каждого  из  коллег,  появляющихся  в
столовой. Все они были заспанные и норовили поскорее вернуться с  чашкой
к себе в  комнату,  чтобы,  попивая  кофе,  без  посторонних  посмотреть
новости по телевизору. Было тяжелым испытанием  начинать  день  с  того,
чтобы через силу приветствовать  полковника  и  отвечать  на  поток  его
речей. Чем дольше  находились  они  в  изоляции,  тем  более  энергичным
становился полковник еще до рассвета. Некоторые присяжные специально  не
выходили раньше восьми - было известно, что в это время он ретировался в
свою комнату.
   В среду утром, в четверть седьмого, Николас, наливая себе чашку кофе,
поздоровался с полковником и коротко обсудил с ним погоду,  потом  вышел
из столовой и тихонько прошмыгнул по пустому, все еще  довольно  темному
коридору.  Из  нескольких  комнат  уже   доносились   звуки   работающих
телевизоров. Кто-то разговаривал по телефону. Николас отпер свою  дверь,
быстро поставил кофе на туалетный столик, достал из ящика стопку газет и
вышел из комнаты.
   С  помощью  ключа,  который  он   стянул   со   щитка   над   стойкой
администратора,  Николас  вошел  в  комнату  номер  50,   принадлежавшую
полковнику. В воздухе стоял тяжелый дух дешевого лосьона после бритья. У
стены  аккуратным  рядком  выстроилась  обувь  полковника.  Одежда  была
тщательно развешана в шкафу - без единой складочки. Николас опустился на
колени, приподнял край  постельного  покрывала  и  положил  под  кровать
принесенные  им  газеты  и  журналы,  среди  которых  был  и   экземпляр
вчерашнего "Магната".
   Тихо выйдя из комнаты, он вернулся к себе и через час позвонил Марли.
Имея в виду, что Фитч прослушивает все ее разговоры, он сказал лишь:
   - Дорогая, здравствуй. На что она ответила:
   - Вы не туда попали.
   И оба повесили трубки. Выждав пять минут, он  набрал  номер  сотового
телефона, который Марли прятала в платяном шкафу. Они  подозревали,  что
Фитч не  только  подключился  к  ее  телефону,  но  и  снабдил  квартиру
"жучками" - "оборудование по полной программе", как он любил выражаться.
   Через полчаса Марли вышла  из  дома  и,  найдя  автомат  в  переулке,
позвонила Фитчу. Подождав немного, пока ее соединят, она услышала:
   - Доброе утро, Марли.
   - Привет, Фитч. Послушайте, я бы хотела поговорить  по  телефону,  но
знаю, что вы все записываете.
   - Вовсе нет, клянусь.
   - Да ладно вам. На углу Четырнадцатой и Набережного бульвара, в  пяти
минутах ходьбы от вашего офиса, есть кафе. Справа от входа в него  висят
три автомата. Подойдите к среднему. Я позвоню  туда  через  семь  минут.
Поторопитесь, Фитч. - Она повесила трубку.
   - Сукина дочь! - прорычал  Фитч  и,  отшвырнув  аппарат,  метнулся  к
двери. В коридоре он гаркнул:
   - Хосе! - И, выбежав из дома с черного хода, оба прыгнули в машину.
   Как и ожидалось, когда Фитч подбегал к телефону, он уже звонил.
   -  Привет,  Фитч.  Послушайте,  Херрера,  номер   седьмой,   начинает
действовать Николасу на нервы. Думаю, сегодня мы с ним распрощаемся.
   - Что?!
   - То, что вы слышали.
   - Марли, не делайте этого!
   - Но этот парень действительно его достал. Да  и  всех  от  него  уже
тошнит.
   - Но он на нашей стороне!
   - Ах, Фитч, все они будут на нашей стороне, когда придет  время.  Так
или  иначе,  будьте  на  месте  ровно  в   девять,   увидите   волнующее
представление.
   - Нет, послушайте. Херрера жизненно важен для... - Фитч оборвал  себя
на полуслове, услышав щелчок и гудки  на  другом  конце  провода.  Он  в
ярости стал дергать трубку, словно  хотел  оторвать  ее  от  аппарата  и
выбросить на улицу. Потом отпустил и внезапно успокоился. Не ругаясь, не
стеная, очень тихо и медленно он вернулся к машине и  велел  Хосе  ехать
обратно в офис.
   Что бы Марли ни замышляла, предотвратить это он не мог.

***

   Судья Харкин жил в районе порта, в пятнадцати минутах езды  от  суда.
