и.
  Он решил одним махом разделаться со всеми, кто стоял у него на пути к
власти. Королева мешала ему добиться герцогини и он, не задумываясь,
умертвил свою госпожу - так он называл ее в самый разгар их затянувшейся
любовной интриги.
  Он уберет с дороги всех, кто хочет отнять у него драгоценную Алис. Он
думал теперь только о ней. Много раз в своем воображении он овладевал
ею, как сделал это в русской церквушке Михаила Архангела в Яффо, порвав на
ней воздушную одежду, которой она очаровывала его некогда на турнирах.
  И сейчас в любую минуту он мог удовлетворить свою похоть столь же
свободно и грубо, но он хотел, чтобы она любила его, как прежде, когда в
их жизни не появился еще этот проклятый маркиз. Он знал, что никогда уже
не сможет рассчитывать на ее взаимность, де Хаимов нагло отбил у него
даму сердца и навсегда омрачил ему жизнь.
  Отдавая последние распоряжения, касающиеся казни бывшего полководца,
герцог чувствовал - еще немного и ничто более не будет препятствовать его
страстному стремлению, унизить и уничтожить морально женщину, которая
предпочла ему - знатному смелому рыцарю, какого-то ничтожного лекаришку.
  Он решил обставить казнь врага как можно торжественнее, чтобы насладиться
безутешным горем сломленной герцогини. Он обещал ей сделать из казни
прекрасный спектакль, который запомнится людям на века:
  - Но ты можешь спасти его, - сказал он, - если отдашься мне, Алис!
  Эта была гнусная ложь, но ему хотелось, чтобы она поверила ему и ускорила
его триумф и свою погибель.

