о ты там сел, - прервал подчиненного Исмаил, -
говори конкретно, что надо?
  Ему вменялось оберегать бесценного шефа от возможных происков герцога, а
тут, всякие ослы отвлекают его от прямых обязанностей.
  - На центральном автовокзале, по сведениям моих агентов, находится
однорукий Румын, - выпалил сержант Альтерман, ожидая одобрения со стороны
зама. Но Зам. был неприступен, как айсберг:
  - Ну так бери его, - равнодушно сказал он, - чего ты там телишься, Абрам?
  - Не Абрам, я - а Иов, шеф, - обижено напомнил Альтерман, - здесь слишком
много народу, поднимется паника, люди передавят друг друга...
  - Что же ты от меня то хочешь, сержант?
  - Получить ваше "Добро", шеф...
  Так же как Альтерман и любой другой, мало-мальски значащий в полиции чин,
Исмаил не посмел бы решать подобные вопросы единолично. Упустишь мертвяка,
а потом газеты поднимут такую шумиху - до конца дней не отмоешься. Нет, уж
лучше доложить Вольфу
Но комиссару в это время было не до зама, и он грубо отослал его
подальше, пробудив, тем самым придремавший было в подчиненном комплекс
неполноценности. Дозвонившись до Альтермана, униженный заместитель сухо
сказал:
  - Вольф приказал действовать по обстановке.
  Пока сержант перестраховщик координировал свои действия с усиленно
страхующимся начальством, однорукий быстро смешался с толпой пассажиров и
беспрепятственно прошел в автобус. Это была грубейшая ошибка сержанта, и
он доложил о ней заму:
  - Выкручивайся теперь сам, Абрам, - развел руками Исмаил, - будут жертвы
- ответишь по закону.
  Он уже предвидел страшный газетный бум и раздражение начальства по поводу
"Неуклюжих действий полиции на автовокзале"
Маршрутный автобус номер 417 выехал в Беэр-шеву в полдень в сопровождении
многочисленного эскорта полицейских машин с включенными фиолетовыми
мигалками. Альтерман счел опасным приступать к операции в густо населенном
районе, где от перестрелки могли пострадать люди, и решил брать Румына за
городом.
  На ашкелонском перекрестке сержант внезапно перекрыл дорогу автобусу и
предложил встревоженным пассажирам освободить салон. Он знал, что Румын не
выпустит их из автобуса, и приготовился к долгим переговорам. "Впрочем, о
каких переговорах может идти речь, разве мертвеца можно купить?"
Альтерман был уверен, что спасти пассажиров не удастся. Хотя чем черт не
шутит, если он предпримет молниеносный штурм автобуса жертв, возможно,
будет поменьше. Он был готов к этому варианту, но к его удивлению, мертвец
позволил всем пассажирам свободно покинуть салон, и даже водителя автобуса
выставил вон. Необычное поведение трупа и вовсе расстроило планы
Альтермана.
  - Румын, - с напускным спокойствием крикнул он денщику, - сдавайся, или я
оторву тебе вторую руку...
  - Милый, - мягко и почему-то по-русски отвечал однорукий, - верни мне,
пожалуйста, селезенку.
  - Какую селезенку? - удивился сержант, - вылазь, Румын, тебе зачтется,
что ты выпустил пассажиров...
  - Верни селезенку, милок, - тем же ровным тоном попросил однорукий.
  Альтерман приказал стрелять.
  Сначала это были редкие одиночные выстрелы, на которые однорукий ответил
длиной автоматной очередью (несмотря на серьезное увечье, стрелял он
ловко), подбив две крутящиеся мигалки на патрульных машинах. Потерь в
живой силе, к счастью, не было; полицейские сноровисто укрылись в
придорожной канаве, оставив командира на произвол судьбы.
  Позже выяснилось, что автомат Калашникова был припрятан одноруким в
базарной сумке, которую он свободно пронес в салон. Это была вторая
промашка сержанта - допустить в общественный транспорт вооруженную
личность, да за одно это, можно было лишиться погон, не говоря уж о самой
службе.
  Альтерман героически отстреливался, пока к нему не присоединился один из
полицейских, с опаской выползший из канавы. Вместе они открыли
беспорядочную пальбу в сторону мертвеца и повыбивали почти все стекла в
автобусе.
  Когда все было кончено, сержант, ощупывая, на всякий случай, свой не
очень надежный, как ему казалось, бронежилет, вошел к обезображенному
трупу, повисшему на заднем сидении автобуса, и обнаружил, что это вовсе не
мужчина, а переодетая женщина, которую он ошибочно принял за Румына.
  Личность убитой была опознана в лаборатории Абу Кабира - ею оказалась
Тетя Ася, зарезанная генералом на квартире Шварцев. Вскрытие трупа не дало
следствию дополнительных улик. Было установлено лишь, что в теле
замученной няни действительно недостает селезенки, которую генерал принес
внучке в больницу в качестве гостинца. По данному делу выступил на
телевидении комиссар Вольф, который, не разглашая секретных фактов, сурово
классифицировал действия однорукого как вражеские, а самого "террориста"
причислил к экстремистской группировке "ХАМАС", давно уже угрожавшей
свершить теракт в центре страны.
  Называть истинное имя "террориста" значило способствовать излишней панике
среди населения. Профессор Хульдаи распорядился похоронить няню в той же
могиле, из которой она выбралась каким-то образом на волю.
  Селезенку, похищенную генералом, вшили обратно в тело и "сей гуманный
акт" по словам Хульдаи, должен был служить гарантией того, что в
следующий раз душа неугомонной тети Аси не восстанет вдруг из гроба.
  Сержант Альтерман, приготовившийся к серьезной нахлобучке за
недостоверную информацию о мнимом румыне, к своему удивлению, получил
благодарность от Вольфа, за предотвращение опасной диверсии и всю
последующую неделю любовался своими портретами в ведущих газетах страны.



