а вздрогнула, открыла глаза, взяла трубку и  услышала
голос Паши Дубровина:
   - Катюша, это я. Как ты себя чувствуешь?
   - Все нормально, спасибо.
   - Ну я ведь слышу, что не совсем нормально.  Есть  какие-нибудь  новости?
Сюрпризы?
   - Есть и новости, и сюрпризы. Но это не телефонный разговор.
   - Может, мне приехать? - осторожно спросил он.
   - Нет. Мы завтра обязательно увидимся, а сейчас я очень устала.
   - Знаешь, я, кажется, все понял. Кое-что не сходится пока, но в целом...
   - Пашенька, давай завтра. Сейчас сил нет, честное слово. Ты прости  меня,
я позвоню тебе утром, как только проснусь. Ты будешь дома?
   - Я буду дома, никуда не уйду, пока ты не позвонишь. Спи  спокойно.  Тебе
действительно надо хорошенько выспаться.
   Положив трубку, она резко встала с кресла, передернула плечами, стряхивая
сонное тупое оцепенение, и направилась в кабинет Глеба.
   Сказав Баринову, что придется перерыть весь дом в  поисках  кассеты,  она
преувеличила. На самом деле достаточно просто открыть  маленький  кабинетный
сейф, спрятанный в одной из секций книжного шкафа.  По-хорошему,  это  давно
надо было сделать - разобраться в бумагах, привести все  в  порядок.  Однако
руки не доходили.
   Глеб много раз открывал при ней этот сейф, никаких особенных секретов там
не было. Она знала, что Глеб хранил там банковские документы, иногда деньги.
Когда в доме собиралось слишком много народу,  он  прятал  туда  шкатулку  с
драгоценностями  Катиной  прабабушки.  Не  такие  уж  это   были   серьезные
бриллианты, и чрезмерной подозрительностью Глеб не страдал, однако  шкатулку
спрятать не забывал - от греха подальше.
   Сейф был с простым кодовым замком. Внизу, на дне, имелся маленький  ящик,
который Глеб при Кате никогда не открывал. Он был вмонтирован так хитро, что
сразу не заметишь.
   В сейфе оказалась папка с бумагами, небольшая  пачка  долларов  и  Катина
шкатулка. Она так и осталась там после очередных гостей. Именно в ней  лежал
магнитный ключ от потайного ящичка.
   Ящик тихонько звякнул и выдвинулся автоматически. Там лежала обыкновенная
видеокассета в черной пластиковой коробке, без всяких надписей и наклеек.
   Изображение было  нечетким.  Сначала  Катя  увидела  только  три  смутных
силуэта в дымке, потом стало ясно, что это голые тела -  два  женских,  одно
мужское. Плеск воды в бассейне, хриплый русалочий смех, глухое постанывание.
Уже через минуту Катя узнала Егора Баринова. Его  специально  взяли  крупным
планом. Две девочки были видны смутно, они явно не  интересовали  оператора.
Но  вот  отчетливо  мелькнул  знакомый  профиль.  Света   Петрова,   полная,
белокожая, с роскошной высокой грудью. Лицо второй  красотки  все  никак  не
попадало в кадр.
   Худенькая, длинноногая,  совсем  юная.  Что-то  очень  знакомое.  Длинные
мокрые волосы закрывают лицо. Они кажутся  темно-каштановыми,  но  у  мокрых
волос меняется цвет. Короткий крупный план. Всего доля секунды. Тонкая  рука
откидывает мокрую прядь.
   Катя нажала кнопку на пульте. Кадр замер. Прямо на Катю глядели  красивые
зеленые глаза Маргоши Крестовской.
   Все. Можно выключать видик. Дальше такая пакостная порнуха, что тошнит.
   Катя вытащила кассету, убрала ее назад, в коробку.