  * * *
 
  В центре Лондона на дворцовой площади, среди огромного количества винных
лавок и знаменитой харчевни "Биг дил", где подавали жареную дичь для
бедняков, возвели деревянный помост и согнали к нему всех жителей
столицы. Под безжалостно палящим солнцем люди стояли, обливаясь потом, в
ожидании казни государственных преступников.
  Свирепый герцог пребывал в сомнении - кому доверить акт обезглавливания
заклятого врага - палачу или знатному рыцарю из свиты. И вдруг его
осенило. Ухмыляясь, он подозвал притихшего Вольфа и предложил ему доказать
свою преданность хозяину. В первое мгновение комиссар выразил готовность
всем сердцем служить их сиятельству, но, услышав, в чем должна проявиться
почетная миссия, сделал брезгливую мину и отказался от предложенной чести.
  - Тогда будешь казнен с ним за компанию, - сурово сказал герцог, - я ведь
не забыл твоих интриг, гнусный христопродавец!
  - Ваше сиятельство, я никогда не убивал людей, - оправдывался комиссар.
  - Ты предатель, - презрительно сказал герцог, - а предательство и
убийство одно и тоже.
  Своим положением при дворе Иуда Вольф был обязан Ривке, выхлопотавшей ему
не только жизнь, но и теплую должность с приличным окладом в сто золотых
монет. Шеф полиции собрал уже тысячу монет, надеясь тайком перевезти их на
родину.
  - Чего ты боишься, комиссар, - засмеялся герцог, - убить человека не
трудно. Это даже приятно, если убиваешь врага.
  Он взял в руки топор и приказал подвести изменника к эшафоту. Подхватив
обессиленного Циона, стражники приволокли его к месту казни.
  Заярконский был бледен и заметно прихрамывал.
  Герцог уложил больную ногу Циона на плахе и одним ударом отсек ее.
  Вскрикнув, Цион потерял сознание. Его примеру последовал слабонервный
комиссар.
  - Тьфу ты нехристь, - хрипло засмеялся де Брук, - не видел, как колют
людей что ли?
  Де Брук, желая угодить хозяину, сам взял топор в руки и велел подвести
Василия. Маркиз гордо подошел к эшафоту, встал на колени и ткнулся лбом о
холодную твердь плахи. Набрав в грудь воздуха, распорядитель широко
размахнулся, но в эту минуту раздался повелительный окрик Алис:
  - Не делай этого, палач!
  Де Брук застыл с огромным топором в руках. Балкруа дал знак повременить.
  - Я согласна, герцог, - тихо сказала она рыцарю, - оставьте его.
  - Встань, Аля, - гордо сказал Василий, - не унижайся перед этим...
  Меченым, он изувечил моего друга, я расквитаюсь с ним за все!
  Герцог раскатисто засмеялся, подошел к Васе и острием кинжала резко
провел по лицу бесстрашного пленника. Кровь выступила полосой. Алис громко
вскрикнула, но Василий мужественно улыбнулся ей изуродованным лицом.
  - Теперь и ты меченый, - удовлетворенно сказал Герцог и вернулся к трону.
  - Я рассчитаюсь с тобой, Балкруа, - твердым голосом сказал Вася.
  - Вот и пришла твоя смерть, лекарь, - улыбаясь, сказал герцог.
  - Я приду к тебе с того Света! - засмеялся Василий.
  - Хорошо, - сказал герцог, - только ты подожди меня там, пока я здесь
позабавлюсь с твоей супругой?
  Грубо схватив Алис, он поволок ее в спальню.
  - Изверг, - закричала Алис и забилась в его сильных руках, но это только
разжигало безумную страсть рыцаря. Он бросил ее на ложе страсти, с силой
раздвинул ей ноги и вдруг увидел в углу бледную физиономию Кадишмана.
  Дрожащими руками майор старательно наводил на него карабин.
  Тель-авивская полиция давно уже приняла на вооружение новую модель
стрелкового оружия, но новоиспеченный майор предпочитал работать по
старинке; он пристрелялся уже к карабину образца 1948 года и мог слету
сбивать из него бутылки из-под пива. К новой модели образца 1998 года надо
было привыкать, а времени на это не оставалось. Впрочем, другие парни из
группы захвата были менее консервативны, чем их старомодный командир, и
герцог увидел, как они бесшумно выплывают в красных беретах из-за тяжелых
дворцовых портьер, держа навесу короткоствольные автоматы.
  Рыцарь молниеносно вытащил из-под подушки стартовый пистолет и выстрелил
в голову Алис. Выстрел был громовым, но она по-прежнему лежала на месте
живая и невредимая. Герцог понял, что его обманули, и одним ударом в висок
убил свою возлюбленную. Кадишман запоздало нажал на курок, и пуля вспорола
герцогу грудь.
  Он был еще жив, когда неведомо откуда появившаяся Ривка хладнокровно
прикончила его выстрелом из дамского пистолета, который вытащила из
сумочки, где хранила косметику.
  - Халас! - устало сказал Кадишман, стирая липкий пот с бледного лица, -
кончился наш благородный герцог.
  - И у нас в стране теперь все тихо! - кокетливо улыбнулась ему в ответ
Ривка.




                                  Глава 76



  В воскресенье тридцатого августа профессор Хульдаи вел допрос генерала
Хильмана и его надежды на то, что ему удастся все-таки раскрутить упрямого
деда, с каждой минутой все более таяли.
  Напротив него стоял опутанный сетью старый сгорбленный человек с пустыми
глазницами. Освободить труп из стальных пут, профессор не решался, зная,
во что это может вылиться.
  - Скажешь ты, наконец, куда девал детей, ирод? - холодно вопрошал
Хульдаи.
  Профессор все еще оставался председателем чрезвычайной комиссии, но
вопрос о его "самоотводе" был практически решен в высших эшелонах власти.
  Хильман молчал. Профессор подумал, что никто и никогда не слышал от этой
высохшей мумии ни одного человеческого слова и пожалел, что ему уже,
верно, не придется обучать его "разговорам", как он научил в свое время
Ахмада, который поначалу тоже был нем, как рыба, а потом его вдруг
прорвало, и он очень даже мог соперничать с политическими комментаторами
второго канала. Профессор забыл, что генерал разговаривал все же однажды
с Кадишманом за минуту до того, как затащил того в могилу.
  - Ну что ж, любезный, не умеешь отвечать - научим! - усмехаясь, сказал
Хульдаи и собрался уже включить в камере пленника магнитофон с избранными
речами депутатов кнесета, но Хильман, позвякивая сетью, неожиданно
вытянулся перед ним во весь рост (будто хотел достать профессора
презрительным плевком) и вдруг вспыхнул ярким, синим пламенем.
  - А.а.а.а... - пронзительно закричал мертвец.
  Это было удивительное и страшное зрелище. Раньше генерал не реагировал
даже на разрывные пули, не говоря уже о швабре Гавриэля, которая разрубила
надвое его разбухшую голову. Что случилось, почему ему так больно сейчас?
  Профессор был так испуган, что забыл пригласить в кабинет надзирателя,
который стоял в коридоре, на случай, если мертвец станет выкидывать
номера. Но генералу было не до шуток; - он начал как-то странно
размываться в воздухе и опадать на пол огромными шипящими кусками.
  Хульдаи, боясь забрызгаться трупным ядом, плотно прижался к стене, свалив
при этом на пол вешалку с черной шляпой, которую он носил в праздничные
дни; поимка мертвого генерала была для него таким праздником. На его
глазах Хильман распался на груду гнилого мяса, которая, вскипая и шипя,
растекалась лужей по сверкающему паркету. Стальная сеть с глухим звоном
упала на пол. Непокорного призрака больше не существовало в природе.
  Праздник, которого так долго ждал профессор, закончился прозаическим
"испарением" мертвеца.
  В кабинете стоял едкий запах хлорки разъедавшей глаза..
  - Я так и знал, - трясущимися губами прошептал профессор, - герцога
убрали в его проклятом логове!
  Он осторожно обошел мокрое место, оставшееся от генерала и попросил
секретаршу срочно соединить его с главой государства.

