этот подъезд, поднимешься на пятый  этаж и загонишь шплинт в
замочную скважину. А  утром с чемоданчиком -- вроде слесаря жэковского звони
в дверь -- пришел краны проверять.  Станут они отпирать,  а  замок-то совсем
плохо работает со  шплинтом, внутрь  загнанным.  Для них-то,  очкариков, все
слесаря едины, очи тебя, как пить дать, попросят замок посмотреть. Вот когда
шплинт выймешь, попроси ключи -- замок  проверить -- и  на мастику отожми их
все. А я пока  что владельца квартиры  по телефону отвлекать  буду, чтобы не
мешал он тебе. Закончишь работу,  дадут тебе там обязательно рублишко-другой
на  чай.  Ты поблагодари и предложи при любой нужде  вызывать  тебя прямо по
телефону.  И номер дай. Удивился я тогда  сильно -- какой это телефон еще? А
Крест  говорит  --  не   твоего  это  ума  дело,  ты,  смотри,  не   вздумай
самодеятельность только разводить  -- запомни номер и скажи. И добавил  еще:
знай,  пока ты будешь  слушать  и железно  выполнять мои указания, все будет
нормально. Только от себя ничего не придумывай -- это самое главное.
     -- А какой номер? -- спросил я.
     -- 157-74-62, -- сказал Мельник и горестно покрутил головой.-- Я теперь
этот телефон на всю жизнь запомню. Эх, глупость сделал, жадность сгубила...
     -- Это когда согласился? -- спросил комиссар.
     -- Нет, когда Креста не послушал. Всю жизнь я себя умней других считал,
вот и перехитрил, самого себя за спину укусил.
     -- А если бы Креста послушал, думаешь, не нашли бы мы тебя?-- сказал я.
     Мельник посмотрел на меня исподлобья, усмехнулся:
     -- Может, и  нашли  бы. Только навару вам  с меня,  как с козла молока.
Потолковали бы и отпустили. Говорить было бы не о чем.
     -- Может быть, -- сказал я. -- Никто этого не знает. Ну, давай дальше.
     --  А что было дальше, у скрипача  у этого, вы и  сами знаете. Сделал я
ключи, а рядом со мной как будто бес за  верстаком стоит и под руку  толкает
все время -- сделай для себя ключик, сделай, чего  тебе стоит! Раз они так в
эту квартиру рвутся, значит, имеют к ней ключи цену. И сделал я еще комплект
-- ей-богу, в тот  момент я еще и не  знал, зачем они мне.  Приехал  Крест к
вечеру, я  ему ключи  отдаю,  а он  все  ухмыляется.  Где  же  ты,  говорит,
слыхивал,  Степан  Андреевич, чтобы по такой  цене ключи  заказывали?  Надо,
чтобы ты с Хозяином пошел  туда, сам  ему дверь отворил. Так ключи же  я вам
даю!  А вдруг не будет  замок  открываться, спрашивает Крест, тебе на  месте
ключ подогнать -- полминуты, а  Хозяин  не  может с  этим возиться. Ему надо
только на  мгновенье  туда зайти, на бумаги взглянуть и уходить  сразу. А ты
даже  в квартиру не заходи --  отопри и  жди, пока он выйдет.  И сделать это
надо с  одного раза -- ходить  туда сто  раз  негоже. Хозяин все рассчитает,
когда прийти туда можно, чтобы все, как в банке, аккуратно выходило.
     -- А Хозяин не изъявлял пожеланий познакомиться с вами? -- задал вопрос
я.
     --  Крест мне  сказал, что  я  увижу  Хозяина один раз  в жизни,  когда
квартиру  открывать буду. И не только, упаси бог,  ему вопросы задавать,  но
просто разговаривать чтобы не смел. Если что-нибудь  Хозяину понадобится, он
у меня сам спросит.