По очевидным причинам  номер  его  телефона  не  значился  в  телефонном
справочнике. Кому приятно, чтобы осужденные преступники звонили  вам  из
тюрьмы днем и ночью?
   Когда в кухне зазвонил телефон, судья Харкин, целуя жену, принимал из
ее рук последнюю на дорогу чашку кофе. Трубку сняла миссис Харкин.
   - Это тебя, дорогой, -  сказала  она,  передавая  трубку  Его  чести,
который, поставив кофе и кейс, взглянул на часы. - Алло, - сказал он.
   - Судья, простите, что беспокою вас дома, -  произнес  нервный  голос
почти шепотом. - Это Николас Истер. Если вы  скажете,  чтобы  я  повесил
трубку, я так и сделаю.
   - Не надо. Что случилось?
   - Мы еще в мотеле, готовимся к отъезду, и, ну, словом, я  думаю,  что
должен поговорить с вами еще до начала заседания.
   - А что стряслось, Николас?
   - Мне очень неприятно, что пришлось вам  звонить,  но  я  боюсь,  что
кое-кто из присяжных с подозрением относится к нашим разговорам в  вашем
кабинете и моим запискам.
   - Может, вы и правы.
   - Поэтому я и подумал, что лучше мне позвонить вам домой,  чтобы  они
не узнали об этом.
   - Ну давайте попробуем. Если я решу, что разговор следует прекратить,
мы так и сделаем. - Судье  было  очень  любопытно,  как  находящемуся  в
изоляции присяжному удалось раздобыть номер его домашнего  телефона,  но
он решил пока что об этом не спрашивать.
   - Это касается Херреры. Думаю, он читает  кое-что  из  того,  что  не
значится в вашем списке разрешенных изданий.
   - Например?
   - Например, журнал "Магнат". Я вошел сегодня рано утром  в  столовую,
он сидел там один и, увидев  меня,  попытался  спрятать  его.  Это  что,
какой-то деловой журнал?
   - Да. - Харкин читал вчерашнюю колонку Баркера.  Если  Истер  говорит
правду - а почему, собственно, ему не верить? - то  Херрера  сегодня  же
будет  отправлен  домой.  Чтение  любого  несанкционированного   издания
является основанием для отставки присяжного, а может, и для обвинения  в
неуважении к суду. Чтение же статьи Баркера во вчерашнем "Магнате" может
стать причиной объявления суда несостоявшимся. - Вы думаете,  что  он  с
кем-то обсуждал ее?
   - Сомневаюсь. Как я уже сказал, он попытался скрыть от  меня  журнал.
Это-то и вызвало у меня  подозрение.  Не  думаю,  что  он  с  кем-нибудь
обсуждал статью. Но я буду внимателен.
   - Хорошо, вы займитесь этим, а я первым делом вызову мистера  Херреру
сегодня утром и допрошу его. Может быть, мы обыщем его комнату.
   - Пожалуйста, не говорите ему, что доносчик - я.  Я  и  так  чувствую
себя подлецом.
   - Хорошо, хорошо.
   - Если кто-то из присяжных прознает, что мы с вами разговариваем, мне
перестанут верить.
   - Не беспокойтесь.
   - Я просто нервничаю, господин судья. Мы все  устали  и  очень  хотим
домой.
   - Все уже почти кончено, Николас. Я тороплю адвокатов, как могу.
   - Я знаю. Простите, господин судья. Только сделайте так, чтобы  никто
не догадался, что я здесь играю роль стукача. Сам  не  верю,  что  делаю
это.
   - Вы делаете все правильно,  Николас.  И  я  вас  за  это  благодарю.
Увидимся через несколько минут.
   На сей раз Харкин поцеловал жену весьма поспешно и уехал. По телефону
из машины он позвонил шерифу, попросил его отправиться в мотель и  ждать
там дальнейших распоряжений. Затем он позвонил Лу  Дэлл,  что  делал  во
время процесса почти каждый день,  и  спросил,  продается  ли  в  мотеле
"Магнат". Нет, не продается. Следующий звонок он сделал своей секретарше
и велел ей предупредить  Рора  и  Кейбла,  чтобы  они  оба  ожидали  его
прибытия  в   его   кабинете.   Слушая   новости   по   общенациональной
радиостанции, он ломал  голову  над  тем,  как  находящийся  в  изоляции
присяжный мог раздобыть экземпляр делового журнала, который не так легко
найти даже в уличных киосках Билокси.
