робормотала она,  и  до  него  донеслись  два  сердитых
мужских голоса. - Встретимся после. - Кто-то включил музыку.
   - Информация нужна мне немедленно.
   - А мне нужны деньги.
   - Прекрасно. Скажите, где вы находитесь.
   - О, я сама не знаю, -  ответила  Беверли  и  ругнулась  на  кого-то,
находившегося с ней в комнате.
   Свенсон стиснул трубку.
   -  Беверли,  слушайте  меня  внимательно.  Вы  помните  ту  маленькую
кофейню, в которой мы встречались в прошлый раз?
   - Думаю, да.
   - Это на Восьмой, неподалеку от "Бальдуччи".
   - Ах да!
   - Отлично. Встретимся там как можно скорее.
   - Это  когда?  -  спросила  она  и  снова  разразилась  бессмысленным
хохотом.
   Свенсон был терпелив.
   - В семь часов вас устроит?
   - А сейчас сколько?
   - Полчетвертого.
   - Ого!
   - Послушайте, почему вы не хотите,  чтобы  я  приехал  туда,  где  вы
сейчас находитесь? Скажите, где это, и я моментально примчусь на такси.
   - Не-е-е, со мной все в порядке. Я просто немного развлекаюсь.
   - Вы пьяны.
   - Ну и что?
   - А то, что, если вы хотите получить свои четыре тысячи, вам бы лучше
протрезвиться перед встречей со мной.
   - Я буду на месте, парниша. Напомните, как вас зовут?
   - Свенсон.
   - Правильно, Свенсон. Я буду в условленном месте  в  семь  или  около
того. - Она засмеялась и повесила трубку.
   Свенсон больше не ложился, так как заснуть все равно не смог бы.

***

   В половине шестого Марвис Мейплз представился полицейскому и спросил,
не может ли он забрать своего брата Деррика домой. Пять часов заключения
истекли. Полицейский привел Деррика из камеры, отпер сейф и поставил  на
стойку металлическую коробку с пожитками Деррика. Тот проверил свои вещи
- одиннадцать тысяч наличными, ключи от машины, карманный нож, мазь  для
смягчения губ. Брат смотрел на деньги, не веря своим глазам.
   Когда они подошли к машине, Марвис спросил Деррика, откуда деньги,  и
тот поведал ему, что выиграл их вчера в казино. Он дал брату две  тысячи
и попросил разрешения воспользоваться его машиной. Марвис взял деньги  и
согласился подождать, пока  полицейские  пригонят  с  городской  стоянки
машину Деррика.
   Сам Деррик помчался  в  Пэсс-Кристиан  и  на  рассвете  припарковался
позади  мотеля  "Сиеста".  Низко  пригнувшись,  на  случай  если  кто-то
окажется поблизости, он пролез через кусты и подобрался к  окну  комнаты
Энджел. Оно, разумеется, оказалось закрытым. Деррик потихоньку  постучал
в стекло.  Никакого  ответа.  Тогда  он  подобрал  небольшой  камешек  и
постучал громче. Быстро светало, и Деррик начал нервничать.
   - Стоять! - послышался вдруг громкий окрик у него за спиной.
   Деррик быстро оглянулся и увидел Чака, охранника в форме, целившегося
ему прямо в лоб из блестящего пистолета с длинным дулом.
   - Отойти от окна! - скомандовал Чак. - Руки вверх! Деррик поднял руки
и сделал шаг сквозь кусты.
   - На землю! - снова скомандовал Чак, и Деррик, распластавшись, словно
орел, плюхнулся на холодный тротуар. Заломив ему руки за спину,  Чак  по
радио вызвал подмогу.
   Марвис все еще бродил возле участка в ожидании машины Деррика,  когда
его брата, арестованного во второй раз за эту ночь, привезли обратно.
   Энджел благополучно проспала все эти события.

