Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
этот подъезд, поднимешься на пятый этаж и загонишь шплинт в
замочную скважину. А утром с чемоданчиком -- вроде слесаря жэковского звони
в дверь -- пришел краны проверять. Станут они отпирать, а замок-то совсем
плохо работает со шплинтом, внутрь загнанным. Для них-то, очкариков, все
слесаря едины, очи тебя, как пить дать, попросят замок посмотреть. Вот когда
шплинт выймешь, попроси ключи -- замок проверить -- и на мастику отожми их
все. А я пока что владельца квартиры по телефону отвлекать буду, чтобы не
мешал он тебе. Закончишь работу, дадут тебе там обязательно рублишко-другой
на чай. Ты поблагодари и предложи при любой нужде вызывать тебя прямо по
телефону. И номер дай. Удивился я тогда сильно -- какой это телефон еще? А
Крест говорит -- не твоего это ума дело, ты, смотри, не вздумай
самодеятельность только разводить -- запомни номер и скажи. И добавил еще:
знай, пока ты будешь слушать и железно выполнять мои указания, все будет
нормально. Только от себя ничего не придумывай -- это самое главное.
-- А какой номер? -- спросил я.
-- 157-74-62, -- сказал Мельник и горестно покрутил головой.-- Я теперь
этот телефон на всю жизнь запомню. Эх, глупость сделал, жадность сгубила...
-- Это когда согласился? -- спросил комиссар.
-- Нет, когда Креста не послушал. Всю жизнь я себя умней других считал,
вот и перехитрил, самого себя за спину укусил.
-- А если бы Креста послушал, думаешь, не нашли бы мы тебя?-- сказал я.
Мельник посмотрел на меня исподлобья, усмехнулся:
-- Может, и нашли бы. Только навару вам с меня, как с козла молока.
Потолковали бы и отпустили. Говорить было бы не о чем.
-- Может быть, -- сказал я. -- Никто этого не знает. Ну, давай дальше.
-- А что было дальше, у скрипача у этого, вы и сами знаете. Сделал я
ключи, а рядом со мной как будто бес за верстаком стоит и под руку толкает
все время -- сделай для себя ключик, сделай, чего тебе стоит! Раз они так в
эту квартиру рвутся, значит, имеют к ней ключи цену. И сделал я еще комплект
-- ей-богу, в тот момент я еще и не знал, зачем они мне. Приехал Крест к
вечеру, я ему ключи отдаю, а он все ухмыляется. Где же ты, говорит,
слыхивал, Степан Андреевич, чтобы по такой цене ключи заказывали? Надо,
чтобы ты с Хозяином пошел туда, сам ему дверь отворил. Так ключи же я вам
даю! А вдруг не будет замок открываться, спрашивает Крест, тебе на месте
ключ подогнать -- полминуты, а Хозяин не может с этим возиться. Ему надо
только на мгновенье туда зайти, на бумаги взглянуть и уходить сразу. А ты
даже в квартиру не заходи -- отопри и жди, пока он выйдет. И сделать это
надо с одного раза -- ходить туда сто раз негоже. Хозяин все рассчитает,
когда прийти туда можно, чтобы все, как в банке, аккуратно выходило.
-- А Хозяин не изъявлял пожеланий познакомиться с вами? -- задал вопрос
я.
-- Крест мне сказал, что я увижу Хозяина один раз в жизни, когда
квартиру открывать буду. И не только, упаси бог, ему вопросы задавать, но
просто разговаривать чтобы не смел. Если что-нибудь Хозяину понадобится, он
у меня сам спросит.
Комиссар усмехнулся:
-- Видишь, Тихонов, какой у нас корифей под окнами бродит, а мы с тобой
спим спокойно и не чешемся. Мельник сказал:
-- Он не уголовный -- я это точно знаю. Навидался, слава богу. Он из
фраеров. Но власть, видать, агромадную имеет, коли перед ним Крест такой
шестеркой бегает. Но это, конечно, я опосля разглядел. А 15-го числа в
субботу утром встретились мы с Крестом в городе, и сказал он мне, что
вечером пойдем на эту квартиру. И дает записочку мне -- чтобы отправил я
телеграмму по адресу. Я спрашиваю -- а на кой телеграмму? Он смеется --
облысел ты от годов, Мельник, а ума не нажил. Если придем вечером, а
телеграмма внизу в ящике лежит -- значит, пуста квартира, иди себе спокойно.
