ушка.
   - А кто написал сценарий?
   - Кузьма Глюкозов. Вы читали романы про Фрола Добрецова?
   - Нет, - признался майор, - что-то слышал, но не читал.
   - Странно, - пожала плечами девушка, - вы ведь в милиции работаете?
   - Да, - кивнул Иван.
   - И детективами не интересуетесь?
   - Интересуюсь, - майор улыбнулся,  -  но  старыми,  классическими.  Агата
Кристи, Жорж Сименон.
   - Сейчас все читают Глюкозова, - авторитетно заметила девушка.
   - Ладно, я непременно почитаю.
   - Не советую. Дрянь редкостная. Наконец  появилась  Крестовская.  Светлые
джинсы, светлая замшевая куртка, тонко подкрашенное лицо.
   - Простите, что заставила вас ждать. Знаете, какое у меня предложение?  -
весело обратилась она к майору. - Я голодная как волк. Здесь  есть  отличный
гриль-бар. Давайте пообедаем вместе и договорим.
   Гриль-бар находился на углу Большой  Грузинской  и  Васильевской.  Народу
оказалось довольно много. В это  приличное,  не  слишком  дорогое  заведение
приходила обедать состоятельная  чиновно-коммерческая  публика  с  Тверской.
Столики были отгорожены друг от друга перегородками, увитыми  живым  плющом.
Вкусно пахло жаренным на  углях  мясом.  Тихо  потренькивали  радиотелефоны,
кое-где слышалась приглушенная английская и французская речь. Майор подумал,
что  гриль-бар  успешно  конкурирует  с  шикарными,  дорогущими   бистро   и
ресторанами "Палас-отеля", расположенного в двух шагах. Кухня здесь не хуже,
а цены раза в три ниже.
   Их с Маргаритой  усадили  за  единственный  свободный  столик.  Кузьменко
заметил, какими взглядами провожают Маргошу все без  исключения  мужчины,  и
представил на миг: если бы это была его  девушка,  такая  красивая,  легкая,
праздничная... Иван тут же одернул себя: она  свидетельница.  Нельзя  терять
голову. И вообще, он человек женатый, двое детей.
   - Простите. - Официант уже принял заказ, но продолжал стоять  у  столика,
смущенно переминаясь с ноги на ногу. - Вы Крестовская?
   Прожженный молодой хмырь в бабочке глядел на Маргошу с детским  восторгом
и умилением.
   - Да, - улыбнулась она, - я Крестовская.
   - Вы в жизни  еще  красивей!  Я  смотрел  недавно  боевик  по  видюшнику,
"Кровавые мальчики", фильм, извиняюсь, фиговый, но вы... -  Он  выразительно
прикрыл глаза и причмокнул. - А правда, что вы сами выполняете все трюки?
   - Правда.
   - И часто вас узнают? - спросил Иван, когда официант удалился.
   - Не слишком, - улыбнулась Маргарита.
   - Это приятно?
   - Конечно, приятно. Актеры - люди тщеславные. Однако все хорошо  в  меру.
Вот моего мужа это иногда утомляет. Его узнают везде и глазеют, словно он не
человек,  а  предмет,  выставленный  для  всеобщего  обозрения.  Иногда  это
становится противно. А иногда помогает в неприятных  ситуациях,  особенно  с
гаишниками.
   Появился официант, быстро и красиво разложил на столе приборы.
   - Я извиняюсь, можно у вас автограф попросить? -  Он  протянул  Маргарите
новенькую книжку в ярком переплете.
   На  обложке  красовалась  цветная  фотография  Крестовской,  Маргарита  с
развевающимися волосами была снята по  пояс,  в  черном  вечернем  платье  с
открытыми плечами. В руке она держала маленький пистолет. Как ни поворачивай
книжку, дуло направлено в того, кто смотрит на картинку.
   "Кузьма Глюкозов. "Верное сердце путаны", - прочитал майор.
   - Это ж надо, - пробормотала себе под нос Маргоша и покачала  головой,  -
фильм еще  не  доснят,  еще  монтировать  не  начали,  а  они  подсуетились,
переиздали свой шедевр под новой обложкой. Лихо,  -  она  усмехнулась,  -  и
главное, никому ни слова, ни оператору, ни режиссеру, ни мне... Это кадр  из
рабочих материалов к фильму, который мы  сейчас  снимаем,  -  объяснила  она
майору.
   - А что, будет фильм по этой книжке? - обрадовался официант.  -  И  вы  в
главной роли? Я думал, просто так вас сняли на обложку в качестве модели.  А
скоро  фильм  выйдет?  Я  обязательно  посмотрю!  Вот  ручка,  напишите  мне
что-нибудь!
