  районе  цели  с  восьмеркой
"фокке-вульфов". Четыре наших истребителя, прикрывавшие группу,  вступили  с
ними в бой.
   Когда "пешки", сбросив бомбы, развернулись на  обратный  курс,  на  них
напала  другая  восьмерка  "фоккеров".  Бомбардировщики  дружно  отбивались.
Штурману младшему лейтенанту Тимофееву  и  стрелку-радисту  Чуркину  удалось
сбить одного фашиста. Самолет загорелся ч упал около деревни Озерки.
   Но противник не унимался. А боеприпасы у наших "петляковых" подходили к
концу. Их огонь становился все слабее, а потом прекратился совсем. Создалось
критическое положение.
   Преследуемые противником,  бомбардировщики  пролетели  над  несколькими
аэродромами, где  базировалась  наша  истребительная  авиация,  но  ни  один
самолет  не  поднялся  им  на  выручку.  Фашистам  удалось  поджечь   машины
лейтенанта Бучавого и младшего лейтенанта Фадеева.
   Старший лейтенант Дельцов,  "пешка"  которого  тоже  была  основательно
покалечена, после посадки начал ругать истребителей:
   - Видели же, как клюет нас немчура, а даже не попытались нам помочь.
   Меня тоже возмутил этот  случай,  и  я  сразу  же  позвонил  начальнику
политотдела 16-й воздушной армии Вихрову. Тот обещал немедленно доложить обо
всем командующему.
   Вечером Вихров сообщил мне по телефону:
   - Руденко  предупредил  командира  истребительного  авиакорпуса,  чтобы
таких  вещей  больше   не   повторялось.   И   верно:   промах,   допущенный
истребителями, оказался \270\ последним. Чувствуя свою вину,  они  с  особым
усердием стали оберегать наши экипажи.
   Самолет Пе-2, на котором летали наши авиаторы,  обладал  замечательными
летно-тактическими данными,  был  на  редкость  выносливым.  Иван  Семенович
Полбин маневрировал на нем, как на истребителе. Летчики  авиачасти,  которой
командовал подполковник Афанасий Викторович Храмченков,  увеличили  бомбовую
нагрузку "пешки" почти на полтонны. И все  равно  она  сохраняла  прекрасную
маневренность.
   Бомбардировщик отличался  и  удивительной  живучестью.  При  выполнении
боевого задания экипаж младшего  лейтенанта  Гусарина  попал  под  ураганный
огонь вражеских зениток. Машина получила серьезные повреждения:  был  пробит
лонжерон, сорвана обшивка стабилизатора. отрублена половина руля глубины.  И
все-таки летчик сумел дотянуть до  своего  аэродрома.  Правда,  Гусарин  был
виртуозом в технике пилотирования.
   Таких примеров можно привести сотни. Детище  талантливого  конструктора
Петлякова прекрасно выдерживало суровые  испытания  войны.  Не  зря  летчики
любили эту машину.
   В июле 1943  года  наш  авиакорпус  всеми  своими  силами  нанес  шесть
массированных ударов по врагу. Такие крупные налеты  были  сделаны  впервые.
Успех  их  свидетельствовал  о  возросшем   организаторском   мастерстве   и
тактической зрелости командиров, о высокой  выучке  летного  и  технического
состава.  Нельзя  сбрасывать  со  счета  и  политическую   работу,   которая
проводилась в частях непрерывно. Политработники и партийные активисты  много
сделали для того, чтобы поднять активность людей,  мобилизовать  их  волю  и
мастерство, вдохновить на подвиги.
   Особенно запомнился мне мощный бомбовый удар,  нанесенный  10  июля  по
танкам противника, прорвавшимся в районах Саворовки, Подсаворовки, Кашары (в
шестнадцати километрах западнее  Понырей).  В  конце  дня  командующий  16-й
воздушной  армией  передал,  что  наземные  части  выражают  нам   сердечную
благодарность за оказанную помощь.
   В связи с этим мы провели митинги во всех полках.
   После нашего массированного  удара  с  воздуха  наступление  противника
захлебнулось. Он потерял двадцать \271\ танков, пятьдесят автомашин и немало
другой техники, сотни убитых и раненых.
   Однажды мне позвонил по телефону начальник политотдела  241-й  дивизии.
Спросил:
   - Вы Маликова помните?
   - Илью Антоновича? Как же, хорошо  помню.  Это  тот,  что  в  бою  ногу
потерял?
   - Он самый, - подтвердил начальник политотдела.
   - Что он, письмо прислал?
   - Нет, сам приехал.
   - Молодец, если решил проведать боевых друзей.
   - Да он совсем, служить приехал.