     Комиссар усмехнулся:
     -- Видишь, Тихонов, какой у нас корифей под окнами бродит, а мы с тобой
спим спокойно и не чешемся. Мельник сказал:
     -- Он не  уголовный -- я  это точно знаю. Навидался,  слава богу. Он из
фраеров. Но власть, видать, агромадную имеет,  коли  перед  ним Крест  такой
шестеркой бегает.  Но  это,  конечно,  я  опосля разглядел. А 15-го числа  в
субботу утром  встретились  мы  с  Крестом в  городе,  и  сказал он мне, что
вечером  пойдем на  эту квартиру. И дает записочку  мне -- чтобы  отправил я
телеграмму  по  адресу.  Я спрашиваю -- а  на кой телеграмму?  Он смеется --
облысел ты  от  годов,  Мельник, а  ума не  нажил.  Если придем  вечером,  а
телеграмма внизу в ящике лежит -- значит, пуста квартира, иди себе спокойно.
Ну, распрощевались мы до ночи, и поехал я к  себе, навел порядок, волновался
я, конечно,  ведь впервой шел на  такое дело.  Поужинали  мы со  старухой, и
поехал  я в двенадцатом  часу в Москву. На Маяковской площади  встретил меня
Крест, сам  веселый, злой...  "Автомобиль  для тебя личный  подготовил",  --
говорит. И показывает мне "козла" -- вездеходик газов-ский. А тут подъезжает
такси,  выходит человек,  и Крест мне говорит--  Хозяин прибыли  собственной
персоной. Подбежал к  нему Крест,  извивается, кал  пиявка  на  шее,  что-то
шепчет на ухо. А тот молчит, стоит, как камень. Потом, не оглядываясь, пошел
в  подворотню,  а  Крест мне показывает -- давай за  ним.  В подъезде Хозяин
открывает  дверь  лифта,  подумал   чуть  и  говорит  мне:  "Поднимайтесь  и
открывайте дверь. Я пойду пешком". Ну, короче, когда  он поднялся, я уже все
замки  отпер. Вошел  он  в темную  квартиру и,  слышу,  из  передней  велит:
"Спускайтесь вниз по  лестнице, ждите внизу, на улице". Я и пошел с радостью
от греха подальше. Минута прошла -- никак не боле -- смотрю, и он выходит из
подъезда, и в руках у него ничего нет. Дошли мы до машины, Крест  навстречу:
как?  --  спрашивает   у  Хозяина.  Тот  кивнул  только  --  порядок.  Крест
протягивает  мне деньги и  говорит  --  чеши  отсюда,  завтра к тебе приеду.
Влезли они оба в "козла" и уехали в сторону Самотеки.
     -- А ты? -- спросил комиссар.
     -- А я пошел в  сторону улицы Горького, и стала разбирать  меня досада.
Стоит фатера отпертая, в парадном ни души, вещей там  всяких и  денег небось
навалом.  А самое главное  -- забрало меня за  живое сомнение: если они  мне
такую  деньгу только за погляд отвалили, то здесь чего-то  не  просто так. И
телефон, который  я оставил  в этой квартире, покоя не давал -- опасался  я,
что это мне Крест какую-то пакость учудил, только я  не  понимаю,  какую. Ни
один вор никаких  телефонов оставлять фраерам не станет.  И ключи в  кармане
звякают, как по сердцу ударяют. Тогда я вернулся...
     -- Ну-у, орел! -- ахнул я.
     -- Да, -- твердо повторил Мельник. -- Понял, что обжали они меня, жулье
проклятое.  Как  зашел в  кабинет, так  и увидел,  что  шкаф  разворочен,  и
вспомнил, что Крест у меня брал "фомку".  Драгоценностей, наверное, камушков
разных набрали и денег да сбежали. Ну ладно, я и сам с  усам. Взял  чемоданы
здесь  же, набил их, чем под руку попадя -- а там все доброе, бери любое, не
прогадаешь.  Вырвал  листки из  книги  телефонной,  сжег, а  пепел  на  полу
растоптал.  И ушел. Вот  и вся  история,  чего знал --  рассказал.  А теперя
можете судить...