   - Как вас зовут? - спросила Маргоша, ласково улыбаясь официанту.
   - Вячеслав. Можно просто Славик.
   "Славику на добрую память", - чиркнула Крестовская на титульном  листе  и
поставила внизу красивую, размашистую подпись.
   - Спасибо! Буду теперь везде спрашивать кассету  с  фильмом.  Он  так  же
называется?
   - Так же. Но спрашивать кассету начинайте не раньше чем через три месяца.
А вы книжку прочитали?
   - Нет, - признался официант, - я ее только что  купил  в  ларьке,  здесь,
через дорогу. Еще утром заметил, а сейчас вот  увидел  вас  и  сбегал  купил
специально, чтобы вы подписали.
   Он удалился, радостный и смущенный.
   - Надо будет сказать Симоновичу, чтобы заплатил мне за такую  рекламу,  -
хохотнула Маргарита.
   - Симоновичу? Это кто, издатель?
   - Автор. Вернее, один из  пяти  авторов,  которые  штампуют  шедевры  под
псевдонимом Кузьма Глюкозов.
   - Что, романы действительно такие плохие? - спросил Иван.
   - Дрянь. Дешевая штамповка. Знаете,  такая  литература  вроде  китайского
ширпотреба, которым на вещевых рынках торгуют.  Я  когда  попыталась  читать
Глюкозова, у меня было ощущение, будто я купила  сапоги  и  на  второй  день
отвалились подметки. Противно, когда тебя надувают и считают придурком.
   "Трудно представить Маргариту  Крестовскую,  которая  покупает  китайский
дешевый ширпотреб на вещевом рынке", - подумал майор.
   - Сейчас каждый так или иначе отдает дань  жуликам  и  халтурщикам.  Одни
покупают сапоги, у которых отваливаются  подметки  на  второй  день,  читают
Дрянные  книжки,  от  которых  тухнут  мозги.  Другие  снимаются  в  дешевых
халтурных боевиках, - усмехнулась Маргарита. - Вот Вася Литвиненко еще  года
два назад клялся публично, что никогда,  ни  при  каких  обстоятельствах  не
станет снимать кино по плохому сценарию. Однако снимает. Плюется,  ругается,
но снимает. Куда денешься?
   - Обидно, когда хороший  режиссер  из-за  денег  вынужден  участвовать  в
халтуре. И за  актеров  обидно.  Я  давно  не  видел  хороших  отечественных
фильмов.  Когда  смотришь  все  эти  теперешние  комедии  и  боевики,  такое
впечатление, что тебя, зрителя, считают идиотом.
   - А это удобно -  думать,  что  все  кругом  идиоты.  Можно,  не  слишком
надрываясь, много денег заработать, - глубокомысленно заметила  Крестовская,
- ведь и правда, придурков много. Иначе  все  жулики  -  и  литературные,  и
рыночные - давно бы позакрывали свою коммерцию.
   С Крестовской было легко и интересно разговаривать.  Но  майор  решил  не
отвлекаться на посторонние темы. Он ведь здесь не для того, чтобы болтать  с
ней о кино, литературе и законах рынка.
   - Мы остановились на том, что жене Калашникова в последнее  время  кто-то
звонил анонимно, угрожал.
   - Было такое дело, - кивнула Маргоша.
   - Расскажите, пожалуйста, подробней, как вы узнали об этих звонках? Когда
они начались?
   - Мне сказала  по  секрету  их  домработница,  Жанна  Гриневич.  А  когда
начались?.. Погодите... - Она замерла с вилкой у рта.  -  Была  одна  гадкая
история. Дней двадцать назад. Я забежала к Кате за книгой и застала странную
сцену. Они с Жанной потрошили подушку.
   - Что? - не понял майор.
   - Ладно, расскажу с начала. Они шли из  магазина,  и  к  ним  привязалась
какая-то бомжиха, стала нести бред, будто Катю кто-то проклял,  мол,  кто-то
любит ее мужа,  напустил  на  нее  порчу  и  надо  вспороть  подушку.  Самое
неприятное, что в подушке действительно оказались всякие мистические  штуки:
огарок церковной  свечи,  щепки  от  гроба,  бумажная  лента  с  заупокойной
молитвой.
   - Бред, - тяжело вздохнул майор. - Простите, а почему от гроба?  Чем  они
отличаются от обыкновенных щепок?
   - Это мы узнали позже.  Я  позвонила  одной  женщине,  она  потомственная
ворожея, объяснила, что это какой-то старинный магический ритуал. -  Маргоша
смущенно улыбнулась. - Нет, я сама не верю в такие штуки, но тогда, у  Кати,
мне стало жутковато.
