е ведая, что по специальному указу
правительственной комиссии, за подписью самого Когаркина, ему было
присвоено внеочередное звание майор - посмертно.
  Кадишман на приветствие сержанта не ответил, а, схватившись по привычке
за несуществующий наган на боку, в неистовстве заорал.
  - Прочь с дороги, сержант!" Альтерман тяжело вздохнул и приказал солдатам
связать неуправляемого Кадишмана. Подъехавшая машина скорой помощи увезла
майора в психушку.



                                  Глава 64



  Едва дождавшись окончания аудиенции, Василий, не глядя на шокированных
его грубыми манерами царедворцев, поспешно вышел к сладко журчащим
фонтанам, и лихо вскочил на коня, любезно предоставленного ему де Бруком.
  Долгий переход к поместью де Блюмов он сделал почти за два часа, загнав
при этом тяжело дышавшую лошадь. Войдя в летнюю анфиладу замка, он
столкнулся в дверях, с дряхлым привратником, которого держали в штате за
то, что он умел представлять наезжавшую высокородную знать. За время
отсутствия маркиза, старик совсем сдал, и от него исходил запах пота и
заношенной одежды.
  - Однако ты пахнешь, старый - морщась, сказал маэстро, - на, возьми
гостинец. - Он дал старику коробку конфет, с коньячной начинкой которую
специально вез для дворовых. Жене он приберег бриллиантовое колье,
купленное им на международной выставке ювелирных изделий.
  Запинаясь и шамкая ввалившимся внутрь беззубым ртом, привратник поведал
маркизу о сюрпризе, на который намекал ему на балу Генрих четвертый.
  - Бесценный сэр, - сказал старый слуга, прижимая коробку к груди, -
радостная весть, у вас родилась двойня.
  Василий не понял значения сказанных прислугой слов. Все его существо
рвалось навстречу любимой. Кроме нее ничто на свете не интересовало его в
эту минуту.
  Широким шагом маэстро прошел в тишайшие покои жены.
  - Маркиз! - тихо охнула герцогиня, увидев его, и схватилась за сердце.
  Супруги обменялись страстным поцелуем, и Василий прижал к груди милую
головку подруги. Это была одна из редких минут в жизни маэстро, когда он
понял, что способен по-настоящему любить. Никто из его прежних пассий не
вызывал у него чувств, столь глубоких и страстных. Никто не заставил бы
столь быстро жениться на себе, после позорной неудачи с дочерью академика.
  Герцогиня досталась ему в жестокой борьбе с Балкруа, и это придавало
победе особый привкус счастья. Злые языки утверждали, что его соблазнили
титул Алис и ее несметные богатства. Василий был прагматик, и к подобным
условностям относился спокойно. Впрочем, чем больше он узнавал жену, тем
меньше придавал значение богатству и любил ее за удивительную красоту и
редкие душевные качества; она дала вольную Виолетте, присовокупив к ней
две деревеньки, примыкающие к поместью "Де Блюм ". Она убеждала Васю
подарить свободу Циону, и он долго втолковывал ей, что Заярконский ему
друг, а в оруженосцы пошел из коммерческих соображений.
  - Я неплохо ему плачу, - сказал Василий, - и он преданно служит мне. -
