морских духов летит за  ней
в сыром и плотном воздухе. Он уже встретил  не  одну  такую  поспешающую
барышню, пока таскался с этой идиотской  сумкой  вокруг  этой  идиотской
школы.
   Сегодня у всех были дела поблизости от школы. И у него тоже.
   Не удержавшись, он сунул руку в недра влажного и холодного  сумочного
нейлона, под луковые перья, и нащупал удобно и плотно лежащее  вороненое
тело пистолета. Под курткой пистолет ему мешал.  В  сумке  ему  тоже  не
место, но он потом его поудобнее переложит.
   Неизвестно, как все остальные, а он свое сегодняшнее дело обязательно
сделает.
   Один выстрел. Только и всего.
 
*** 
 
   - Смотри, смотри - неужели это Потапов приехал?!
   - Где?! Где Потапов?!
   - Да тише ты, не ори!
   - Да вон смотри! Ты что, не узнаешь его?!
   - А мне тоже говорили, что он будет, но я даже...
   - Он же ни разу не приезжал за все пятнадцать лет!..
   - А зачем ему приезжать, на тебя посмотреть, что ли?
   - Да тихо, говорю же!.. Неприлично, вы что, не понимаете?!
   - Да ладно, можно подумать, что он нас слышит! Ему до нас  и  дела-то
никакого нет!
   - Ему, может, и нет, а охране  есть!  Вон  косится!..  Моментально  в
морду даст!
   Потапов услышал, как охранник за его спиной тихонько  хмыкнул.  Такие
диалоги-монологи, а также более широкоформатные обсуждения - с  тем  или
иным отклонением от услышанного текста они выслушивали регулярно.
   У  Совета  Федерации.  У  родного  министерства.  В  концертном  зале
"Россия", когда Потапов посещал "Песню года". Сам бы он никогда в  жизни
туда не пошел, но его матери хотелось...
   - Возвращайся в машину, - сказал Потапов охраннику, - говорил  же  я,
нечего со мной таскаться!..
   - Положено, Дмитрий Юрьевич, - пробормотал из-за его плеча охранник.
   Уходить в машину ему не хотелось. Что там делать в этой  машине!  Три
часа кряду кроссворды разгадывать? От  радио  уже  башка  трещит,  и  от
кроссвордов в глазах темно.  Развлечений  никаких.  И  министр  какой-то
чудной  -  за  руль  норовит  сам  сесть,  охрану  все  время  по  домам
отправляет. Никакого уважения к  статусу.  Вот  прежний  министр  был!..
Тот... да. Тот посерьезней был начальник. В его присутствии даже  сидеть
нельзя было. А этот... Что за начальник! Так, мелюзга какая-то.
   Впрочем, охрана относилась к  Потапову  неплохо.  Он  не  слишком  их
загружал,  вернее,  совсем  не  загружал,  всегда  отпускал,  если   они
отпрашивались "по  делам",  по  ночам  почти  никогда  не  шлялся,  если
застревал в ресторанах и на банкетах, предупреждал или вообще  отправлял
по домам, хоть это было и "не положено".
   Потапов поднялся на школьное крыльцо -  жидкая  толпа  курящих  разом
повернула головы в  его  сторону,  и  разговоры  все  смолкли,  и  глаза
загорелись, и, словно ветерок, потянулась с той  стороны  тоненькая,  но
весьма осязаемая струйка любопытства.
   Ох-хо-хо...
   Именно за это Потапов ненавидел свою работу.
   Он был  растиражирован  "средствами  массовой  информации"  до  такой
степени, что подчас не знал,  где  он  сам,  настоящий  Потапов,  а  где
выдуманный этими  самыми  растреклятыми  "средствами".  Да  еще  охрана,
доставшаяся ему в наследство от его предшественника, по слухам, человека
строгого, но справедливого, вполне осознающего два своих места  -  место
под солнцем и место в истории родной державы!
   Потапов свое место в истории пока не осознавал и  смутно  подозревал,
что не осознает  никогда,  по  крайней  мере,  в  такой  степени,  когда
требовалась личная охрана, два сменных  шофера,  отдельная  буфетчица  с
отдельными бутербродами, отдельная дорога на отдельную дачу за отдельным
забором и так далее.
   Не то чтобы Потапов был  воинствующий  демократ  или  член  секты  по
борьбе с привилегиями, просто у него имелись в наличии... здравый  смысл
и чувство юмора, нахально вылезавшее как раз в тот момент, когда он  был
уже почти готов осознать это самое собственное место в истории.  Чувство
юмора мешало его осознанию, и оно опять откладывалось на  неопределенный
срок.