                                  Глава 57



  Габаевский сюрприз, с таким апломбом обещанный накануне Берте, оказался
обыкновенным химическим препаратом для уничтожения насекомых. "Я то думал,
он купит ей стоящий подарок" - криво усмехнулся Кадишман.
  Лично он делал это регулярно, отводя на маленькие презенты для любимой
часть своей скромной зарплаты. Берта, однако, судя по тому, как легко она
отдалась Габаю, не очень то ценила эти искренние признаки внимания со
стороны мужа, и теперь ему было горько осознавать, что она променяла его
на какого-то сквалыгу, которому и в голову не пришло принести любовнице
захудалый букет цветов.
  Погруженный в горькие воспоминания, он не слышал криков своего товарища,
и когда усач энергично боднул его в бок, он понял, что тот предупреждает
его об опасности. "Беги, паря!" - истошно орал усатый. Кадишман бросился
под спасительную кровать, но Габай со своим смертоносным оружием
направился именно туда. Кадишман панически заметался в полутемном пыльном
пространстве и несколько раз больно ударился носом о железную ножку
кровати. "Беги за мной!" - отчаянно закричал усач и устремился на кухню.
  За холодильником зияла огромная щель. Кадишман вспомнил, как долго и нудно
жена просила его заделать ее, но у него все никак не доходили руки. По
странному стечению обстоятельств, он решил заткнуть проклятую дыру именно
в тот день, когда был захвачен мертвецами, однако, его благим намерениям
не суждено было сбыться и это, к счастью, спасло ему теперь жизнь.
   