     Комиссар закурил сигарету, щелкнул несколько раз зажигалкой,  задумчиво
глядя на рвущуюся из форсунки струю голубого пламени, невесело хмыкнул:
     -- Н-да,  историйка  интересная. Что ж,  Тихонов,  спрашивай  -- тебе и
карты в руки...
     -- Как выглядел Хозяин? -- спросил я. Мельник свел морщины на лбу:
     -- Как?  Обычный он  человек, ничем  его и не приметишь  особенно. Чуть
пониже тебя ростом, не толстый. Кепка на  глаза надвинута и воротник поднят.
Очки большие на нем были -- не то чтобы черные, а темноватые такие.
     -- При встрече вы его сможете опознать?
     -- Кто его знает? -- развел  руками Мельник. -- Видел-то  я  его совсем
чуть, и притом все время в темноте.
     -- А Крест? Креста сможешь описать подробно?
     -- Конечно, смогу. Да толку-то  что с этого? Вот стоит он перед глазами
моими, а тебе-то в мозги его портрет я же не передам!
     -- Это не страшно! -- успокоил я его.  -- Прибор  у нас есть хороший, и
если стоит он  у тебя перед глазами, то ты нам его на приборе нарисуешь, как
в фотографии.
     Мельник недоверчиво посмотрел на меня:
     -- А почем же ты знаешь, что я рисовать смогу?
     --Тебе и не надо  рисовать. Прибор это сам сделает. Сколько лет Кресту,
на твой взгляд?
     -- Под пятьдесят примерно. Но парень он крепкий.
     -- А Хозяину?
     -- Не могу я точно сказать --  плохо видел. Но так, по  фигуре судя, он
еще не старый.
     -- Скажите, Крест приехал  к  вам на другой день, как обещал?-- спросил
я.
     -- Нет. Я думал,  что он пропал насовсем. Да и, чего греха таить, рад я
был этому, больше рожу его ехидную не видеть. Хоть и жалко, что такой клиент
наваристый ушел. Но только через неделю он объявился снова.
     -- Чего сказал?
     -- Сказал, что, мол, все в порядке.  Хозяин доволен. Я и сообразил, что
он  не  знает  о  том,  что я  после  них  там  потрудился. Ну,  выпили  мы,
потолковали. Опосля  он сел  и  написал  кому-то  два письма.  Одно с  собой
забрал, а  второе мне  дает: смотри,  Степан Андреич,  говорит, не забудь --
отправь его ровно  через  три дня. Ровно! Я его спрашиваю --  что  за письмо
такое? А  он смеется -- это, говорит, очень важное письмо, смотри не забудь.
По  этому письму, говорит,  вместо нас, грешных, Хозяин заместителя отправит
на Петровку  оправдываться. Непонятно это  мне, конечно, было, а  Крест  все
загадками говорит:  ты Хозяина слушай,  он человек умнеющий, зря не сделает.
Так  коли все шито-крыто,  то на кой ляд письма эти посылать? -- спрашиваю я
его. Он  мне объясняет: милиция на  розыске по  крупному делу если следов не
имеет  -- прямо сатанеет. Чего  хочешь можно  ожидать от них, если им совсем
зацепиться не  за что. Вот  им  и  надо  помочь -- пусть и  следы  будут,  и
ответчика  им  подходящего  надо  подыскать,  пусть  занимаются  всласть.  А
времечко-то капает,  бежит  -- и  все от них, и все к нам.  А  как  до конца
докопают да вместо  дела найдут  фигу, им дороги  назад нет -- начальство им
головы поотрывает за такие ошибочки. Вот и наденут они хомут на того дурака,
письмецо  который получит.  У  них  там  тоже  бухгалтерия арапская  -- план
выполнили, галочку поставили, дело можно закрывать...