  * * *
 
  Профессор распорядился перемешать зеленую густую жидкость, оставшуюся
после мертвеца, с раствором серебристой ртути, бережно влил ее в цинковую
пробирку и самолично передал драгоценную реликвию "Уважаемому премьеру",
который давно уже не церемонился с отставным ученым. Премьер в свою
очередь срочно призвал к себе главу внешней разведки "Мосад" и все вместе
они участвовали в секретной акции погребения пробирки с прахом героя войны
за независимость и заливки ее многометровым слоем бетона.
  В эти же часы навсегда растворились и исчезли в небытие все бывшие
перевоплощения герцога в Узбекистане и Англии, о чем полиция Израиля была
своевременно информирована зарубежными коллегами из Интерпола.
   


                                  Глава 77



  Лорда-распорядителя прибил Василий, когда тот с топором в руках пытался
рассчитаться с военачальником за оскорбление, нанесенное им во время
королевской трапезы.
  Вася подошел к еще теплому телу Алис и долго стоял над ней, не веря, что
ее больше нет. Плакать он не умел и две слезинки, выступившие на его
глазах, были скорее от ветра, чем от горя, которое он испытывал, потеряв
жену.
  Когда все кончилось, комиссар с недоумением спросил Ривку:
  - Дорогая, какое отношение ты имеешь ко всему этому балагану?
  - Я выполняла задание секретной службы "Шабак" - скромно отвечала жена, -
и, кажется, пробила тебе должность генерального инспектора, милый.
  Комиссар нежно обнял ее:
  - А со студенткой у меня ничего не было, - виновато сказал он.
  - Я знаю, - усмехнулась Ривка, - это потому, что тебе нужна одна лишь я,
правда, милый?
  "Зато ты нужна многим" - хотел сказать комиссар, но передумал - мириться
так, мириться, ведь никто, кроме нее, ему на самом деле был не нужен, а на
золотые монеты, которые он отсюда увезет, они еще ни одну виллу отстроят в
Тель-Авиве.
   