ГЛАВА 38

   Присяжного, который  считался  самым  усердным,  слушал  внимательнее
всех,  помнил  почти  все,  что  говорилось  в  суде,  и  беспрекословно
повиновался распоряжениям судьи Харкина,  было  бы  позорно  вывести  из
состава жюри в последний день и тем самым сорвать процесс.
   Точная, как часы, миссис Херман Граймз появилась в столовой  ровно  в
четверть восьмого, взяла поднос и стала собирать ставший уже обычным  за
эти две недели завтрак: овсянка, снятое  молоко  и  банан  для  Хермана,
кукурузные хлопья, двухпроцентное молоко, ломтик бекона и  яблочный  сок
для себя. Николас, как он часто это  делал,  подошел  и  предложил  свою
помощь. Днем в комнате жюри он продолжал готовить  кофе  для  Хермана  и
считал себя обязанным  помогать  также  и  утром.  Два  кусочка  сахара,
пакетик сливок для  Хермана,  черный  кофе  -  для  миссис  Граймз.  Они
поболтали  о  погоде,  о  том,  упаковали  ли  они   уже   вещи,   чтобы
приготовиться к скорому отъезду.  Она  казалась  искренне  взволнованной
перспективой ужинать в понедельник дома.
   Все утро Николас и Хенри By приветствовали по очереди приходивших  на
завтрак коллег, настроение у всех  было  почти  праздничным.  Скоро  все
поедут домой!
   Пока  миссис  Граймз  ходила   за   приборами,   Николас,   продолжая
рассказывать что-то об адвокатах, быстро бросил в чашку  Хермана  четыре
маленькие таблетки.  Они  его  не  убьют.  Это  метергин,  очень  легкий
наркотик, который применяют в  кабинетах  неотложной  помощи  для  того,
чтобы привести в чувство находящихся в глубоком обмороке пациентов. Часа
четыре  Херману  будет  худо,  но  потом  он  оклемается   безо   всяких
последствий.
   По традиции, Николас проводил  миссис  Граймз  до  ее  комнаты,  неся
поднос и болтая о том о  сем.  Она  искренне  поблагодарила  его:  такой
приятный молодой человек.
   Паника началась спустя полчаса, и  Николас,  разумеется,  оказался  в
эпицентре событий.  Миссис  Граймз  в  состоянии,  близком  к  истерике,
выскочила в коридор и позвала Чака, сидевшего на своем  посту  с  чашкой
кофе и газетой в руках. Услышав ее  взволнованный  голос,  Николас  тоже
выскочил из комнаты. Что-то случилось с Херманом!
   На крики прибежали Лу Дэлл и Уиллис, и вскоре почти все  собрались  у
открытой двери комнаты Граймзов, заглядывая внутрь. Херман лежал на полу
в  ванной,  согнувшись  пополам,  схватившись  за  живот   и   испытывая
невыносимую боль в желудке. Миссис Граймз и Чак хлопотали  над  ним.  Лу
Дэлл бросилась к телефону и позвонила в службу спасения -  911.  Николас
мрачно сказал Рикки Коулмен, что скорее  всего  это  сердечный  приступ.
Шесть лет назад у Хермана уже был такой.
   Через несколько  минут  все  знали,  что  у  Хермана  приступ  острой
сердечной недостаточности.
   Санитары, прибывшие с носилками, с помощью  Чака  оттеснили  всех  от
двери. Херману сделали укол и дали кислород. Давление у него упало почти
до критического показателя. Миссис Граймз без конца  твердила,  что  вот
так же было и в прошлый раз.
   Больного положили на носилки и быстро покатили носилки по коридору. В
суматохе Николас неловко задел чашку Хермана и перевернул ее.
   Хермана увезли под  вой  сирены.  Присяжные  разошлись  по  комнатам,
стараясь успокоить взвинченные нервы. Лу Дэлл позвонила судье Харкину  и
сообщила, что Херман Граймз внезапно тяжело заболел. По общему мнению, с
ним случился повторный сердечный приступ.
   - Они опадают, как  осенние  листья,  -  сказала  она,  пустившись  в
рассуждения о том, что за восемнадцать лет ее службы в качестве куратора
присяжных еще  никогда  столько  народу  не  выбывало  из  игры  в  ходе
процесса. Судья оборвал ее.

***

   Он и не ожидал, что она явится точно в  семь,  чтобы  выпить  кофе  и
забрать  деньги.  Ведь  всего  несколько  часов  назад  она  была  почти
невменяема и явно не  собиралась  немедленно  начать  приводить  себя  в
порядок.  Где  уж  было  ждать,  что  она  прибудет  вовремя.  Он  долго
завтракал, потом от корки до корки прочел газету.  Не  пришла  она  и  в
восемь. Он пересел поближе к окну, чтобы  видеть  спешащих  по  тротуару
прохожих.
   В девять Свенсон снова позвонил к ней на квартиру и опять нарвался на
грубость: нет, ее нет дома, не было всю ночь  и,  возможно,  она  вообще
съехала, заявила все та же соседка.
   А ведь она чья-то дочь,  подумал  Свенсон.  Интересно,  знают  ли  ее
родители, что она кочует с чердака на чердак и готова на  все,  лишь  бы
урвать любую подачку, чтобы не умереть с голоду и купить очередную  дозу
таблеток?
   У него была масса времени, чтобы  поразмыслить  над  этим.  В  десять
пришлось заказать тост, так как официант стал  выразительно  поглядывать
на Свенсона - видимо, он решил, что тот засел здесь на весь день.