     Мельник замолчал,  перестал скрипеть карандаш стенографистки,  комиссар
крутил пальцем на столе зажигалку, я пытался изо  всех сил  сосредоточиться,
найти хотя бы микроскопическую щель.  Но  бесполезно -- вход в  лабиринт был
фальшивым, за нарисованной дверью  пугающе темнела глухая  стена и  Минотавр
был ненастоящим -- нам подсунули его лысое, угрюмое чучело...

     -- "Только один, неизвестный человек, который использовал меня  как щит
во всей этой истории с кражей скрипки..." -- сказал я негромко.
     -- Чего ты там бормочешь? -- поднял голову комиссар.
     -- Это Иконников написал в последнем письме. Есть  во всей этой истории
человек,  который точно знает, что мы делаем, и ведет активную  контригру. А
называется он Хозяин.
     -- Может быть, -- пожал плечами комиссар. -- А может быть, и нет.
     -- Вы полагаете, что есть еще закулисная фигура? Комиссар засмеялся:
     --  Можно подумать,  что  Хозяин  и  Крест сидят у  нас в  приемной,  и
осталось только разыскать какую-то  таинственную закулисную фигуру. Сейчас и
эти двое пока что только звук. Ну, по Кресту мы сделаем фоторобот. А Хозяин?
Даже примет нет толковых...
     -- А может, запросить центральную картотеку на кличку "Крест"?
     Комиссар махнул рукой:
     --  На двести  человек список пришлют. Ты знаешь, что на  блатном языке
значит "Крест"? Я неопределенно хмыкнул.
     -- "Крест" --  значит вор. Мы с проверкой кандидатов на эту кличку  два
года будем заниматься.
     -- Что же делать? У нас ведь никаких выходов на них нет!
     Комиссар посмотрел на меня поверх стекол очков.
     --  Слушай,  Тихонов,  а ты никак  растерялся?  Ц-ц-ц1  -- защелкал  он
сочувственно языком.
     -- Тут растеряешься! Голова кругом идет!
     -- Ай-яй-яй! Какая у тебя слабая голова-то,  оказывается. Это у тебя от
нежного, ласкового отношения к себе...
     -- Допустим. Но дальше-то что?
     --  А  дальше,  друг мой  ситный,  думать  станем.  Имеем  мы  с  тобой
композицию из трех человек  -- Мельник, Крест, Хозяин, Распределение ролей в
преступной  группе   мы   себе  представляем.  Мозговой   центр  --  Хозяин,
администратор  -- Крест,  техническое исполнение -- Мельник.  Это на  стадии
подготовки и совершения  преступления. Такие сообщества  для нас не новость.
Но затем начинаются вещи, несколько необычные...
     Я  понял, куда клонит  комиссар. Я вспомнил его  знаменитое  отборочное
"сито"  -- сейчас он начнет  методично просеивать людей  и факты, попавшие в
наше поле зрения.
     -- Да-а, значит, стало нам ясно, что кто-то сбивает следствие с  толку.
Успешно они действовали?
     -- Довольно-таки.
     -- Вот и я о том же. Они отбрыкивались не вслепую, что было бы глупо  и
только могло  привлечь к ним внимание, а  действовали совершенно продуманно,
точно, я бы сказал, они активно взаимодействовали со следствием,  эффективно
дезинформируя его. Что следует из этого?
     --  Они  были  осведомлены  о  направлении  поиска и  состоянии  его на
отдельных этапах.
     -- Каким образом? -- быстро спросил комиссар.
     -- Я вижу только  два пути: утечка информации или преступник уже прошел
по делу незамеченным. В процессе допроса он  мог  негативно представить себе
положение вещей.
     Комиссар закурил  сигарету, помахал рукой  перед глазами,  отгоняя дым,
помолчал, потом спросил:
     -- Для дальнейших наших размышлений какой путь тебе предпочтительней?
