жене коробку шоколада и  скромный  букет  цветов.
Они быстренько поцеловали друг друга в  щечку,  не  помышляя  ни  о  чем
"супружеском", и уселись на кровати смотреть программу "60  минут".  Как
бы невзначай Хоппи подвел разговор к суду и не без труда втянул  в  него
жену.
   - Я не вижу, знаешь ли, смысла в том, что люди  предъявляют  подобные
иски. Это просто глупо. Ведь все знают, что к сигаретам привыкают и  что
они опасны для здоровья. Зачем же  курить?  Помнишь  Бойда  Доугана?  Он
двадцать пять лет курил "Салем" вот  так.  -  Хоппи  показал,  как  Бойд
быстро-быстро делал одну затяжку за другой.
   - Да, и бросил через пять минут после того, как доктор  объявил  ему,
что у него на языке опухоль, - напомнила Милли и тоже забавно изобразила
курящего Бойда.
   - Верно, но множество людей сами отказываются от привычки к  курению.
Разум побеждает. Это несправедливо: вполне сознательно курить,  а  потом
предъявлять миллионные иски, когда чертов табак убивает курильщика.
   - Хоппи, следи за словами.
   - Прости. -  Хоппи  поинтересовался,  что  думают  о  деле  остальные
присяжные. Мистер Кристано  считал,  что  лучше  попробовать  соблазнить
Милли выгодами, чем пугать правдой. Они договорились об этом за  обедом.
У Хоппи был  шикарный  план,  как  убедить  жену,  но  чувство  вины  не
отпускало его и призрак пятилетнего заключения  постоянно  маячил  перед
глазами.
   Николас вышел из комнаты в перерыве после первой половины воскресного
матча. В коридоре не было ни присяжных, ни  охраны.  Из  "бальной  залы"
доносились голоса, похоже, только мужские. Мужчины  опять  пили  пиво  и
смотрели  футбол,  в  то  время  как  женщины  были  заняты  "социальным
общением" или "личными визитами".
   Николас тихонько  прошмыгнул  в  двойную  стеклянную  дверь  в  конце
коридора, нырнул за угол, мимо автоматов с прохладительными напитками  и
незаметно поднялся по лестнице на второй этаж.  Марли  поджидала  его  в
комнате, которую снимала за  наличные,  зарегистрировавшись  под  именем
Эльзы Брум - одним из многих ее псевдонимов.
   Они без лишних слов и приготовлений легли в постель. Оба считали, что
восемь дней подряд друг без друга - не только их  личный  рекорд,  но  и
опасность для их здоровья.

***

   Марли познакомилась с Николасом, когда оба они носили  совсем  другие
имена. Это произошло в одном из баров города Лоренса, штат  Канзас,  где
она служила официанткой,  а  он  допоздна  засиживался  с  приятелями  -
однокашниками из юридического колледжа.  К  тому  времени,  когда  Марли
поселилась в Лоренсе, она имела уже два  диплома  и,  поскольку  карьеру
делать не собиралась, подумывала о поступлении в юридический  колледж  -
этот "детский сад", выпестовавший немало не  нашедших  своего  призвания
выпускников. Впрочем, она не торопилась. Ее мать умерла за несколько лет
до того, как Марли встретила Николаса, оставив в наследство дочери почти
двести тысяч долларов. Марли разносила напитки в баре лишь  потому,  что
там  было  прохладно  и  она  скучала  без   дела.   Работа   заставляла
поддерживать форму. Ездила Марли на старом "ягуаре", деньгами не  сорила
и встречалась только со студентами-юристами.
   Они обратили внимание друг на друга  задолго  до  того,  как  впервые
перемолвились словом. Он появился в баре поздно, в обычной компании, они
сели в углу и завели скучную теоретическую беседу на темы юриспруденции.
Она принесла им бочкового пива в кувшинах и попробовала пофлиртовать - с
разным успехом у разных членов компании. На  первом  курсе  Николас  был
влюблен в юриспруденцию  и  на  девушек  обращал  мало  внимания.  Марли
порасспрашивала о нем у знакомых и выяснила,  что  он  хороший  студент,
третий в своей группе по успеваемости, но  ничего  особенного  собой  не
представляет. Окончив первый курс, он уехал на  каникулы  и  вернулся  к
началу нового учебного года.  Она  подстриглась  и  похудела  на  десять
фунтов, хотя в этом не было необходимости.
