догадаться об этом, просто глядя на вас", -  сказал  Pop,  в
очередной  раз  блеснув  белоснежными  зубами.  В  этот  момент  в  зале
находилось как минимум восемь человек,  отчаянно  пытавшихся  уловить  и
истолковать каждую поднятую бровь и каждый искаженный в гримасе рот.
   Не давая слушателям передышки, Pop взял в руки бумаги, лежавшие перед
ним на столе, заглянул в них и продолжил:
   - Итак,  среди  вас  есть  люди,  которым  уже  доводилось  исполнять
обязанности присяжных. Пожалуйста, поднимите руки.
   Около дюжины человек  послушно  подняли  руки.  Pop  всех  их  окинул
изучающим взглядом и остановился на сидевшей в переднем ряду ближе всего
к нему женщине.
   - Миссис Милвуд, если не ошибаюсь?
   Женщина, зардевшись, кивнула. Все без исключения либо уже глазели  на
миссис Милвуд, либо искали ее взглядом.
   - Насколько мне известно, вы были членом жюри присяжных несколько лет
назад? - приветливо спросил Pop.
   - Да, - откашлявшись и стараясь говорить громко, ответила та.
   - Какого рода дело тогда рассматривалось? -  продолжал  расспрашивать
Pop, хотя знал все в мельчайших подробностях - семь лет назад, в этом же
самом суде, при другом судье, истец проиграл. Копию того дела он получил
несколько недель  назад  и  даже  поговорил  с  адвокатом  истца,  своим
приятелем. Он начал с этой дамы  и  с  этого  вопроса,  чтобы  успокоить
аудиторию, показать, насколько это безопасно и безболезненно  -  поднять
руку и разрешить все проблемы.
   - Дело об автокатастрофе, - ответила женщина.
   - Где вы заседали? - с искренним видом поинтересовался Pop.
   - Здесь же.
   - Вот как? В этом самом  суде?  -  Pop  изобразил  удивление,  однако
адвокаты защиты прекрасно знали, что оно наигранное. - Пришли  ли  тогда
присяжные к единому мнению?
   - Да.
   - И каков же был вердикт?
   - Мы ему ничего не присудили.
   - Ему - это истцу?
   - Да. Мы сочли, что он на самом деле не пострадал.
   - Понимаю. Вам понравилось заседать в жюри?
   Она подумала несколько секунд.
   - В общем, да, хотя, знаете  ли,  масса  времени  тратилась  впустую,
когда адвокаты начинали пререкаться о том о сем.
   Широкая улыбка.
   - Да, это мы любим. Не было ли в том  деле  чего-нибудь  такого,  что
могло бы послужить препятствием к вашему участию в этом процессе?
   - Вроде бы нет.
   - Благодарю вас, миссис Милвуд. - Ее муж когда-то служил  бухгалтером
в маленькой окружной больнице, которая вынуждена  была  закрыться  после
того, как  суд  признал  персонал  виновным  в  преступной  небрежности.
Поэтому обвинительные приговоры подсознательно вызывали у миссис  Милвуд
неприятие. Джонатан Котлак, ответственный за окончательный  подбор  жюри
со стороны истицы, давно уже  исключил  ее  имя  из  списка  желательных
присяжных.
   Однако  адвокаты  защиты,  сидевшие  в  десяти  футах  от   Кот-лака,
рассматривали ее как весьма подходящего кандидата. Джоуэн  Милвуд  могла
стать для  них  счастливой  находкой.  Pop  начал  задавать  аналогичные
вопросы  другим  ветеранам  присяжной  службы,  и  процедура   приобрела
монотонный  характер.  Затем  он  затронул   щекотливую   тему   реформы
гражданского законодательства и предложил ряд беспорядочных  вопросов  о
правах  жертвы,  поверхностных  судебных   разбирательствах   и   суммах
страхования. Вокруг некоторых из них завязались небольшие дискуссии,  но
неприятностей удалось избежать. Подходило время обеда,  и  аудитория  на
время утратила интерес к происходящему.  Судья  Харкин  объявил  часовой
перерыв, охранники очистили зал.
   Однако адвокаты остались. Глория Лейн со своими  помощницами  раздала
им пакеты с едой - маленькие сандвичи на непропеченном хлебе  и  красные
яблоки.  Обед  должен  был  проходить  "без  отрыва  от   производства".
Двенадцать ответивших на вопросы кандидатов следовало обсудить и принять
по ним решения. Его честь был готов выслушать доводы. Всем  подали  кофе
или чай со льдом - по желанию.
