ть то, что задумали, давайте сделаем это как следует.
   - Мне это нравится, - подхватил Шайн Ройс. Мысль  о  том,  что  можно
распоряжаться  такими  деньгами,  вскружила   ему   голову.   Шайн   был
единственным из присутствующих, готовым провести в мотеле еще одну ночь,
чтобы лишний раз хорошо поесть и получить лишние пятнадцать долларов.
   - Скажите нам, а что будет потом? - спросила все еще не  пришедшая  в
себя от потрясения Милли.
   - Будет подана апелляция, и через какое-то  время,  года  через  два,
банда старых козлов в черных мантиях урежет  сумму.  Они  снизят  ее  до
некоторой разумной планки. Скажут, что  наше  зарвавшееся  жюри  вынесло
запредельный приговор, и докажут это. Система почти всегда срабатывает.
   - Так зачем же нам затевать все это? - спросила Лорин.
   - Чтобы сдвинуть дело  с  мертвой  точки.  Мы  развяжем  кампанию  за
признание  табачных  предприятий  виновными  в  гибели   многих   людей.
Вспомните: до сих пор они не проиграли ни одного процесса и считают себя
непобедимыми. Мы докажем обратное и сделаем это так,  что  другие  истцы
перестанут бояться судиться с табачными компаниями.
   - Стало быть, вы хотите обанкротить табакопроизводителей?  -  спросил
Лонни.
   - Их судьба меня не  волнует.  "Пинекс"  стоит  один  и  две  десятых
миллиарда, и почти весь свой доход он получил  за  счет  людей,  которые
потребляют его продукцию, но мечтают от нее освободиться. Да, я  считаю,
что без "Пинекса" мир стал бы чище.  Кому  придет  в  голову  оплакивать
кончину этого монстра?
   - Может быть, людям, которые в нем работают? - напомнил Лонни.
   - Разумное замечание. Но все  же  я  больше  сочувствую  тем  тысячам
курильщиков, которых "Пинекс" поймал в свой капкан.
   -   И   сколько   апелляционный   суд   присудит   Селесте   Вуд?   -
поинтересовалась миссис Глэдис Кард. Ей не давала покоя мысль о том, что
ее соседка - не важно, что миссис Кард не была с ней  знакома  лично,  -
может стать богачкой. Конечно, она потеряла мужа, но  мистер  Кард  тоже
страдает раком простаты, и это никого не тревожит.
   - Понятия не имею, - ответил Николас.  -  И  не  об  этом  мы  должны
думать. Это дело будущего, и решать его будет другое жюри  -  существуют
официальные  инструкции,   регламентирующие   снижение   завышенных   по
приговорам сумм.
   - Миллиард долларов, - повторила Лорин  тихо,  однако  так,  что  все
услышали. Это было так же  легко  произнести,  как  "миллион  долларов".
Уставившись  в  стол,  большинство   присяжных   повторяли   про   себя:
"Миллиард".
   Николас в который уж раз похвалил себя за то, что  вовремя  избавился
от Херреры. В такой момент,  когда  на  кону  стоял  миллиард  долларов,
Херрера поднял бы страшную бучу и, вероятно, испортил бы  все  дело.  Но
сейчас в комнате стояла тишина. Лонни остался  единственным  сторонником
защиты и в настоящее время лихорадочно подсчитывал в уме голоса.
   Хорошо также, что отсутствовал Херман, это,  может  быть,  было  даже
важнее, чем отсутствие Херреры, потому что к  нему  многие  прислушались
бы. Он был разумен, расчетлив, не привык  действовать  под  воздействием
эмоций и, разумеется, не склонен  к  тому,  чтобы  принимать  вызывающие
решения.
   Но их обоих здесь не было.
   Николас увел разговор от окончательно так и не решенной ими  проблемы
ответственности как таковой и  ловко  переключил  всеобщее  внимание  на
следствие - на вопрос о сумме  возмещения.  Однако  никто,  кроме  него,
этого не понял. Миллиард поразил воображение присяжных и заставил думать
о деньгах, а не о том, действительно ли компания виновна в смерти Вуда.
   И Николас был твердо намерен не дать им отвлечься от денег.
   - Это лишь предупреждение,  -  сказал  Николас.  -  Но  важно,  чтобы
табачные короли испугались.
   Он быстро подмигнул вошедшему как раз на этой реплике Джерри.
   - На такую большую сумму я не могу согласиться,  -  подхватил  тот  с
привычной интонацией торговца автомобилями, и это  сработало.  -  Это...
это, знаете ли, чересчур. Я, конечно,  согласен,  что  надо  потребовать
возмещения, но, черт возьми, такая сумма - чистое безумие.