   Что теперь? Звонить завтра утром следователю Чернову в прокуратуру? Лунек
ее за это убьет, в самом прямом смысле. Конечно, кассета - один из  крючков,
на котором он держит Баринова. Тащить такое в прокуратуру - самоубийство.
   Надо звонить Луньку и возвращать ему порнушку  государственного  значения
прямо в руки. Не Катино это дело, пусть  он  сам  разбирается.  Только  надо
поставить  условие:  пусть  через  свои  каналы  сделает  так,  чтобы  сразу
освободили Ольгу Гуськову. Он сумеет, у него достаточно связей.
   А Глеб, оказывается, недооценил Маргошу, при всей своей упорной неприязни
к ней. Неприязнь - это мягко сказано. Он с самого начала не мог  спокойно  о
ней говорить, не стеснялся называть "щукой" и "тварью" даже при отце.
   Катя ясно вспомнила,  как  на  дне  рождения  Калашникова-старшего,  чуть
меньше месяца назад, случайно услышала обрывок разговора на кухне:
   - Глеб, ну я же не просила, он сам настоял, - вполголоса, почти  шепотом,
говорила Маргоша, - просто он любит меня. И вообще, ты прости,  конечно,  но
это не твое дело.
   - Это мое дело, это мой отец, и если ты думаешь,  что  сумеешь  вот  так,
по-тихому, вытянуть из него все до копейки, то  ошибаешься.  Ты  ему  можешь
петь про чистую любовь. А мне не надо. Учти, еще один такой фортель, и я...
   - Глеб, ты хотя бы отца пожалей. Он этого не вынесет.
   Катя вошла. Они  замолчали.  Она  успела  уловить  в  воздухе  особенный,
оглушительный запах ненависти, который еще несколько минут продолжал  висеть
в тишине уютной кухни.
   Потом, когда они возвращались домой, Катя сказала:
   - Ну что ты все время грызешься с Маргошей? Хватит уже. За что ты ее  так
ненавидишь? Прямо искры летят.
   - Эта тварь заставила отца открыть на ее имя еще один счет, и  туда  идет
чуть ли не весь доход от его доли в нефтяных операциях. А на очереди  -  его
деньги от казино. Она его оберет до копейки, старого болвана.
   - Можно подумать, твой отец младенец или  впал  в  маразм.  Он  ведь  сам
понимает, что делает. Она не силой его заставляет.
   - Да уж я знаю, чем она его заставляет, - буркнул Глеб, - но мне надоело.
Теперь у меня есть управа на эту тварь.
   - Ну что ты  говоришь?  Прямо  страшно  слушать.  По-моему,  тебя  просто
зациклило. Попробуй посмотреть на нее другими глазами. Красивая, талантливая
девочка, сама, между прочим, успела многого добиться.
   - Сама?! - взревел Глеб. -  Ты  что  думаешь,  ее  взяли  бы  просто  так
сниматься во все эти дурацкие боевики? Вон их сколько, красивых-талантливых,
готовых душу заложить, чтобы хоть в эпизодик взяли. Ты ведь знаешь,  никаких
особых данных, кроме яркой морды и длинных ног, для такого кино не  надо.  А
этого добра навалом. Не была бы она папиной женой, фиг бы  ее  кто  брал  на
главные роли. Все эти сказки про золушек с  бензоколонки  пусть  кинозрители
кушают. Уж ты-то знаешь, как подобные вещи происходят.
   - Глеб, почему ты такой злой? Она ведь любит его.
   - Она его проглотит с потрохами и не поперхнется, - сказал он спокойно  и
мрачно, - еще недавно у меня оставались слабые иллюзии, а  теперь  все.  Нет
там никакой любви и быть не может. А моего старого дурака жалко. Но  ничего,
переживет. Вернется к маме. Побаловался, и будет с него. Вообще,  хватит  об
этом. Надоело.
