угой   сидела,
обнявшись, юная парочка.
   "Зачем мне это  надо?  -  думала  Катя,  расхаживая  вокруг  памятника  и
провожая глазами каждую проходившую мимо молодую женщину. - Предположим, она
не врет, и кто-то действительно надоумил ее звонить  мне,  говорить  гадости
каждый день. Ведь цель подобных развлечений в том, чтобы слышать  в  трубке,
как противно и страшно  жертве.  Зачем  же  предоставлять  это  удовольствие
кому-то другому? И ради чего спектакль с бомжихой и подушкой?
   У Глеба был  роман,  довольно  серьезный.  Предположим,  героиня  романа,
"солнышко" по имени Оля, искренне верит в сглаз и  порчу.  Однако  для  чего
тогда бомжиха? Зачем предупреждать? Ежели  она  хотела  меня  извести  таким
экзотическим способом, так пусть бы и оставался в подушке заговоренный хлам.
   Весь этот спектакль начался ровно за две недели до  убийства  Глеба.  Для
женщины, которая мне  звонила,  убийство  было  полной  неожиданностью.  Она
плакала ночью в трубку совершенно искренне. Не обязательно,  что  по  Глебу.
Истерика могла быть следствием шока. Она  к  убийству  не  имеет  отношения?
Получается, ее подставили?
   Кому-то надо, чтобы все выглядело как любовная драма. Кто-то хочет, чтобы
казалось, будто дело в любви и ненависти, а не в чем-то ином...  Получается,
я сейчас жду человека, который знает, кто убил Глеба?"
   Катя закурила и взглянула на часы. Пять минут  второго.  Если  телефонная
шептунья сказала правду, она вряд ли  бы  опоздала.  Ей  нужны  деньги.  Три
тысячи долларов - сумма немаленькая.
   И тут Катю словно током шарахнуло. Она побежала по бульвару к машине,  на
бегу вспомнила, что оставила дома  свой  радиотелефон.  Да,  на  тумбочке  в
прихожей... У "Повторки" есть автомат.
   В  двух  коммерческих  киосках  телефонных  жетонов  не  оказалось.  Катя
выгребла содержимое карманов. Гора мелочи, ни одного жетона. Они продаются в
метро, но до "Арбатской" далековато, до "Пушкинской" еще дальше. А позвонить
надо срочно.
   Стоя у таксофона, она перебирала монетки на ладони. И вдруг  чья-то  рука
протянула ей маленький темно-коричневый кружок.
   - Большое спасибо. - Катя вскинула глаза и  побледнела:  -  Ты?!  Что  ты
здесь делаешь?
   * * *
   Корреспондент  молодежной  телевизионной  программы  "Чумовой  стоп-кадр"
Артем Сиволап сидел  на  поломанных  детских  качелях  в  глубине  двора  на
Мещанской улице и неотрывно глядел на дверь подъезда. Одет он был  просто  и
строго - темно-синие джинсы, вишневый свитер, темно-синяя  замшевая  куртка.
Ничего яркого, вызывающего. Вместо  обычного  фальшивого  бриллианта  в  ухе
тускло посверкивало маленькое серебряное колечко. Волосы тщательно промыты и
аккуратно зачесаны назад, стянуты черной резинкой в хвостик.
   Оператор Игорь Корнеев, невысокий коренастый мужчина лет  сорока,  нервно
расхаживал взад-вперед, сгорбившись и спрятав руки в карманы черного  плаща.
Они с Сиволапом опять поругались.
   После  вчерашнего  скандала  с  отцом  убитого  казинщика   Игорь   долго
отказывался ехать на Мещанскую, к дому убитого, и вообще участвовать "в этом
дерьме". На него подействовал не столько сам  скандал,  сколько  подробности
гибели принцессы Дианы, которые в  последнее  время  мусолили  все  средства
массовой информации.
   - А при чем здесь Диана? - недоуменно спросил Артем.
   - При том, что за ней гонялись сволочи вроде нас с тобой и  она  погибла.
