- да кто он такой, этот Первушин? Шпион,  что  ли?
ЦРУ? МИ-6? "Тигры освобождения", "Тамил" и "Лама"?
   Никоненко улыбнулся.
   - Так и есть, Дмитрий Юрьевич. Шпион. В ресторане, где  его  себе  на
горе увидала  Маруся  Суркова,  он  встречался  со  своим  агентом.  Или
резидентом, я ничего не понимаю в этой терминологии, это по  части  ФСБ.
Американца через три дня арестовали, об этом говорили во всех  новостях.
Ваш Первушин плохой шпион. Начинающий. Он был  уверен,  что  на  него  у
наших ничего нет, а вот Маруся с Алиной, увидев американца по телевизору
или в газетах, могли куда-нибудь позвонить или кому-нибудь сказать,  что
видели американца в обществе бывшего Марусиного одноклассника.  Раз  они
его видели, значит, он должен был их убить. И чуть  не  убил.  -  И,  не
сдержавшись, капитан Никоненко от души выматерился.
   Потапов надел очки, потянул  к  себе  лист  бумаги  и  стал  рисовать
лошадь.
   - Как вы узнали, что это он?
   - Я узнал об этом  только  в  самый  последний  момент,  -  признался
Никоненко, - хотя подозревал, конечно.  На  школьный  вечер  только  два
человека пришли в первый раз - это вы и Первушин. Вы  сказали,  что  вас
"потянуло", и он сказал примерно то же самое. Вас я быстро исключил.
   - Почему?
   - Рядом с вами все время был охранник, который с вас глаз не спускал.
Стрелять в присутствии собственной охраны - глупость. Кроме того, с того
места, где вы  были,  так  выстрелить  нельзя,  а  ваше  местонахождение
подтвердили все свидетели. Первушин, когда я с ним разговаривал,  ничего
не сказал мне про коричневый плащ, который все видели.  Почему?  Потому,
что  не  видел,  или  потому,  что  придавал  этому  какое-то  особенное
значение? Не  видеть  он  не  мог,  раз  видели  все.  Значит,  придавал
значение. Потом он сказал мне, что не мог помочь Сурковой потому, что  у
него были заняты руки. На вечере в руках  у  него  ничего  не  было.  Он
скинул свой плащ и держал его в руках, вот оттого руки  и  были  заняты.
Конечно,  я  поздно  вспомнил,  что  Алина  Латынина  говорила  мне  про
ресторан, но, в конце  концов,  все  подтвердилось  -  в  ресторане  был
Первушин.
   Они помолчали.
   - Сами знаете, - сказал Никоненко будничным тоном, - как у нас сейчас
все любят шпионские процессы. В Штатах Буш изо всех сил старается,  и  у
нас тоже решили не отставать. Вот и запаниковал ваш одноклассничек.
   Потапов пририсовал лошадиной морде длинный нос и спросил, старательно
его заштриховывая:
   - Значит, Женька столько раз пытался их прикончить просто потому, что
они его видели? Видели в ресторане?
   - Ну да,  -  согласился  Никоненко,  -  раз  видели,  значит,  должны
умереть.
 
*** 
 
   Потапов вышел на кухню, когда кризис почти миновал, лишь  слабые  его
отголоски продолжали сотрясать отдельных пострадавших.
   - Ты чего? - спросил он хриплым со сна голосом.
   Маруся смотрела в окно, и вид у  нее  был,  как  у  Робинзона  Крузо,
провожающего взглядом корабль - последнюю надежду.
   Потапов подумал и налил себе воды в кружку.
   - Ты чего? - повторил он, отхлебнув из кружки. - Живот болит?
   Железобетонная потаповская логика привела Марусю в замешательство.
   - При чем тут живот?
   - А чего ты тогда сидишь? - ответил вопросом на вопрос проницательный
Потапов. - Три часа ночи!
   Выглядел он забавно: мятые боксерские трусы,  только  привезенные  из
Лондона - почему-то лондонские трусы Потапов решительно предпочитал всем
остальным, - песочные волосы, торчащие в  разные  стороны,  на  заросшей
щеке вмятина от подушки.
   Мужчина мечты, оценила про себя Маруся. Практически Том Круз.
   Потапов одним глотком допил воду и со стуком сунул кружку обратно  на
полку, даже не ополоснув ее - привычка, которую Маруся терпеть не могла,
- подошел, обеими руками обнял ее и прижал к себе.
   Под ее щекой оказалась грудь, теплая и  твердая,  чуть-чуть  заросшая
жесткими волосами. Маруся как-то сразу размякла, уткнувшись в его грудь,
и ей стало очень жалко себя.
   Потапов запустил руку ей в волосы на затылке  и  слегка,  как  щенка,
почесал ее.
   - Что ты страдаешь? - спросил он и еще почесал. - Спала бы лучше!
   - Уволит он меня,  -  с  тоской  проговорила  Маруся,  чувствуя,  как
стремительно разбухает комок в горле, - он меня уволит, и все!
   - Кто? - не понял Потапов.
   - Артур!.. Кто, кто!.. Кто еще может меня уволить?
   - И из-за этого ты ночью рыдаешь на кухне?!
   -  Потапов,  -  сказала  Маруся  и  кулаком  утерла  глаза,  -   тебя
когда-нибудь увольняли?
   - Нет, - признался он, подумав.