   Она с аппетитом принялась за большой сочный бифштекс.
   - Калашников водил женщин домой  в  отсутствие  жены?  -  быстро  спросил
майор.
   - Откуда я знаю? Хотя... Катя весь август была  на  гастролях,,  квартира
стояла пустая. Жанна не приходит, когда нет Кати. Глеб жил то на даче, то  в
Москве.
   У майора голова шла кругом,  но  уже  не  от  Маргошиной  красоты,  а  от
информации, которая обрушилась на него потоком всего за пару часов. Все  это
надо не только переварить, разложить по полочкам, но и проверить.
   - Вы сказали, вам  стало  жутковато.  А  Екатерина  Филипповна?  Как  она
реагировала?
   - Катя - железная леди, - усмехнулась Крестовская. - Ей, видите ли,  было
неинтересно. Потом она не хотела, чтобы я звонила ворожее. Она, по-моему, ни
капельки не испугалась, сказала: "Мне противно,  но  не  страшно".  И  сразу
после этого начались звонки.
   - Она пыталась выяснить, кто звонит?
   - Кажется, нет. Она делала вид, будто ничего не  происходит.  Она  вообще
такая - измены Глеба, сплетки, все ей по фигу. И знаете, сейчас, после того,
что произошло, она тоже как каменная - ни  слезинки.  Не  понимаю,  все-таки
муж...
   "А Орлову ты, красавица, не любишь, - заметил про себя  майор,  -  однако
это твое личное дело".
   - Маргарита, мне надо с вами  посоветоваться,  -  сказал  он,  когда  они
закурили после кофе. - В понедельник похороны. Там соберутся  все  знакомые,
друзья, родственники. Я бы хотел понаблюдать со стороны, кто как станет себя
вести. Народу будет очень много, в  лицо  я  почти  никого  не  знаю.  Нужен
человек, который стал бы для меня... - Майор задумался на  секунду,  пытаясь
подобрать нужное слово.
   - Гидом, экскурсоводом? - с улыбкой подсказала Маргоша.
   - Именно, - благодарно кивнул  Иван,  -  вы  правильно  поняли.  Кого  из
близкого окружения Глеба вы могли бы порекомендовать на эту роль?
   - Сложный вопрос, - медленно проговорила Маргоша, - из близких -  никого.
Им просто будет не до этого, сами понимаете. Из приятелей и  коллег  -  тоже
никого. Пожалуй, придется мне самой сыграть эту  роль.  -  Она  вздохнула  и
печально  улыбнулась,  а  потом,  закатив  глаза,  произнесла  с  комической
торжественностью: - Проведу вас, как Вергилий, по чистилищу и аду.
   - Спасибо, лучше вас эту роль не выполнит никто,  я,  честно  говоря,  не
надеялся, что вы согласитесь. Ведь Константин  Иванович  наверняка  будет  в
тяжелом состоянии, и вам...
   - Пусть он будет рядом  с  Надеждой  Петровной.  Они  родители,  Глеб  их
единственный сын. А мне в этой ситуации тактичней  и  разумней  стушеваться,
постоять в сторонке.
   Адрес и телефон Ольги Гуськовой она знала наизусть.
   - Только постарайтесь говорить с ней как можно мягче, - попросила она  на
прощание, глядя на майора умными печальными глазами. - Я  ведь  вам  помогла
сегодня и помогу еще. Так вот, моя единственная личная просьба:  пожалуйста,
постарайтесь не делать Ольге больно.
   - Постараюсь, - кивнул майор и отвел взгляд от опасных бездонных  зеленых
глаз.
   В таких глазах утонешь запросто, пропадешь навек. Лучше  не  глядеть,  от
греха подальше...
   Глава 14
   Шло время, драгоценное время последней мужской молодости. Егор Николаевич
потихоньку  начал  скучать,  иногда  даже  нервничать.  Все  чаще  с  тоской
вспоминал горкомовскую комсомольскую молодость и здоровые забавы в саунах.
   В  благословенные  застойные  времена   в   Подмосковье,   при   солидных
ведомственных  пансионатах  были  такие  спецдомики  с   саунами,   широкими
кроватями и , холодильниками, набитыми вкусной едой и благородной  выпивкой.
В любое время спецобслуга готова была принять уставшую от доблестных  трудов
партийно-комсомольскую элиту. Имелись и специальные  девочки  для  здорового
идеологически-чистого досуга.