  * * *

   
  Супруги Вольф в срочном порядке возвратились на родину, где им был
устроен торжественный прием, как национальным героям. Василий, не
пожелавший расставаться с детьми в Будущем, отказался вернуться домой, и
решил остаться с близнецами в Прошлом.
  Это было нелегким решением. Он знал, что ему не удастся отсудить детей у
Шварцев (комиссар постарался бы осуществить свою угрозу), да и не
собирался это делать, потому что всегда считал их своими.
  Его короновали, и он стал королем.
  Это эпохальное событие произошло в 1125 году во дворце Тауэр в
присутствии верных вассалов и личном участии архиепископа Кентерберийского
и его ближайшего помощника аббата Винфилда. Вот как об этом пишет хроника
тех времен - "В то время как народ ожидал выхода нового короля,
Архиепископ Гильдеберт подошел к алтарю, взял здесь меч с поясом,
повернулся к маэстро и сказал - "Прими этот меч и сокруши им всех
противников Христа! Волей божьей тебе передана власть над всей державой"
Затем, взяв скипетр и жезл, сказал. "Пусть эти знаки служат тебе
напоминанием о том, что ты должен с отцовской строгостью наказывать
поданных и протягивать руку милосердия вдовам и сиротам"
Затем архиепископ с аббатом Винфильдом помазали короля святым елеем и
увенчали золотой короной. После этого они подвели его к трону и поднялись
к нему по ступенькам, идущим спиралью.
  Трон стоял между двумя колоннами удивительной красоты, отсюда король
был виден всем, и видел всех. После того как была произнесена хвала Богу
и отслужена торжественная месса, король спустился в залу, подошел к
мраморному столу, убранному с королевской пышностью, и сел за стол с
архиепископом и всем народом, прислуживали же им бароны. Король, после
того как пожаловал каждого из князей соответствующим подарком,
преисполненный радости отпустил толпу"
После коронации он распорядился призвать к себе безутешную жену павшего
бургундца и, согласно данному обету - протягивать руку милосердия вдовам -
снял, наконец, с нее (при помощи придворного слесаря), пояс невинности.
  История умалчивает о том, что произошло между ними после этого
знаменательного события, достоверно известно, лишь, что королевой она не
стала, также, впрочем, как и сам Василий не успел вкусить всю полноту
самодержавной власти; ему сообщили, что пока он занимался
благотворительной деятельностью, направленной на освобождение женщин,
закованных в стальные пояса, майор Кадишман тайком вывез близнецов из
Англии, собираясь вернуть детей их законным родителям. В ярости Василий в
тот же день возвратился в Настоящее, где у ворот института Времени его
уже с нетерпением поджидал Иуда Вольф. Он задумал с Кадишманом эту
операцию и был рад, что преступник клюнул на приманку.
  - Ну что, самозванец, - самодовольно сказал комиссар, - наконец, ты
предстанешь перед Законом!..
  - Жаль, я тебя не кончил, когда ты у меня парашу прибирал, - сквозь зубы
сказал главнокомандующий, он же лекарь и он же король Англии.
  - Ходи вперед, твое „... величество! - сказал Иуда Вольф, лично
сопровождая пленника в камеру предварительного заключения.
   

  * * *


  Против Василия было выдвинуто обвинение в подрыве государственных
устоев, вооруженном нападении на банк, спекуляции гигиеническими
прокладками и злостном захвате детей. Ему грозило пожизненное заключение,
но Елизавета Шварц, благодарная ему за нежное обращение к малюткам,
которых он считал своими, добилась смягчения приговора.
  Василий получил условный срок. Он безумно скучал по герцогине, и что не
было свойственно ему, перестал искать любовные интрижки на стороне.
  Однажды профессор Хульдаи, с которым он сдружился (после того, как тот
лишился всех регалий и вступил в перепалку с Ашкенази, снова входившего в
силу) показал ему протоколы допросов председателя колхоза в Узбекистане,
будто бы сообщившего ему, что Елизавета Шварц - это, в сущности,
переселенная душа герцогини де Блюм, а сам Вася никто иной, как последнее
перевоплощение души герцога Балкруа.
  Откровение профессора потрясло несостоявшегося короля Англии.
  - Выходит, я ненавидел и воевал против самого себя?
  Увидев Елизавету, Вася проникся к ней трепетным чувством и стал упорно
добиваться ее руки. Она действительно была похожа на Алис, и он старался
чаще видеться с ней во время своих редких свиданий с детьми. Так ему было
легче переносить тоску по герцогине. Дети долго чурались Елизаветы и
тянулись к Васе, которого считали отцом. Маркиз, в своем обычном стиле,
безумно влюбился в Елизавету и всеми силами пытался добиться ее. Он нашел
в ней много общего с Алис и не сомневался, что в ней живет душа его
обожаемой возлюбленной.
  - Этого не может быть! - возражал Цион, тяжело опираясь на протез,
специально сконструированный для него умельцами из Раананы. - Хильман умер
десять лет назад, а тебе уже третий десяток пошел, даже если это так, ты
в данном случае женишься на собственной внучке, окстись, Вася...
  - Спокойняк, Ципа, - сказал воспрявший духом маэстро, - я люблю ее, и
решение мое бесповоротно. Я любил ее всегда, и даже к самому себе в образе
герцога ревновал. Не удивительно, что мы так ненавидели друг друга, ведь
мы оба любили ее больше жизни...
  Зная по опыту, как трудно переубедить влюбленного друга, Цион оставил
свои попытки. В последнее время он часто впадал в странное забытье,
воспринимая окружающее урывками и бессвязно. Лечащий врач считал, что он
страдает от тяжелой депрессии, вызванной разлукой с бывшей возлюбленной.
  По настоянию ученого Совета, опасавшегося рецидива природных аномалий,
Виолетта осталась в Прошлом, и Цион, не представлявший себе жизни без нее,
стал безвременно чахнуть.
  Вскоре Василий, взяв, в заложники Иуду Вольфа, получившего, наконец,
желанную должность генерального инспектора, потребовал отправить его
обратно в двенадцатый век. Де Хаимову была предоставлена "Колесница" с
необходимым снаряжением, включая холодное и горячее оружие, и он,
прихватив с собой Елизавету с детьми, навсегда оставил несчастную Родину,
не признающую своих героев. На вопросы корреспондентов, которые провожали
его в Прошлое, он сказал, что ему претит всепрощенчество и непротивление
злу, к которым призывает народ его "дорогой тестюшка"
Профессор Хульдаи, издавший, наконец, главную книгу своей жизни,
утверждал в ней, что де Хаимов, возвратившись в Англию, восстановил свои
права на трон и со временем получил в народе прозвище - Ричард Львиное
сердце.