Получив свободу, Виолетта не захотела расставаться с госпожой, хотя от
богатого приданого не отказалась.
  Вслед за Васей к замку подоспела чета Заярконских. "Молодые", как
насмешливо назвал их Вольф, еще не поженились, но служанке нравилось,
когда окружающие называли ее "Госпожа Заярконская". На радостях
влюбленные закатили знатную попойку с исполнением песен Даны Интернейшенел
и нежнейшего Мати Каспи.
  Пировали всю ночь. Под утро, верный своему жизненному кредо - "Насоли
ближнему и возрадуйся!" - на горизонте нежданно появился герцог, с явным
намерением омрачить семейное торжество путешественников. В богатом
расписанном золотом тарантасе он нежданно подкатил к замку "Де Блюм" и
пригласил маркиза "На пару теплых слов".
  Благородный маркиз не заставил себя долго ждать и вышел к нему в
сопровождении верного оруженосца.
  - Чего надо, герцог? - сказал он с мрачным вызовом.
  - Ты не очень гостеприимен, однако, - засмеялся герцог, - я пришел
поздравить герцогиню со счастливым разрешением...
  - Как-нибудь обойдусь без твоих поздравлений, сэр...
  - Не боись, Дубровский, - многозначительно хохотнул Герцог, - по крайней
мере, один из детенышей твой...
  - Из твоего тут только ноги, - сказал Василий, - и то, если унесешь их
сейчас с миром...
  - Берегись, - криво улыбаясь, сказал герцог, - на сей раз, тебе не
поможет твоя "пушка"!
  - Я требую удовлетворения, сэр! - сказал Вася, показывая, что он
безоружен. Храбрый герцог знал, что его вторжение в замок и давно уже
лелеемые им планы убийства маэстро будут восприняты в свете как грубое
нарушение воли короля, запретившего дуэли между его сюзеренами. С минуту
он колебался и этого было достаточно Циону, чтобы охладить горячие головы
соперников.
  - Господа, - поспешно вмешался он, - в глазах Света вы теперь
приближенные Генриха четвертого, и он расценит вашу ссору как подрыв его
монархической власти.
  Герцога убедили, кажется, слова Заярконского. Знакомство с обаятельной
Ривкой не прошло бесследно: он поумнел и стал более практичным. Впрочем, и
Вася после женитьбы на самой красивой леди Англии стал много сдержанней и
был готов в критические минуты подумать, прежде чем пускать в ход кулаки.
  Красивые и умные женщины облагородили эту неистовую парочку, не сразу
освоившую простую истину, что желаемого быстрее добьешься умом, нежели
кинжалом. Василий серьезно подумывал занять достойную нишу при дворе, чего
бы ему это не стоило. Деньги у него водились, репутацию храброго
турнирного бойца он уже заработал, осталось завоевать положение в обществе
и почивать на заслуженных лаврах. Но для этого нужно поработать
извилинами, отложив в сторону топор. Эту нехитрую аксиому начал, кажется,
постигать и герцог.
  - Трогай! - бросил он вознице и, поправив на голове модный шлем с
перышком, лукаво подмигнул Васе.
  - Не печалься, Дубровский, я пущу тебе кровь в другой раз!
  Чистокровные гнедые, пофыркивая, забили копытами по каменной мостовой, и
экипаж мягко покатил на Восток, то и дело подпрыгивая колесами на часто
встречающихся ухабах.