   Катя отчетливо помнила тот вечер потому, что крайне редко  видела  своего
мужа таким разъяренным и решительным. Да и времени прошло совсем  немного  с
тех пор,  меньше  месяца.  Тогда  она  не  придала  особенного  значения  ни
случайной склоке в кухне, ни их разговору в машине по  дороге  домой.  Ей  в
голову не пришло, что за этим может стоять. А зря.
   Все теперь понятно, все сходится. Если бы Константин Иванович увидел  эту
кассету, безусловно, с Маргошей бы развелся.
   Он женился на чистой, честной девочке, далекой от грязи и пошлости. А что
оказалось? Его обманули, посмеялись над его возвышенной  трепетной  любовью,
из него сделали идиота. Он бы  не  просто  развелся  -  выгнал  вон.  Кто-то
другой, возможно, и простил бы. Калашников - никогда. Она могла  потерять  в
один день если не все, то почти все - деньги, благополучие, даже карьеру.  И
это зависело от Глеба, от человека, который с самого начала  ее  терпеть  не
мог...
   Только одна осталась прореха - время. Она ведь улетала в Париж той ночью.
   Катя взглянула  на  часы.  Десять  минут  двенадцатого.  Маргоша  улетала
ночью... Каким рейсом? А ведь это несложно вычислить. Сегодня  ровно  неделя
со дня убийства.
   Катя открыла телефонный справочник и  стала  дозваниваться  в  справочную
"Шереметьево-2". Там было безнадежно занято.
   Интересно, что Паша имел в виду, когда сказал: "Я, кажется,  все  понял"?
Конечно, она даже не соблаговолила выслушать. Она вообще  относится  к  Паше
совершенно по-хамски. Он готов мчаться куда угодно по первому  ее  зову,  он
всегда рядом, когда ей это надо. А между  прочим,  именно  сейчас  ей  очень
неуютно одной.
   Она сама не заметила, как вместо номера справочной набрала  Пашин  номер.
Это получилось машинально. И когда только она успела запомнить его наизусть?
   - Я так и знал, что ты позвонишь.
   - Вообще-то, я звонила в справочную Шереметьева-2, -  Катя  улыбнулась  в
трубку.
   - Там безнадежно занято. Я тоже туда пытался дозвониться.
   - Зачем?!
   - Выяснить, какие есть ночные рейсы в Париж. Думаю, и ты звонила  за  тем
же. Сегодня ведь ровно неделя... Но, знаешь,  наверное,  лучше  просто  туда
съездить. Для чистоты эксперимента.
   - Подожди, я не поняла...
   - Она отлично стреляет, эта Крестовская, - задумчиво произнес Паша,  -  я
обратил внимание, когда смотрел боевик, что актриса работает без дублера,  и
выучка у нее не хуже, чем у какого-нибудь крутого  спецназовца.  Я  как  раз
подумал, что это, пожалуй, единственное достоинство идиотского фильма.  Если
честно, я не поленился пересмотреть его еще раз, после визита в морг. Но  до
конца опять не досмотрел. Выключил  в  том  месте,  где  героиня  накидывает
удавку на шею наркоторговца. Правда, в  фильме  она  таким  образом  спасает
благородного героя от верной смерти. Ладно, это действительно не  телефонный
разговор. Я в принципе могу и один прокатиться в Шереметьево.
   - Нет уж, вместе. Я за тобой заеду.
   Прежде чем выйти из дома. Катя спрятала черную коробку с кассетой  назад,
в сейф, в потайной ящичек.
   Паша ждал во дворе.
   - Надо было мне за тобой заехать. Для чистоты эксперимента, - сказал  он,
садясь в машину, - но и так ничего. В общем, я уже просчитал, что по  ночной
Москве от проспекта Мира до Шереметьева-2 можно доехать за  сорок  минут.  В
принципе можно и за полчаса, но, учитывая всякие  случайности,  лучше  минут
десять накинуть.
   - Значит, ты все понял уже вчера?