Ну, распрощевались мы до ночи, и поехал я к себе, навел порядок, волновался
я, конечно, ведь впервой шел на такое дело. Поужинали мы со старухой, и
поехал я в двенадцатом часу в Москву. На Маяковской площади встретил меня
Крест, сам веселый, злой... "Автомобиль для тебя личный подготовил", --
говорит. И показывает мне "козла" -- вездеходик газов-ский. А тут подъезжает
такси, выходит человек, и Крест мне говорит-- Хозяин прибыли собственной
персоной. Подбежал к нему Крест, извивается, кал пиявка на шее, что-то
шепчет на ухо. А тот молчит, стоит, как камень. Потом, не оглядываясь, пошел
в подворотню, а Крест мне показывает -- давай за ним. В подъезде Хозяин
открывает дверь лифта, подумал чуть и говорит мне: "Поднимайтесь и
открывайте дверь. Я пойду пешком". Ну, короче, когда он поднялся, я уже все
замки отпер. Вошел он в темную квартиру и, слышу, из передней велит:
"Спускайтесь вниз по лестнице, ждите внизу, на улице". Я и пошел с радостью
от греха подальше. Минута прошла -- никак не боле -- смотрю, и он выходит из
подъезда, и в руках у него ничего нет. Дошли мы до машины, Крест навстречу:
как? -- спрашивает у Хозяина. Тот кивнул только -- порядок. Крест
протягивает мне деньги и говорит -- чеши отсюда, завтра к тебе приеду.
Влезли они оба в "козла" и уехали в сторону Самотеки.
-- А ты? -- спросил комиссар.
-- А я пошел в сторону улицы Горького, и стала разбирать меня досада.
Стоит фатера отпертая, в парадном ни души, вещей там всяких и денег небось
навалом. А самое главное -- забрало меня за живое сомнение: если они мне
такую деньгу только за погляд отвалили, то здесь чего-то не просто так. И
телефон, который я оставил в этой квартире, покоя не давал -- опасался я,
что это мне Крест какую-то пакость учудил, только я не понимаю, какую. Ни
один вор никаких телефонов оставлять фраерам не станет. И ключи в кармане
звякают, как по сердцу ударяют. Тогда я вернулся...
-- Ну-у, орел! -- ахнул я.
-- Да, -- твердо повторил Мельник. -- Понял, что обжали они меня, жулье
проклятое. Как зашел в кабинет, так и увидел, что шкаф разворочен, и
вспомнил, что Крест у меня брал "фомку". Драгоценностей, наверное, камушков
разных набрали и денег да сбежали. Ну ладно, я и сам с усам. Взял чемоданы
здесь же, набил их, чем под руку попадя -- а там все доброе, бери любое, не
прогадаешь. Вырвал листки из книги телефонной, сжег, а пепел на полу
растоптал. И ушел. Вот и вся история, чего знал -- рассказал. А теперя
можете судить...
Комиссар закурил сигарету, щелкнул несколько раз зажигалкой, задумчиво
глядя на рвущуюся из форсунки струю голубого пламени, невесело хмыкнул:
-- Н-да, историйка интересная. Что ж, Тихонов, спрашивай -- тебе и
карты в руки...
-- Как выглядел Хозяин? -- спросил я. Мельник свел морщины на лбу:
-- Как? Обычный он человек, ничем его и не приметишь особенно. Чуть
пониже тебя ростом, не толстый. Кепка на глаза надвинута и воротник поднят.
Очки большие на нем были -- не то чтобы черные, а темноватые такие.
-- При встрече вы его сможете опознать?
-- Кто его знает? -- развел руками Мельник. -- Видел-то я его совсем
чуть, и притом все время в темноте.
-- А Крест? Креста сможешь описать подробно?
-- Конечно, смогу. Да толку-то что с этого? Вот стоит он перед глазами
моими, а тебе-то в мозги его портрет я же не передам!
-- Это не страшно! -- успокоил я его. -- Прибор у нас есть хороший, и
если стоит он у тебя перед глазами, то ты нам его на приборе нарисуешь, как
в фотографии.
Мельник недоверчиво посмотрел на меня:
-- А почем же ты знаешь, что я рисовать смогу?