   Использование анкет  значительно  облегчало  подбор  жюри.  Пока  Pop
задавал вопросы в зале суда,  десятки  людей  в  других  местах  изучали
письменные ответы  и  вычеркивали  имена  из  своих  списков.  У  одного
кандидата сестра умерла от рака легких. У семи других  были  друзья  или
родственники, страдавшие  от  серьезных  заболеваний,  которые  эксперты
считали вероятным результатом  курения.  Почти  половина  ответивших  на
анкету  либо  продолжали  курить,   либо   в   прошлом   были   заядлыми
курильщиками. Большинство курящих признались, что хотели бы бросить.
   Сведения были проанализированы, внесены в компьютеры,  и  к  середине
второго дня судебных заседаний все получили распечатки и  внесли  в  них
поправки. Объявив в половине пятого об окончании второго дня  заседаний,
судья  Харкин  снова  приказал  очистить  зал,  и  работа  над  списками
продолжилась. Почти три часа юристы изучали  и  дебатировали  письменные
ответы кандидатов. К концу дня еще тридцать одно имя было  исключено  из
списков.  Глории  Лейн  надлежало  немедленно   обзвонить   этих   новых
"отставников" и сообщить им радостную весть.
   Харкин был решительно настроен закончить отбор присяжных в среду.  Он
утвердил в  общих  чертах  расписание  выступлений  на  четверг  и  даже
намекнул на вероятность субботнего заседания.
   В восемь часов вечера он  выслушал  еще  одно  поспешное  и  едва  ли
плодотворное предложение и  распустил  всех  домой.  Адвокаты  "Пинекса"
собрались у Фитча в конторе "Уитни, Кейбл и Уайт", где их ожидали все те
же холодные сандвичи и масляные чипсы.  Фитч  требовал  работы,  и  пока
утомленные адвокаты медленно накладывали еду на бумажные тарелочки,  два
помощника раздавали им копии  актов  графологической  экспертизы.  Ешьте
побыстрее, командовал Фитч, будто  кому-нибудь  могло  прийти  в  голову
смаковать  подобную  пищу.  Список  сократился   до   111   человек,   и
окончательный отбор должен был начаться на следующий день.
   Утром солировал Дурвуд Кейбл, или Дурр,  как  его  называли  на  всем
побережье, откуда он за шестьдесят один год  своей  жизни,  в  сущности,
никуда не уезжал. Как старший партнер компании "Уитни, Кейбл и Уайт" сэр
Дурр был по  зрелом  размышлении  выбран  Фитчем  руководителем  бригады
юристов,  которым  предстояло  отстаивать  интересы  "Пинекса"  в  суде.
Адвокат, потом судья и теперь снова адвокат, Дурр за последние  тридцать
лет жизни в основном занимался изучением присяжных и их опросом. В  суде
он чувствовал себя как рыба в воде, потому  что  суд  -  это  подмостки:
никаких  телефонов,  никакого   уличного   движения,   никаких   снующих
взад-вперед секретарей. У каждого своя роль,  все  следуют  сценарию,  и
каждый  адвокат  -  звезда.  Дурр   и   двигался,   и   говорил   весьма
многозначительно, но при этом ничто не укрывалось от его пытливых  серых
глаз. Если его противник Уэндел Pop был  шумным,  общительным  и  грешил
против вкуса, Дурр  всегда  оставался  застегнутым  на  все  пуговицы  и
церемонным.  Неизменный  темный  костюм,  довольно   смелый   золотистый
галстук, классическая белая рубашка,  приятно  контрастировавшая  с  его
темным, загорелым лицом. Дурр был фанатичным рыболовом и проводил многие
часы в открытом море на своей яхте под  солнцем  Проплешина  у  него  на
макушке стала бронзовой.
   Был период, когда в течение шести лет  подряд  Дурр  не  проиграл  ни
одного дела, но потом Pop, его недруг, а временами друг, обставил его на
два миллиона в деле трех откатчиков.
   Дурр подошел к барьеру и серьезно посмотрел в  лица  ста  одиннадцати
сидевших перед ним людей. Он знал, где живет каждый из  них,  сколько  у
него детей и внуков, если таковые имеются.  Скрестив  руки  на  груди  и
задрав подбородок - этакий профессор-меланхолик, он  произнес  приятным,
глубоким голосом:
   - Меня  зовут  Дурвуд  Кейбл,  и  я  представляю  компанию  "Пинекс",
старейшую компанию, которая вот уже девяносто лет производит сигареты.