  * * *

   
  Переход по ржавым забитым каловыми камнями трубам занял несколько часов.
  Кадишман едва не утонул в вонючей жиже, остро пахнущей мочой.
  Вскоре они оказались в просторной и выложенной сверкающим кафелем,
соседней кухне. Кадишман никогда не был здесь, но понял, что находится в
апартаментах Габая: все стены своей квартиры этот грязный прелюбодей
украсил непотребными фотографиями: "Габай у фонтана", "Габай на съезде
активистов партии Ликуд ", "Габай среди участников слета израильских
феминисток" - еще бы, что бы он, да упустил такое обилие роскошных задниц.
  Кадишман с интересом рассматривал картинную галерею женолюбивого домкома,
но усач приказал немедленно спрятаться всем в укромное место:
  - Тут его мадам ходит, - сказал он, - а эта еще та мегера.
  Выглядела супруга Габая действительно странно. Это была худая бесцветная
женщина неопределенного возраста, с бледным апатичным лицом. "Человек с
таким лицом не станет воевать с тараканами " - подумал Кадишман, но молча
последовал за громилой.
  Отсиживались в тесном кухонном шкафу. Вскоре громила пошел на разведку,
настрого запретив стае высовывать усы из укрытия. В шкафу было тепло и
уютно. Пахло копченой колбасой и рыбьим жиром, который он с детства не
любил. Он подумал, что неплохо бы теперь заморить червячка, и вдруг в
темноте почувствовал трепетное прикосновение подруги усача. За длинный
тонкий стан он окрестил ее "Маздой". Кадишман стыдливо отстранился от нее,
намереваясь уединиться в затянутом паутиной углу, но она обвила его шею
теплыми влажными усами и он ощутил прилив неодолимого желания.
  Громила вернулся через десять минут. За это время Кадишман успел
совокупиться с Маздой более десяти раз. К его удивлению тараканий оргазм
оказался куда более жгучим, чем человеческий.
  Громила приволок с собой корку черствого хлеба, который они, разделив
по-братски, принялись дружно грызть.
  "Как странно устроен мир, - с грустной иронией подумал Кадишман, - он
меня
от голода спас, а я в это время с его бабой переспал. И ведь мне не
совестно совсем"
 

  * * *

   
  Еще через час пришел Габай и стал врать жене, что он задержался в лавке,
потому что сегодня был большой наплыв покупателей. Несмотря на обширную
партийную деятельность, домком содержал овощной магазин на улице Саламе и
торговал товаром, который ему подпольно поставляли арабские
контрабандисты. Дружба с арабскими торговцами не противоречила его правым
взглядам, а, напротив, способствовала процветанию семейного бизнеса.
  - Альфонса ты кусок, - зло сказал Кадишман, - знаем, в чьей лавке ты
задержался! - Коротконожка с удивлением смотрел на взбешенного приятеля,
не понимая причины его внезапной ярости.
  - А слышала ты, Сара, что натворили мертвецы в Азуре, - рассказывал Габай
апатичной супруге. Было видано, что в его вранье про лавку она не верит, и
вообще он ей давно уже надоел. Это обстоятельство ничего, по сути, не
меняло, но было приятно Кадишману, есть ведь на свете умные люди, которые,
так же как и он не доверяют этому ползучему гаду. "Опять я сказал - люди,
имея в виду себя" - печально подумал Кадишман, проклиная свою тараканью
участь.