   Окончив двухгодичный  колледж,  он  подал  документы  на  юридические
факультеты тридцати университетов. Из одиннадцати  пришли  положительные
ответы, хотя ни один из этих университетов не входил в  десятку  первых.
Николас подбросил монетку и поехал  в  Лоренс,  город,  где  он  никогда
прежде не бывал. Там он снял двухкомнатную  квартирку  в  тесном  домике
некой старой девы, упорно занимался и не тратил времени на  развлечения,
по крайней мере в течение первых двух семестров.
   Летом после окончания первого курса он  нанялся  в  крупную  фирму  в
Канзас-Сити развозить по этажам на тележке внутреннюю почту. В фирме под
одной крышей работали три сотни юристов, и порой казалось, что  все  они
обслуживают один судебный  процесс,  на  котором  рассматривался  иск  к
табачной компании "Смит Грир" в связи  с  заболеванием  раком  легких  в
результате  курения.  Процесс  продолжался  пять  недель  и   закончился
вынесением оправдательного приговора. После этого фирма устроила банкет,
на котором присутствовало около тысячи человек.  Ходили  слухи,  что  он
обошелся "Смиту Гриру" в восемьдесят тысяч долларов, но кому какое дело!
В то лето Николас впервые столкнулся с этим неприятным феноменом.
   Он возненавидел фирмы-гиганты. А в середине второго курса ему  вообще
надоела юриспруденция. Зачем сидеть пять лет в этой  собачьей  конуре  и
корпеть над учебниками, если богатые корпорации все равно  увиливают  от
закона?
   Впервые они отправились вместе на пивную  вечеринку,  состоявшуюся  в
колледже после футбольного матча. Громко играла музыка, пива было - хоть
залейся, кружки передавали по кругу. Они ушли рано,  потому  что  он  не
любил шума,  а  она  -  запаха  конопли.  Они  взяли  видеопроигрыватель
напрокат и готовили спагетти у нее дома - в весьма просторной  и  хорошо
обставленной квартире. Спал он на диване.
   Через месяц он переехал к ней и впервые заговорил о  том,  что  хочет
бросить юридический факультет. Она как раз думала о поступлении туда. По
мере развития их романа его интерес к академическим проблемам  увядал  и
свелся  наконец  к  простой  необходимости  как-нибудь  сдать  очередные
экзамены. Они были безумно влюблены друг в друга,  и  все  остальное  не
имело никакого значения. Кроме того, у нее водились  небольшие  наличные
деньги, так что стесненности в средствах они не ощущали.  Рождественские
каникулы между первым и вторым семестрами его второго и последнего курса
обучения они провели на Ямайке.
   К тому моменту, когда он бросил учебу, она жила  в  Лоренсе  уже  три
года и готова была двигаться дальше. Он был  готов  последовать  за  ней
куда угодно.

***

   Марли не много удалось узнать о пожаре, случившемся в воскресенье  во
второй половине дня. Они подозревали Фитча, но не могли найти причину  -
зачем ему это понадобилось. Единственное, что могло его интересовать,  -
компьютер, но Николас был уверен, что никому не удастся взломать систему
защиты, которую он в него ввел. Важнейшие дискеты были заперты в сейфе у
Марли. Чего добился Фитч,  устроив  пожар  в  его  захудалой  квартирке?
Может, он хотел запугать Николаса, но этим его  не  запугаешь.  Пожарная
служба провела обычное расследование  и  пришла  к  выводу,  что  поджог
маловероятен.
   Николасу и Марли доводилось проводить ночи  в  более  комфортабельных
местах, чем "Сиеста", но доводилось и в куда более паршивых.  За  четыре
года они сменили четыре города, совершили путешествия в полдюжины стран,
повидали большую часть Северной Америки, прыгали с парашютом на Аляску и
в Мехико, дважды плавали  на  плоту  по  Колорадо,  а  однажды  даже  по
Амазонке. Они также бывали везде, где проводились "табачные процессы", и
это приводило их в такие места, как Броукен-Эрроу,  Аллентаун  и  теперь
вот - Билокси. Вдвоем  они  знали  об  уровнях  никотина,  канцерогенах,
статистических  вероятностях  легочной  онкологии,  процедурах   подбора
присяжных, судебных хитростях и Рэнкине Фитче больше, чем  любая  группа
высококвалифицированных экспертов.