   Когда Харкин вошел в свой кабинет, Pop и Кейбл уже ждали его там  под
присмотром секретарши. Харкин закрыл дверь, снял пиджак, сел  и  коротко
изложил информацию о проступке Херреры, не раскрывая ее источника. Кейбл
забеспокоился, так как,  по  всем  наблюдениям,  Херрера  был  преданным
защите  присяжным.  Pop  насторожился,  поскольку  потеря   еще   одного
присяжного могла быть чревата объявлением суда несостоявшимся.
   Увидев, что расстроены оба адвоката, судья Харкин  почувствовал  себя
намного лучше. Он послал секретаршу за мистером  Херрерой,  который  пил
энную чашку кофе без кофеина и болтал с Херманом, Склонившимся над своим
брайлевским компьютером. Услышав, как  Лу  Дэлл  выкликнула  его,  Фрэнк
удивленно оглянулся и вышел вслед за ней. Охранник Уиллис  проводил  его
по коридору, тянущемуся позади зала суда, до  некой  двери,  в  которую,
прежде чем войти, почтительно постучал.
   В тесной комнате судья и адвокаты тепло приветствовали  полковника  и
предложили ему сесть на стул, стоявший впритык к другому, на котором уже
сидел секретарь суда со своей стенографической машинкой наготове.
   Судья Харкин объяснил, что имеет к полковнику несколько вопросов,  на
которые тому придется ответить под присягой, а  адвокаты  вдруг  достали
свои желтые судейские блокноты с  грифами  и  приготовились  записывать.
Херрера вдруг почувствовал себя преступником.
   - Читали ли вы какие-нибудь  печатные  органы,  не  санкционированные
мною? - спросил судья Харкин.
   - Насколько мне известно, нет, - искренне ответил Херрера.
   - Уточняю: читали ли вы деловой еженедельник "Магнат"?
   - С тех пор, как нахожусь в изоляции, - нет.
   - А обычно вы читаете этот журнал?
   - Раз, может быть, два раза в месяц.
   - Имеются ли в вашей комнате в мотеле какие-нибудь издания,  мною  не
санкционированные?
   - Насколько я знаю, нет.
   - Согласны ли вы, чтобы вашу комнату  обыскали?  Фрэнк  побагровел  и
передернул плечами.
   - О чем вы? - надменно спросил он.
   -  У  меня   есть   основания   подозревать,   что   вы   читали   не
санкционированные  мною  материалы  и  что  происходило  это  в  мотеле.
Полагаю, немедленный обыск в вашем номере мог бы разрешить все сомнения.
   - Вы сомневаетесь в моей честности? - оскорбленно и  сердито  спросил
Херрера. Для него вопросы чести имели особое значение. Беглый взгляд  на
остальных присутствующих убедил его в том, что они считали его  виновным
в некоем гнусном проступке.
   - Нет, мистер Херрера. Я просто убежден, что подобный обыск  позволит
нам спокойно вернуться к судебным заседаниям.
   В конце концов это был всего лишь номер в мотеле, а не его постоянное
жилище, где находилось множество интимных вещей. И кроме всего  прочего,
Фрэнк знал наверняка, что в номере не было ничего предосудительного.
   - Что ж, тогда обыскивайте, - стиснув зубы, произнес он.
   - Благодарю вас.
   Уиллис вывел полковника в коридор, а судья позвонил шерифу в  мотель.
Администратор открыл дверь комнаты номер  пятьдесят,  и  шериф  с  двумя
охранниками аккуратно обыскали платяной шкаф,  ящики  стола  и  полки  в
ванной. Под  кроватью  они  обнаружили  стопку  "Уолл-стрит  джорнэл"  и
"Форбс", а также экземпляр вчерашнего "Магната".  Шериф  позвонил  судье
Харкину, доложил о своих находках и получил приказ немедленно  доставить
их в суд.
   Девять пятнадцать. В ложе присяжных никого. Фитч, сидя в заднем ряду,
поверх развернутой газеты вперил свой взор в дверь,  из  которой  обычно
выходило жюри; он знал, что, когда оно наконец появится, присяжным номер
семь скорее всего будет не Херрера, а Хенри  By.  By  представлял  собой
умеренно приемлемую кандидатуру с точки  зрения  защиты,  поскольку  был
азиатом, а азиаты не склонны расточительно рапоряжаться чужими деньгами,
когда речь идет о возмещении ущерба по иску. Но в  любом  случае  By  не
Херрера, о котором эксперты Фитча в один  голос  твердили  как  о  своем
человеке в жюри и который  к  тому  же  может  повлиять  на  других  при
обсуждении.
   Если Марли с Николасом по собственной прихоти так легко  расправились
с  Херрерой,  кто  может  стать  следующим?  И  если  сделали  они   это
единственно ради того, чтобы привлечь  внимание  Фитча,  то  они  своего
добились.