   - Ничего не чересчур, - возразил  Николас.  -  У  компании  на  счету
восемьсот миллионов долларов. Но она же - что твой  монетный  двор.  Все
табачные компании фактически печатают собственные деньги.
   Итак, Джерри стал восьмым. Забившись в угол, Лонни грыз ногти.
   Девятой оказалась Пуделиха.
   - Нет, это все-таки чересчур, и я на это не пойду, - сказала  она.  -
Может, на меньшее я и соглашусь, но на миллиард - нет.
   - Ну так сколько? - спросила Рикки.
   Пятьсот миллионов? Сто миллионов?  Они  и  цифры-то  такие  не  могли
выговорить.
   - Не знаю, - сказала наконец Сильвия. - А вы как думаете?
   - Мне нравится идея заставить этих ребят повисеть в петле, - ответила
Рикки. - Мы должны напугать их, и не надо робеть.
   - Значит, миллиард? - спросила Сильвия.
   - Да, я могу за это проголосовать.
   - Я тоже, - с готовностью подхватил Шайн, чувствуя себя состоятельным
человеком уже потому, что принимал участие в обсуждении подобных сумм.
   Наступила долгая пауза, в тишине слышалось  лишь,  как  Лонни  грызет
ногти.
   Наконец Николас сказал:
   - Кто не готов голосовать за то, чтобы вообще возмещать какой  бы  то
ни было ущерб?
   Сейвелл  поднял  руку,  Лонни  проигнорировал  вопрос,   ему   и   не
требовалось отвечать на него.
   - Десять против двух, - доложил Николас  и  записал  цифры.  -  Таким
образом, жюри решило вопрос об ответственности как таковой. Переходим  к
вопросу   о   размере   возмещения.   Согласны   ли   десять    человек,
проголосовавших "за", с  тем,  что  материальные  потери,  связанные  со
смертью Вуда, составляют два миллиона долларов?
   Сейвелл отбросил стул, на котором сидел, и вышел  из  комнаты.  Лонни
налил себе чашку кофе и сел у окна спиной ко всем,  но  прислушивался  к
каждому слову.
   "Два миллиона" - по сравнению с тем, что обсуждалось только что,  это
звучало  так,  словно  речь  шла  о  разменной  мелочи.   Все   десятеро
согласились. Николас вписал  решение  в  бланк  протокола,  утвержденный
судьей Харкином.
   - Согласны ли все десять присяжных, что моральный  ущерб  в  принципе
должен быть возмещен, независимо от  конкретной  суммы?  -  Он  медленно
обошел  стол,  получив  от  каждого  ответ  "да".  Миссис  Глэдис   Кард
колебалась. Она могла  изменить  свое  мнение,  но  это  уже  не  важно.
Требовалось лишь девять голосов.
   - Хорошо. Теперь перейдем к размеру возмещения. Есть идеи?
   - У меня есть, - сказал Джерри. - Пусть  каждый  напишет  на  бумажке
свое предложение, свернет бумажку так, чтобы никто не узнал, какую сумму
он предлагает, а потом мы сложим все вместе и поделим на  десять.  Таким
образом, получим среднюю цифру.
   - Она будет обязательной? - спросил Николас.
   - Нет. Но это позволит нам понять, из  чего  исходить.  Идея  тайного
голосования оказалась привлекательной, и все быстро написали на  клочках
бумаги свои цифры.
   Николас, медленно разворачивая бумажку  за  бумажкой,  называл  цифры
Милли, а та  их  записывала.  Миллиард,  миллион,  пятьдесят  миллионов,
десять миллионов, миллиард, миллион, пять миллионов, пятьсот  миллионов,
миллиард, два миллиона.
   Милли произвела подсчеты.
   - Общая сумма составляет  три  миллиарда  пятьсот  шестьдесят  девять
миллионов. Делим на десять, получаем среднюю цифру  -  триста  пятьдесят
шесть миллионов девятьсот тысяч, - сообщила она.
   Еще несколько секунд она возилась с нулями. Лонни вскочил и подошел к
столу.
   - Вы все сошли с ума, -  сказал  он  достаточно  громко,  чтобы  быть
услышанным, и, хлопнув дверью, вышел.
   - Нет, я не могу! - воскликнула явно потрясенная миссис Глэдис  Кард.
- Я живу на пенсию, понимаете? Это хорошая  пенсия,  но  осознать  такие
цифры мне не под силу.