Если ты не понимаешь, объяснять не собираюсь. И стеречь  балерину  Орлову  у
подъезда тоже не собираюсь.  Есть,  в  конце  концов,  такая  старомодная  и
смешная вещь, как журналистская этика.
   - Ну и катись ты со своей  долбаной  этикой,  -  усмехнулся  Артем,  -  я
позвоню Смальцеву, он за такие деньги куда  угодно  со  мной  поедет  и  что
угодно снимет.
   Это была обычная хитрость. Никто из операторов канала не  мог  допустить,
чтобы вместо него взяли на съемку Смальцева. Он был чем-то  вроде  "пощечины
общественному  вкусу".  С  камерой  Смальцев  работал  безобразно,  не  умел
выстроить ни одного кадра, умудрялся находить такие ракурсы, что даже  самые
фотогеничные лица получались у него в кадре уродливыми, словно  в  объективе
застрял осколок колдовского зеркала Тролля из сказки "Снежная королева".
   Прямой  намек  на  то,  что  его  могут  запросто  заменить   халтурщиком
Смальцевым,  был  для  Игоря  Корнеева  оскорбителен.  Это  больно  задевало
профессиональное самолюбие. Получается - без  разницы,  как  снимать?  Любая
бездарность может взять камеру в  руки  и  денег  за  свою  халтуру  получит
столько же, сколько талантливый профессионал.. Игорь не выдержал:
   - Смальцев снимать не умеет! Он тебе сюжет запорет!
   - Ну, подумаешь, обычный репортаж, - равнодушно пожал плечами Сиволап,  -
зато он не станет гундеть про журналистскую этику.
   - Ладно, - сдался Игорь, - поедем.
   В субботу вечером Артем лег спать пораньше, поставил будильник на десять.
Однако хронический недосып дал себя знать. То ли будильник не прозвенел,  то
ли Артем его не услышал. Без пятнадцати двенадцать его  разбудил  телефонный
звонок.
   - Ну, мы едем или как? - сердито спросил Игорь.
   У дома на Мещанской они оказались в час дня. Охраны в подъезде  не  было,
только железная дверь с домофоном. Не думая о  возможных  последствиях,  они
прошмыгнули в подъезд вместе с  какой-то  древней  бабулькой,  поднялись  на
третий этаж. Артем позвонил.
   Полгода назад он делал серию сюжетов о взрослых  детях  великих  актеров.
Снимали в том числе и Глеба Калашникова, в  казино,  на  теннисном  корте  и
дома, в уютной непринужденной обстановке. Сюжеты были, разумеется,  платные.
Большинство детей киношной элиты занялись бизнесом и  нуждались  в  рекламе,
особенно косвенной, которая стоит дороже прямой.
   Сиволапу был известен домашний адрес и телефон убитого. Однако  он  знал,
по телефону его пошлют. А если позвонить в дверь, ошарашить, взять нахрапом,
есть надежда на успех. Артем  не  сомневался:  в  его  грязной  репортерской
работе главное - нахрап и наглость.
   "Глазка" в двери не было. Женский голос спросил:
   "Кто там?"
   - Сосед из сороковой квартиры, - ответил Сиволап.
   Балерина Орлова была известна своей выдержкой и  хорошим  воспитанием.  С
лестницы она их не спустит. Вежливо попросит удалиться. А уж он  постарается
вытянуть из нее хоть что-то.
   Щелкнул замок.  На  пороге  стояла  маленькая,  кругленькая  женщина  лет
тридцати в светлых пушистых кудряшках.
   - Здравствуйте, - Артем шагнул в квартиру, - Екатерина Филипповна дома?
   Игорь Корнеев входить не спешил, остался стоять на  лестничной  площадке.
Ему было противно и стыдно врываться в чужой дом без приглашения, особенно в
дом, в котором совсем недавно случилось горе. Однако он  знал  -  такие  вот
стыдливые вечно сидят без гроша.