***

   Судья и адвокаты, не  веря  глазам  своим,  уставились  на  газеты  и
журналы, аккуратно разложенные на столе Харкина. Шериф под диктофон  дал
показания о том, где и при каких обстоятельствах они были обнаружены,  и
был отпущен.
   - Господа, у меня нет иного  выбора,  кроме  как  освободить  мистера
Херреру от обязанностей присяжного, - сказал Его честь.
   Адвокаты встретили его  заявление  полным  молчанием.  Херреру  снова
привели в кабинет и усадили на тот же стул.
   -  Под  стенограмму,  -  распорядился  судья  Харкин,   обращаясь   к
секретарю. - Господин Херрера, в какой комнате вы  проживаете  сейчас  в
мотеле "Сиеста"?
   - В пятидесятой.
   - Эти предметы были найдены несколько  минут  назад  под  кроватью  в
комнате номер пятьдесят. - Харкин рукой указал на газеты  и  журналы.  -
Все издания свежие, большинство из них вышли уже после изоляции жюри.
   Херрера был ошеломлен.
   -  Все,  разумеется,  мною  запрещены  на  период  изоляции,   чтение
некоторых из них в  этот  период  может  повлечь  за  собой  официальное
обвинение.
   - Они не мои, - медленно произнес Херрера, в нем закипала ярость.
   - Понимаю.
   - Кто-то мне их подложил.
   - Кто же мог это сделать?
   - Не знаю Вероятно, именно тот, кто дал вам наводку.  Очень  неглупо,
подумал судья, но сейчас не  время  думать  об  этом.  И  Кейбл,  и  Pop
смотрели на Харкина с немым вопросом: кто же дал наводку?
   - Факт есть факт, мистер Херрера, все это найдено в вашей комнате. По
этой причине у меня нет  иного  выхода,  кроме  как  освободить  вас  от
обязанностей присяжного.
   Фрэнк к этому моменту взял себя в руки,  и  в  его  голове  крутилось
множество вопросов. Он уже было собрался бросить их в лицо Харкину,  как
вдруг осознал: это же свобода! После четырех  недель  занудных  судебных
заседаний и девяти ночей, проведенных  в  этой  проклятой  "Сиесте",  он
сможет выйти из здания суда и отправиться домой.  Уже  сегодня  днем  он
будет играть в гольф.
   - Не думаю, что это справедливое решение, - без  обычного  металла  в
голосе возразил он, стараясь не испортить дела.
   - Мне очень жаль. Неуважительное  отношение  к  решению  суда  -  это
вопрос, к которому я  вернусь  позднее,  а  пока  нам  нужно  продолжать
процесс.
   - Как скажете, судья, - ответил Фрэнк. Обед сегодня  в  ресторане  "У
Врейзела": свежие дары моря и карта вин. А завтра он увидит внука.
   - Охранник проводит вас  в  мотель,  чтобы  вы  могли  собрать  вещи.
Предупреждаю: вам запрещается что бы то ни было рассказывать кому бы  то
ни было, особенно представителям  прессы.  Запрет  действует  впредь  до
особого распоряжения. Ясно?
   - Да, сэр.
   Полковника проводили по черной лестнице и вывели из здания суда через
черный ход, у которого его ждал шериф, чтобы быстренько в последний  раз
отвезти в мотель.
   - Я предлагаю объявить суд несостоявшимся, - заявил Кейбл,  глядя  на
секретаря, - на том  основании,  что  нынешнее  жюри,  вполне  вероятно,
испытывает недопустимое давление из-за  появившейся  вчера  в  "Магнате"
статьи.
   - Отклоняется, - отрезал Харкин. - Что-нибудь еще? Адвокаты,  покачав
головами, встали.

***

   Одиннадцать присяжных и два дублера заняли свои места в ложе в  самом
начале одиннадцатого. Зал молча наблюдал за их выходом. Место Фрэнка  во
втором ряду слева осталось свободным, что немедленно заметили все. Судья
Харкин торжественно приветствовал жюри и быстро перешел к делу. Он  взял
со стола вчерашний выпуск "Магната" и спросил, читал ли кто-нибудь  этот
журнал,  видел  или  хотя  бы  слышал  о  том,  что  в  нем  напечатано?
Добровольцев не нашлось.