--Тебе и не надо рисовать. Прибор это сам сделает. Сколько лет Кресту,
на твой взгляд?
-- Под пятьдесят примерно. Но парень он крепкий.
-- А Хозяину?
-- Не могу я точно сказать -- плохо видел. Но так, по фигуре судя, он
еще не старый.
-- Скажите, Крест приехал к вам на другой день, как обещал?-- спросил
я.
-- Нет. Я думал, что он пропал насовсем. Да и, чего греха таить, рад я
был этому, больше рожу его ехидную не видеть. Хоть и жалко, что такой клиент
наваристый ушел. Но только через неделю он объявился снова.
-- Чего сказал?
-- Сказал, что, мол, все в порядке. Хозяин доволен. Я и сообразил, что
он не знает о том, что я после них там потрудился. Ну, выпили мы,
потолковали. Опосля он сел и написал кому-то два письма. Одно с собой
забрал, а второе мне дает: смотри, Степан Андреич, говорит, не забудь --
отправь его ровно через три дня. Ровно! Я его спрашиваю -- что за письмо
такое? А он смеется -- это, говорит, очень важное письмо, смотри не забудь.
По этому письму, говорит, вместо нас, грешных, Хозяин заместителя отправит
на Петровку оправдываться. Непонятно это мне, конечно, было, а Крест все
загадками говорит: ты Хозяина слушай, он человек умнеющий, зря не сделает.
Так коли все шито-крыто, то на кой ляд письма эти посылать? -- спрашиваю я
его. Он мне объясняет: милиция на розыске по крупному делу если следов не
имеет -- прямо сатанеет. Чего хочешь можно ожидать от них, если им совсем
зацепиться не за что. Вот им и надо помочь -- пусть и следы будут, и
ответчика им подходящего надо подыскать, пусть занимаются всласть. А
времечко-то капает, бежит -- и все от них, и все к нам. А как до конца
докопают да вместо дела найдут фигу, им дороги назад нет -- начальство им
головы поотрывает за такие ошибочки. Вот и наденут они хомут на того дурака,
письмецо который получит. У них там тоже бухгалтерия арапская -- план
выполнили, галочку поставили, дело можно закрывать...
Мельник замолчал, перестал скрипеть карандаш стенографистки, комиссар
крутил пальцем на столе зажигалку, я пытался изо всех сил сосредоточиться,
найти хотя бы микроскопическую щель. Но бесполезно -- вход в лабиринт был
фальшивым, за нарисованной дверью пугающе темнела глухая стена и Минотавр
был ненастоящим -- нам подсунули его лысое, угрюмое чучело...
-- "Только один, неизвестный человек, который использовал меня как щит
во всей этой истории с кражей скрипки..." -- сказал я негромко.
-- Чего ты там бормочешь? -- поднял голову комиссар.
-- Это Иконников написал в последнем письме. Есть во всей этой истории
человек, который точно знает, что мы делаем, и ведет активную контригру. А
называется он Хозяин.
-- Может быть, -- пожал плечами комиссар. -- А может быть, и нет.
-- Вы полагаете, что есть еще закулисная фигура? Комиссар засмеялся:
-- Можно подумать, что Хозяин и Крест сидят у нас в приемной, и
осталось только разыскать какую-то таинственную закулисную фигуру. Сейчас и
эти двое пока что только звук. Ну, по Кресту мы сделаем фоторобот. А Хозяин?
Даже примет нет толковых...
-- А может, запросить центральную картотеку на кличку "Крест"?
Комиссар махнул рукой:
-- На двести человек список пришлют. Ты знаешь, что на блатном языке
значит "Крест"? Я неопределенно хмыкнул.
-- "Крест" -- значит вор. Мы с проверкой кандидатов на эту кличку два
года будем заниматься.
-- Что же делать? У нас ведь никаких выходов на них нет!
Комиссар посмотрел на меня поверх стекол очков.
-- Слушай, Тихонов, а ты никак растерялся? Ц-ц-ц1 -- защелкал он
сочувственно языком.
-- Тут растеряешься! Голова кругом идет!
-- Ай-яй-яй! Какая у тебя слабая голова-то, оказывается. Это у тебя от
нежного, ласкового отношения к себе...
-- Допустим. Но дальше-то что?