   - Ее нет. В чем  дело?  -  сурово  спросила  блондинка,  преграждая  путь
Сиволапу.
   За ним, на лестничной  площадке,  она  заметила  оператора  с  камерой  и
приготовилась к решительному отпору.
   - Простите, с кем имею честь? - широко улыбнулся Артем.
   Он считал, что улыбка у него потрясающая, неотразимая,  особенно  теперь,
когда удалось наконец вставить новые, страшно дорогие фарфоровые зубы.
   Однако голливудская улыбка и изысканный  старомодный  речевой  оборот  не
растопили суровое сердце маленькой блондинки.
   - Так, а ну-ка идите отсюда! Сию минуту!
   - Почему? - спросил Артем, все еще улыбаясь.
   - Потому что вас никто не приглашал! Вон отсюда! Чтобы духу вашего  здесь
не было! - Она стала теснить Артема к двери.
   Толстушка оказалась на удивление сильной. Ну не драться же с ней, в самом
деле! Артем отступил. Дверь захлопнулась  у  него  перед  носом.  Он  понял,
Орловой нет дома. Это, вероятно, какая-нибудь родственница или домработница.
Ну что ж, есть шанс поймать молодую вдову на улице, у  подъезда,  когда  она
будет возвращаться домой. Не могла она уйти надолго накануне похорон.
   Во дворе народу было мало. Трое малышей тихо, сосредоточенно  копались  в
песочнице. На  единственной  целой  скамейке  сидела,  уткнувшись  в  книгу,
молодая мамаша. Рядом  две  бабушки  быстро  двигали  вязальными  спицами  и
обсуждали, отчего у детей бывает диатез и как с ним бороться.
   - Надо было хоть бутербродов взять! - ворчал Игорь. - И  чаю  в  термосе.
Слушай, ты посиди, я смотаюсь к ларьку, куплю чего-нибудь,  жрать  хочу,  не
могу.
   Он уже собрался бежать к ларьку, но тут рядом раздался скрипучий, хриплый
голос:
   - Сигареткой не угостите?
   Игорь и Артем оглянулись.  Пахнуло  крепкой  вонью  перегара  и  мочи.  У
качелей стоял нестарый, маленький, пухлый бомж. Жеваные брюки хранили  следы
былой белизны,  ботинки  были  фруктово-оранжевого  цвета,  под  приталенным
фиолетовым дамским пиджаком сверкала салатовой зеленью фланелевая рубашка  в
желтый горошек.  На  грязной  шее  болтался  концертный  галстук-бабочка  из
серебряной парчи.
   - Игорек, не убегай, подожди! - прошептал Артем. - Классный типаж...
   - Здесь особая помойка, - бомж поймал восхищенный взгляд Артема, - в этом
доме живут знаменитости, "новые  русские".  Совсем,  суки,  зажрались.  Чуть
пятнышко  какое  или  пуговица  оторвалась   -   выкидывают.   Сигареткой-то
угостишь?
   - Ну как же тебя, такого красивого, не угостить? - Сиволап  протянул  ему
пачку "Кента".
   Бомж аккуратно вытянул две сигареты, одну ловко запихнул за  ухо,  другую
сунул в рот. Из военного вещмешка образца пятидесятых,  который  болтался  у
него за плечами, он  вытащил  драный  журнал  "Пентхауз",  жестом  фокусника
развернул и расстелил на земле, а потом красиво уселся по-турецки.
   - Стой! - Артем спрыгнул с качелей. - Можешь повторить на "бис"?
   - Заснять желаете? - деловито поинтересовался бомж.
   - Желаем, - кивнул Артем.
   - Для себя или для народа?
   - Для народа.
   Бомж окинул Артема цепким трезвым взглядом, смачно сплюнул, прищурился  и
спросил:
   - Это ты, что ли, ночами из ящика врешь  про  всякую  попсу,  кто  с  кем
трахается? Косолапый твоя фамилия?
   Артем был удивлен и польщен, что его узнал какой-то бомж.
   - А у тебя что, и телевизор есть?