   Проведя час в постели, они заметили, что  на  пол  рядом  с  кроватью
легла  полоска  света.  Николас  вскочил  с  взъерошенными  волосами   и
потянулся за одеждой. Марли тоже быстро оделась и, стараясь держаться  в
тени, проскользнула на стоянку автомобилей.
   А в комнате прямо под ними Хоппи из кожи вон лез, чтобы дезавуировать
скандальные разоблачения  Лоренса  Криглера,  которые,  судя  по  всему,
произвели на Милли неизгладимое впечатление. Она  преподносила  их  мужу
большими дозами и не могла взять в толк, почему это он так упорно спорит
с ней.
   Шутки ради Марли припарковала свою машину на улице в полуквартале  от
офиса Уэндела Рора. Они с Николасом исходили из  уверенности,  что  Фитч
следит за каждым  ее  шагом.  Забавно  было  представить  себе,  как  он
мучается, думая, что она там встречается с  Рором  с  глазу  на  глаз  и
договаривается с ним Бог знает о чем. На "личный визит"  она  явилась  в
машине, взятой напрокат, - одной из многих, которыми она пользовалась  в
последнее время.
   Николасу вдруг стала до тошноты противна комната - точная копия  той,
к которой он привязан вот уже неделю. Они совершили длительную поездку в
машине вдоль берега залива - она вела, он потягивал пиво.  Потом  гуляли
по пирсу и целовались под шум прибоя, рокотавшего внизу, под их  ногами.
О процессе они почти не говорили.
   В половине одиннадцатого Марли вышла из арендованной  машины  в  двух
кварталах от офиса Рора. Пока она торопливо  шла  по  тротуару,  Николас
следовал за ней в отдалении.  Ранее  оставленная  ею  здесь  собственная
машина стояла в полном одиночестве. Джо Бой заметил, как она садилась  в
нее, и сообщил по телефону Конраду. После того как Марли уехала, Николас
поспешил обратно в мотель в арендованной машине, на которой они катались
незадолго до того.
   У Рора в разгаре было ежедневное шумное совещание  восьми  адвокатов,
каждый  из  которых  вложил  в  дело  по  миллиону.  Предметом  спора  в
воскресенье вечером стало количество свидетелей обвинения,  которых  еще
предстояло выставить.  Как  обычно,  мнений  было  столько  же,  сколько
участников: восемь очень твердых и совершенно разных взглядов на то, что
будет эффективнее.
   Включая три дня, потраченные  на  отбор  жюри,  суд  длился  уже  три
недели. Завтра начнется четвертая, и  у  обвинения  хватит  экспертов  и
свидетелей еще на две. У Кейбла тоже своя армия экспертов и  свидетелей,
хотя обычно в подобных процессах защита использует вдвое меньше времени,
чем обвинение. Шесть недель - наиболее вероятный срок, а  это  означает,
что  присяжным  придется  провести  в  изоляции  четыре  недели,   такая
перспектива  не  могла  не  беспокоить.  В  какой-то  момент   присяжные
взбунтуются, а поскольку окажется, что большая  часть  времени  ушла  на
свидетелей обвинения, шанс получить от жюри нежелательный для  прокурора
вердикт представляется весьма вероятным. Но с другой стороны,  поскольку
защита выступает последней, возможно, все недовольство  жюри  падет  как
раз на голову Кейбла с его "Пинексом". Это обсуждалось уже почти час.
   Процесс "Вуд против "Пинекса" не имел прецедента, поскольку  в  таких
процессах жюри никогда еще не подвергалось  изоляции.  Это  вообще  была
первая изоляция гражданского жюри  в  истории  штата.  Pop  считал,  что
присяжные уже достаточно наслушались. Он хотел вызвать в  суд  лишь  еще
двух свидетелей и закончить свою часть дела во вторник к полудню,  после
чего предоставить поле битвы Кейблу. Его мнение разделяли Скотти Мэнграм
из Далласа и Андрэ Дюрон из Нового Орлеана. Джонатан Котлак из Сан-Диего
требовал выставить еще трех свидетелей.
   Джой Райли Милтон из Денвера и Рейнер Лавледи из  Саванны  решительно
защищали другую точку зрения. Раз они потратили чертову  кучу  денег  на
знаменитейших в мире экспертов, зачем торопиться?  У  некоторых  еще  не
выступавших свидетелей припасены сокрушительные  сведения.  А  присяжным
все равно деваться некуда. Конечно,  они  устали,  но  ведь  они  всегда
устают. Гораздо надежнее придерживаться первоначального  плана  и  вести
дело как положено, чем спрыгивать с  корабля  посреди  реки  из-за  того
лишь, что кое-кому из присяжных все наскучило.