   Потапов неприязненно покосился на смолкшую толпу, не зная, то ли  ему
здороваться, то ли не здороваться - знакомых лиц он там пока не видел.
   Господи, зачем его понесло в эту школу, на эту "встречу друзей"!  Дел
на работе особенных не было,  сидел  бы  сейчас  на  даче,  пил  пиво  и
телевизор смотрел! Или к родителям бы съездил! И Зоя должна звонить. Она
уже дома и, наверное, гадает, где он  сейчас,  ее  драгоценный  Потапов,
какие важные государственные вопросы решает...
   -   Здравствуйте,   Дмитрий   Юрьевич,   -   неестественным   голосом
поздоровался с ним кто-то из толпы.
   - Здравствуйте, - буркнул он. Охранник распахнул перед  ним  облезлую
школьную дверь.
   Это еще школьное начальство не  знает,  что  приехал  "сам  Потапов".
Сейчас  узнает,  будет  Потапову  веселье.   До   конца   жизни   хватит
воспоминаний.
   Всю  неделю  в  его  приемную  звонили  дамы  из  комитета,  занятого
подготовкой этой никому  не  нужной  встречи.  Он  так  понял,  что  это
какие-то его бывшие одноклассницы. Фамилий он не знал, да они, наверное,
сто раз поменялись, эти фамилии. Помощник Анатолий Николаевич  несколько
раз спрашивал шефа, готовиться им к мероприятию или нет, а  Потапов  все
тянул и мямлил, и помощник решил в конце  концов,  что  шеф  не  поедет.
Дмитрий и сам не знал, что на него нашло, почему ему захотелось поехать.
Помощник был не в курсе его  ностальгических  переживаний,  и  потому  к
мероприятию не приготовились. Торжественной  встречи  с  представителями
районной администрации,  первоклассниками,  цветами,  неизменным  шатким
микрофоном и коричневой трибуной в актовом зале не планировалось.
   Сейчас все  будет.  И  микрофон,  и  трибуна,  и  тетки  из  районной
администрации.
   Потапов с тоской оглянулся на охранника. Может, назад повернуть, пока
не поздно? К телевизору, холодильнику с пивом и Зое?
   Охранник поймал его взгляд и, кажется, обо  всем  догадался.  Он  был
неглупый, молодой, отлично выученный и  привыкший  к  обществу  "сильных
мира  сего".  Ему  были  хорошо  знакомы  их  начальственные  эмоции   и
переживания, он отлично умел их  классифицировать  и  сейчас  совершенно
безошибочно определил, что шефу маятно и неловко и до смерти  охота  все
отменить.
   Ну, так и что же? За чем дело стало?
   Он так придержал перед Потаповым вторую дверь - из холодного  тамбура
в теплое школьное нутро, - что было непонятно, то ли он  пропускает  его
вперед, то ли, наоборот, готов выскочить следом за ним обратно на улицу.
   От позорного бегства Потапова удержала только мысль о жидкой толпе на
крыльце, которая, как только он скрылся за  первой  дверью,  загомонила,
захохотала, зашевелилась, и он выловил  из  общего  шума  несколько  раз
повторившуюся собственную фамилию.
   Не пойдет он обратно. Конечно, ему нет до них никакого дела,  но  все
же обратно он не пойдет. Не маленький.
   Ему было лет десять, когда однажды на горке  его  закидали  снежками.
Отец  научил  его  лепить  и  кидать  снежки  -  очень  метко.   Наивный
десятилетний Дима притащился на горку вместе со своими облезлыми санками
и сразу затесался в толпу чужих мальчишек, которые  бросались  снежками.
Потапов тоже стал бросаться - и несколько раз попал. Почему они на  него
ополчились, было непонятно, наверное, именно  потому,  что  он  оказался
самым метким, только очень быстро он очутился один под  лавиной  жестких
ледяных комьев, которые летели  ему  в  голову,  в  живот,  в  лицо,  за
шиворот. Он даже дышать не мог, не то, что сопротивляться, хотя поначалу
ему было весело, и он бодро бросал снежки в ответ. Потом ему уже не было
весело, и стало  очень  больно,  и  неизвестно  откуда  взявшиеся  слезы
булькали почему-то в животе, грозя  перелиться  через  край  и  затопить
горло и глаза, а этого гордый Потапов допустить никак не мог.  Мальчишки
быстро вошли во вкус и швыряли куски льда и снега прямо ему в лицо; стоя
всего в двух шагах, и Дима понял, что нужно бежать, спасаться, но бежать
ему не позволяла гордость.
   С работы шел отец, увидал пропадавшего ни за грош сына и  моментально
спас его, разогнав осатаневших мальчишек.