   - Это реальные цифры, -  заметил  Николас.  -  На  счету  у  компании
восемьсот  миллионов,  а  в  акциях  -  более  миллиарда.   Расходы   на
медицинское   обслуживание,   непосредственно   связанное   с   лечением
курильщиков, составили в прошлом году по стране шесть миллиардов, и  эта
цифра растет год от года. Прибыль четырех крупнейших  табачных  компаний
за прошлый год равна почти шестнадцати  миллиардам.  И  эта  цифра  тоже
имеет тенденцию к росту. Вы полагаете, что наш приговор  чрезмерен?  Что
ж, эти ребята лишь посмеются над каким-нибудь пятимиллионным  вердиктом.
Они и пальцем не пошевельнут, чтобы что-нибудь  изменить,  будут  делать
все, как прежде. Так же подлавливать своей рекламой детей. Так же  лгать
конгрессу. Все останется по-старому, если мы  их  не  остановим.  Рикки,
опершись на локти, наклонилась вперед и через стол посмотрела на  миссис
Кард:
   - Если вы не можете, тогда выйдите и присоединитесь к тем двоим.
   - Не надо меня поддевать.
   - Я вас не  поддеваю.  Такое  решение  требует  мужества,  понимаете?
Николас прав. Если мы не дадим им пощечину  и  не  поставим  на  колени,
ничего не изменится. Это люди без совести.
   Миссис Глэдис Кард  нервничала  и  тряслась,  казалось,  она  вот-вот
упадет в обморок.
   - Прошу прощения. Я хотела бы помочь, но просто не могу.
   - Все в порядке, миссис  Кард,  -  попытался  успокоить  ее  Николас.
Бедная дама обезумела и нуждалась в дружеской  поддержке.  Все  будет  в
порядке, если удастся сохранить девять голосов. Нельзя расслабляться, он
не может позволить себе потерять ни одного голоса.
   Наступила тишина, все ждали, присоединится ли к ним миссис  Кард  или
отколется. Она глубоко вздохнула, подняла голову и нашла силы взять себя
в руки.
   - Можно мне задать вопрос? -  спросила  Энджел,  глядя  на  Николаса,
словно теперь он был единственным источником мудрости.
   - Разумеется, - ответил тот, пожимая плечами.
   - Что произойдет с табачными компаниями, если мы вынесем тот  суровый
вердикт, о котором говорили?
   - С юридической, экономической или политической точек зрения?
   - Со всех.
   Он ненадолго задумался и с готовностью ответил:
   - Для начала в их рядах начнется паника. Пойдут круги. Исполнительная
власть этих компаний забеспокоится: что последует дальше? Они залягут на
дно и станут  ждать,  обрушатся  ли  на  них  новые  иски.  Им  придется
пересмотреть свою рекламную политику. Они не  обанкротятся,  по  крайней
мере в ближайшем будущем, потому что у них  слишком  много  денег,  даже
обратятся в конгресс  с  требованием  принять  специальные  законы,  но,
полагаю, Вашингтон будет становиться все менее и менее  благосклонным  к
ним. Короче, Энджел, эта отрасль индустрии уже никогда не  станет  снова
такой, какой была до сих пор, если мы сделаем то, что должны сделать.
   - Будем  надеяться,  что  когда-нибудь  сигареты  запретят  вовсе,  -
добавила Рикки.
   - Или так, или компании ослабеют в финансовом плане настолько, что не
смогут поддерживать производство, - заключил Николас.
   - А что будет с нами? - спросила Энджел. - Я имею в виду,  не  грозит
ли нам опасность? Вы ведь сказали, что эти люди следили за нами  еще  до
начала процесса.
   - Нет, мы будем в безопасности, - успокоил ее Николас. -  Они  ничего
не могут нам сделать. Как я уже говорил,  через  неделю  они  и  имен-то
наших не вспомнят. Но приговор будут помнить все.
   Филип Сейвелл вернулся и сел на место.
   - Ну, Робин Гуды, что решили? - спросил  он.  Николас  пропустил  его
издевку мимо ушей.
   - Итак, если мы хотим сегодня  уйти  домой,  нужно  определить  сумму
возмещения ущерба, - сказал он.
   - Я думала, мы уже решили, - удивилась Рикки.
   - У нас есть хотя бы девять голосов? - спросил председатель.
   -  Можно  ли  поинтересоваться,  за  какую  сумму  они  должны  будут
проголосовать? - насмешливо спросил Сейвелл.
   - Триста пятьдесят миллионов с небольшим, - ответила Рикки.
   - Ах вот оно  что!  Старая  теория  перераспределения  собственности.
Странно, ребята, вы не похожи на кружок марксистов.