-- А дальше, друг мой ситный, думать станем. Имеем мы с тобой
композицию из трех человек -- Мельник, Крест, Хозяин, Распределение ролей в
преступной группе мы себе представляем. Мозговой центр -- Хозяин,
администратор -- Крест, техническое исполнение -- Мельник. Это на стадии
подготовки и совершения преступления. Такие сообщества для нас не новость.
Но затем начинаются вещи, несколько необычные...
Я понял, куда клонит комиссар. Я вспомнил его знаменитое отборочное
"сито" -- сейчас он начнет методично просеивать людей и факты, попавшие в
наше поле зрения.
-- Да-а, значит, стало нам ясно, что кто-то сбивает следствие с толку.
Успешно они действовали?
-- Довольно-таки.
-- Вот и я о том же. Они отбрыкивались не вслепую, что было бы глупо и
только могло привлечь к ним внимание, а действовали совершенно продуманно,
точно, я бы сказал, они активно взаимодействовали со следствием, эффективно
дезинформируя его. Что следует из этого?
-- Они были осведомлены о направлении поиска и состоянии его на
отдельных этапах.
-- Каким образом? -- быстро спросил комиссар.
-- Я вижу только два пути: утечка информации или преступник уже прошел
по делу незамеченным. В процессе допроса он мог негативно представить себе
положение вещей.
Комиссар закурил сигарету, помахал рукой перед глазами, отгоняя дым,
помолчал, потом спросил:
-- Для дальнейших наших размышлений какой путь тебе предпочтительней?
-- Со всех точек зрения я настаиваю на втором.
-- Спокойнее, меньше пафоса. Я ведь тоже предпочитаю второй. Правда, он
требует самого внимательного изучения объекта их атаки. Почему они
предприняли генеральное наступление именно на Иконникова?
-- По-моему, это очевидно. Иконников много лет находится во враждебных
отношениях с Поляковым, он имеет репутацию странного человека с приличной
сумасшедшинкой. Поведение его в последние годы просто непонятно, а
непонятное всегда вызывает подозрение. Это очевидно, -- повторил я.
-- Вот тебе это очевидно, а мне нет, -- сказал комиссар и развел руками
так, будто извинялся за свою непонятливость. -- Мне это не очевидно. Во
всяком случае, на месте Хозяина я бы не счел это серьезной базой для атаки.
-- Почему?
-- Потому! Этот вор -- умный и бывалый человек, судя по всему. Он-то
знает, что, будь Иконников семь раз странный человек, если он не воровал
скрипки, то побьемся мы, побьемся с ним и принесем, как говорится, свои
извинения.
-- Допускаю, что большего им и не надо было -- оттянуть то время, что
мы будем топать по неправильному пути.
-- Не-ет! -- качнул твердо головой комиссар. -- Я думаю, что выбор пал
на Иконникова по другой причине.
-- А именно?
-- Именно? -- комиссар снял очки, покрутил их на пальце, бросил на стол
и быстро сказал: -- Иконников, убитый впоследствии преступниками, и был для
них источником информации.
-- Как? -- не сразу понял я.
-- Иконникова выбрали потому, что один из воров был ему близким
человеком, -- комиссар встал из-за стола, прошелся по кабинету, задумчиво
сказал: -- После разговоров с тобой Иконников встречался с этим человеком и
подробно пересказывал ему все, что тебя интересовало.
-- Значит, этот человек должен был хорошо знать и Полякова,-- сказал я.
-- Только тогда замыкается вся цепь.
-- Именно так, -- кивнул комиссар. -- Вот и надо начинать сначала -- по
всем твоим спискам отобрать людей, которые хорошо знали и Полякова и
Иконникова.
Я стал быстро вспоминать десятки людей, допрошенных по делу,--
большинство из них знали и того и другого.
-- Это должен быть очень близкий человек, -- сказал комиссар. -- Он
прекрасно знает биографии, характеры обоих, он предвидел все возможности
"игры" на Иконникова.
-- Завтра начну, -- сказал я, поднимаясь.
-- Ты сам с этим не справишься, -- сказал комиссар.
-- То есть как?
-- А так -- прорехи в твоих сведениях будут велики. Я думаю, надо
выбрать какого-нибудь человека из твоих свидетелей, чтобы он помог тебе
сориентироваться в этом сонмище людей. Иначе год будешь ковыряться...