   Да,  вот  так,  он  вовсе  не  стыдится  этого!  Речь   о   "Пинексе"
продолжалась десять минут, и Дурр произнес ее мастерски, сумев  смягчить
образ компании, представить своего клиента как нечто теплое и  пушистое,
почти симпатичное.
   Покончив с этим, он бесстрашно окунулся в проблему выбора.  Если  Pop
напирал на пагубность привычки к курению, то Кейбл посвятил  свое  время
свободе выбора.
   - Нужно ли кого-либо убеждать в том, что при злоупотреблении сигареты
могут представлять потенциальную опасность? - спросил он и  увидел,  как
большинство присутствующих согласно закивали головами. Кто же  станет  с
этим спорить? -  Прекрасно.  Но  раз  это  общеизвестный  факт,  следует
признать, что курящий сознает опасность того, что  он  делает.  -  Снова
кивки, но руки пока никто не поднял.
   Дурр  изучал  лица,  особенно  остававшееся  загадкой  лицо  Николаса
Истера, сидевшего теперь в третьем ряду, восьмым от прохода. После  всех
пертурбаций Истер не был уже кандидатом номер пятьдесят шесть. Теперь он
носил порядковый номер тридцать два и с каждым новым отсевом продвигался
все выше в списке. Его лицо не выражало  ничего,  кроме  всепоглощающего
внимания.
   - Это очень важный вопрос, - медленно произнес  Кейбл,  и  его  слова
эхом отозвались в тишине зала. Направив на  аудиторию  указующий  перст,
без малейшего, впрочем, оттенка агрессивности, Кейбл спросил:
   - Есть ли в этом зале хоть один  человек,  который  сомневается,  что
существуют курильщики, не осознающие опасности курения?
   Он ждал, как рыболов, наблюдая и чуть-чуть  подергивая  удочку,  пока
наконец не клюнуло: в четвертом  ряду  медленно  поднялась  рука.  Кейбл
улыбнулся и сделал шаг вперед.
   - Ага, вы, если не ошибаюсь, миссис Татуайлер? Встаньте, пожалуйста.
   Если ему действительно нужен был доброволец, то радость его оказалась
преждевременной.  Миссис  Татуайлер  была  худенькой   маленькой   дамой
шестидесяти лет с  очень  сердитым  лицом.  Она  встала,  вытянувшись  в
струнку, высоко задрала подбородок и сказала:
   - У меня к вам вопрос, мистер Кейбл.
   - Конечно, пожалуйста.
   -  Если  всем  известно,  что  сигареты  вредны,  почему  ваш  клиент
продолжает производить их?
   Кое-кто из коллег миссис Татуайлер хихикнул. Все взоры устремились на
Дурвуда Кейбла. Он, никогда не отступавший ни при каких обстоятельствах,
продолжал улыбаться.
   - Отличный вопрос, - громко сказал он. Отвечать на него  Кейбл  вовсе
не собирался. - Вы полагаете, миссис Татуайлер, что производство сигарет
следует вообще запретить?
   - Да.
   - Даже если есть люди, которые желают  воспользоваться  своим  правом
курить?
   - Сигареты вредны, мистер Кейбл, вы это знаете.
   - Благодарю вас, миссис Татуайлер.
   -  Производители  начиняют  сигареты  никотином,  к   которому   люди
привыкают, и рекламируют свою продукцию, как безумные, желая продать  ее
как можно больше.
   - Благодарю вас, миссис Татуайлер.
   - Я еще не закончила, -  громко  сказала  она,  вцепившись  в  спинку
передней скамьи; теперь она казалась даже выше ростом.  -  Производители
сигарет всегда отрицали, что в сигаретах есть вредные добавки. Это ложь,
и вы это знаете. Почему они не сообщают об этом на этикетках?
   Выражение лица Дурра ничуть не изменилось. Он терпеливо  ждал,  затем
вполне приветливо спросил:
   - Вы закончили, миссис Татуайлер?
   Она хотела еще многое сказать, но вдруг ей пришло в голову, что здесь
не место для подобных речей.
   - Да, - ответила она почти шепотом.
   - Благодарю вас.  Ответы,  подобные  вашему,  чрезвычайно  важны  для
принятия решения при отборе жюри. Большое вам спасибо. Вы можете сесть.
   Она оглянулась,  словно  ожидая,  что  кто-нибудь  поддержит  ее,  но
осталась в одиночестве и тяжело рухнула на свое место. С тем же  успехом
она могла вообще покинуть зал суда.