   - Мне странно, что ты не поняла еще раньше. Все сходится на ней  -  Ольга
Гуськова ее одноклассница, со Светланой  Петровой  они  общались  достаточно
тесно. Когда стало ясно, что Ольгу подставили, я подумал:  это  мог  сделать
только человек, очень хорошо ее знавший, человек, который запросто бывает  в
доме и не вызывает подозрений. Звонки и щепки в подушке, вероятно, входили в
программу "подставки". Сумасшедшая любовница - первый кандидат в убийцы. Ну,
после братков,  разумеется.  Но  здесь  понадобился  помощник.  Она  хоть  и
актриса, а все равно ты могла узнать голос по телефону. И она выбрала на эту
роль несчастную, злую на весь мир и на тебя в том  числе  Светлану  Петрову.
Светлана, узнав, чем закончились  бабские  шалости  с  анонимными  звонками,
жутко испугалась, запаниковала. Решила выйти из игры. Но  ей  стало  обидно,
что пришлось рисковать за просто так. Она попыталась убить сразу двух зайцев
- снять камень с души,  рассказать  тебе  о  Крестовской,  ну  и  заработать
заодно. Идиотская смесь - и совесть  вроде  есть,  и  жалость  обыкновенная,
человеческая, но при этом столько глупой бабской злобы  и  зависти,  вопреки
здравому смыслу, вопреки даже себе самой... Такие всегда  проигрывают.  Если
бы она промолчала, возможно, осталась бы жива. Но она как-то выдала себя,  и
Крестовской пришлось ее убрать, наспех, неаккуратно. Но главной  ее  ошибкой
был тот последний звонок. Она еще не знала, что Ольга Гуськова арестована  и
цель достигнута. Она нервничала и решила поторопить события с твоей помощью.
И, наверное, ее задевало твое  абсолютное  равнодушие  к  такому  блестящему
спектаклю. Ну никак ты не хотела испугаться, обидеться всерьез, пожаловаться
властям на злодейку-любовницу. Вот она и перестаралась.
   - Нет, - перебила Катя, - был еще один прокол. Лифчик в  кармане  халата.
Вероятно, она подложила его, когда они с Калашниковым пришли  меня  утешать.
Она не могла, конечно, представить, что в ночь убийства халаты  крутились  в
стиральной машине, а Жанночка проверила карманы и потом вспомнила  об  этом.
Конечно, разве можно учесть все, до последней мелочи? Но именно тогда у меня
и зародились первые робкие догадки.
   - То есть ты начала подозревать Крестовскую?
   - Ни в  коем  случае.  Я  начала  подозревать  какую-то  сложную,  хитрую
инсценировку. О Маргоше я тогда не думала.
   - А почему, собственно? Ты легко справлялась с более сложными  задачками,
подходила почти вплотную  к  точному  ответу,  но  каждый  раз  тебя  словно
останавливало что-то.
   - Не что-то,  Пашенька,  а  вполне  определенное  чувство.  Одно  дело  -
вычислить ход, понять логику, и  совсем  другое  -  заподозрить  конкретного
живого человека, который вчера пил с тобой кофе, смеялся, спокойно смотрел в
глаза, который тебе хорошо знаком и, в общем, симпатичен. Грубо говоря,  чем
яснее мне становилась жуткая логика убийцы, тем сложнее мне было представить
в этой роли кого-то из близких.
   - Да, - кивнул Паша, - я понимаю... Меня  смущали  две  вещи.  Во-первых,
мотив. Я не мог понять, чем ей мешал твой  муж.  Константин  Калашников  еще
совсем нестарый человек, до дележа наследства далеко. Ведь мотив - главное в
таком убийстве. Ну и во-вторых - Париж. Это серьезное алиби.
   - Ну, насчет мотива я тебе все расскажу. А насчет алиби - это мы сейчас и
проверим.
   Они уже ехали по витой эстакаде Шереметьева, Рейс на Париж улетал  в  час
сорок пять.