                                  Глава 58



  Переговоры в "А-пропо" затянулись.
  Герцог в меру своих умственных способностей грубо высмеивал покинутого
супругой комиссара, называя его "Рогатый" или - "Наш дорогой
предшественник". Он издевался над Иудой, чтобы спровоцировать его на
скандал, и выставить в глазах окружающих обманутым мужем. Взбешенный Вольф
не раз порывался разделаться с насмешником, но последствия этого
необдуманного шага могли отразиться на Ривке, и он сдерживал себя,
стараясь не замечать "утонченные" подколки врага:
  - Уважаемый рыцарь, - сказал он, деликатно улыбаясь герцогу своими
наглыми глазами, - я симпатизирую вам не меньше, чем вы мне, но лучше,
если бы мы не отвлекались от дела.
  - Дорогой предшественник, - тем же любезным тоном отвечал Балкруа, -
ваши симпатии мне до одного места.
  - Так же, впрочем, как и ваши, мне? - не остался в долгу Вольф, - почему
бы вам, в самом деле, не отчалить подальше, сэр, мы бы вам заплатили за
это достойное деяние.
  - Дело ведь не в деньгах, Вольф, у меня душа болит, как подумаю, что
придется оставить тебя здесь в одиночестве.
  "Если бы не Ривка, я бы давно пристрелил тебя, как собаку!" - думал
Вольф,
хотя в душе был уверен, что Ривке ничего такого страшного не угрожает, и
она с этим дерьмом, вероятно, заодно.
  Мысль о предательстве жены изводила комиссара, и он старался
сосредоточиться на главном. Терпеть этого ублюдка и не наделать лишних
глупостей, стоило ему огромных усилий, хотя с каким удовольствием он
отдался бы теперь благородной мести. Конечно, он не мог сокрушить крепкую
челюсть врага (как это не раз и довольно профессионально проделывал с ним
герцог), но в присутствии бравых командос, державших рыцаря на мушке,
можно было, по крайней мере, влепить ему эффектную пощечину, чтобы
доказать Ривке, свою отвагу. Убить Балкруа, снайперам не удастся, но
потрясти его "бронебойными", аж до самых яиц вполне возможно.
  После изощренных оскорблений, вперемежку с изысканным десертом за счет
Главного управления полиции, рыцарь принял, наконец, предложение Алис при
условии, что ему выдадут револьвер и запасную обойму к нему; недельная
побывка в криминальных кругах Тель-Авива просветила смышленого герцога, и
он знал, что одна такая металлическая хлопушка стоит десятка тяжеловесных
топоров в руках заправских воинов святого креста.
  - Ты даешь мне наган, Иуда, и я навсегда смываюсь, - сказал герцог,
призывая соперника ударить по рукам.
  - Все не так просто, как тебе кажется, герцог, мне нужно "добро"
министра, - сказал комиссар, пытаясь справиться с душившим его
воротничком.
  Неудобство с воротником он испытывал каждый раз, когда ему надо было
принимать ответственное решение.
  Масштабы нынешнего, затянувшегося скандала приняли такой оборот, что
любой неосторожный шаг с его стороны мог привести к преждевременной
отставке, а что он без погон - ничтожная личность, которую и в
регулировщики то не возьмут.
  - Советуйся, - великодушно согласился герцог, - а мы с Ривкой прогуляемся
по старому Яффо, мне доводилось бывать там, в добрые старые времена...
  Герцог имел в виду блестящую вылазку, предпринятую им в 1115 году, когда
малочисленным отрядом крестоносцев он разбил когорту пеших воинов
ашкелонского наместника и немало повеселился в то прекрасное время. Вот
как пишет об этом арабский историк Усама ибн Мункыз - "Перед боем с
наместником герцог Балкруа устроил для своих рыцарей небольшое
представление на центральной площади Яффо. На одном конце площади он
поставил двух дряхлых старух, а на другом поместил кабана, которого
связали и бросили на скалу. Он заставил старух бежать наперегонки. С
каждой из этих старух двигалось несколько всадников, которые их подгоняли.
  Старухи падали, поднимались на каждом шагу, а рыцари хохотали до коликов в
боку. Наконец одна из них обогнала другую и взяла кабана в награду"
Пока достойный герцог предавался приятным воспоминаниям, комиссар Вольф
связался с министром и поведал ему о своих опасениях. Министр внутренней
безопасности был такой же перестраховщик, как и Вольф и вопрос - снабжать
герцога оружием или нет, вызвал в нем приступ административного
замешательства. Верный своим правилам, Когаркин не стал взваливать на себя
"тяжкий груз ответственности", не посоветовавшись с этим олухом -
профессором Хульдаи, который заправлял до сих пор в Совете безопасности.
  Это был старый испытанный на практике прием, позволявший в случае срыва
операции сослаться на авторитетное мнение видного ученого. Хульдаи был
единственный человек в Совете, который никогда и ни при каких
обстоятельствах не ведал сомнений:
  - Ни в коем случае нельзя этого делать, - категорически заявил он,
выслушав министра, - имея в руках оружие даже самого примитивного класса,
герцог легко может изменить ход истории, загнав человечество назад в
пещеры.
  - Но, господин профессор, этак мы никогда от него не отделаемся.
  - Не спешите расписываться в собственном бессилии, - сказал Хульдаи, -
где ваше оперативная смекалка, господин Когаркин?
  Министр тут же сообразил, что ему следует делать и, перезвонив
истомившемуся в ожидании распоряжений комиссару, задал ему уже знакомый
вопрос:
  - Где ваша оперативная смекалка, господин Вольф? - "Я так и знал, что он
даст задний ход!" - угрюмо подумал Иуда, и вдруг его осенило:
  - Я придумал, господин министр, герцог получит свой пистолет, но -
стартовый!
  - А, что, если он почувствует подвох? - с начальственными интонациями в
голосе спросил Когаркин.
  - Исключено, господин министр, он туп, как пробка, и не заметит подмены.
  - Министр облегченно вздохнул, а хитроумный комиссар вписал в свой актив
еще один существенный плюсик. Желанное кресло генерального инспектора
реально забрезжило на горизонте.