   "Ты что, Митька?! - сильно прижав его к куртке, спросил отец.  Куртка
снаружи была очень холодной и славно пахла отцом и морозом.  Потаповские
слезы тонкой слюдяной пленкой застывали на ней. - Ты разве не понимаешь,
что это уже никакая не игра, a просто...  издевательство  какое-то?  Что
это за игра, когда все на одного?!  Зачем  ты  в  нее  ввязался,  ты  же
разумный человек, а не безмозглое чучело! И доблести в этом никакой нет,
только глупость одна!"
   Потапов плакал - перед отцом не стыдно, перед отцом  вполне  можно  и
поплакать,  -  утирал  мокрые  горящие  расцарапанные  щеки  колкой   от
растаявшего снега варежкой, очень жалел себя,  и  любил  папу,  и  остро
ненавидел врагов, с которыми так и не справился.
   С тех самых пор он остерегался толпы и раз  и  навсегда  усвоил,  что
силы противника вполне могут быть превосходящими.
   Вряд ли те, на крыльце, могли чем-то ему помешать  или...  навредить,
но еще раз проходить мимо них, тем более спасаясь бегством,  Потапов  не
желал.
   Он решительно шагнул в школьную  раздевалку,  сощурился  от  внезапно
упавшего, как с неба, очень яркого света и сказал охраннику:
   - Саша, я же сказал, чтобы ты в машину возвращался. И не делай  такое
лицо, я здесь долго не пробуду. Ну, съездите с  Пашей  в  "Макдональдс".
Денег дать?
   Он всегда отправлял их поесть, за что  и  охранники  и  водители  его
очень ценили.
   - Не могу, Дмитрий Юрьевич, - с сожалением ответил  охранник.  Поесть
ему очень хотелось,  да  и  пока  ездили  бы,  время  прошло,  -  объект
незнакомый, люди чужие, черт знает... - Не поедем мы никуда. И в  машину
я не вернусь.
   Потапов вздохнул, уже понимая, что от охранника ему не отвязаться.
   - Ладно,  Саша.  Только  ты  того...  служебное  рвение  особенно  не
демонстрируй. Все-таки я здесь учился когда-то и  директриса,  по-моему,
еще старая...
   Охранник кивнул и с некоторым высокомерием  посмотрел  в  кашемировую
потаповскую спину.
   Надо же, какой нежный! "Директриса, по-моему, еще старая"! И есть ему
дело до этой самой директрисы! Он кто? Он большой человек,  министр,  по
слухам - а слухи, которые бродят от водителей к  охранникам  и  обратно,
гораздо вернее, чем те, которые бродят от Чубайса с Вяхиревым к Сванидзе
с Киселевым, - скоро вице-премьером станет, если  нигде  не  лопухнется.
Конечно, и вице-премьерский век недолог, но зато сладок, ох как  сладок,
это охранник  Саша  точно  знал,  а  этот  малахольный  о  какой-то  там
директрисе  печется!  Да  она  должна  непременно  в  курином   обмороке
пребывать, если только ей уже  сообщили,  что  у  подъезда  школы  стоит
"Мерседес" "самого Потапова"!
   Дмитрию Юрьевичу удалось беспрепятственно дойти примерно до  середины
вестибюля,  когда  наперерез  ему  бросилась  какая-то  смутно  знакомая
тетенька в прозрачной кофточке с бантами на шее  и  оборками  на  груди,
животе и плечах. На голове у  нее  были  локоны,  а  в  руках  громадная
коленкоровая папка.
   Потапов содрогнулся.
   - Здравствуйте! Вы наш выпускник? В каком году вы  окончили  школу  и
кто был ваш классный руководитель? Вы раньше  посещали  подобные  вечера
или сегодня приехали в первый раз?  Вы  общаетесь  с  кем-то  из  бывших
одноклассников или дружбу ни с кем так и не сохранили?
   Безостановочно выстреливая в него вопросами, она одновременно  шарила
глазами по потаповской физиономии и заглядывала в свою гигантскую папку,
как будто черпала вопросы оттуда.  Глаза  у  нее  были  живые,  горячие,
черные,  и  смутное  воспоминание  в  голове   у   Потапова   неожиданно
оформилось,  выступило  из  тумана  и  приобрело  совершенно  конкретные
очертания.
   - Тамар, - перебил ее Потапов, - это ты, что ли?
   Тетенька перестала выстреливать свои вопросы и всмотрелась в  него  с
некоторым недоверием.
   - Это я, - сказала она почти нормальным голосом, - а вы кто?