   Гарни Моррисон из Денвера без устали  твердил  о  ежедневных  отчетах
экспертов по наблюдению за присяжными. Они считали, что этот состав жюри
пока не пришел к нужному  заключению.  По  миссисипским  законам,  чтобы
вердикт считался действительным,  необходимо  единое  мнение  девяти  из
двенадцати присяжных. Моррисон не сомневался, что на девять голосов  они
пока не могут рассчитывать. Pop не слишком доверял выводам консультантов
о том, что означает ерзание на стуле Лорин  Дьюк,  почему  трет  усталые
глаза Джерри Фернандес и отчего старина  Херман  крутил  головой,  когда
доктор такой-то читал свою  лекцию.  Честно  говоря,  Рору  надоели  эти
эксперты-наблюдатели, а особенно  надоело  платить  им  уйму  денег.  Их
помощь, в сущности, нужна была лишь на этапе отбора присяжных. А  теперь
они бессмысленно шныряют повсюду во время суда, из кожи вон лезут, чтобы
составить свой ежедневный отчет и указать адвокатам, как им действовать.
Pop понимал все, что  происходит  с  присяжными,  гораздо  лучше  любого
консультанта.
   Арнольд Ливайн из Майами был немногословен, но  все  прекрасно  знали
его мнение. Ему как-то довелось участвовать в процессе против  "Дженерал
моторс", который длился одиннадцать месяцев, - шесть недель для него все
равно что ничего.
   Даже если бы мнения разделились поровну, монетку  здесь  подбрасывать
не стали бы. Задолго до начала суда все  согласились,  что  это  процесс
Уэндела Рора. Он проходит в его родном городе, в его родном суде,  перед
лицом его судьи и в присутствии его присяжных. Демократизм  адвокатского
совета обвинения имел границы - у Рора было  право  вето,  и  его  слово
оставалось  непререкаемым.  Pop  принял  окончательное  решение   поздно
вечером в воскресенье, при этом самолюбие многих пострадало, но не  было
побеждено. Слишком много было поставлено на карту, чтобы ссориться из-за
второстепенных вещей.

ГЛАВА 23

   В списке дел, назначенных  на  утро  понедельника,  у  судьи  Харкина
значилась встреча с Николасом. Он хотел поговорить с ним о  пожаре  и  о
его душевном состоянии. Они беседовали с глазу на глаз в кабинете судьи.
Николас заверил Харкина, что он в полном порядке и что в мотеле  у  него
достаточно белья и одежды, которую  можно  отдавать  в  стирку  по  мере
необходимости Он всего-навсего студент, никаких ценных вещей у него и не
было,  если  не   считать   замечательного   компьютера   и   кое-какого
видеооборудования, которое он установил в целях обеспечения  собственной
безопасности. Разумеется, оно, как и все прочее, застраховано не было.
   С темой пожара они покончили быстро, и, воспользовавшись тем, что они
были одни, Харкин спросил:
   - А как настроение у остальных наших друзей?
   Такая непротокольная беседа с членом жюри законом не запрещалась, но,
разумеется,  официальной  процедурой  суда   и   не   предусматривалась.
Считалось, что лучше все разговоры  с  присяжными  вести  в  присутствии
адвокатов и под протокол. Но  Харкин  хотел  поболтать  всего  несколько
минут, чтобы узнать кое-какие сплетни. Этому парню он мог доверять.
   - Все замечательно, - заверил его Николас.
   - Ничего необычного?
   - Насколько мне известно, нет.
   - А о процессе вы разговариваете?
   - Нет. Надо сказать, что, собираясь вместе, мы стараемся не  касаться
этой темы.
   - Отлично. Никаких ссор?
   - Пока нет.
   - Еда хорошая?
   - Прекрасная.
   - Личных визитов всем хватает?
   - Думаю, что да. Я не слышал, чтобы кто-нибудь жаловался.
   Харкину очень хотелось бы, чтобы между присяжными происходили  мелкие
склоки. Не потому, что это имело какое-то значение для суда,  а  потому,
что у него была страсть к грязным подробностям.