     -- Со всех точек зрения я настаиваю на втором.
     -- Спокойнее, меньше пафоса. Я ведь тоже предпочитаю второй. Правда, он
требует  самого  внимательного  изучения  объекта  их   атаки.   Почему  они
предприняли генеральное наступление именно на Иконникова?
     -- По-моему,  это очевидно. Иконников много лет находится во враждебных
отношениях с Поляковым, он  имеет репутацию странного человека  с  приличной
сумасшедшинкой.  Поведение  его  в   последние  годы  просто   непонятно,  а
непонятное всегда вызывает подозрение. Это очевидно, -- повторил я.
     -- Вот тебе это очевидно, а мне нет, -- сказал комиссар и развел руками
так,  будто  извинялся  за свою непонятливость. -- Мне это  не  очевидно. Во
всяком случае, на месте Хозяина я бы не счел это серьезной базой для атаки.
     -- Почему?
     -- Потому! Этот вор -- умный  и бывалый  человек,  судя по всему. Он-то
знает, что,  будь Иконников  семь  раз странный человек, если он  не воровал
скрипки, то побьемся мы,  побьемся с  ним  и  принесем, как говорится,  свои
извинения.
     -- Допускаю, что  большего им и не надо было  -- оттянуть то время, что
мы будем топать по неправильному пути.
     -- Не-ет! -- качнул твердо головой  комиссар. -- Я думаю, что выбор пал
на Иконникова по другой причине.
     -- А именно?
     -- Именно? -- комиссар снял очки, покрутил их на пальце, бросил на стол
и быстро сказал: -- Иконников, убитый впоследствии преступниками,  и был для
них источником информации.
     -- Как? -- не сразу понял я.
     --  Иконникова  выбрали  потому,  что  один из  воров был  ему  близким
человеком, --  комиссар встал из-за стола,  прошелся  по кабинету, задумчиво
сказал:  -- После разговоров с тобой Иконников встречался с этим человеком и
подробно пересказывал ему все, что тебя интересовало.
     -- Значит, этот человек должен был хорошо знать и Полякова,-- сказал я.
-- Только тогда замыкается вся цепь.
     -- Именно так, -- кивнул комиссар. -- Вот и надо начинать сначала -- по
всем  твоим спискам отобрать  людей,  которые  хорошо  знали  и  Полякова  и
Иконникова.
     Я   стал  быстро  вспоминать  десятки  людей,  допрошенных  по  делу,--
большинство из них знали и того и другого.
     --  Это должен быть  очень  близкий человек, -- сказал  комиссар. -- Он
прекрасно знает биографии,  характеры обоих,  он  предвидел все  возможности
"игры" на Иконникова.
     -- Завтра начну, -- сказал я, поднимаясь.
     -- Ты сам с этим не справишься, -- сказал комиссар.
     -- То есть как?
     --  А  так --  прорехи в твоих сведениях  будут велики.  Я думаю,  надо
выбрать  какого-нибудь человека  из твоих  свидетелей, чтобы  он помог  тебе
сориентироваться в этом сонмище людей. Иначе год будешь ковыряться...
     Комиссар посмотрел на блокнот, нажал кнопку, вошел дежурный.
     -- Мне завтра  к одиннадцати в министерство  на совещание,  приготовьте
наш отчет  за прошлый  год по преступности  несовершеннолетних. К пятнадцати
часам вызовите  начальника розыска из Кировского района, В шестнадцать я жду
полковника Арапова со всеми материалами по убийству в Дегунине. В семнадцать
слушаем группу Бекина...
     -- В семнадцать тридцать  у вас выступление на активе народных  дружин,
товарищ комиссар, в кинотеатре "Енисей", -- сказал дежурный.
     --  Угу,  верно.  Тогда отложим  группу  Бекина  на  послезавтра.  А  в
девятнадцать тридцать пригласите ко  мне Колесова, пусть захватит заключение
баллистов. Пока все...