Комиссар посмотрел на блокнот, нажал кнопку, вошел дежурный.
-- Мне завтра к одиннадцати в министерство на совещание, приготовьте
наш отчет за прошлый год по преступности несовершеннолетних. К пятнадцати
часам вызовите начальника розыска из Кировского района, В шестнадцать я жду
полковника Арапова со всеми материалами по убийству в Дегунине. В семнадцать
слушаем группу Бекина...
-- В семнадцать тридцать у вас выступление на активе народных дружин,
товарищ комиссар, в кинотеатре "Енисей", -- сказал дежурный.
-- Угу, верно. Тогда отложим группу Бекина на послезавтра. А в
девятнадцать тридцать пригласите ко мне Колесова, пусть захватит заключение
баллистов. Пока все...
Дежурный вышел, а я взглянул на часы: три ночи. Комиссар устало
потянулся, включил приемник. Из динамика рванулась бойкая мелодия и игривый
голое предложил послушать по "Маяку" утреннюю передачу "Опять двадцать
пять".
Комиссар засмеялся:
-- Это, наверное, специально для меня ее прокручивают сначала ночью.
Вот когда я начну ее слушать вместе со всеми людьми в семь утра, тогда,
значит, в городе все в порядке. Ладно, поехали спать.
Глава 2 Нельзя злодейство усугублять глупостью
В 1691 году Антонио Страдивари постиг новый страшный удар: Джузеппе,
самый способный из сыновей, работящий, тихий и безропотный, заболел холерой.
К вечеру молва об этом облетела всю Кремону, и в полночь дом окружила
огромная толпа горожан с камнями и факелами в руках. Они требовали отвезти
Джузеппе в монастырский барак, а дом вместе с дьявольскими скрипками и
колдовскими варевами, которые по ночам варит Страдивари, отравляя округу
зловонием, сжечь дотла, чтобы болезнь не перекинулась на весь город.
Дом был безмолвен, ставни глухо закрыты, ни единого огонька не светило
в жилье, и это еще сильнее пугало людей, и от испуга они неистовствовали
сильнее. Потом глухо брякнула щеколда и на лестницу вышел Страдивари. В
одной руке он держал зажженную свечу, а в другой -- заряженную аркебузу.
Люди стихли мгновенно, и Страдивари молчал, и над улицей повисла жаркая
сердитая тишина, разрезаемая лишь шипением смоляных факелов, и длилось это
довольно долго, пока чей-то тонкий визг не взлетел петардой над толпой:
-- Убейте колдуна! Он всем нам принесет погибель!
Волной прихлынула толпа к ступеням, свистнул в темноте камень, и с лица
мастера цевкой брызнула кровь. Он спокойно отер ее рукавом белой рубахи, и
она сразу почернела, будто жадным зубом вырвали из нее клок.
-- Бей!.. Поджигайте дом!.. Страдивари поднял аркебузу.
-- Первый, кто сделает шаг по лестнице, умрет, -- сказал негромко
Страдивари, и его тихий сипловатый голос перекрыл гам и вопли. Передние
остановились, задние продолжали напирать. За спиной Страдивари появился
Франческо с мушкетом.
-- Болезнь моего сына вам ничем не грозит, -- сказал мастер. -- Из
этого дома никто не выйдет, пока мой Джузеппе не выздоровеет. Или пока мы
все не умрем. Тогда вы сможете прийти и делать здесь все, что вам
вздумается. До этого здесь хозяин я, и каждый, кто переступит порог без
моего разрешения, умрет...
Сын лавочника Квадрелли, пьяный, в растерзанной одежде, закричал:
-- Что вы слушаете колдуна? -- И побежал по лестнице вверх.
Страдивари, не целясь, вскинул аркебузу, нажал курок. В темноте все
увидели желтую дымную вспышку у конца длинного ствола прежде, чем донесся
резкий щелчок выстрела. Квадрелли схватился за грудь, на лице его замерло
бездумное удивление, потом он медленно осел на ступени и стал съезжать по
лестнице вниз, и на каждой ступеньке его голова глухо ударялась о доски, и
этот тупой звук будто колышками отделял онемевшую толпу от неподвижно
стоявших отца и сына Страдивари.
Антонио опустил ружье и сказал;
-- Вы боитесь не болезни, а своего страха, и чтобы избавиться о