   - Хорошо.  Дайте  мне  знать,  если  возникнут  проблемы.  И  давайте
сохраним наш контакт в секрете.
   - Ну конечно, - согласился Николас.
   Они обменялись рукопожатиями, и Николас ушел.
   Харкин тепло  приветствовал  присяжных  и  объявил  начало  четвертой
недели их работы. Все, кажется, хотели поскорее приступить к делу, чтобы
как можно раньше сбросить с себя это бремя.
   Встал Pop и вызвал  своего  следующего  свидетеля  -  Лиона  Робилио,
которого ввели в зал заседаний через боковую дверь.  Шаркая  ногами,  он
прошел  перед  судейским  столом  и  с  помощью  охранника   уселся   на
свидетельское место. Робилио был стар и бледен, одет в темный  костюм  и
белую рубашку без галстука. В горле у него  зияло  отверстие,  прикрытое
тонкой бинтовой повязкой и  закамуфлированное  льняным  шейным  платком.
Чтобы произнести клятву, он приставил к горлу тоненький,  как  карандаш,
микрофон. Речь его  была  монотонной,  лишенной  каких  бы  то  ни  было
модуляций - типичная речь человека, перенесшего операцию на  гортани  по
поводу раковой опухоли.
   Но слова звучали  разборчиво.  Мистер  Робилио  прижимал  микрофон  к
горлу, и звучание его голоса раздавалось по  всему  залу.  Вот  так  ему
приходится теперь говорить, черт возьми, чтобы его понимали. Pop  быстро
перешел к делу. Мистеру Робилио было шестьдесят четыре года, восемь  лет
назад он перенес операцию, ему удалили опухоль из гортани, он выжил,  но
лишился речевого  аппарата  и  вынужден  был  научиться  говорить  через
пищевод. Он был заядлым курильщиком почти  сорок  лет,  и  это  едва  не
доконало  его.  Теперь,  в  дополнение  к  последствиям   онкологической
операции, он страдает сердечным заболеванием и эмфиземой.  И  все  из-за
сигарет.
   Присутствующие   быстро   приспособились   к   его   роботоподобному,
усиленному микрофоном голосу и  полностью  обратились  в  слух.  Робилио
сообщил,  что  в  течение  двух  десятилетий   занимался   лоббированием
интересов табачной  промышленности.  Он  бросил  работу,  когда  у  него
обнаружили рак, и он понял, что даже теперь не может бросить курить.  Он
физически и психологически оказался непреодолимо зависим от никотина.  В
течение двух лет уже после того, как ему удалили гортань и  химиотерапия
оказала свое пагубное действие на его  организм,  он  продолжал  курить.
Бросил лишь после сердечного приступа, который едва не отправил  его  на
тот свет.
   При таком очевидно плохом состоянии здоровья он продолжал работать  в
Вашингтоне, но уже по  другую  сторону  баррикад.  Теперь  у  него  была
репутация  яростного   борца   против   курения.   Его   даже   называли
"партизаном".
   В  прежней  жизни  Робилио  служил  в  Объединенном  совете  табачных
предприятий, "который был не чем  иным,  как  лоббирующей  организацией,
существующей целиком и полностью на средства табачной промышленности,  -
с презрением объяснял  он.  -  В  нашу  задачу  входило  консультировать
табачные предприятия по вопросам текущего  законодательства  и  пытаться
направлять  их  деятельность.  У  нас  был  очень  солидный   бюджет   и
практически неограниченные возможности устраивать шикарные  банкеты  для
влиятельных политиков. Мы играли по-крупному и обучали других защитников
табачного бизнеса всем тонкостям политического кулачного боя".
   Являясь  сотрудником  этого  совета,  Робилио  имел  доступ  ко  всем
исследованиям, касающимся воздействия сигарет  и  деятельности  табачной
индустрии. В сущности, это было одной из задач  совета  -  злонамеренное
использование   результатов   подобных    исследований,    проектов    и
экспериментов. Да, Робилио  тоже  видел  гнусную  докладную,  о  которой
рассказывал Криглер, видел неоднократно, хотя у  него  и  нет  копии.  В
совете всем было прекрасно известно, что табачные компании  поддерживают
высокий уровень содержания никотина в сигаретах,  чтобы  усилить  эффект
привыкания.
   "Привыкание" - это слово Робилио повторял снова и снова. Он знаком  с
результатами иссле