   Кейбл быстро перешел к менее болезненным темам. Он задавал  множество
вопросов и предоставил своим  экспертам-наблюдателям  обширный  материал
для изучения. Закончил он в полдень,  как  раз  к  обеденному  перерыву.
Харкин попросил всех вернуться к  трем,  но  адвокатам  велел  пообедать
быстро и быть на месте через сорок пять минут.
   В час дня в пустом и  запертом  зале  суда  Джонатан  Котлак  сообщил
сгрудившимся за  своими  столами  адвокатам,  что  "истица  согласна  на
включение в жюри номера первого". Это никого не удивило. Каждый  записал
что-то на своей распечатке, в том  числе  и  Его  честь,  который  после
небольшой паузы спросил:
   - Защита?
   - Защита согласна.
   Тоже неудивительно. Номером первым была Рикки Коулмен,  молодая  мать
двух детей, которая  никогда  не  курила  и  работала  регистраторшей  в
больнице. Котлак со своей командой отобрали ее  по  письменным  ответам,
поставив седьмой в десятке желательных присяжных.  Они  основывались  на
том, что она имела отношение  к  лечению  больных,  окончила  колледж  и
здесь, в зале, проявляла искренний интерес  ко  всему  происходящему.  У
команды защиты она прошла под  шестым  номером,  и  рейтинг  ее  мог  бы
подняться даже выше, если бы не ряд неприятных моментов.
   - Это было нетрудно, - пробормотал  себе  под  нос  судья  Харкин.  -
Пойдем дальше. Присяжный номер два, Реймонд Си Ламонетт.
   Мистер Ламонетт был первым стратегическим объектом схватки.  Ни  одна
из сторон не желала видеть его  в  жюри,  его  рейтинг  у  обеих  команд
составлял всего 4,5. Он дымил, как паровоз, но отчаянно мечтал  бросить.
Его письменные ответы были абсолютно бесполезны, так  как  разобрать  их
возможным не представлялось. Эксперты обеих  команд,  наблюдая  за  ним,
пришли к выводу, что он ненавидит всех  адвокатов  и  все,  что  с  ними
связано. Много лет назад его сбил чуть не насмерть пьяный  водитель,  но
тяжбу против него мистер Ламонетт проиграл.
   По   правилам   каждая   из   сторон   имела   право   на   несколько
безапелляционных  отводов  присяжных,  то  есть  без  указания   причин.
Учитывая важность рассматриваемого дела, судья Харкин предоставил каждой
из сторон по десять  таких  возможностей  против  обычных  четырех.  Обе
стороны хотели  забаллотировать  мистера  Ламонетта,  но  каждая  желала
сделать это руками противника, чтобы сохранить  за  собой  право  отвода
десяти еще менее желательных кандидатов.
   Право первого  выбора  за  истцом.  После  небольшой  заминки  Котлак
сказал:
   - Истица отводит номер два.
   - Истица использовала одну из десяти  возможностей  безапелляционного
отвода, - объявил Харкин и сделал пометку в блокноте.  Маленькая  победа
защиты, одержанная благодаря решению, принятому в последнюю  секунду,  -
Дурр Кейбл тоже был готов заявить отвод.
   Истица отвела номер третий, жену служащего корпорации, а также  номер
четвертый. Последовали и другие стратегические отводы, в результате чего
первый ряд оказался практически  опустошенным.  Почти  такая  же  участь
постигла ряд второй, где из двенадцати человек лишь пять  прошли  сквозь
сито отводов, причем два отвода последовали со стороны суда. Когда  дело
дошло до третьего ряда, семь присяжных уже были утверждены.  На  восьмом
месте здесь сидел  "великий  неизвестный",  Николас  Истер,  кандидат  в
присяжные под номером тридцать два, которому было уделено много внимания
и который казался вполне приятным молодым  человеком,  однако  заставлял
обе стороны нервничать.