   - Да, конечно, она могла успеть, - сказала Катя, - но ведь  не  на  такси
она ехала туда и обратно. Я знаю точно, ее провожала  наша  общая  знакомая,
администратор их съемочной группы, Настя Мухина, на своем "жигуленке". Я  ее
потом видела на фуршете, она по дороге из аэропорта заехала меня поздравить,
очень жалела, что не  попала  на  премьеру.  Соответственно,  в  одиннадцать
вечера Маргоша уже была в аэропорту. Есть свидетель. Более того,  я  отлично
помню, что у нас был разговор накануне. Я хотела, чтобы  Маргоша  посмотрела
мою "Леди Макбет", и мы даже как-то подсчитывали время, но она сказала: "Что
ты! Я такая паникерша! Один раз в  жизни  опоздала  на  самолет,  да  еще  в
Америку. С тех пор приезжаю всегда за три часа".
   - Значит, эта Настя Мухина привезла ее в аэропорт  и  тут  же  уехала?  -
уточнил Паша.
   - Да.
   - А когда они прилетели, на какой машине ехали от аэропорта, не знаешь?
   - Знаю. Их встретил мой папа на своей машине.
   - Замечательно, - кивнул Паша, - теперь пошли. - Он взял  ее  за  руку  и
направился к выходу.
   - Куда? - не поняла Катя.
   - Ну мы же примчались  сюда  не  для  того,  чтобы  посмотреть  на  табло
расписания и просчитать время.
   Они подошли к воротам большой платной автостоянки.
   - Добрый вечер, - обратился Паша к скучающему у ворот охраннику, - мы  из
газеты "Вечерний клуб". На пару вопросов можете ответить?
   - Ну, смотря какие вопросы, - охранник равнодушно пожал мощными плечами.
   -  Самые  простые.  Как  вам  кажется,  можно  вашу  автостоянку  назвать
престижным местом?
   - В каком смысле? - удивился охранник.
   - Ну, часто вашими  услугами  пользуются  знаменитости,  звезды  эстрады,
кино?
   -  Понял,  -  важно  кивнул  охранник,  -  нечасто.  Но  иногда   бывает.
Знаменитостей-то обычно встречают, провожают. Зачем им наш паркинг?
   -  Попробуйте  вспомнить,  за  последние  дней  десять  вам   приходилось
обслуживать кого-нибудь из тех, кого вы видели по  телевизору,  в  кино,  на
обложке журнала? - осторожно вмешалась Катя.
   Охранник задумался.
   - Вроде нет. Я вообще-то  телевизор  редко  смотрю,  только  американские
боевики по видику.
   - А наши боевики смотрите? - поинтересовался Паша.
   - Нет. Чего там смотреть? Они вроде американских, только хуже.
   - Значит, все-таки какие-то наши; боевики вы видели?
   - Ребят, ну чего вы, в самом, деле? Вам очень это надо?
   Стало заметно, что охраннику разговор поднадоел. Плохие из них получались
корреспонденты. Сюда бы Сиволапа... впрочем, его бы, возможно, такой громила
просто послал подальше, не вынес бы напора.
   Паша вздохнул, вытащил стотысячную купюру и протянул охраннику.
   - Често говоря, очень  надо.  Позарез,  -  из  небольшой  кожаной  сумки,
которая  висела  у  него  на  плече,  он  достал  какой-то  яркий  тоненький
журнальчик.
   На обложке красовался цветной портрет Крестовской.
   - Да чего вы, ребята, в натуре, - охранник несколько смутился, но  деньги
взял, долго смотрел на фотографию и наконец вяло сообщил: -  Ну,  эту  рыжую
вроде видел. А она кто?
   - Очень известная актриса. Снимается в наших боевиках. В  прошлую  среду,
ровно неделю назад, примерно в это же время, она оставляла здесь  машину,  -
спокойно сообщил Паша.