  * * *
 
  Василий усердно просвещал Его величество в вопросах женской физиологии,
которой тот живо интересовался, и был назначен вскоре на важную (и
вызывающую зависть у царедворцев) должность при дворе.
  Король Англии, считавший себя обязанным мифическому отцу маэстро, долго
думал и, наконец, сказал:
  - Маркиз, я знаю, вы человек разнообразных талантов и не возьму в толк,
почему вы чураетесь государственной службы?
  Разговор происходил в рабочем кабинете короля, где тот обычно подремывал,
делая вид, что углублен в решение важных государственных вопросов. Прямые
лучи солнца, проникающие сквозь высокие окна дворца, яркими бликами играли
на овальном письменном столе Генриха четвертого.
  - Вы неверно информированы, Ваше величество, - отозвался Василий,
сообразив, что пришел его час, - напротив, я ни о чем так не мечтаю, как
быть вам полезным.
  - В таком случае, нам осталось выяснить в какой области вы дока, и
считайте себя устроенным...
  Всю свою недолгую, но весьма насыщенную риском и сомнительными
приключениями, жизнь Василий был страстным игроком; юношей он пытался
заработать деньги на профессиональном ринге, в зрелые годы, на
тель-авивской бирже, уравнивал крупные проигрыши с блистательными победами
над сердцами восхитительных красоток. Женщины и все приятные стороны,
связанные с их обхождением были, пожалуй, областью наиболее близкой его
поэтической душе; по сути, он ничего не умел, кроме как преклоняться и
соблазнять прекрасную половину человечества. Но признаться в этом королю,
подозревавшего в нем немалую эрудицию и задатки большого ученого, ему было
неловко и, желая направить мысли короля в другое русло, он сказал:
  - Ваше величество, я в некотором роде эскулап, особенно по женским
болезням.
  - Прекрасно, маркиз, - ухватился за эту мысль король, - назначаю вас
главным придворным лекарем.
  - Меня? - удивился Василий.
  - Именно вас, - Генрих окончательно утвердился в своем решении. Он
дружески взял маэстро под руку и повел в дальний угол кабинета для
конфиденциального разговора, хотя вокруг не было ни души, и подслушать их
никто не мог.
  - У королевы в последнее время странные обмороки и галлюцинации, - с
тревогой шепнул Генрих.
  - Не может этого быть! - в притворном изумлении вскричал маэстро.
  - Очень даже может, маркиз, вчера, например, она заявила мне, что во
время последней утренней прогулки ей воочию представились живые яйца...
  - Какие яйца? - полагая, что он ослышался, спросил Василий...
  - Мужские, - смутившись, уточнил король.
  О сексе при дворе Генриха четвертого говорили с такой наивной
откровенностью, какая не снилась приблатненным фраерам с набережной Тель
Барух, и Василий не понял, чем, собственно, король так шокирован:
  - С женщинами это бывает, сир, - авторитетно заявил он.
  - Вы так полагаете?
  - Ваше величество, вам стоит уделить супруге больше внимания...
  - Я учту это, маркиз. А вы, пожалуйста, займитесь здоровьем королевы.
  Отечество и Плантагенеты вас не забудут.
  - Я бы только хотел, сир...
  - Не беспокойтесь, король Англии умеет ценить заслуги поданных, о
размерах вашего вознаграждения мы поговорим позже.
  Василий вышел от короля в совершенном восторге, соображая какой простор
творческой фантазии, сулит ему новая профессия.
  - Поздравь меня, я назначен придворным гинекологом, - сказал он Циону.
  - Ну вот, - сказал Цион, - лучше, кажется, и придумать нельзя.
  - Буду лечить королеву, - сказал новоявленный эскулап, - у нее, видишь
ли, видения наблюдаются...
  - Как ты предполагаешь лечить ее? - сгорал от любопытства Цион.
  - Пропишу ей занятия любовью с королем, - серьезно отвечал Василий, - я
намекнул ему об этом, но он перевел разговор на философские темы.
  - Какой ему смысл притворяться?..
  - Его величество увлекся составлением карты эрогенных зон своих бывших
любовниц и совсем забыл о супружеских обязанностях, от того ей и чудятся
чужие яйца...
  - Какие яйца? - не понял Цион.
  - Герцога, разумеется, - сказал Василий.