   - Что же он без ноги будет делать?
   - Летать собирается...
   Вначале мне показалось, что  начальник  политотдела  шутит:  как  может
безногий человек управлять тяжелым бомбардировщиком? Но тот  говорил  вполне
серьезно:
   - Андрюшин и Воронков поддерживают его.
   - А ты с ними разговаривал?
   - Ну как же?! Они хотят Маликова сначала на По-2 потренировать, а потом
пересадить на "пешку"...
   Случай был столь  необычным,  что  я  тут  же  решил  посоветоваться  с
командиром корпуса. Выслушав меня, генерал А. 3. Каравацкий хлопнул  ладонью
по столу и воскликнул:
   - Молодчина! Вернулся-таки... - Он встал, прошелся по кабинету и тем же
восторженным  тоном  продолжал:  -  Какая  сила  воли  у   человека!   Какой
патриотизм! На протезе  на  фронт  пришел.  -  И,  рубанув  ладонью  воздух,
заключил: - Пусть летает!
   Заглянув через несколько дней в полк Воронкова, я  встретился  с  Ильей
Маликовым. За долгие  месяцы  пребывания  в  тыловом  госпитале  он  заметно
похудел, даже побледнел. Но глаза его по-прежнему светились боевым азартом.
   - Как же ты нашел нас? - поинтересовался я.
   - В Москве узнал, где вы находитесь, - ответил он.
   - Кто тебя сюда направил?
   - О, - хитро подмигнул Маликов, - сам командующий ВВС. После  госпиталя
меня послали на комиссию. Разгуливаю перед врачами и доказываю,  что  протез
освоил \272\ не хуже, чем "пешку". А они снисходительно улыбаются  и  ничего
определенного не  говорят.  Только  под  вечер  объявили  свой  приговор:  к
строевой службе не годен. Пошел снова к председателю  комиссии.  Но  никакие
уговоры  на  него  не  действовали.  Тогда  я  махнул  в  Москву,  к  самому
командующему ВВС. И результат,  как  говорится,  налицо,  -  заключил  он  с
улыбкой.
   - А может, мы тебе другую должность подберем, - предложил я.
   - Что вы, что вы, - замахал руками Маликов. - Не за тем  я  сюда  ехал,
чтобы на земле отсиживаться.
   Но меня все же не покидало сомнение: сумеет ли  парень  с  одной  ногой
управлять такой строгой машиной?
   Когда я высказал эту мысль командиру полка, тот с усмешкой ответил:
   - А чего в жизни не бывает? Попробуем.
   Вначале Маликову доверили старенький  По-2.  Он  доставлял  на  нем  из
дивизии и корпуса почту и различные мелкие грузы. Но эта однообразная работа
скоро наскучила бывалому летчику.  Он  рвался  в  бой.  И  наконец  Воронков
разрешил ему сесть в кабину "пешки". Он сам проверял его в воздухе.  Маликов
действовал хорошо, уверенно, и  командир  допустил  его  до  самостоятельных
полетов. И он не ошибся в своем питомце. Илья  Маликов  совершил  свыше  ста
боевых вылетов. Он закончил войну в Берлине, став Героем  Советского  Союза.
На его примере мы воспитывали авиационную молодежь, учили ее  так  же  верно
любить Родину, так же мужественно выполнять свой воинский долг.
   В начале Курской битвы с задания не вернулся экипаж младшего лейтенанта
Семенова. Шло время, но никаких вестей  о  нем  не  поступало.  Командование
128-го Калининского бомбардировочного полка решило, что он  или  погиб,  или
попал в плен. Родителям воинов были посланы письма со скорбной вестью.
   И вдруг 14 июля Семенов объявился. Щупленький вихрастый паренек похудел
до неузнаваемости  за  время  скитаний  по  вражеским  тылам.  Только  глаза
искрились радостью.
   На следующий день я пригласил Семенова  к  себе.  Вначале  он  держался
скованно, видимо, чувствовал себя \243\ виноватым. Но, убедившись, что никто
не собирается упрекать его за случившееся, осмелел и подробно рассказал, как
все было.
   ...Группа наших бомбардировщиков шла на выполнение задания.  Когда  она
появилась над танковой колонной противника, по ней  открыли  огонь  зенитки.
Прямым попаданием снаряда самолет  ведущего  был  сильно  поврежден.  Однако
капитан Шишлянников не покинул строя и продолжал руководить группой.
   На  обратном  пути  бомбардировщиков  атаковали  пятнадцать   вражеских
истребителей. И опять под удар попал  Шишлянников.  Его  самолет  загорелся,
пошел к земле.