   - А я Митя Потапов, - сообщил он, смутно радуясь тому,  что  хотя  бы
один человек не узнал его с первого взгляда, - мы с Кузей на  литературе
прямо за вами сидели. Ты всегда Кузе давала списывать, а Суркова мне. Ты
что, не помнишь?
   Тетенька, бывшая раньше Тамарой Бориной, быстро  вздохнула,  от  чего
все  ее  банты  и  оборки  совершили  волнообразное  движение,  еще  раз
вгляделась в него и вдруг ойкнула на весь  вестибюль  так,  что  на  них
оглянулись все, не посвященные в то, что  среди  них  "сам  Потапов",  и
прикрыла рот ладошкой, как будто опасаясь, что не справится  с  собой  и
завизжит.
   Потапов растерялся. Он не ожидал такой... чересчур живой  реакции.  И
охранник за плечом нервировал его ужасно.
   - Ми... Ми-тя? - по слогам  переспросила  бывшая  Тамара.  -  Ми...тя
Потапов?
   - Ну да. Ты же ведь Тамара, правильно? Тамара Борина.
   - Я... не Борина, -  заикаясь,  пролепетала  тетка,  очевидно,  плохо
понимая, о чем именно она говорит, - я теперь Селезнева, а  раньше  была
Уварова... - она оглянулась по сторонам, как бы ища поддержки и опоры  в
привычном  окружающем  мире,  и   наткнулась   на   насмешливый   взгляд
потаповского охранника. На охранника она уставилась почему-то с ужасом.
   Потапов тоже оглянулся, чтобы посмотреть, что именно  вызвало  в  ней
такой небывалый эмоциональный подъем.
   Ничего особенного он не увидел.  Только  охранника  Сашу,  за  плечом
которого   открывался   школьный    вестибюль,    залитый    беспощадным
электрическим светом и  выкрашенный  в  скамеечный  темно-голубой  цвет.
Сиротские зеркала без рам отражали лица и спины учеников,  пришедших  на
"встречу друзей". Их было на удивление много. Потапов был уверен, что на
эту самую встречу, кроме него,  идиота,  явятся  еще  два-три  таких  же
придурка и классная руководительница Калерия Яковлевна.  Но  в  зеркалах
отражалось великое множество народу, и он вспомнил, какую бурю  пришлось
пережить школе, прежде  чем  директриса  приняла  решение  повесить  эти
зеркала.
   "Какие еще зеркала в школе?! Что вы  хотите  там  рассматривать?!  Вы
приходите сюда за знаниями, а вовсе не за тем, чтобы любоваться на  себя
в зеркало! Или вы собираетесь перед ним  красоту  наводить?!  Так  здесь
школа, а не салон красоты!"
   "А почему тогда в учительской зеркало есть?! - кричал  комсорг  Вовка
Сидорин. - Почему учителям можно красоту наводить, а нам нет?!"  Потапов
помалкивал. Его зеркала в вестибюле не слишком  интересовали.  Он  читал
Хемингуэя и весь был в той войне, в тех страданиях, смертях и любви.
   - Господи, - пробормотала  рядом  Тамара  Селезнева,  бывшая  Борина,
бывшая Уварова, - Митя Потапов... это... ты?
   - Я, - согласился Потапов, которому надоел этот разговор, - а  ты  не
видела никого из... наших?
   Он не  слишком  понимал,  что  имеет  в  виду  под  словом  "наши"  -
одноклассников, наверное, - но ему хотелось поскорее  отойти  от  Тамары
Бориной-Уваровой-Селезневой - а просто так бросить ее ему было почему-то
неловко.
   - Разрешите ваше пальто, Дмитрий Юрьевич, - сказал  из-за  его  плеча
охранник, которого эта тетка развлекала, и он решил поддать пару.
   - А? - переспросил Потапов и оглянулся. - А, да, конечно...
   Он непочтительно выбрался из черного кашемира  и  кое-как  сунул  его
Саше в руки.
   - Все  наши  здесь,  -  пробормотала  Тамара  и  неожиданно  залилась
краской, - мы вас никак не ждали, Дмитрий Юрьевич... Нам сказали, что вы
не сможете быть на нашем вечере, и мы вас не ждали...
   Мы даже не подготовились... Как же это вы... приехали?
   - Взял и приехал, - ответил он довольно грубо.
   Почему-то ему не понравилось, что Тамара стала называть его на  "вы".
Он не на банкете в "Балчуге" и не на приеме в английском посольстве.  Он
же ясно объяснил ей, что сидел за ней на литературе, и Кузя  списывал  у
нее, а сам Потапов у Сурковой. Интересно, Суркова стала такой же  дурой,
как эта?