  * * *
 
  Одно упоминание имени герцога вызывало гнев придворного лекаря, и
близкие старались не произносить это запретное слово в его присутствии.
  Он часто видел врага при дворе, и каждый раз ему хотелось прибить этого
ублюдка, посмевшего претендовать на любовь прекрасной герцогини. Несмотря
на глубокую антипатию, которую король испытывал к Балкруа, он ценил его
полководческие таланты и назло жене (которая, желая оставить герцога при
дворе, выбивала для него портфель министра финансов), доверил ему
командование резервным гарнизоном квартирующем в Провансе, согласно
союзническому договору с королем Франции. Но вместо того, чтобы заниматься
подготовкой к будущему крестовому походу, к чему предназначала его
августейшая семья, Балкруа, обиженный тем, что его отдалили от Света,
распространял недостойные слухи о том, что дети герцогини де Блюм нажиты
ею на стороне, и лекаришка вовсе не отец им. Сплетню подхватила злоязычная
знать, и обсуждала ее в дворцовых кулуарах. Никто не смел прямо сказать об
этом маркизу (в гневе он был страшен), но герцогине доложили и она, не
выдержав людского злословия, расплакалась на груди мужа. Узнав причину
расстройства жены, Василий в своей манере решил начистить герцогу морду.
  - Я это так не оставлю, - гневно вскричал он, облачаясь в стальную
кольчугу, - и плевать я, хотел на то, что скажет король!
  Он велел слугам запрячь любимого коня, но в дело вмешался Цион:
  - Чистка твоя, сэр, докажет миру, что ты оскорблен, и признаешь вину
герцогини, - сказал он.
  - Ты забываешься, Ципа, - сурово рявкнул маэстро, - герцогиня ни в чем не
повинна!
  - Разумеется, - поправился Заярконский, - но тебе следует знать, маркиз,
что дети, рожденные от любовника при живом муже, у нас в стране считаются
незаконнорожденными...
  - Кому, какое дело до моих детей?..
  - Я не говорю о твоих детях, речь идет о близнецах герцогини де Блюм. В
Израиле их бойкотируют духовные власти, они не смогут бракосочетаться в
религиозной традиции или молиться как благочестивые евреи.
  - Молиться - позорно! - сказал Василий, - а жениться с моими миллионами
можно на ком угодно!..
  - Ты, по крайней мере, выясни - чьи это дети? - осторожно начал Цион.
  - Мои, - сухо отрезал Василий, - тот, кто сомневается в этом,
познакомится с мощью моей длани!
  Главный лекарь освоил лексикон рыцарских романов, и при случае
пользовался им на многочисленных светских приемах.
  - Не надо нервничать, маркиз, - сказал Цион, - я только хотел сказать,
что тот, кто играет в такие игры...
  - В такие игры играют тигры, - зло оборвал Вася, - а Я - Тигр, Ципа, и
плевать мне на духовные власти!
  - Но в нашей стране...
  - Позор стране, которая не признает своих героев!.. - гордо воскликнул
Василий и предложил оруженосцу закончить этот бесполезный разговор. Зная,
что спорить с другом небезопасно, Заярконский решил проверить свою догадку
иным способом. Однажды он прибыл с оказией в замок де Блюм и, пройдя без
приглашения в детскую, долго вглядывался в лица спящих малюток, выискивая
сходство с грубыми чертами Балкруа. Но младенцы были похожи на мать.
  Заставшая его за этим занятием Алис, густо покраснела и гневно показала
ему на дверь:
  - Вот, что значит кровь, Заярконский, - презрительно сказала она, -
маркиз не позволил бы себе шпионить за мной.
  - Но вы ведь были с герцогом, мадам? - в открытую спросил Цион
  - А он меня и не спрашивал, - сказала Алиса, будто ждала этого вопроса, -
и не стыдно вам мучить меня, сэр, чем вы отличаетесь от этого грубого
животного, который надругался надо мной и бросил?
  - Ваше высочество, - слабо отбивался Заярконский, - я хотел, чтобы у
детей не было осложнений в будущем; в нашей стране они будут считаться
изгоями. В ортодоксальных кругах, конечно.
  - А в моей они принадлежат к высокой знати! - вспыхнула герцогиня,
размахивая руками, словно торговка на арабском базаре.
  Модная косынка (подаренная Васей), съехала ей на затылок, подчеркивая
сходство с простолюдинкой.
  - Я не собираюсь никому навязывать своих младенцев!
  - Но по нашим законам незаконнорожденным детям не положено жениться
религиозным браком...
  - Ваши законы не для моих детей, сэр! Они де Блюмы, им есть, чем
гордиться!..
  - Де Хаимовы, - смущенно поправил Заярконский, - не забывайте, мадам, что
ваш муж Дубровский и вам нечего бояться...
  - Не сомневаюсь, - сказала Герцогиня. Мысль о любимом супруге вызвала
улыбку на ее лице.
   