***

   Благодаря  умело  организованным  слухам  обычные   акции   "Пинекса"
поползли вверх. В пятницу перед закрытием торгов их котировка составляла
семьдесят три пункта, к моменту открытия на следующий день  -  семьдесят
шесть, а уже через несколько минут после открытия - семьдесят восемь. Из
Билокси доходили хорошие новости, хотя источник информации никому не был
известен. Акции всех табачных компаний быстро повышались,  причем  торги
шли очень активно.

***

   Судья  Харкин  появился  лишь  в  половине  десятого  и,  усевшись  в
судейское кресло, без удивления обнаружил,  что  зал  набит  битком.  Он
только что закончил горячий спор с Рором и Кейблом. Последний  настаивал
на объявлении суда несостоявшимся, поскольку  из  игры  выбыл  еще  один
присяжный. Но для такого решения оснований имелось недостаточно.  Харкин
добросовестно  подготовился.  Он  даже  откопал  прецедент,  разрешавший
принимать вердикт по гражданским делам, имея в наличии лишь  одиннадцать
присяжных. В этом  случае  тоже  требовалось  девять  голосов  "за",  но
вердикт должен был утвердить еще и Верховный суд.
   Как и следовало ожидать,  новость  о  сердечном  заболевании  Хермана
быстро  распространилась  среди   всех,   кто   следил   за   процессом.
Консультанты защиты немедленно объявили это маленькой удачей,  поскольку
Херман был явно на стороне обвинения.  Консультанты  обвинения  заверили
Рора, что это большой удар по  защите,  поскольку  Херман  был  явно  на
стороне защиты. Все эксперты  приветствовали  пополнение  в  лице  Шайна
Ройса, хотя толково объяснить свой восторг не могли.
   Фитч был ошеломлен. Как, думал  он,  провалиться  мне  сквозь  землю,
можно организовать сердечный приступ? Неужели Марли  могла  хладнокровно
отравить слепого? Слава Богу, что она в одной упряжке с Фитчем!
   Дверь открылась, и присяжные потянулись в ложу.  Все  следили  за  их
появлением, не отрывая глаз, чтобы  убедиться,  что  Хермана  среди  них
действительно нет. Его место осталось пустым. Судья Харкин уже поговорил
с врачом и начал с того, что успокоил присяжных: Херман быстро  приходит
в себя, вероятно, приступ был не  настолько  серьезным,  как  показалось
сначала. Присяжные, особенно  Николас,  явно  почувствовали  облегчение.
Шайн Ройс стал присяжным номер пять и занял место Хермана в первом  ряду
между Филипом Сейвеллом и Энджел Уиз.
   Он гордился собой.
   Когда все расселись  и  установилась  тишина,  судья  пригласил  Рора
приступить к заключительной речи. Придерживайтесь  часового  регламента,
напомнил он. Pop, в своем любимом кричащем пиджаке, но в  накрахмаленной
рубашке и чистом галстуке-бабочке, начал с извинений за то, что  процесс
затянулся,  и  поблагодарил  присяжных  за  долготерпение.  Покончив   с
любезностями, он без проволочек  обрушил  гневную  филиппику  на  товар,
"...который  является  смертельно  опасным  потребительским  товаром  на
рынке. Сигареты. Они каждый год убивают четыреста тысяч  американцев,  в
десять раз больше, чем наркотики. Ни один потребительский товар не может
сравниться с ними по смертоносности воздействия".
   Адвокат подчеркнул самые выигрышные моменты показаний докторов Фрике,
Бронски и Килвана, однако избежал повторения сказанного ими. Напомнил он
и о Лоренсе Криглере,  человеке,  проработавшем  много  лет  в  табачной
промышленности и знавшем все ее грязные секреты. Минут десять он говорил
о Лионе Робилио,  безголосом  свидетеле,  отдавшем  двадцать  лет  жизни
пропаганде табака и  наконец  понявшем,  сколь  коррумпирована  вся  эта
индустрия.
   Самым драматическим моментом его выступления был сюжет о детях. Чтобы
выжить, Большой  табак  должен  держать  на  крючке  подростков  и  быть
уверенным, что  каждое  следующее  поколение  окажется  покупателем  его
продукции. Словно подслушав то, о чем говорилось в комнате присяжных, он
призвал их вспомнить, в каком возрасте они сами начали курить.
   Три тысячи детей каждый день приобретают эту вредную привычку.  Треть
из них в конце концов умирает от нее. Нужно ли добавлять что-то еще?  Не
пора ли заставить богатейшие  корпорации  отвечать  за  свою  продукцию,
оставить в покое наших детей и заплатить за ущерб, причиняемый  здоровью
нации?
   Коснувшись проблемы никотина и упрямого нежелания  табачных  компаний
признать,  что  он  вызывает  привыкание  организма,   Pop   стал   зол.
Исследования  подтверждают,  что  легче  освободиться  от   привычки   к
марихуане и кокаину, чем к сигаретам. Еще  более  гневно  зазвучала  его
речь, когда он вспомнил о Дженкле и его гнусной теории.
   И  вдруг  в  мгновение  ока  адвокат  превратился  в  совсем  другого
человека. Теперь он говорил о своей  клиентке,  о  миссис  Селесте  Вуд,
прекрасной жене, матери, друге, истинной жертве табачной индустрии.  Pop
говорил о ее муже, покойном мистере Джекобе Вуде,  который  пал  жертвой
сигарет "Бристолз"  -  гордости  ассортимента  компании  "Пинекс".  Этот
человек двадцать лет боролся с вредной привычкой, но  умер  в  пятьдесят
один год, потому что употреблял законно произведенный продукт именно тем
способом, на какой он рассчитан.
   Затем Pop прошел к доске, установленной в зале на переносном штативе,
и с помощью белого маркера  набросал  несколько  быстрых  математических
выкладок. В денежном выражении утраченные годы жизни Джекоба Вуда  можно
оценить, скажем, в один миллион. Он  прибавил  еще  кое-какие  потери  и
написал цифру 2 000 000 долларов - ведь семья действительно потеряла  со
смертью Джекоба Вуда кое-какие доходы.
   Но речь  не  о  денежных  потерях.  Pop  прочел  небольшую  лекцию  о
возмещении морального ущерба и о том, как важно  этот  ущерб  возмещать,
чтобы держать в узде  американские  корпорации.  А  как  можно  наказать
корпорацию, располагающую  восемьюстами  миллионами  долларов  на  своих
счетах? Pop предусмотрительно не назвал окончательную  сумму  воздаяния,
хотя по закону имел право это сделать. Он просто оставил на доске крупно
написанную цифру "800 000 000", после чего, вернувшись на  место  и  еще
раз поблагодарив жюри, сел. Он закончил свое выступление.  Сорок  восемь
минут.
   Его честь объявил десятиминутный перерыв.