  * * *
 
  Выезд в старую Англию был назначен на ближайшее воскресенье.
  Чтобы не раздражать религиозные фракции в кнесете, премьер отменил
"Передвижение во Времени" по субботам, несмотря на то, что речь в данном
случае шла о людских судьбах, которые в любую минуту могли пострадать от
рук восставших мертвецов. Нарушение святости субботы могло привести к
правительственному кризису, и благоразумные политики, не желая конфликтов
с депутатами от религиозных фракций, способных запросто "свалить" кабинет,
предпочли на сутки заморозить страну, воздерживаясь от запрещенной по
субботам политической активности.
  В воскресенье утром к зданию Института Времени подъехал бронированный
джип, из которого вышли героический рыцарь и Ривка в сопровождении
сержанта Альтермана, не спускавшего глаз с романтической парочки. Министр
обороны отдал приказ оцепить Институт правительственными войсками.
  Полицейские и солдаты в маскировочном обмундировании сидели почти на
каждом дереве, и славный рыцарь, сразу заприметивший "фараонов", обнял для
надежности возлюбленную за талию. Но Ривка и не думала вырываться,
напротив, при каждом удобном случае она прижималась к нему впечатляющим
бюстом, и было видно, что общество герцога ей приятно.
  Вслед за Балкруа к месту встречи прибыли "Путешественники"
Комиссар с грустными глазами подошел к супруге и томно прошептал ей на
ухо. - В последний раз прошу тебя, Ривка, - одумайся.
  Но Рива не отрывала влюбленных глаз, от герцога, которого забавляли
страдания несчастного Вольфа.
  - Что, Иуда, неприятно, когда тебя предают? - сказал он театральным
тоном, - а Спасителю нашему каково было, когда ты его за тридцать
сребреников?
  - Идиот, - громко чертыхнулся комиссар, - ты за все мне ответишь.
  Герцог разразился демоническим смехом.
  - Де Хаимов, - не унимался он, - ты, надеюсь, не в претензии ко мне? Нам
с твоей женой будет хорошо....
  Сжимая кулаки, Василий мрачно бросил комиссару:
  - Я свою жену с этим дегенератом не отпущу...
  - Спокойняк, Дубровский, - усмехнулся комиссар, - я же свою отпускаю.
  - Что-то не видно, чтобы она горевала по этому поводу.
  - Твоя тоже особо не возражает...
  Василий пытливо посмотрел на жену:
  - Дорогой, - сказала она, спокойно выдержав взгляд мужа, - я должна это
сделать, поверь мне...
  - Не соблаговолит ли герцогиня, пояснить мне - кто и кому здесь,
собственно, должен?
  - У нас будет ребенок, - тихо сказала герцогиня и, густо покраснев,
отвела от мужа взгляд. У Васи отвисла челюсть. В роли отца он себя еще не
представлял. Пауза затянулась несколько, и маркиз, на которого устремились
любопытные взоры присутствующих, изобразил на лице слабую улыбку.
  - Ты уверена, дорогая?
  Со времени первой встречи с герцогиней прошло не более трех месяцев и у
Маэстро были все основания для этого вопроса.
  - Можете не сомневаться в этом, - официальным тоном подтвердил комиссар,
- специалисты из института Времени, считают, что рожать вашей ... мадам
безопаснее в своем Времени, - не без злорадства прибавил он, радуясь, что
де Хаимову наставили рога.
  - Я буду заботиться о нашем дитяти, маркиз, - мерзко улыбнулся герцог,
понимая, что именно так смутило Васю. Но он плохо знал маэстро. Конечно,
тот не был аристократом по рождению, но в истинном благородстве с ним не
смог бы соперничать ни один из выдающихся современников Балкруа.
  - Я поеду с женой, - решительно заявил Василий, - в конце концов, она в
интересном положении...
  Выезд путешественников задерживался. Доведенный до отчаяния
несговорчивыми пассажирами комиссар снова связался с шефом, хотя наперед
знал, что по заведенному в органах порядку, тот начнет искать крайнего,
чтобы свалить на него все шишки за возможный провал операции. Но к
удивлению Вольфа шеф на этот раз повел себя куда более решительно:
  - Ну, что теперь сделаешь, Иуда, - сказал он, впервые обратившись к
Вольфу по имени, - этот парень, зять академика Ашкенази, и ему мо