   - Есть, - кивнул бомж.
   - А живешь где?
   - Где надо, там и живу. Так чего, снимать-то будешь меня?
   - Буду.
   Артем коллекционировал  всякие  колоритные  уличные  сценки,  подлавливал
забавных персонажей - нищих в подземках,  вокзальных  проституток,  алкашей.
Такие "примочки" иногда можно было удачно продать, их любили  монтировать  в
клипы ради "стеба" некоторые рок-группы, да и самому  могло  пригодится  для
какого-нибудь сюжета.
   - Полтинник, - сообщил бомж. Артем, не  раздумывая,  вытащил  из  кармана
пятидесятитысячную купюру.
   - "Зелеными", - покачал головой бомж.
   - А не жирно? - прищурился Сиволап.
   -  Нет,  -  бомж  ловко  откусил  фильтр  сигареты,   выплюнул,   щелкнул
одноразовой зажигалкой, - не жирно. Ты мне все равно отвалишь больше.
   - Ну, ты даешь, бродяга, - присвистнул Артем, - это за что же, интересно?
   Бомж поманил пальчиком, репортер наклонился к нему и невольно  поморщился
от вони.
   - Я видел киллера, который замочил чувака у этого подъезда,  -  прошептал
бомж, - совсем близко видел, вот как тебя....
   * * *
   Паша Дубровин стоял рядом с Катей у таксофона. Ему были слышны  протяжные
гудки в трубке.
   - Ну конечно, - пробормотала Катя,  -  они  ведь  у  тети  Нади.  Оба.  Я
забыла...
   Она уже собиралась положить трубку, когда услышала мамин голос.
   - Маргоша привезла туда Костю, - объяснила мама, - и оставила их  вдвоем.
Наде уже лучше. А Маргоша поехала к тебе,  помогать  Жанночке.  На  поминках
будет очень много народу. Я тоже собираюсь к тебе, вот только приберу  здесь
немного. Ты разве не дома? Ты откуда звонишь?
   - Из автомата. Мама, у меня очень срочное дело, Я потом объясню.
   - Нет, ну какова Маргоша! Видишь, как проявляются люди в  горе?  Кто  мог
ожидать, что эта свистушка...
   - Мамуль, у тебя  сохранился  где-нибудь  телефон  парикмахерши  Эллы?  -
перебила Катя. - Она работала в "Чародейке" и  всех  стригла  -  тебя,  тетю
Надю. Помнишь? У нее еще дочка была, Света, кажется... Ровесница Глеба.
   - Сейчас посмотрю, - растерянно произнесла мама, - а ты...
   - Мамуль, потом, все потом, - перебила Катя, - это очень срочно.
   - Ладно-ладно, Катенька. Ты  только  не  нервничай.  Если  бы  я  помнила
фамилию этой Эллы... Какая-то совсем простая фамилия. Сидорова?
   - Петрова! - вспомнила Катя. - Посмотри в старой книжке на "П".
   - Надо же,  нашла!  -  радостно  сообщила  мама.  -  Петрова  Элла.  Тебе
домашний?
   - Все, какие там есть.
   - Я не думаю, что она все еще работает в "Чародейке". И переехать  могла,
и телефон мог поменяться.
   - Неважно. Диктуй.
   - Записываешь? - Мама продиктовала два номера, рабочий и домашний.
   Катя повторяла цифры вслух, Павел, прислонив блокнот к стеклу  таксофона,
писал фломастером.
   - Все, мамуль, спасибо. Целую. Паша протянул ей еще один жетон.
   - Учти, это последний.
   Катя набрала домашний номер парикмахерши Эллы. Было занято. Конечно, мама
права. Столько лет прошло. А в "Чародейку" вообще нет смысла  звонить...  Но
можно подъехать. Там кто-то должен помнить Эллу Петрову.
   Катя нажала рычаг отбоя, и хитрый автомат сожрал последний жетон.
   - Может, ты от меня позвонишь? - предложил Паша.  -  До  моего  дома  два
шага.