   - Есть идея, - сказал Джерри. - Давайте округлим сумму до  четырехсот
миллионов, это как раз половина их наличности. Глядишь, не  разорятся  -
придется,  правда,  подтянуть  потуже  пояса,  добавить  никотинчику   в
сигаретки, поймать в сети еще немного ребятишек, и - оп-ля! - через пару
лет они вернут все свои денежки.
   - Так здесь происходит аукцион?  -  спросил  Сейвелл.  Никто  ему  не
ответил.
   - Давайте так и сделаем, - согласилась Рикки.
   - Посчитаем голоса, -  предложил  Николас,  и  девять  рук  поднялись
вверх. Он персонально опросил каждого из восьмерых, согласен  ли  тот  с
вердиктом, требующим возмещения  материального  ущерба  в  размере  двух
миллионов долларов и морального -  в  размере  четырехсот  миллионов,  и
занес имена в протокол. Всё сказали "да". Он заполнил остальные графы  и
попросил каждого расписаться.
   После долгого отсутствия вернулся Лонни. Николас обратился к нему:
   - Мы вынесли вердикт, Лонни.
   - Что вы говорите? Какая неожиданность! И сколько же отвалили?
   - Четыреста два миллиона, - сказал Сейвелл.  -  Плюс-минус  несколько
миллионов.
   Лонни перевел взгляд с Сейвелла на Николаса.
   - Шутите? - произнес он едва слышно.
   - Ничуть, - подтвердил Николас. - Это правда. И у нас девять голосов.
Хотите присоединиться?
   - Идите вы к черту!
   - Невероятно, правда? - сказал Сейвелл. - И  представляете  себе,  мы
все станем знаменитыми.
   - Это неслыханно, - простонал Лонни, прислонясь к стене.
   - Вовсе нет, - возразил Николас.  -  Несколько  лет  назад  "Тексако"
присудили штраф в десять миллиардов.
   - Значит, это торговая сделка? - сказал Лонни.
   - Нет, - вставая, ответил Николас. - Это справедливость. - Он подошел
к двери, открыл ее и попросил Лу Дэлл сообщить судье Харкину,  что  жюри
готово.
   Пока они ждали, Лонни зажал Николаса в угол и шепотом спросил:
   - Можно ли сделать так, чтобы было ясно, что я в этом не  участвовал?
- Он был не столько обескуражен, сколько зол.
   -  Конечно,  не  волнуйтесь.  Судья  будет   спрашивать   каждого   в
отдельности. Когда очередь дойдет до вас, сделайте так, чтобы  весь  мир
узнал, что вы к этому не причастны.
   - Благодарю.

ГЛАВА 42

   Лу Дэлл взяла у Николаса записку, как делала это  уже  много  раз,  и
передала ее Уиллису. Тот прошел по коридору, завернул за угол и  скрылся
из виду. Из рук в руки он отдал записку судье Харкину,  который  в  этот
момент разговаривал по телефону и с нетерпением ждал  вердикта.  Сколько
раз в своей жизни он выслушивал решения присяжных, но на сей раз у  него
было предчувствие чего-то необычного. Он всегда верил, что придет  день,
когда ему доведется  председательствовать  на  каком-нибудь  грандиозном
гражданском процессе, но и на нынешний жаловаться не приходилось.
   В записке было сказано: "Господин судья, можете ли  вы  организовать,
чтобы меня  вывезли  из  здания  суда  под  охраной,  когда  жюри  будет
распущено? Я боюсь. Объясню позже. Николас Истер".
   Его честь отдал распоряжение охраннику, стоявшему снаружи у двери его
кабинета, после чего целеустремленно направился в  зал,  где,  казалось,
даже воздух сгустился  от  тревожного  ожидания.  Адвокаты,  большинство
которых все это время толпились в служебных комнатах в  ожидании,  когда
их позовут, нервно и суетливо бросились по местам и стали дико озираться
по сторонам. Зрители тихонько просачивались в зал. Было уже почти восемь
часов.
   - Мне сообщили, что жюри вынесло вердикт, - громко сказал в  микрофон
Харкин, он  видел,  как  адвокаты  трясутся  от  страха.  -  Пожалуйста,
приведите присяжных.
   Они входили в зал с торжественными лицами, как это  обычно  бывает  с
присяжными, готовыми объявить вердикт. Независимо от того, какую новость
они приготовили той или иной стороне и насколько единодушны были в своем
решении,  они  никогда  не  поднимают  глаз,  заставляя  каждую  сторону
трепетать и готовиться к апелляции.