   - И меня - нет. И я не хочу,  не  хочу,  чтобы  уволили!  Я  отличный
работник, я умница, я все помню, всех знаю, я не теряю бумаг, не  выхожу
из себя, не строю глазок начальству, не ношу на работе кожаную мини-юбку
и колготки в сеточку.
   - Кожаные колготки и мини-юбку в сеточку  ты  и  дома  не  носишь,  -
пробормотал Потапов.
   Марусе вовсе не хотелось улыбаться,  ей  хотелось  плакать  и  жалеть
себя, и чтобы он тоже ее жалел, но все-таки она улыбнулась.
   - Ты просто толстокожее животное, - сказала она и вытерла слезы о его
грудь, - один раз в жизни ты можешь мне посочувствовать?
   - В три часа ночи - не могу, - отрезал Потапов. - Пошли спать,  Мань.
Что это ты вздумала убиваться? Ну уволит,  ну  и  что?  Какая,  к  бесу,
разница!
   - Как - какая разница?! - оторопела Маруся и, взяв его за  лондонские
трусы, сильно толкнула. Потапов сделал шаг назад и плюхнулся на стул.  -
Как - какая разница?! Куда я пойду?! Где я буду  искать  работу?!  Алину
просить?! А у меня, к твоему сведению, ребенок! Может,  ты  об  этом  не
знаешь?! Как мы станем жить?!
   - Со мной, - перебил Потапов мрачно, - вы с ребенком станете жить  со
мной. Что ты на меня уставилась,  Мань?  Все  это  было  ясно  с  самого
начала. Я тебя люблю, я на тебе женюсь. Если ты меня очень попросишь,  я
устрою тебя на работу. Или  сама  устроишься,  и  пес  с  ним,  с  твоим
Артуром!
   - Потапов... - пролепетала Маруся. Слезы исчезли неизвестно куда. Она
потрогала ладонями щеки - сухие.
   - Что? - спросил он раздраженно, и она вдруг  поняла,  что  он  очень
волнуется. Она прямо-таки видела, как он  старательно  и  сосредоточенно
пытается держать себя в руках. - Что - Потапов? Что  ты  впала  в  такое
изумление? У тебя есть на примете лучшая партия? Ты ждешь предложения от
князя Монако?
   - Потапов, замолчи, - попросила Маруся жалобно, - просто я никогда...
мне еще никто... я даже и не думала, что...
   - Что? - снова перебил ее Потапов раздраженно. - Я  не  могу  остаток
жизни прожить в твоей хрущевке. Почему  я  должен  уезжать,  когда  тебе
вздумается меня выставить?  Для  того  чтобы  надеть  другой  пиджак,  я
почему-то должен с утра тащиться на  дачу!  Я,  черт  побери,  живу  без
телефона, потому что твой я никому не могу оставить! Я не  могу  ребенка
из школы забрать, потому что  я  никто.  Твой  любовник.  А  мне,  между
прочим, не двадцать два года, и я не полный кретин, который  забавляется
тем, что сам с собой играет в какую-то там свободу!
   - Митя, что ты орешь?
   - Я не ору! Я не знал, что ты такая дура!
   - Я не дура!
   - Но ты очень плохо  соображаешь!  -  Он  поднялся  со  стула,  очень
высокий и раздраженный мужчина в одних трусах. -  Плохо  и  медленно.  И
меня бесит, что из-за  какого-то  ублюдка  ты  почему-то  считаешь  меня
ублюдком тоже!..
   - Я вовсе не считаю тебя... ублюдком тоже. Я просто не знала, что  ты
захочешь на мне жениться.
   - Если ты будешь  так  себя  вести,  я  моментально  захочу  с  тобой
развестись, - пообещал Потапов.
   Как-то в одну секунду он устал. Иногда с ним  такое  бывало  в  конце
длинных и бессмысленных совещаний. Он не знал, что делать предложение  -
такая трудная работа. Он даже вспотел немного, несмотря  на  то,  что  в
Марусиной кухне было прохладно.
   Он снова взял с полки кружку и налил воды прямо из-под крана.
   - Ну что, - спросил он, попив воды, - на чем мы остановились?
   - На том, что ты со мной разведешься, -  как  зачарованная  повторила
Маруся.
   Потапов шумно выдохнул и утер ладонью губы.
   - Сначала я собираюсь на тебе жениться, -  буркнул  он,  -  и,  Мань,
давай уже скажи, что ты счастлива, что ты ждала меня всю жизнь, и кинься
в мои объятия, что ли!..
   - Да! - сказала Маруся  и  поднялась  с  табуретки.  -  Да,  Митя!  Я
счастлива, и я ждала тебя всю жизнь! Почему  тебя  так  долго  не  было,
Потапов?!
   И она стукнула кулаком в его голую грудь.
   Потапов поймал ее, прижал к себе и увидел, как со  всех  ног  драпает
серая крыса его трусости, изредка оглядываясь и скаля мелкие злые зубы.
   Подумаешь, крыса!..
   Теперь можно не бояться. Он победил крысу и прогнал ее.
   - Митя...
   У самого его уха двигались теплые губы, и нос зарывался в волосы.
   - Ты знаешь, я ведь на самом деле боялся, что ты мне откажешь.
   Маруся недоверчиво посмотрела ему в лицо и засмеялась:
   - Потапов, от тебя умереть можно!