   Откуда они брались, эти девочки, и куда потом девались,  Баринов,  как  и
многие  коллеги,  молодые  горкомовские  ходоки,  не  задумывался.  Судя  по
качеству экстерьера,  неутомимости  и  веселости  нрава,  кто-то  специально
занимался подбором этих спецкадров.
   Ну какая разница кто? Кому положено - тот и занимался...
   Однако времена бесплатных и безопасных спецзабав миновали. А  привычка  к
разнообразию осталась, осела где-то глубоко в подсознании. Это как наркотик.
Попробуешь раз, другой - и привыкаешь. Хочется еще.  И  сильно  нервничаешь,
если приходится долго воздерживаться.
   Шел  восемьдесят  девятый  год,  про   комсомольско-партийные   сауны   с
удовольствием гавкали в новой демократической  прессе.  Баринову,  человеку,
ловко перешедшему на новую, демократическую платформу, требовалось соблюдать
определенную осторожность.
   Любовь с молоденькой балериной - это вполне позволительно, даже пикантно.
Долгий возвышенный роман только придавал определенный шарм его политическому
имиджу. Ну с кем не бывает? У нас покамест не Америка,  где  политик  обязан
соблюдать святость семейных  уз.  У  нас  он  может  иметь  одну  любовницу,
постоянную, приличную, достойную. Но не  больше  чем  одну.  Иначе  это  уже
совсем по-другому называется.
   На какое-то время  роман  с  Катей  Орловой  поглотил  его  целиком,  без
остатка. А тут еще и  массажистка  вовремя  подвернулась.  Одно  другому  не
мешало. Очень все выходило удачно. И надо же, чтобы так  глупо  кончилось  в
одночасье!
   Массажистка Света все так же являлась по первому  его  зову,  раздевалась
без лишних слов, с мягкой улыбкой прятала в сумочку деньги. Очень приличные,
между прочим, деньги.
   Остеохондроз почти забылся благодаря ее ловким сильным рукам. А  большое,
опытное, щедрое ее тело постепенно стало приедаться.  Однако  Света  Петрова
оказалась сообразительной женщиной и в какой-то момент  сама  почувствовала,
что ему надо.
   Однажды она, хитро глядя на него  своими  невыразительными  светло-карими
глазами, сказала, что у нее есть подружка,  начинающая  журналистка,  совсем
молоденькая, из провинции.
   - Девочка пытается пробиться к тебе уже месяц,  взять  интервью.  А  твоя
мымра-секретарша стоит стеной. Для девочки интервью с тобой - шанс  показать
себя, зацепиться в солидной газете, ты же знаешь, как это сложно без связей.
   Егор  Баринов  был  весьма  известной  фигурой  на  политическом  Олимпе.
Понятно, что может значить  для  начинающего  журналиста  интервью  с  такой
знаменитостью, как он. Журналисты осаждали его,  не  давали  покоя.  Он  был
осторожен,  разборчив,  подпускал  к  ;  своей  персоне  лишь   проверенных,
известных людей. А всякой юной безымянной шелупони  его  пожилая  секретарша
давала жесткий отпор.
   - Ну ты же знаешь, как я занят, как устаю, - поморщился он.
   -  Не  волнуйся,  -  хохотнула  Светлана,  -  тебя  никто  не  собирается
напрягать. Она готова встретиться где захочешь, когда  захочешь,  готова  на
дачу  к  тебе  приехать,  хоть  ночью,  хоть  когда.  Можно  и  с   массажем
совместить...
   - А она не болтушка, эта твоя провинциалка? - весело поинтересовался  он,
мигом смекнув, к чему клонит умница Светка.
   - Ну, об этом можешь не беспокоиться. Болтушку я бы тебе не посватала.
   - Ладно, так и быть, приводи свою журналисточку.
   Стоял теплый сентябрь; жена и сын были в Москве и в  любой  момент  могли
заявиться на дачу. Ни кабинет в академическом  институте,  ни  квартира  для
предстоящей  экзотической  забавы  не  годились.  Но   был   близкий   друг,
покровитель, вор в законе Корж. Баринов периодически выполнял его  секретные
просьбы  и  поручения  по   мере   сил.   Корж   был   человеком   солидным,
хорошо-воспитанным, с ним здоровались за руку почти  все  известные  люди  в
стране. Он имел огромный дом под Москвой, с сауной и бассейном, и совершенно
не имел предрассудков.
   Егору  Николаевичу  стоило  только  заикнуться,  что  некая   молоденькая
симпатичная журналистка  желает  взять  у  него  интервью  в  непринужденной
интимной обстановке, а тут еще - какая незадача! - очередной сеанс  массажа.