   Лу Дэлл взяла  у  Николаса  протокол,  передала  его  судье  Харкину,
который заглянул в него, однако сохранил невозмутимый вид. Он  ничем  не
выдал, что держит в руках бомбу. Вердикт несказанно шокировал  его,  но,
согласно принятой процедуре, он уже ничего не мог сделать  -  технически
все было в порядке. Позднее, конечно, будет предпринята попытка смягчить
приговор, но сейчас руки у него  связаны.  Судья  снова  сложил  листок,
передал его Лу Дэлл, и та отнесла его обратно Николасу, который стоял  в
ожидании момента оглашения.
   - Господин председатель, огласите, пожалуйста, вердикт.
   Николас развернул свой шедевр, откашлялся, бросил  быстрый  взгляд  в
зал, чтобы убедиться, что Фитч там, и, увидев  его,  прочел:  "Мы,  жюри
присяжных, решили дело в пользу истицы, Селесты  Вуд,  и  присуждаем  ей
компенсацию материального ущерба в размере двух миллионов долларов".
   Уже это создавало новый прецедент. Уэндел Pop и все члены его команды
одновременно вздохнули с огромным облегчением. Они только  что  вошли  в
историю.
   Но это было еще не все.
   "А также мы, жюри присяжных, решив дело в пользу истицы, Селесты Вуд,
обязываем ответчика выплатить истице  компенсацию  морального  ущерба  в
размере четырехсот миллионов долларов".
   От адвоката момент  оглашения  вердикта  требует  особого  искусства.
Нельзя дергаться и вертеться. Нельзя озираться  по  сторонам  в  поисках
сочувствия или восхищения. Нельзя кидаться к клиенту, чтобы утешить  его
или поздравить. Нужно сидеть абсолютно неподвижно,  с  серьезным  видом,
записывать что-нибудь в блокнот и делать  вид,  что  точно  знал,  какой
именно вердикт будет вынесен.
   На сей раз адвокатское искусство было посрамлено. Кейбл  упал  грудью
на стол, словно получил вдруг пулю в  живот.  Его  коллеги  с  отвисшими
челюстями вперили остекленевшие взоры в ложу  жюри  Они  выглядели  так,
словно из них выпустили воздух, они  не  верили  своим  ушам.  Откуда-то
из-за спины Кейбла, где сидели помощники адвокатов защиты, донеслось: "О
Господи!" Pop, обняв Селесту Вуд, засверкал  всеми  своими  белоснежными
зубами, а вдова начала плакать. Остальные адвокаты  обвинения  сдержанно
поздравляли друг друга, похлопывая по плечам. О, какая волнующая победа,
какая перспектива разделить между  собой  сорок  процентов  присужденной
суммы!
   Николас сел и похлопал Лорин Дьюк по колену.  Он  сделал  свое  дело,
наконец-то сделал!
   Судья Харкин вдруг напустил на себя сугубо деловой  вид,  словно  это
был вполне заурядный вердикт.
   - Итак, леди и джентльмены, я должен опросить членов жюри. То есть  я
буду спрашивать каждого в отдельности,  согласен  ли  он  с  приговором.
Начнем с мисс Лорин Дьюк. Пожалуйста, ответьте громко и  отчетливо,  для
протокола, согласны ли вы с этим вердиктом.
   - Согласна, - с гордостью ответила та,
   Некоторые адвокаты сделали пометки в блокнотах.  Другие  просто  тупо
смотрели в пространство перед собой.
   - Мистер Истер? Голосовали ли вы за этот вердикт?
   - Голосовал.
   - Миссис Дапри?
   - Да, сэр. Голосовала.
   - Мистер Сейвелл?
   - Нет, не голосовал.
   - Мистер Ройс? Голосовали ли вы "за"?
   - Голосовал.
   - Мисс Уиз?
   - Да.
   - Мистер By?
   - Да.
   - Мистер Лонни Шейвер?
   Лонни привстал и сказал громко, чтобы было слышно на весь мир:
   - Нет, сэр,  Ваша  честь,  я  не  голосовал  за  этот  вердикт,  и  я
совершенно с ним не согласен.
   - Благодарю вас. Миссис Рикки Коулмен? Вы согласны с вердиктом?
   - Да, сэр.
   - Миссис Глэдис Кард?
   - Нет, сэр.
   Искорка надежды сверкнула вдруг для Кейбла, "Пинекса", Фитча  и  всей
табачной индустрии. Три присяжных только что отреклись от вердикта.  Еще
один - и жюри отправят назад для продолжения дебатов. В практике каждого
судьи были случаи, когда уже после оглашения приговора, при персональном
опросе некоторые присяжные меняли свое мнение. Здесь, на  виду  у  зала,
под  пристальными  взглядами   адвокатов   и   их   клиентов,   приговор
воспринимался несколько  ин