***

   Она опоздала на четыре часа, но Свенсон все равно готов был обнять ее
от радости, однако не стал этого делать, опасаясь подцепить какую-нибудь
заразу, а  также  потому,  что  она  явилась  в  сопровождении  смуглого
молодого  человека,  с  ног  до  головы  затянутого  в  черную  кожу,  с
иссиня-черными волосами и бородой, очевидно, крашеными. Прямо  посредине
лба у него красовалась впечатляющая татуировка "Джейд", а в обоих ушах -
занятная коллекция серег.
   Джейд молча придвинул стул и  сел,  приняв  угрожающую  позу,  словно
доберман в ожидании команды "фас".
   Беверли явно кто-то  избил.  Нижняя  губа  была  у  нее  рассечена  и
вспухла. Синяк на щеке она постаралась замаскировать гримом. Правый глаз
почти не открывался. От нее  несло,  как  от  давно  не  вытряхивавшейся
пепельницы. Этот запах смешивался с перегаром дешевого бурбона. А  кроме
того, она явно чего-то наглоталась, вероятно, амфетамина.
   Свенсону не составило бы труда,  спровоцировав  Джейда,  врезать  ему
прямо по татуировке на лбу, а потом выдрать из ушей все его украшения.
   - Принесли деньги? - спросила она, глядя на Джейда, который,  в  свою
очередь, тупо уставился на Свенсона. Долго гадать, куда уйдут деньги, не
приходилось.
   - Да. Расскажите мне о Клер.
   - Сначала покажите мои денежки.
   Свенсон достал небольшой конверт, приоткрыл его,  чтобы  стали  видны
купюры, а потом, положив на стол, прикрыл ладонями.
   - Четыре тысячи. А теперь давайте говорите быстренько, -  сказал  он,
не упуская из поля зрения Джейда.
   Беверли опять посмотрела на приятеля, тот, как плохой актер, картинно
кивнул и сказал:
   - Валяй.
   - Ее настоящее имя Габриэль Брэнт. Она из Колумбии, штат Миссури. Там
она окончила школу и училась в университете,  где  ее  мать  преподавала
историю средних веков. Это все, что я знаю.
   - А где ее отец?
   - Кажется, он умер.
   - Что-нибудь еще?
   - Не-а, давайте мои деньги.
   Свенсон подтолкнул конверт и моментально вскочил.
   - Спасибо, - только и произнес он перед тем, как исчезнуть.