   Уэндел  Pop,  который  занял  место  Котлака,  проводившего   срочное
совещание с экспертом по поводу двух  лиц  из  четвертого  ряда,  заявил
отвод номеру двадцать пятому. Это был девятый  отвод  истицы.  Последний
приберегался  для  сильно  напуганного  и  пользующегося  дурной  славой
республиканца, сидевшего в четвертом ряду, если, конечно, они дойдут  до
четвертого ряда. Защита отклонила двадцать шестого и лишилась тем  самым
своего восьмого шанса. Кандидаты под номерами  двадцать  семь,  двадцать
восемь и двадцать девять были утверждены.  Тридцатый  номер  отведен  по
обоснованной взаимной просьбе, не лишившей ни одну из сторон  оставшихся
возможностей на отвод без объяснения  причин.  Дурр  Кейбл  обратился  к
судье  с  просьбой  прервать  ведение  протокола,  так   как   появилась
необходимость кое-что обсудить в частном  порядке.  Pop  казался  слегка
озадаченным, но не возражал. Секретарь  перестал  писать.  Кейбл  вручил
краткое резюме Рору и Его чести судье Харкину. Понизив голос, он сказал:
   - Ваша  честь,  из  некоторых  источников  нам  стало  известно,  что
присяжный   номер   тридцать,   Бонни   Таюс,   регулярно    употребляет
наркотический препарат ативан. Она никогда не лечилась, не  подвергалась
аресту и никогда не признавала своей  наркозависимости.  Разумеется,  не
призналась она в этом и заполняя анкету, и в  ходе  устного  опроса.  Ей
удается жить тихо и незаметно, сохранять работу и мужа, хотя  он  у  нее
уже третий.
   - Как вы это узнали? - спросил Харкин.
   -  Посредством  проведенного  нами  весьма   широкого   опроса   всех
потенциальных присяжных. Уверяю вас, Ваша честь,  с  миссис  Таюс  ни  в
какой нелегальный контакт мы не входили.
   Это Фитч разузнал. Второй муж миссис Таюс жил в Нэшвилле и работал на
круглосуточной мойке трейлеров и тракторов.  За  сотню  наличными  он  с
радостью выложил все, что знал о своей бывшей.
   - Что вы думаете об  этом,  мистер  Pop?  -  спросил  Его  честь.  Не
колеблясь ни секунды, Pop солгал:
   - У нас тоже есть такая информация, Ваша честь, -  и  послал  ехидный
взгляд Джонатану Котлаку, который, в  свою  очередь,  переадресовал  его
другому адвокату, ответственному за  группу,  в  которую  входила  Бонни
Таюс. Они  потратили  на  работу,  связанную  с  отбором  жюри,  миллион
долларов, а эти дармоеды упустили такой важный факт.
   - Прекрасно. Присяжный номер  тридцать  исключается  по  определенной
причине. Возобновите ведение протокола. Присяжный номер тридцать один.
   - Вы позволите нам прерваться  на  несколько  минут,  Ваша  честь?  -
попросил Pop.
   - Да. Но только очень ненадолго.
   Итак,  отработано  тридцать  номеров.  Десять  присяжных  утверждены.
Девять отведены истицей, восемь - ответчиком, три - судом. Непохоже, что
дело дойдет до четвертого ряда, поэтому Pop, у которого остался в запасе
лишь один отвод без объяснения причин,  указал  на  присяжных  с  номера
тридцать первого по тридцать шестой и  шепотом  спросил  у  сгрудившихся
вокруг него помощников: "Который самый поганый?" Все  единодушно  ткнули
пальцами в номер тридцать четыре  -  это  была  огромная  злобная  белая
тетка, которой они боялись с самого первого дня. Звали ее Уайлда  Хейни,
и месяц тому назад все они поклялись не допустить Ужасную Уайлду в жюри.
Посовещавшись еще немного, решили согласиться на номера  тридцать  один,
тридцать два, тридцать три и тридцать пять. Не  сказать  чтобы  все  они
были такими уж безупречными, но все же лучше, чем Ужасная Уайлда.
   Чуть поодаль тесно сгрудилась  другая  группа,  армия  Кейбла  решила
отвести тридцать первого,  согласиться  на  тридцать  второго,  оспорить
тридцать третьего, поскольку им был слепой мистер Херман Граймз, принять
тридцать четвертую - миссис Уайлду Хейни и, если  будет  нужно,  отвести
номер тридцать пять.

***

   Николас Истер, таким образом, стал одиннадцатым членом жюри присяжных
в процессе "Вуд против "Пинекса". Когда в три  часа  судебное  заседание
возобновилось  после  перерыва,  судья  Харкин  начал   оглашать   имена
отобранной дюжины присяжных. Они по очереди  проходили  через  дверцу  в
барьере и занимали предназначенные им места  в  ложе.  У  Николаса  было
место номер два в переднем ряду. В свои двадцать семь лет он  был  одним
из двух самых молодых  заседателей.  В  жюри  вошли  девять  белых,  три
черных, семь женщин, пять мужчин, один слепой. Три Дублера сидели в углу
ложи на скрепленных между собой стульях с  мягкой  обивкой.  В  половине
пятого все пятнадцать человек  встали  и  произнесли  клятву  присяжных.
Затем  все  полчаса  выслуши