   Впрочем, наверное, и эта самая Тамара тоже не  дура.  Просто  на  нее
такое впечатление производит нынешнее потаповское положение. Оно на всех
производит одинаковое впечатление.
   - Маргарита Степанна, Александр Андреич! - вдруг заголосила  рядом  с
ним Тамара. - К нам приехал  Дмитрий  Юрьевич!  К  нам  приехал  Дмитрий
Юрьевич Потапов!
   "К нам приехал, к  нам  приехал  Сергей  Сергеич  дорогой!"  -  уныло
вспомнил Потапов фразу из величальной песни.
   Хотел простых человеческих  радостей,  Сергей  Сергеич,  дорогой?  На
воспоминания тебя потянуло?  "Школьные  годы  чудесные!  С  книжками,  с
чем-то там, с песнями"? Вот получи! Что теперь морду воротить! Поздно.
   Лучше бы с крыльца развернулся и уехал. Ей-богу.
   Со всех сторон к ним теперь лезли любопытные, и издалека  приближался
бессменный завуч Александр Андреич, и откуда-то  должна  была  вынырнуть
Маргарита Степанна, да  еще  о  Калерии  Яковлевне  он  позабыл,  а  она
наверняка тоже была где-то поблизости.
   - Сюда, сюда, - хлопотала оказавшаяся к нему  ближе  всех  Тамара,  -
проходите, Дмитрий Юрьевич, пропустите нас, пожалуйста! А с кем это  вы?
Ах, это ваша охрана! Проходите,  проходите!  Видите,  как  много  у  нас
сегодня народу, все откликнулись на призыв нашего  комитета,  а  мы  еще
сомневались, стоило ли затевать все это!  А  ваша  супруга  не  приедет?
Нет?
   Она стрекотала теперь, как из  пулемета,  и  оглядывалась  на  толпу,
теснившую их, и глаза у нее были дикие и восторженные.
   Последний раз, поклялся себе Потапов, последний раз  поддался  всяким
бредовым ностальгическим идеям. Первый и последний. Лучше бы к родителям
съездил. Или на Российское телевидение. Давно бы надо, а он  все  тянет,
все не знает, что именно станет там говорить, идиот!
   Охранник, довольный таким неожиданным и сокрушительным успехом  шефа,
посапывал у плеча, и Потапов был совершенно уверен, что он думает, будто
шеф все эти китайские церемонии  затеял  специально  -  для  того  чтобы
выглядеть  высокопоставленным  и  знаменитым,  но  простым  и  скромным.
Конечно, профессионал в охраннике настойчиво шептал, что из толпы  лучше
бы выбраться поскорее, тем  более  площадка  не  подготавливалась  и  не
разрабатывалась, и он ничего не знает - ни где  двери  и  окна,  ни  как
попасть на лестницу или к черному ходу, но Саша не особенно слушал  свой
внутренний профессиональный голос.
   Вряд ли кто-то из бывших  учеников  этой  районной  московской  школы
сейчас бросится на шефа с ножом или стволом. Тем более шеф  вовсе  и  не
собирался сюда ехать. Да и не нужен он никому, по правде говоря...
   Охранник не знал, что человек с  пистолетом,  надежно  уложенным  под
луковыми перьями, уже пришел на заранее выбранное место  и  основательно
приготовился к работе.
 
*** 
 
   Маруся сидела очень неудобно - в середине актового зала,  за  чьей-то
могучей спиной. Ей  совсем  ничего  не  было  видно,  кроме  коричневого
пиджачного плеча Мити Потапова, который в  самом  начале  вечера  был  с
такой помпой помещен в президиум,  что  Марусе  стало  смешно.  Слева  и
справа от него примостилось  высшее  школьное  начальство,  а  где-то  в
середине вечера подгребло еще и районное, очевидно, оповещенное школьным
о том, что у них на вечере присутствует Дмитрий Потапов. Как его  там?..
Иванович?   Юрьевич?   Районное   начальство   было   встречено   вконец
потерявшейся от обилия  высшей  власти  директрисой  с  подобострастными
поклонами и приседаниями. Седенькие, кое-как завитые  волосы  у  нее  на
макушке мелко дрожали. Марусе было ее жалко.
   Бедная,  бедная...  Как  пить   дать,   сделается   у   нее   вечером
гипертонический криз, и будет  она  принимать  валокордин  и  капотен  и
жаловаться своему глухому мужу, что на нее в один вечер  навалилось  все
сразу - выпускники, районе,  федеральный  министр  -  "сам  Потапов"!  -
префект, супрефект, и прочая, и прочая, и прочая