     Дежурный  вышел, а  я  взглянул  на часы:  три  ночи.  Комиссар  устало
потянулся, включил приемник. Из динамика рванулась  бойкая мелодия и игривый
голое предложил  послушать по  "Маяку"  утреннюю  передачу  "Опять  двадцать
пять".
     Комиссар засмеялся:
     -- Это, наверное,  специально для меня ее  прокручивают  сначала ночью.
Вот  когда я  начну  ее слушать  вместе  со всеми людьми в семь утра, тогда,
значит, в городе все в порядке. Ладно, поехали спать.

Глава 2 Нельзя злодейство усугублять глупостью

     В 1691 году Антонио Страдивари постиг новый  страшный  удар:  Джузеппе,
самый способный из сыновей, работящий, тихий и безропотный, заболел холерой.
     К  вечеру молва об этом облетела всю Кремону, и в полночь  дом окружила
огромная толпа горожан с камнями  и факелами в  руках. Они требовали отвезти
Джузеппе в  монастырский  барак,  а  дом вместе с  дьявольскими  скрипками и
колдовскими  варевами, которые  по ночам варит  Страдивари,  отравляя округу
зловонием, сжечь дотла, чтобы болезнь не перекинулась на весь город.
     Дом был безмолвен, ставни глухо  закрыты, ни единого огонька не светило
в жилье, и  это еще сильнее пугало  людей,  и  от испуга они неистовствовали
сильнее. Потом глухо  брякнула  щеколда и  на  лестницу вышел Страдивари.  В
одной руке он держал зажженную свечу, а в другой -- заряженную аркебузу.
     Люди стихли мгновенно, и Страдивари молчал, и над улицей повисла жаркая
сердитая  тишина, разрезаемая лишь шипением смоляных факелов,  и длилось это
довольно долго, пока чей-то тонкий визг не взлетел петардой над толпой:
     -- Убейте колдуна! Он всем нам принесет погибель!
     Волной прихлынула толпа к ступеням, свистнул в темноте камень, и с лица
мастера цевкой брызнула кровь. Он спокойно отер ее рукавом белой  рубахи,  и
она сразу почернела, будто жадным зубом вырвали из нее клок.
     -- Бей!.. Поджигайте дом!.. Страдивари поднял аркебузу.
     --  Первый, кто  сделает шаг  по лестнице,  умрет,  -- сказал  негромко
Страдивари,  и  его тихий  сипловатый  голос перекрыл гам  и вопли. Передние
остановились, задние  продолжали  напирать.  За  спиной  Страдивари появился
Франческо с мушкетом.
     -- Болезнь моего  сына вам  ничем не грозит, -- сказал  мастер.  --  Из
этого дома  никто  не выйдет,  пока мой Джузеппе не выздоровеет. Или пока мы
все  не  умрем.  Тогда  вы  сможете  прийти и  делать  здесь  все,  что  вам
вздумается. До  этого здесь  хозяин я, и  каждый,  кто переступит порог  без
моего разрешения, умрет...
     Сын лавочника Квадрелли, пьяный, в растерзанной одежде, закричал:
     -- Что вы слушаете колдуна? -- И побежал по лестнице вверх.
     Страдивари,  не  целясь, вскинул аркебузу,  нажал курок.  В темноте все
увидели желтую дымную вспышку у  конца  длинного  ствола прежде, чем донесся
резкий щелчок выстрела.  Квадрелли схватился  за грудь,  на лице его замерло
бездумное  удивление, потом  он  медленно осел на ступени и стал съезжать по
лестнице  вниз, и на каждой ступеньке его голова глухо ударялась о доски,  и
этот  тупой  звук  будто  колышками  отделял  онемевшую толпу  от неподвижно
стоявших отца и сына Страдивари.
     Антонио опустил ружье и сказал;
     -- Вы боитесь не болезни, а своего страха, и  чтобы избавиться о