   Летевший справа Семенов не видел,  удалось  ли  экипажу  выброситься  с
парашютом. В этот момент  и  его  машину  подожгли.  Крутым  скольжением  он
попытался сбить пламя, но не сумел. Вскоре огонь проник в кабину.  Управлять
самолетом стало невозможно, и летчик подал команду:
   - Оставить самолет!
   Штурману младшему  Лейтенанту  Ряхову  осколок  пробил  грудь.  Но  он,
обливаясь кровью, продолжал отстреливаться от наседавших  фашистов.  Семенов
видел, как мучается товарищ, но помочь ему ничем не мог.
   - Прыгай! - повелительно крикнул он Ряхову. Тот молча, как бы прощаясь,
посмотрел на командира, собрал остаток сил и прыгнул за борт.
   -  Рыбалко!  -  окликнул  Семенов  стрелка-радиста   по   переговорному
устройству. Не получив ответа, решил, что тот уже выпрыгнул. Потом посмотрел
вниз и увидел в воздухе два раскрывшихся парашюта. Теперь надо было  прыгать
самому.
   Приземлился Семенов недалеко от упавшего самолета на неубранном  ржаном
поле. Навстречу ему катилась  огненная  волна  -  горела  рожь.  Нужно  было
спешить, но летчик при падении подвернул ногу и быстро идти не мог. Шел он в
полный рост, уверенный, что находится на своей территории. Вдруг ветер донес
немецкую речь. Семенов инстинктивно наклонился и на  четвереньках  пополз  в
сторону.
   Выбравшись на поросший кустарником пригорок, летчик видел, как  фашисты
скрутили стрелку-радисту руки и втолкнули в автомашину. А  штурман  был  уже
мертв. Они обшарили его карманы и уехали. \274\
   Солнце клонилось к западу. По тропинке, проложенной через ржаное  поле,
неторопливо шел старик с косой на плече. Семенов  выпрямился.  Заметив,  что
крестьянин от неожиданности растерялся, прошептал потрескавшимися губами:
   - Не бойся, дедушка, я свой.
   - Это не с того ли? -  кивнул  головой  старик  в  сторону  догорающего
бомбардировщика.
   - С того самого. Сам-то ты местный?
   - Из Маховцев мы. Вон деревушка наша виднеется, - протянул  он  руку  в
направлении нескольких избушек с соломенной крышей.
   - Немцы у вас есть?
   - Нет, бог смилостивился.
   Вечером дед принес Семенову лопату, кринку молока и небольшой узел.
   - Насчет лопаты хорошо догадался, - сказал летчик. - Как только  начнет
темнеть, похороню своего штурмана. Убили его, хороший был парень...
   - А вот тут, сынок, - протянул узел старик, - хлеб с солью да одежонка.
Не обессудь, что маленько рваная. Другой нет. - И, помолчав, добавил:  -  Ну
пойду. Если понадобится, заходи - третья хата справа.
   Первая попытка  перейти  линию  фронта  Семенову  не  удалась.  Фашисты
обстреляли его. Пуля пробила мякоть ноги ниже колена. Пришлось  вернуться  и
зайти в деревню.
   У старика за иконой сохранился пузырек с йодом. Жена его быстро нагрела
воды и достала чистое полотенце.
   Когда летчик обрабатывал и перевязывал рану, на востоке громыхнуло.
   - Никак, гроза собирается, - высказал предположение старик.
   - Нет, дед. Это наши наступают.
   - Помоги им бог германца выгнать, - перекрестился старик.
   Канонада становилась все сильнее. Вал войны с востока катился на запад.
А через три  дня  в  деревню  вошли  наши.  Семенов  представился  командиру
стрелкового подразделения.
   - Может, с нами останетесь? - спросил тот,
   - Нет, хочу найти свою часть. \275\
   - Что ж, не неволю. Через час пойдет в Кромы машина. Поезжайте.
   От Кром до авиаполка было рукой подать. Вечером Семенов уже сидел среди
друзей и взволнованно рассказывал о своих приключениях.
   Из того полета, в котором участвовал  Семенов,  не  вернулся  и  экипаж
младшего лейтенанта Сунского. Из горящего самолета удалось  выпрыгнуть  лишь
стрелку-радисту Владимиру Стукачу.
   Приземление  оказалось  неудачным.  От  сильного  удара  стрелок-радист
потерял сознание. Очнулся он в  автомашине.  Рядом  сидел  немецкий  офицер,
впереди за баранкой - солдат. Вдруг над головой пронесся гул моторов,  затем
послышался завывающий свист бомбы. Впереди машины взметнулся сноп  дыма,  по
ветровому стеклу хлестнули комья  земли.  Заметив  растерянность  конвоиров,
Стукач выхватил торчавший за сиденьем  шофера  тесак  и  с  размаху  рубанул
опешившего  офицера  по  шее.  Обернувшийся  на  крик  шофер  тоже   получил
сильнейший удар по голове и  замертво  свалился  на  сиденье.  Неуправляемая
машина соскользнула в кювет и перевернулась набок.