А времени так мало, и жена с сыном в Москве...
   - Конечно, дорогой,  -  весело  подмигнул  Корж,  -  всегда  рад  тебе  и
молоденьким-хорошеньким журналисткам тоже.
   Баринов сначала немного смутился,  вдруг  гостеприимный  хозяин  пожелает
присоединиться к интимным забавам? Но смущаться  не  стоило.  Коржу  хватало
своих забав, своих  девочек,  и  места  в  его  подмосковном  особняке  тоже
хватало...
   Провинциалка оказалась бойкой худенькой брюнеточкой девятнадцати  лет,  с
характерным южным говорком. Ее субтильность, мальчишески узкие бедра, тонкие
ручки,  небольшая  грудь  удачно  контрастировали  с   пышностью   белокожей
массажистки.
   Через две недели в престижной демократической газете  появилось  большое,
на  целую  полосу,  интервью,  в  котором  молодая  талантливая  журналистка
задавала  умные,  серьезные  вопросы  известному  экономисту,  и  он   умно,
серьезно, обстоятельно отвечал ей. Для журналистки это был блестящий  дебют,
ее взяли на работу в престижную газету, сначала внештатным  корреспондентом,
потом приняли в штат, позже она закрепилась в Москве, вышла  замуж,  сделала
неплохую карьеру.
   Через месяц появилась еще одна подружка. Девочка в  третий  раз  пыталась
поступить в университет, на экономический факультет, и ее  подло  заваливали
на экзаменах. Позарез требовалась серьезная протекция.
   Девочке было двадцать. Худенькая, длинноногая, с темно-русыми волосами до
пояса. Она оказалась менее бойкой, чем журналистка,  в  ее  больших  голубых
глазах сначала стояли ужас и удивление, даже слезы, однако в этом была  своя
прелесть. Ведь главное - разнообразие. Потом  девочка  расслабилась,  выпила
французского коньячку. Она очень хотела поступить в университет. Очень... Ну
и поступила, конечно. У Егора Николаевича были серьезные связи, он  замолвил
словечко.
   Потом появлялись просто подружки, которым уже не требовались ни интервью,
ни протекция в университет. Только деньги. Всякие были девочки -  блондинки,
брюнетки, рыженькие, но непременно худышки, с  узкими  бедрами  и  небольшой
грудью.
   Это стоило дорого. Но Баринов не привык экономить на своих удовольствиях.
Пачки  денег  исчезали  в  сумочке  массажистки  Светы,  и,  как  она  потом
расплачивалась  с  девочками,  сколько  им  отстегивала,  он  не  знал.   Не
интересовался.

   В воскресенье не было дождя. Небо  расчистилось,  но  голубизна  казалась
холодной,  совсем  осенней.  Катя  затянула  пояс  светлого  плаща,  мельком
взглянула в зеркало, поправила прядку волос, выбившуюся из пучка.
   - Ты уверена, что хочешь ехать одна? - спросила Жанночка.
   - Да, - кивнула Катя, - не  волнуйся.  В  любом  случае  это  лучше,  чем
неизвестность.
   Когда дверь за ней захлопнулась, Жанна пулей кинулась в спальню,  открыла
верхний ящик комода. Там лежали вороха бумаг - квитанции, корешки оплаченных
счетов, старые  поздравительные  открытки,  нужное  вперемешку  с  ненужным.
Несмотря на беспорядок, она быстро нашла то, что искала.
   Маленькая записная  книжка,  рваная,  потрепанная.  Половины  страниц  не
хватало.  Оставшиеся  тут  же  рассыпались  по  открытому  ящику.   Жанночка
дрожащими руками перебирала листочки, исписанные  четким  Катиным  почерком.
Катя много лет писала старой самопиской "Ронсон", с которой не расставалась.
Все телефонные номера, фамилии, адреса были записаны синими чернилами.
   - Время... время... - бормотала Жанна.
   Ей повезло. Нужная страница оказалась цела. Два телефонных номера  и  имя
над ними были  записаны  чужой  рукой,  черной  шариковой  ручкой.  Жанночка
набрала тот  из  номеров,  рядом  с  которым  стояла  маленькая  буква  "д",
домашний.
   Трубку взяли через минуту.
   * * *
   Без десяти час Катя остановила машину у Гоголевского бульвара, неподалеку
от Дома журналистов. Надела темные очки, перебежала улицу, немного прошла по
бульвару, стараясь не спешить.
   На небольшой  площадке  перед  памятником  было  почти  пусто.  На  одной
скамейке  дремал  над  газетой  аккуратный  старичок,  на   др