   - Хорошо, - секунду подумав, кивнула Катя. - Ты на машине?
   - Пешком. Когда твоя  Жанночка  позвонила,  я  решил,  что  пешком  будет
быстрее. И оказался здесь минут на двадцать раньше тебя. Она  волновалась  и
так тараторила, что я ничего не сумел понять. Тебя что, правда шантажируют?
   - Да, похоже на то.
   - Это имеет отношение к убийству твоего мужа?
   - Пока не знаю.
   Они сели в Катину машину и через пять минут оказались у старого  дома  на
Бронной. Катя первым делом кинулась к телефону. На этот  раз  были  длинные,
редкие гудки. Но трубку все-таки взяли. Очень низкий, сиплый  женский  голос
произнес:
   - Слушаю.
   - Здравствуйте, можно попросить Эллу Петрову.
   - Я у телефона.
   - Элла, еще раз здравствуйте. Меня зовут Катя Орлова. Вы, возможно,  меня
помните.
   - Помню, - ответила женщина без всяких эмоций.
   - Скажите, пожалуйста, как мне найти Свету?
   - Откуда я знаю? - сердито буркнула Элла.
   - Но она живет с вами? Или у нее другой телефон?
   - А где  ж  ей  еще,  поганке,  жить?  Шляется  ночами,  передо  мной  не
отчитывается.
   - То есть она не ночевала дома? - уточнила Катя. - А когда вы  ее  видели
последний раз?
   - Век бы ее не видать, мерзавку такую, - последовала матерная брань.
   Катя вдруг поняла, что ее собеседница пьяна и толку не добьешься.  Однако
не сдавалась. Дослушав тираду до конца, она спросила:
   - Скажите, а как вообще у нее дела? Чем она занимается?
   - На  "Динамо"  торгует.  Слушай,  а  тебе  зачем  моя  Светка?  -  Голос
собеседницы зазвучал подозрительно и враждебно.
   - Она просила помочь ей заработать, - стала сочинять на ходу  Катя,  -  я
договорилась в театре, в костюмерной мастерской. У нас сейчас хорошо платят.
Мы условились встретиться сегодня, но она не пришла. Мне надо обязательно ее
разыскать, очень срочно. В мастерской  держат  для  нее  место,  а  желающих
много.
   - Хорошо платят, говоришь? А что за работа? -  деловито  поинтересовалась
Элла.
   - Работа совсем несложная.  Полтора  миллиона  в  месяц.  Плюс  почасовая
оплата за сверхурочные.
   - Слушай, а меня нельзя туда к вам пристроить?
   - Мы потом это обсудим. Скажите, может, вы знаете телефоны кого-то из  ее
друзей? У кого она могла остаться ночевать?
   - Ничего я не знаю. Живет здесь как в гостинице. Приходит и уходит  когда
вздумается, мне не докладывает.
   - Ну хорошо, - вздохнула Катя, - а на рынке она сегодня должна торговать?
   - Вроде да. Сегодня выходной, там самое горячее Время.
   - Чем она торгует, не знаете?
   - Обувью.
   -  Спасибо  вам  большое.  Если  вдруг  Света  появится,  передайте   ей,
пожалуйста, что звонила Катя Орлова. Мой телефон она знает.
   Положив трубку, Катя несколько секунд молчала, уставившись в стену. Павел
подошел, присел перед ней на корточки, взял ее  руки  в  ладони.  Руки  были
совсем ледяные. Он прижал их к своим щекам и тихо спросил:
   - Тебе холодно?
   - Нет, - Катя покачала  головой,  -  мне  не  холодно.  Просто,  когда  я
нервничаю, меня всегда знобит.
   - Я сварю кофе, как ты любишь, с гвоздикой. И мы  спокойно  все  обсудим.
Хорошо?
   - Хорошо... Надо Жанночке позвонить.