                                     Глава 65


  В ночь на Пуримский карнавал, когда все еврейские дети вышли из домов,
чтобы похвастать, друг перед другом своими модными масками, в толпе
веселящихся на главной площади города вдруг объявился старый генерал со
своим одноруким денщиком.
  У ветеранов были бледные лица мертвецов, но окружающие не обращали на них
никакого внимания; маски, в том числе страшные, были обычным делом в эти
фестивальные дни. В толпе Румына узнал Альтерман. Ужасный денщик,
затащивший Кадишмана в могилу, часто снился ему по ночам, и он хорошо
присмотрелся к нему, несмотря на это память позорно подвела его уже
однажды, и он грубо ошибся, приняв за Румына женщину, убитую кровожадным
генералом. Ее мужская одежда и пустой рукав ввели сержанта в заблуждение;
зачем, однако, няне понадобился весь этот антураж? Селезенку ей и так бы
вернули, попроси она по-человечески. Он обознался тогда, приняв тетю Асю
за денщика, но за это его щедро наградили, и теперь он выслужится еще
больше, выловив настоящего Румына. В тот незабываемый вечер на кладбище он
видел однорукого издали, а теперь тот стоял от него в двух метрах и
ошибиться было невозможно.
  Сержант подошел к загробному гостю еще ближе и явственно почувствовал
сладковатый трупный запах.
  Пока грозный генерал с денщиком инвалидом резвились вместе с
многочисленной детворой, собравшейся на главной площади города, сержант
рассредоточил снайперов по крышам соседних домов и решил действовать на
свой страх и риск:
  - Господа, - сказал он в мегафон, взобравшись на подножку патрульной
машины, - попрошу всех очистить площадь!
  Толпа, заподозрив неладное, стала в ужасе разбегаться, и через минуту
площадь опустела. Один лишь однорукий продолжал по-мужицки неуклюже
плясать под аккомпанемент хлопающего в ладоши генерала, и несколько
полицейских пытались отрезать танцоров от главного шоссе, по которому они
могли отступить на кладбище. Альтерман дал команду стрелять по трупам, но
в эту минуту, непонятно откуда, навстречу к ним с диким визгом ринулись
девушки в костюмах вавилонских блудниц. Они присоединились к пляшущему
Румыну и, бесстыдно виляя обнаженными бедрами, с большим искусством стали
исполнять танец живота. Альтерман придержал изготовившихся к пальбе
снайперов, чтобы блудницы не пострадали в перестрелке: кто знает, вдруг он
опять обознался, и эти воняющие куклы окажутся при полном вооружении?
  Наплясавшись вволю, покойники в обнимку с вульгарными девицами, пошли в
сторону "Камерного театра", где в этот вечер ставили "Идиота". Альтерман,
обещавший жене достать билеты на премьеру нашумевшего режиссера, вынужден
был в последнюю минуту отложить намеченное культурное мероприятие. По его
озабоченному звонку она поняла, что случилось что-то непредвиденное, и
хотела сказать, чтобы он поберег себя, но он уже опустил трубку.
  Тщетно пытался сержант урезонить "Блудниц" оставить мертвяков в покое.
  Девицы не слушали его и, во всю заигрывая с привидениями, оглашали
окрестности ужасным воем, от которого стыла кровь в жилах горожан,
затаившихся по своим квартирам.
  На центральной автобусной станции, блудницы сбросили с себя то, что с
трудом можно было назвать одеждой, и на глазах у ошеломленных спецназовцев
стали грубо совокупляться с призраками. Обескураженный сержант, несмотря
на то, что, воспитывался женой на высоких образцах произведений Федора
Достоевского, с большим интересом наблюдал за происходящим на его глазах
непотребством.



                                  Глава 66



  Василий давно уже собирался вызвать герцога на поединок, но Цион,
успешно освоивший закулисную сторону дворцовых интриг, убедил его, что от
этого бездумного поступка пострадает доброе имя герцогини, да и карьера
самого маэстро будет поставлена под удар.
  - Неизвестно еще, как расценит Генрих расправу с великим полководцем, -
наставлял он друга, - месть надо готовить исподволь, сэр, и уж если бить,
то наверняка.
  - Ты или дурак, или большая шельма, если считаешь герцога великим
полководцем, - с досадой отвечал маэстро, слушая рассудительные доводы
оруженосца. Несмотря на понятное раздражение, Василий отлично понимал, что
Заярконский, в сущности, прав и погубить герцога следует его же
собственными руками. Но как? Маэстро думал об этом неустанно, он отменил
профилактические осмотры, придворных дам, и подолгу запирался в кабинете,
делая вид, что занят разработкой глобального проекта разрешающего проблему
абортов любовниц сановных лиц государства. Герцогиня видела, как задумчив
и грустен ее муж, но ничем не могла ему помочь.
  - Что-то вы совсем заскучали, маркиз? - упрекнул его однажды король,
застав маэстро, за составление знаменитого проекта, которого с таким
нетерпением ждали почти все блудливые аристократы странны. Его величество
привык видеть Васю неуемным малым и, полагая, что тот переутомился на
службе, пригласил его на рыцарскую попойку с участием хорошеньких фрейлин.
  Василий действительно отвлекся в гостях у фрейлин и даже посмеялся над
старыми шутками короля, но вдруг, "средь шумного бала", заметил ироничный
взгляд де Брука, (знавшего о его вражде с герцогом), и настроение его
безнадежно испортилось. Ему вспоминалась наглая усмешка Балкруа, его
намеки на интимную связь с Алисой, которые он распространял повсюду, и
слепая ненависть к врагу заполонила его сердце. Почему он не может загнать
герцога в угол,