***

   Дурвуду  Кейблу  потребовалось  чуть  больше  получаса,  чтобы  умело
дискредитировать  смехотворные  потуги  обвинения  выторговать  миллионы
семье человека, который вполне сознательно курил тридцать пять лет. Этот
суд мало чем отличается от примитивного грабежа.
   Что больше всего не нравилось Кейблу в поведении команды обвинителей,
так это то, что они намеренно уводят внимание  от  Джекоба  Вуда  и  его
привычек и ввергают суд в эмоциональные дебаты о детском курении.  Какое
отношение имеет Джекоб Вуд к сегодняшней рекламе табачных  изделий?  Нет
ни грана доказательств,  что  покойный  мистер  Вуд  испытывал  на  себе
влияние какой-то рекламной кампании. Он начал курить, потому что сам так
решил.
   Зачем приплетать сюда детей? Да чтобы выдавить слезу, вот  зачем.  Мы
ведь остро реагируем, когда нам кажется, что  наших  детей  обижают  или
манипулируют ими. И чтобы убедить вас, уважаемые присяжные, отдать вдове
целое состояние, ее адвокаты должны  прежде  всего  спровоцировать  вашу
гневную реакцию. Кейбл  искусно  апеллировал  к  чувству  справедливости
присяжных, призывал их руководствоваться фактами, а не  эмоциями.  Когда
он заканчивал свою речь, внимание всего жюри было буквально приковано  к
нему.
   После того как Кейбл сел на место, судья Харкин сказал,  обращаясь  к
присяжным:
   - Леди и джентльмены,  теперь  дело  в  ваших  руках.  Предлагаю  вам
выбрать нового председателя вместо мистера Граймза,  которому,  как  мне
сообщили, уже гораздо лучше. В прошлом перерыве я беседовал с его женой,
и она сказала, что он еще слаб, но врачи обещают  полное  выздоровление.
Если вам нужно будет поговорить со мной, пожалуйста, уведомьте  об  этом
мадам куратора. Остальные инструкции вам  вручат  в  комнате  присяжных.
Желаю удачи.
   Когда Харкин,  помахав  им  на  прощание,  удалился,  Николас  слегка
повернул голову к залу и встретился глазами с  Рэнкином  Фитчем,  просто
чтобы понять, как идут дела. Фитч кивнул, и Николас  поднялся  вместе  с
остальными.
   Было почти двенадцать часов дня. Суд считался распущенным  впредь  до
особого  объявления.  Это  означало,  что  все  желающие  могли  бродить
поблизости в ожидании оглашения  вердикта.  Стайка  ребят  с  Уолл-стрит
помчалась звонить в  свои  офисы.  Исполнительные  директора  на  минуту
смешались с мелкими чиновниками, а потом вышли из зала.
   Фитч покинул здание суда сразу же и направился в свою контору. Увидев
его,  Конрад,   склонившийся   над   телефонным   пультом,   нетерпеливо
воскликнул:
   - Это она, она звонит из автомата!
   Фитч, еще больше заторопившись, вбежал в свой кабинет, схватил трубку
и сказал:
   - Алло.
   - Фитч, сейчас вы получите новые инструкции по поводу перевода денег.
Не кладите трубку и подойдите к факсу.
   Фитч взглянул на свой персональный факс, из него  выползала  бумажная
лента.
   - Да, есть, - сказал он. - Что за новые инструкции?
   - Заткнитесь, Фитч. Просто делайте то, что я говорю,  причем  делайте
немедленно.
   Фитч сорвал ленту и прочел написанное от руки послание. Теперь деньги
велено было отправить в Панаму. "Банко-Атлантико" в  Панама-Сити.  Марли
указывала каналы перевода и номера счетов.
   - У вас двадцать минут, Фитч. Жюри обедает. Если к половине первого я
не получу подтверждения, буду считать договор  расторгнутым,  и  Николас
развернется на сто  восемьдесят  градусов.  У  него  в  кармане  сотовый
телефон, он ждет моего звонка.
   - Позвоните в половине первого, - сказал Фитч, вешая трубку. Он велел
Конраду не подзывать его к телефону, кто  бы  ни  звонил,  и  немедленно
пе