   К дороге подступало конопляное  поле.  Стукач  выпрыгнул  из  машины  и
бросился туда. Немецкий кинжал  он  на  всякий  случай  прихватил  с  собой.
Другого оружия у него не было.
   За конопляным полем начинался лес.  Здесь  стрелок-радист  почувствовал
себя в безопасности. Не разбирая дороги, он шел на восток. Но вот лес  начал
редеть, а затем перед взором Стукача открылась степь. На горизонте виднелась
деревушка. Есть там немцы или нет?
   Справа на дороге показались мужчина и женщина.  Стукач  подождал,  пока
они подойдут, положил на землю свое оружие, чтобы не напугать людей, и пошел
им па-встречу. Незнакомцы  не  удивились  появлению  советского  воина.  Они
знали, что недалеко идут жестокие бои.
   - Мы учителя. Идем из Павловского, - отрекомендовался мужчина. -  Зовут
меня Николай Степанович. Фамилия Орехов.
   - А я со сбитого самолета, - сказал Стукач. -  В  живых  остался  один.
Подскажите, как лучше пройти к линии фронта?
   - Дорогой товарищ, - ответил Орехов.  -  Кругом  \276\  степь.  Где  ты
схоронишься? Идем с нами. Найдем укромное  местечко.  Подождешь  до  прихода
Красной Армии.
   Супруги Ореховы скрывали стрелка-радиста с 5 до 13 августа  1943  года.
Когда в деревню вошли наши войска, Стукач распрощался с  друзьями,  сердечно
поблагодарив их за помощь и заботу.
   Он вернулся в свою часть. Но летать  ему  пришлось  недолго.  Во  время
налета на сильно  защищенный  вражеский  объект  Стукач  был  убит  осколком
зенитного снаряда.
   Не знаю случая, чтобы кто-либо из авиаторов, оказавшись по воле  судьбы
на территории, занятой противником, изменил Родине  и  стал  служить  врагу.
Люди шли на все,  чтобы  вернуться  в  свою  часть  и  продолжать  борьбу  с
гитлеровскими захватчиками.
   Многих товарищей в  начале  войны  мы  считали  пропавшими  без  вести:
заместителя командира эскадрильи  старшего  лейтенанта  Калугина,  командира
звена младшего лейтенанта  Бардынова,  штурмана  звена  младшего  лейтенанта
Пиядина,  штурмана  экипажа  младшего  лейтенанта  Фомина,   стрелка-радиста
старшего сержанта Фролова. Однако в конце 1943 года все они вернулись в свои
части и до победы сражались с врагом.
   Обратный путь у некоторых  авиаторов  был  очень  нелегким.  Вот  какая
судьба постигла, например, летчика младшего лейтенанта Агафонова.  Вражеский
зенитный снаряд угодил в левый  мотор  его  самолета.  Винт  остановился.  С
трудом развернув машину, летчик попытался довести ее до своей территории.  В
этот  момент  на  него  набросились  два  вражеских  истребителя.   Кормовая
установка молчала.
   - Мальцев, что с тобой? - окликнул Агафонов стрелка-радиста.
   Но тот не отвечал. Он был убит. Отражая атаки фашистов, штурман младший
лейтенант Обидин  сбил  одного  из  них.  Но  второй  истребитель  продолжал
наседать.  Умолк  пулемет  и  сраженного  пулей  штурмана.  А  через  минуту
бомбардировщик загорелся. Пламя подбиралось к центральному бензобаку.  Потом
отказало  управление  рулями  высоты.  Самолет  потянуло  к  земле.   Летчик
попытался сбросить фонарь, но его заклинило.  Что  делать?  Самолет  вот-вот
взорвется. Огромным усилием Агафонов \277\ выровнял машину у самой земли,  и
она плюхнулась на "живот". Летчик выбил головой  фонарь,  перевалился  через
борт кабины и отбежал в сторону. И тут сознание  покинуло  его.  Он  уже  не
слышал, как взорвался самолет.
   Очнулся Агафонов от боли во всем теле. Он  лежал  связанный  в  тряской
коляске мотоцикла.
   - В местечке Семеновка, - рассказывал потом летчик, -  меня  бросили  в
сарай, где  находились  другие  пленные,  а  14  сентября  нас  перегнали  в
гомельский лагерь. Однажды ночью я вперв