   - Черный "Опель", 289 МК, - уточнила Катя и удивилась  -  когда  это  она
успела запомнить номер Маргошиной машины? Всегда думала, что  у  нее  плохая
память на цифры.
   - Точно, - кивнул охранник и тут же насторожился: - Слушайте,  ребята,  а
все-таки вам зачем это надо?
   - Работа такая. Вот вы стоянку охраняете, а мы сплетни про  знаменитостей
собираем. Каждый зарабатывает как может, - улыбнулась Катя.
   - А, ну ладно, -  кивнул  охранник  после  некоторого  размышления,  -  в
прошлую среду, значит? Номерок повторите еще раз.
   Катя повторила номер, охранник на несколько минут скрылся в будке,  потом
вышел и протянул клочок бумаги, на котором было написано:  "Опель"  289  МК,
черн. парк. 4.09 - 19.00, опл. до 7.09 - 19.00; выезд 4.09  -  11.15;  въезд
5.09 - 01.05; выезд 5.09 - 16.00".
   - Огромное вам спасибо, - Паша спрятал бумажку в карман.
   - Да не за что, - усмехнулся охранник, - за сотенную работа невелика.
   - Она вернулась точненько к концу  регистрации,  -  задумчиво  произнесла
Катя, садясь за руль, - если и опоздала, то  буквально  минут  на  пять,  не
больше. Знаешь, о чем я думаю? Вот задержись мы на этом фуршете еще немного,
и Глеб был бы жив. Она вряд ли решилась бы опоздать на самолет.  Рухнуло  бы
все ее хитрое алиби. Ужас в том, что я ведь сама  говорила  ей  -  мы  уйдем
рано. После спектакля я всегда полумертвая, только одно желание -  скорей  в
койку, а уж после премьеры буду вообще как выжатый лимон. Глеб скорее  всего
напьется уже в антракте, в общем, ты, Маргошка, не успеешь сесть в  самолет,
а мы уже домой вернемся - я именно так и сказала. Сейчас как  будто  в  ушах
стоит тот наш разговор. Мы сидели  у  меня  в  гримерке  после  генерального
прогона втроем с Настей Мухиной. И Настя тоже ее уговаривала, мол, посмотрим
вместе первый акт, и я тебя отвезу. Я еще подумала тогда, как-то мельком:  а
почему она не едет в  аэропорт  на  своей  машине?  Там  ведь  есть  платная
автостоянка, не такая уж дорогая. Она летит всего на пару дней,  и  было  бы
логично... Подумала, но не спросила.
   - Она бы тебе ответила, что отогнала машину в автосервис, - заметил Паша,
- или еще что-нибудь сочинила бы.
   - Господи, ну почему? Почему ничего нельзя знать  заранее?  -  прошептала
Катя чуть слышно. - Не болтала бы я, что мы рано вернемся, был бы Глеб  жив.
Задержались бы мы на  фуршете...  Ну  что  стоило  задержаться  хотя  бы  на
пятнадцать минут.
   Они ехали по Ленинградскому шоссе к Москве. Машин в это время было совсем
мало. Изредка в лицо ударяли встречные ослепительные огни, и Катя морщилась,
как отрезкой боли.
   - Она бы все равно убила, - тихо произнес Паша, - не тогда, так в  другой
раз. Судя по тому, как тщательно  она  готовилась,  как  продумывала  каждую
деталь, ей очень надо было от твоего мужа избавиться. Очень.
   - Нет! - почти выкрикнула Катя. - Такой  подходящий  момент  ей  вряд  ли
представился бы в другой раз. Как будто черт ей ворожил в ту ночь.
   - А все-таки зачем она это сделала? Ты обещала рассказать про ее мотив, -
напомнил Паша.
   - Не могу, - Катя опять болезненно поморщилась, - прости, не могу сейчас.
Потом, позже, обязательно расскажу. Я теперь все знаю: как,  зачем,  но  сил
больше н