   - Обязательно. Она очень за тебя переживает. Да,  она  просила,  чтобы  я
тебе ничего не говорил о ее звонке. Сказала, мол, вы просто понаблюдайте  со
стороны, на всякий случай. Мало  ли  что?  Все-таки  шантаж,  и  баба  такая
злобная. Страшно, если ты с ней останешься наедине, даже на улице.
   - Спасибо, что пришел, - сказала Катя как можно спокойней и холодней.  Он
ничего не ответил. Жанночка взяла трубку моментально.
   - Ну что? Она явилась?
   - Нет. Я пытаюсь ее разыскать.
   - Как? Ты же ничего не знаешь про нее! Где  ты?  Приезжай  домой.  У  нас
Маргоша, и твоя мама звонила, что приедет попозже, к вечеру, помогать мне со
стряпней.  Слушай,  приходили  придурки  с  телевидения.  Помнишь,  тот,   с
молодежного канала, с хвостиком? Прямо в дверь  позвонил,  представляешь?  И
оператор у него за спиной стоял. Главное,  сказал,  гаденыш,  что  сосед  из
сороковой квартиры.  Я  открыла.  Думала,  если  не  сумею  выгнать,  вызову
милицию.
   - Выгнала?
   - А как же! С лестницы спустила!
   - Молодец. Ты что-нибудь успела рассказать Маргоше?
   - Нет еще.
   - Ничего не рассказывай. Вообще никому ничего.
   - Почему? - удивилась Жанночка.
   - Чем меньше знает народу, тем лучше. Ты обещаешь?
   - Обещаю, - Жанночка, тяжело вздохнула, - а ты сейчас...
   - Я у Паши Дубровина. Только вслух не повторяй, пожалуйста. Вернусь часам
к пяти. Маме и Маргоше скажи, что не  знаешь,  куда  я  поехала.  Вернусь  -
расскажу. Все, целую.
   Катя положила трубку и услышала, как гудит кофемолка на кухне.
   "Глеб еще не похоронен, а я уже здесь. Паша Дубровин  сейчас  сварит  мой
любимый кофе. С гвоздикой. Он даже это помнит. Он знает обо мне  почти  все.
Каждую мелочь, каждую привычку. В прихожей  стоят  новенькие  тапочки  моего
размера. Как там, в "Гамлете"? "...И башмаков не износив, в которых  шла  за
гробом..."
   Господи, какая ерунда лезет  в  голову!  Я  вляпалась  в  гадкую,  темную
историю. Мне страшно. Одна я не справлюсь. Кроме Паши Дубровина,  мне  не  с
кем даже посоветоваться. Мама с папой  запаникуют,  папа  станет  трезвонить
знакомым из МВД и прокуратуры. Суеты будет  много,  а  опасность  останется.
Господи, сделай  так,  чтобы  с  этой  дурехой  Светой  Петровой  ничего  не
случилось! Однако почему я так уверена, что звонила именно она?"
   - Почему ты так уверена, что тебя шантажировала  именно  эта  женщина?  -
спросил Паша, входя в комнату с подносом.
   Катя вздрогнула. Он как будто прочитал ее мысли,  да  еще  через  стенку.
Нет, просто он думал о том же, пока варил кофе. Значит, Жанночка ему все  не
так бестолково изложила. Суть он понял.
   - Я не совсем уверена, -  призналась  Катя,  -  просто  нет  пока  других
кандидатур. И потом - "сушеная Жизель"... Так  меня  за  всю  жизнь  называл
только один человек. Давно, в юности. Пока я  ждала  на  лавочке,  вспомнила
кто. Света Петрова.
   - Ты рассказывала следователю, который занимается убийством твоего  мужа,
про эти звонки?
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому что не хочу.
   - Катенька, ну что за детский сад? Что значит - не  хочу?  Ты  ведь  сама
чувствуешь, между убийством и этими звонками есть связь.
   - Я это почувствовала только вчера. Но  следователю  все  равно  не  буду
говорить.
   - У тебя есть какие-то конкретные причины или  это  просто  упрямство?  -
тихо спросил Павел.
   - Да, есть причины. И  хватит  об