  Постскриптум

  31 марта 1998 года во всех газетах мира появилось сообщение о странных
метаморфозах, происходящих с населением Израиля. Народ толпами ходил по
городам и весям страны и грезил наяву. Распались отношения, связывающие
людей друг с другом, закрылись гос. учреждения и было распущено
правительство. Почти все вокруг несли какую-то странную бессвязную ахинею
о воскресших покойниках, якобы пожирающих свои жертвы по ночам. Люди
боялись появляться в Южном Тель-Авиве, и днями на улицах опустошенного
заброшенного города бродили, отощавшие со дня появления призраков,
бездомные кошки и собаки.
  Делегацию Красного креста, срочно прибывшую в Израиль из Швеции, встретил
доктор Ашкенази. Он был в потертом цилиндре и с элегантной бабочкой, живо
оттенявшей его длинную шею. За спиной известного ученого толпой стояли
мрачные ассистенты и все они, кроме одного толстого парня с белозубой
улыбкой, были в противогазах.
   

  * * *


  31 марта президент Соединенных Штатов Америки сделал экстренное
сообщение о том, что Ирак предпринял против Израиля химическую атаку,
которая напрочь разложила сознание израильтян, привела к тяжелым
расстройствам памяти и дезорганизации общества в целом.
  Президент призвал международное сообщество оказать гуманитарную помощь
многострадальному еврейскому народу. Ирак объявил миру о полной победе над
Сионизмом и грозился высадить десант в порту города Яффо.
  Американцы подогнали к берегам Средиземного моря знаменитую шестую
флотилию, и президент США выдвинул ультиматум против правителя Ирака
Садама Хусейна. Русские и французы предлагали разрешить конфликт мирными
средствами. Все страны мира были озабочены противостоянием диктатора с
американцами. И только евреи не принимали в этом никакого участия. С
блаженными лицами идиотов они ходили по земле обетованной и думали о
царствии божьем, наступившем на планете.

  * * *

  Разместившаяся в гостинице "Шератон" делегация Красного креста нанесла
визит в клинику академика Ашкенази. Выяснилось, что во всей клинике
содержится в специальной барокамере один единственный пациент по имени
Цион Заярконский.
  - Этот несчастный - причина всему бедствию, - с грустью сказал академик
деятелям Красного креста, - именно он наступил на рынке на капсулу с
нервно-психогеническим газом.
  - От чего страдает этот человек, доктор?..
  - Это и не человек уже вовсе, - горестно, произнес Ашкенази, - он
превратился в огромный головной мозг, который телепатирует свои горячечные
видения всему населению страны, по крайней мере, тем людям, которые
вовремя не загерметизировали свои жилища, подвергш