   Тогда судья сказал:
   - По причинам, выясненным и запротоколированным во время совещания  в
кабинете судьи, присяжный  номер  семь,  Фрэнк  Херрера,  освобожден  от
дальнейшего выполнения им своих  обязанностей  и  будет  впредь  заменен
следующим запасным, мистером Хенри By. -  В  этом  месте  Уиллис  что-то
сказал Хенри, после чего тот встал  и,  сделав  четыре  шага  от  своего
складного стула, занял место номер семь, став официальным членом жюри  и
оставив в одиночестве единственного теперь дублера, Шайна Ройса.
   Исполненный желания поскорее приступить к делу, судья Харкин  оставил
наконец жюри в покое и сказал:
   - Мистер Кейбл, вызывайте вашего следующего свидетеля.
   Поверх края газеты, которую  он  чуть  не  уронил,  Фитч  с  отвисшей
челюстью ошеломленно смотрел на новую композицию в ложе  присяжных.  Его
пугал уход Херреры, и он был  встревожен,  потому  что,  взмахнув  своей
дирижерской  палочкой,  крошка  Марли  действительно  сделала  то,   что
обещала. Фитч не мог заставить себя отвести взгляд от  Истера,  который,
видимо, почувствовав это, слегка повернул  голову  и  встретился  с  ним
глазами. Секунд  пять  или  шесть,  показавшихся  Фитчу  вечностью,  они
пристально  рассматривали  друг  друга  с  расстояния  девяноста  футов.
Выражение лица  Николаса  было  гордо-насмешливым,  словно  он  говорил:
"Видите, что я могу? Вы потрясены?" "Потрясен, - словно бы  отвечал  ему
Фитч своим растерянным видом. - Ну и чего вы хотите?"
   Кейбл заявил двадцать два свидетеля, почти все они были  обладателями
почтенной приставки "доктор" к своим именам и пользовались авторитетом в
научных кругах.  В  их  рядах  встречались  и  закаленные  в  предыдущих
"табачных"  баталиях  ветераны,  и  язвительные   авторы   исследований,
финансируемых  Большим  табаком,  и  мириады  прочих   рупоров   Большой
четверки, собранных для контратаки тех сил, наступление которых жюри  на
себе уже испытало.
   За последние два года все двадцать два имени стали  известны  Рору  и
его команде, так что сюрпризов не предвиделось.
   Все участники обвинения сошлись во мнении, что самый тяжелый  удар  с
их стороны нанесет  Лион  Робилио,  обвинив  ответчика  в  том,  что  он
намеренно искушает своей продукцией несовершеннолетних. Кейбл решил, что
отвечать нужно в первую очередь именно на этот удар.
   - Защита вызывает доктора Дениз Маккуейд, - объявил он. Она появилась
через боковую дверь, и весь зал, в котором преобладали  мужчины  средних
лет, казалось, слегка оцепенел, когда, проходя перед  судейским  столом,
она улыбнулась Его чести, ответившему ей нескрываемой улыбкой,  а  затем
заняла свидетельское место. Доктор Маккуейд  была  красивой  женщиной  -
высокой, стройной блондинкой в красном платье на несколько  дюймов  выше
колен. Пышная копна волос была решительно забрана  в  огромный  узел  на
затылке. С приличествующей обстоятельствам скромной миной она произнесла
клятву и села, закинув ногу на ногу, - от этой картины многие не  смогли
отвести глаз. Женщина казалась слишком молодой  и  слишком  хорошенькой,
чтобы участвовать в подобной сваре.
   Когда она мягким движением придвинула к себе микрофон, шестеро мужчин
в ложе жюри, особенно Джерри Фернандес и запасной Шайн Ройс,  обратились
в глаза и уши. Яркая помада. Длинные красные ногти.
   Однако  те,  кто  принял   ее   за   эдакую   милую   киску,   быстро
разочаровались. Резким голосом свидетельница подробно сообщила требуемую
информацию о своем  образовании,  послужном  списке  и  области  научных
интересов. Она оказалась психологом-бихевиористом, имела свой институт в
Такоме, являлась автором четырех книг,  опубликовала  более  трех  дюжин
статей, и Уэнделу Рору не оставалось ничего иного, как признать  доктора
Маккуейд квалифицированным экспертом.
   Она сразу же взяла быка за рога. Реклама - неотъемлемая  часть  нашей
культуры. Предназначенная для одной группы или одного круга людей,  она,
естественно, не может быть сокрыта от слуха и зрения остальных, тех, для
кого она специально не предназначена. Это неизбежно. Дети  знакомятся  с
рекламой табачных изделий, поскольку  читают  газеты  и  журналы,  видят
рекламные щиты, неоновые надписи и картинки в витринах магазинов, но это
вовсе не означает, что реклама направлена именно на